1 (1/1)

Нетерпеливо нажав на левую клавишу компьютерной мыши, сотрудник юридической фирмы ?Дадли и партнеры? завершил свою длинную рабочую неделю. Какое-то время монитор сопротивлялся усыплению. Он нервно мерцал в полумраке притихшего офиса, словно упрашивая своего владельца не оставлять его одного на предстоящий уикенд. Но тот был неумолим: этому помещению, столу и компьютеру было пожертвовано и так слишком много времени. В офисных стенах слышались последние хрипы замирающего механизма. А где-то за окнами шелестел только что начавшийся дождь. Сидевший за столом мужчина припомнил, что его, кажется, принес со стороны Кардиффа очередной циклон. Что ж, обычное для этого времени года явление – закономерное и неприятное, как и всё связанное со стереотипами о британской погоде. Наконец, компьютер издал свой последний стрекот – финальный сип ушедшего в анабиоз чудовища. Мужчина удовлетворенно прислушался к обрушившейся на него тишине, потом почти по-дружески взглянул на темный прямоугольник монитора. Только после этого офисный клерк поднялся со своего места и, щелкнув зажимом, освободил правый лацкан пиджака из плена бэйджа. Украшенный синей символикой фирмы кусочек картона опустился рядом с клавиатурой. Танец латиницы на белой поверхности опознавал в владельце компьютера и бэйджа некоего ?младшего партнера ?Дадли и партнеры? Бенедикта Камбербэтча?. Мужчина невольно улыбнулся прочитанному. Его имя не уживалось с должностью и годами, проведенными в фирме. С подобными данными обычно числятся во владельцах или – на самый худой конец – в старших партнерах: ?Камбербэтч и сотоварищи? или ?Камбербэтч энд Дадли?. Но не срослось что-то там, наверху. Фортуна почему-то не благоволила