2 (1/1)

Когда Бенедикт открыл глаза, солнце уже залило светом всю палату. Воздух, тёплый и мягкий, заполнял комнату от пола до потолка, и вчерашней осенней сырости совсем не ощущалось. - Мистер Камбербэтч, как Вы себя чувствуете? – послышался участливый голос. Мужчина повернул голову и увидел в углу палаты девичью фигуру. Судя по униформе – белой блузке, длинной синей юбке и приколотой к голове треугольной шапочке – это была медицинская сестра. Она расставляла на столике у стены какие-то лекарства. Бенедикт вяло пошевелил руками и ногами. Эти движения сразу же отдались в голове острой болью, при чем определить её источник удалось не сразу. Помогла медицинская сестра:- Поосторожнее, сэр! Девушка медленно, неловко покачиваясь, преодолела расстояние от столика до кровати. Она заботливо наклонилась над лежащим мужчиной и поправила одеяло, прикрывающее правую ногу. Именно эта конечность была закована в панцирь гипса, и именно она была источником боли. - Как я…- обратился к девушке Бенедикт. Слова не хотели рождаться; во рту было сухо, вялый язык отказывался слушаться своего хозяина. – Как я сюда попал? – выдавил он из себя наконец.Сестра озадаченно посмотрела на пациента, словно пытаясь проникнуть в его мысли: не разыгрывает ли он её? Но растерянное лицо Бенедикта, убедило девушку в серьёзности вопроса. - Вы совсем ничего не помните, сэр?- Нет, - отозвался пациент. - Странно, Вы уже несколько дней находитесь в нашей больнице. И, кажется, всё это время провалов в памяти у Вас не наблюдалось, - голос медицинской сестры едва различимо дрогнул. В эту самую минуту пациент почувствовал, как больничная койка стала невыносимо жёсткой; захотелось нетерпеливо возиться на ней, словно под кожу загнали сотню навязчивых насекомых. В голове светилось только последнее воспоминание: боль, скрежет машины и вспышка света. Но что происходило потом, мужчина, как не напрягал память, вспомнить не мог. Поняв по молчанию своего пациента, что самые худшие её опасения подтвердились, девушка терпеливо проговорила:- Мистер Камбербэтч, пять дней назад на дороге в Ковентри произошла автомобильная авария, после которой Вас с сотрясением мозга и переломом ноги доставили сюда, в больницу апостола Иуды. - Понятно, - нервно сглотнул Бенедикт. Он озадаченно посмотрел перед собой, не зная, что предпринять. Девушка тоже молчала. В её взгляде читалась смесь жалости, участия и толики презрения. Наконец, чтобы прервать неловкое затишье, сестра бросила короткую фразу:- Пожалуй, стоит сходить за доктором Коу. С этими словами она направилась к выходу из палаты. Бенедикт с напряжением смотрел ей вслед: худенькая спина, неровная походка, словно медицинская сестра была не человеком, а жестяной заводной игрушкой. - Простите, мисс, а как Вас зовут? – поинтересовался скорее из вежливости, чем из интереса мужчина. Девушка быстро обернулась:- Сестра Хьюсон, - и после паузы добавила: - Мэмфис Ив Хьюсон. Хотя… Эти дни Вы называли меня просто Иви. Зовите так и дальше – мне будет приятно. Камбербэтч коротко кивнул. В ответ девушка кротко улыбнулась. Это невольно обратило внимание мужчины на себя. Медсестра не была ослепительной красавицей. Её внешность казалась странно-миловидной: лицо круглое, белокожее, с мягкими, но неправильными чертами; темные глянцевые в солнечном свете волосы были собраны в строгую причёску, разделённую на прямой пробор и собранную на ушах. По-настоящему красивыми были только глубокие синие глаза, но и их изящную притягательность отяжеляли густые брови. Вся внешность девушки противоречила её, судя по всему, юному возрасту и казалась слишком строгой. Облику не хватало свежей живости, так свойственной юности. Скорее всего, сказывалась даже не работа, а увечье ноги, которое бросалось в глаза при ходьбе. Но эта робкая улыбка, - по-детски наивная, возникшая по непонятной причине, - преобразила неправильные черты её мордашки и освежила всю её наружность. - Я пойду? – за чем-то попросила у Бенедикта разрешения сестра. Камбербэтч согласно и быстро кивнул в ответ. После этого Иви отвернулась от пациента и исчезла за дверью. В палате стало тихо. Лёгкий ветер проникал в комнату из полуоткрытого окна, бесцеремонно теребя белый край занавески. Было свежо и уютно, но не холодно. В наплывшей тишине Бенедикт стал с любопытством осматривать свое новое обиталище. Палата была узкой и рассчитанной на одного пациента: единственная койка стояла прямо напротив двери. Слева от неё находился маленький столик, на котором умещались лекарства, два стеклянных стакана и графин, наполненный водой, по правую сторону, между дверью и окном, ютился узкий шкаф для одежды, непосредственно возле окна стоял одинокий стул. Убранство комнаты просто-таки вопило об аскетизме, а ещё… Мужчина напряженно всмотрелся в детали интерьера. Что-то смущало его в увиденном, но что именно, он никак не мог взять в толк. Камбербэтч ещё раз пробежался глазами вокруг. Старый, уложенный ?ёлочкой? паркет, был изрядно изношен и потёрт; побелка покрывала потолок и половину стен (остальная их часть была выкрашена матовой голубой краской); дверь украшали морщинки разбросанных по поверхности трещин и архаическая металлическая ручка – всё это подсказывало, что больница апостола Иуды переживала не первое десятилетие своего существования, а, что было вероятнее, доживала последние дни. Это открытие отозвалось секундной болью где-то слева, под рёбрами. Судя по всему, авария была столь серьёзной, что врачи не рискнули транспортировать Бенедикта в более современный госпиталь и предпочли больницу постарше, но находившуюся ближе к месту происшествия. ?Что же произошло там на дороге?? - рылся в памяти мужчина. Но прошлое, казалось, пряталось от него под тысячей бинтов: сквозь отдельные фрагменты пробивался свет в виде возмущенно жестикулировавшей Софи, вслед за ней возник образ мистера Дадли, наклонившегося над его офисным столом с выражением возмущения и одновременно растерянности на лице, потом мелькнул тёмный коридор, по середине которого, спиной к наблюдавшему, стояла маленькая фигура в темном костюме и светлой соломенной шляпе, украшенной чёрной лентой. Фигура в воспоминаниях словно чувствовала, что за ней наблюдают. На секунду показалось, что стоявший спиной вздрогнул, а потом побежал вперёд, бодро размахивая тонкими руками. Этот бег был стремительным и по-детски задорным; в нём не читалось страха, свойственного бегу погони. В руке же у мальчишки, переливаясь сотней радуг, блестел серебристый колокольчик. На мгновение Бенедикту даже показалось, что знакомый звук вновь зазвучал в палате. Мужчина напряженно зажмурился и открыл глаза: никого. Вокруг было тихо. Дрёма, на минуты овладевшая им, спала, а вместе с ней в комнату вполз звук открывающейся двери. Серая деревянная конструкция со скрипом отворилась, дёрнулась и на мгновение застыла. - Иви! – позвал в провал коридора Бенедикт. Неприятный холодок скользнул по его спине. Но никто не ответил. За дверью виднелись покрытые голубой краской стены, уходящие в обе стороны. - Иви! – ещё раз, но уже значительно громче, проговорил мужчина. Он даже на мгновение попытался встать с кровати, но предательская боль в правой ноге помешала этому. С громкими ругательствами Бенедикт повалился на кровать, на его лбу выступила холодная и липкая испарина. Обитателю палаты почудилось, что наваждение, случившееся с ним перед аварией, продолжилось, и что его пребывание в травматологии – или где он там сейчас находился? – временное и скоро его ожидает переселение в Бетлемскую королевскую больницу* или куда похуже. Внезапный шорох и послышавшиеся вслед за ним шаги на мгновение тоже показались частью игры воображения. Бенедикт присел в кровати и уставился на коридор, из которого возник незнакомый мужчина. Судя по одежде, это был явно не доктор Коу. Вошедший выглядел, как типичный обитатель больницы: пижама мышиного цвета из толстой ткани и мягкие клетчатые тапочки. Незнакомец, с кряхтением и сердитым бормотанием вволок в палату какую-то непонятную конструкцию, назначение коей из её внешнего вида Камбербэтч не мог понять. Установив её рядом со столиком, вошедший стал ползать по полу, похоже, в поисках розетки. Наконец, найдя искомое, он резко выпрямился, стряхнул с пижамы нетерпеливыми движениями поднявшуюся с пола пыль и с победоносным видом посмотрел на Бенедикта. - Как вчера тебе и обещал, я принёс небольшой подарок! – Мужчина вместо приветствия махнул рукой в сторону конструкции.Камбербэтч с непониманием посмотрел на нежданный ?презент?: деревянная коробка, установленная на четырех тонких металлических ножках; слева виднелся приделанный к ней то ли крюк, то ли большой кипятильник древней конструкции; справа торчала тонкая веточка, схожая с антенной. Незнакомец считал недоумение с лица лежавшего в кровати и досадливо поморщился:- Чёрт, мы с тобой так вчера перебрали, что ты, наверное, не помнишь наш разговор?Бенедикт растерянно кивнул в ответ. - Понятно, - пробормотал мужчина. – Это терменвокс. Я обещал показать тебе его звучание. Камбербэтч с недоумением перевёл взгляд на терменвокс, потом на стоявшего перед ним гостя. И со всей отчётливостью понял, что никакого разговора не помнил. Он всмотрелся в облик незнакомца, пытаясь при помощи каких-нибудь деталей восстановить события вчерашнего вечера. Стоявший перед ним был довольно высок, не ниже шести футов. Он был строен и подтянут - никакой сутулости, а под толстой фланелевой тканью рукавов пижамы читались крепкие мускулы, словно у спортсмена-легкоатлета. Лицо незнакомца виделось вытянутым и почти некрасивым: острый подбородок, длинный крупный нос с чёткой спинкой и тонкие, словно досадливо поджатые губы. Никакой гармонии и изящества. Лишь умные большие голубые глаза да высокий, правда, с сильными залысинами, лоб – вот и все достоинства этого в целом заурядного бледного лица. Венчала общую картину прическа из светлых, коротко стриженных волос, которая в отличие от случая Камбербэтча, шла незнакомцу. В целом гость выглядел, как англичанин, принадлежавший к высшему классу. Будучи сам выпускником Хэрроу, Камбербэтч мгновенно считывал эти знаки приобщения к привилегированному сословию. Даже манера стоять, держать голову, говорить была у гостя особенной. И его идеальный английский язык с характерным, скорее всего, итонским акцентом сразу врезался в уши и сознание. В мире тотального взаимопроникновения культур, арабских женщин в чёрных покрывалах на лондонских улицах и сантехников из стран Восточной Европы, заполонивших Англию, такие люди виделись осколками утонувшей в море истории Атлантиды - могучей Британской империи. И сам гость выглядел, как сошедший со страниц Диккенса или Уайльда, благородный лорд, мечущийся между общественным долгом и порывами мятежного духа. Чувствуя на себе изучающий взгляд Бенедикта, незнакомец заметно занервничал. Его тонкие губы странно сжались, в глазах заскользило беспокойство, а густые брови взволнованно приподнялись, что породило на лбу тонкие разломы горизонтальных морщин. Судя по всему, он не понимал, в чем крылась причина отчужденного молчаливого любопытства его товарища. Бенедикт же всё пытался соединить увиденные элементы паззла, но они никак не хотели складываться в единую картинку. В голове вертелась только одна мысль, – стоявшего перед человека он видел впервые. Но и в данном факте не было достаточной уверенности, ведь и он мог быть порождением внезапно возникшей амнезии. Наконец, поняв, что память отказывает ему в помощи, Камбербэтч проговорил:- Простите, я не помню наш вчерашний разговор. Да и Вас, признаться, тоже. - Вот как? – с удивлением отозвался незнакомец. Его большие глаза неподвижно уставились на стену, чуть повыше головы Бенедикта. Он словно переваривал в своем сознании услышанную информацию. Наконец, после нескольких секунд молчания, гость подошёл к кровати Бенедикта и произнес, протягивая тому свою руку с тонкими длинными пальцами:- Что ж, давайте знакомиться. Снова. Меня зовут Томас Уильям Хиддлстон. Можно, Томас или Том, как Вам будет удобнее. Я Ваш сосед по отделению, лежу в соседней палате. Бенедикт с облегчением пожал протянутую для рукопожатия руку и представился в ответ. Томас широко улыбнулся. Теперь неловкое недоразумение было исчерпано. - Терменвокс, судя по всему, сегодня не понадобится, – оглядевшись по сторонам, проговорил Том. Он наклонился и отключил причудливый инструмент от электричества. - Нет, что Вы… Я с удовольствием его послушаю! – протестующе заговорил Бенедикт. Но его речь была прервана насмешливым взглядом Хиддлстона, в котором читался укор за неуместную в неформальной обстановке вежливость Камбербэтча. - Не сейчас… Когда-нибудь… - вяло завершил он свою нелепую реплику. - Угу… ?Когда-нибудь, потом?, - повторил за ним, смеясь, Хиддлстон. –Нет, коллега, думаю, с музыкой мы повременим. По крайней мере, пока Вы не придёте в себя. Хотя у меня появилась неплохая идея: каждый вечер Вы будете просить играть меня на терменвоксе, на утро забывать об этом, а я буду терпеливо, каждый день таскать его из своей палаты в Вашу – мне полезны физические нагрузки, а Вам будет не лишней очередная пытка искусством. По правде говоря, кроме Вас никто не вызывался слушать его по доброй воле. Бенедикт засмеялся в ответ. На душе сразу стало как-то легко, особенно по сравнению с последними из запомнившихся событий. Томас был ему симпатичен. Определенно, соседство с таким человеком могло внести разнообразие в скучные больничные будни. В конце концов, это было частым явлением, когда в условиях дальней дороги или нахождения в замкнутом пространстве больницы завязывались приятельские отношения: скоротечные, но крепкие в период своего существования. - Томас, а Вы давно здесь находитесь? – поинтересовался Бенедикт. Хиддлстон оторвался от своего занятия – он как раз сматывал пожелтевший шнур терменвокса, - и повернул к вновь приобретенному товарищу свое вытянутое бледное лицо. - Здесь? Довольно давно. Примерно пару лет. Томас нахмурил лоб, а потом нарочито беззаботно отвернулся.- Думаю, и останусь здесь. Навсегда. В комнате повисла неприятная тишина. Бенедикт невольно сглотнул подбежавший к горлу ком – слишком уж безнадежными показались проскользнувшие в голосе его приятеля интонации. - У Вас что-то серьёзное?В ответ Хиддлстон проговорил:- У меня проблемы с лёгкими, но… Не хочу об этом рассказывать. Единственное, чем могу Вас утешить, – моё заболевание для Вас и окружающих не заразно. – Мужчина с улыбкой отвернулся от Камбербэтча, и с деланной сосредоточенностью стал складывать антенну терменвокса. Бенедикт не решался прервать эту неловко возникшую паузу. Наконец, Хиддлстон закончил приводить терменвокс в порядок и повернулся к находившемуся в постели приятелю. - Вы больше ничего не хотите спросить у меня?Бенедикт коротко кивнул:- Да, я хотел бы разузнать побольше об этом месте, - он красноречиво обвёл взглядом свою комнату. - Вы не про палату, надеюсь? – широко улыбнулся в ответ на эту реплику Том. - Нет. - Ясно, - понимающе кивнул Хиддлстон. – Вас интересует сама больница. - Мужчина развел в стороны руки, словно призывая полюбоваться обветшалыми стенами их обиталища. В данную минуту он походил на заправского экскурсовода-историка, вещавшего перед туристической группой. - Основана в одна тысяча восемьсот семьдесят седьмом году. Находится под покровительством апостола Иуды Фаддея. Иуды, держащего в руках попеременно то алебарду, то книгу со своим именем, то дубину – орудие своей смерти, - голос Тома становился всё серьёзнее и серьёзнее. Его нарочитая шутливость растаяла, а в глазах стала читаться тревожная озабоченность, даже интонации стали более меланхоличными: – Иуды, qui tollis peccata mundi, - Иуды, взявшего на себя грехи мира. Апостола, покровительствующего в безнадежных делах. - Таких, как наши? - поинтересовался Бенедикт. От этих слов Томас еле-заметно вздрогнул, словно его вывели из короткого транса. Его лицо мгновенно преобразилось и осветилось очередной улыбкой. - Почему так мрачно? В Вашем случае, думается, Ваша нога перестанет болеть, голова прояснится, и Вы покинете эту юдоль плача. - Хочется верить, что Вы правы. - Прав, - уверенно проговорил Томас, - почти всегда прав. Ах, чёрт возьми, коллега, как бы мне хотелось не рассказывать Вам вновь о больнице, а показать её во всей красе, - он вновь досадливо поморщился. – Это такое удивительное и прекрасное место! Решено, после обеда отправляемся на экскурсию. Тем более, что я Вам обещал её еще пару дней назад. Хоть Вы об этом и не помните. - Вряд ли это у нас получится. Камбербэтч покосился на свою обездвиженную ногу. В голове пронеслась память об испытанном ранее утром боли. - Не говорите глупостей, - возразил Томас. – Иви поможет нам с инвалидной коляской, так что Ваша нога нам не помешает. - На Вашем месте, мистер Хиддлстон, я бы не была столько уверена, - проговорил строгий девичий голос у него за спиной. На пороге комнаты стояла миниатюрная фигурка мисс Хьюсон, а рядом с ней высился статный мужчина во врачебном халате. Судя по всему, это был упомянутый ранее медицинской сестрой доктор Коу. Бенедикт внимательно посмотрел на нового знакомого: суровое лицо с агатовыми глазами, словно напрочь лишенными зрачков, смуглая кожа, аккуратная бородка и густая тёмная шевелюра. В чертах лица врача явственно читалось его восточное происхождение. Форма доктора была едва различимого голубого оттенка, идеально выглаженной и чистой, поверх неё был надет белоснежный халат. На правой стороне груди виднелся прямоугольник бэйджа, но полное имя с такого расстояния, естественно, не читалось; в руках доктора поблескивала серебристая папка с делом пациента. В целом, современный вид лечащего врача показался Бенедикту плохо вяжущимся с обветшалыми стенами больницы. Такому парню, как доктор Коу, было самое место где-нибудь в Северном Вулидже или квартале Хейгейт**, но не в госпитале, ведущем свое существование со времён начала царствования королевы Виктории. Эта довольно противное суждение скользнуло червем внутри Бенедикта. Он укорил себя за неуважительное отношение к своему лечащему врачу, и отбросил саднящую на периферии сознания мысль как недостойную современного воспитанного человека. Доктор Коу же вежливо кивнул своему пациенту, а потом решительным шагом вошёл в палату. За ним в палату, неловко прихрамывая, проследовала молчащая сестра Хьюсон. - Мистер Хиддлстон, прошу Вас покинуть помещение, - проговорил он. Голос врача оказался низким, интонации уверенными и суровыми, - нам необходимо провести осмотр мистера Камбербэтча. Томас дурашливо раскланялся в ответ:- Как прикажите, доктор Ансар!- И игрушку свою заберите, - сурово добавил врач, кивая в сторону сиротливо стоящего терменвокса. Хиддлстон быстро и часто закивал, но, судя по всему, такие шутливые пикировки между ними были не редкостью: ни страха, ни почтения перед доктором на лице Томаса не читалось. Он, наоборот, судя по лукавому блеску в его глазах, от души веселился от происходящего. Ловко подхватив ранее казавшийся тяжёлым инструмент, Том прошествовал к двери. Сделал он это на удивление быстро. Более того, по пути мужчина умудрился свободной рукой задеть Иви, легонько шлёпнув её где-то чуть пониже спины. Девушка вильнула бёдрами, пытаясь увернуться от этого непрошенного знака внимания, ойкнула и хотела ответить паршивцу что-то резкое. Но тот уже успел исчезнуть в коридоре, предусмотрительно захлопнув за собой дверь. В палате остались только персонал и пациент. Бенедикт опустился на подушку и выжидательно посмотрел на Ансара Коу. Тот, воспользовавшись единственным в палате стулом, сел по левую сторону от своего подопечного. Сзади него молчаливым изваянием виднелась Иви. - Приступим, - проговорил врач, открывая папку с делом. – Сестра Хьюсон сообщила о Ваших провалах в памяти. И это очень неприятный, я бы сказал, опасный симптом. Тон доктора сочился профессиональным беспокойством, но самого пациента это мало трогало. Что он мог рассказать в ответ? О бессмысленной погоне за мальчиком е с колокольчиком? Или о том, как заблудился в дождь на одной из самых оживлённых дорог Великобритании? Или о песне Леонарда Коэна, преследовавшей его перед аварией? Всё это походило на бред воспалённого рассудка. Поэтому оставалось только благоразумно умалчивать об этих неприятных и странных фактах. Камбербэтч рассеянно кивал на слова продолжавшего говорить врача, но внутри себя он чувствовал лишь напряжение. Безумно хотелось, чтобы этот визит наконец закончился, но врач всё говорил и говорил, и никак не желал останавливаться. Монотонный голос доктора Коу стал удаляться на задворки сознания. Глаза Бенедикта были открыты, но странное оцепенение сковало его мысли и тело. Он блуждал взглядом по лицам доктора и медицинской сестры, по стенам своей палаты и видневшимся за стёклами окна пожелтевшим кронам деревьев. В какое-то мгновение ощутился едва уловимый толчок, словно кто-то легко и безболезненно дотронулся до груди Бенедикта в районе ?солнечного сплетения?. Вслед за этим голос доктора стал опускаться куда-то вниз, а перед взглядом Камбербэтча промелькнула треугольная шапочка Иви. В доли секунды он разглядел и её затылок.?Оказывается, у неё длинные волосы. Она прячет их в узел?, - промелькнула в сознании мужчины нелепая мысль. Бенедикт огляделся и заметил себя, лежащего на кровати с запрокинутой головой и открытыми глазами. Руки его беспомощными плетьми лежали вдоль тела на шерстяной поверхности одеяла. Перед ним сидел доктор. Сзади всё так же неподвижно стояла Иви, ожидая указаний насчет пациента. Это он уже видел, и это было ему неинтересно. Бенедикт поднял глаза и уставился на стену позади изголовья кровати. Он не обращал на неё внимания раньше. Стена почти не отличалась от четырёх остальных в палате - те же побелка и голубая краска. Только единственная деталь выделяла её. Эта особенность не бросалась в глаза при первом взгляде, но чем больше мужчина вглядывался в поверхность перед собой, тем явственнее она проступала. Тонкие линии, судя по всему, закрытые слоями белил при очередном ремонте, складывались в четырехконечный узор. ?Это след от распятия!? - осенило Бенедикта. И в это же самое мгновение он услышал голос Иви у себя в голове: ?А ну-ка быстро на место!? Интонация девушки была почти железно-холодной и жёсткой. Она не просила, а приказывала. Камбербэтч в страхе опустил глаза. Иви всё так же стояла внизу, за спиной доктора Коу, только голова её теперь была поднята к потолку, где парил бестелесный дух мужчины. В её синих глазах таились угроза и беспокойство. ?Она меня видит?, - озвучил очевидное разум Камбербэтча. Вдогонку за этим, раздался едва различимый хлопок, за которым последовала лёгкая боль в районе груди. Дыхание Бенедикта на мгновение сбилось, в палате послышался его громкий кашель. Сознание вернулось к нему. ____________________________________*Бедла?м (англ. Bedlam, от англ. Bethlehem — Вифлеем; официальное название Бетлемская королевская больница — англ. Bethlem Royal Hospital), первоначальное название — госпиталь святой Марии Вифлеемской, психиатрическая больница в Лондоне (с 1547).** Неблагополучные районы Лондона, населённые преимущественно мигрантами и их потомками.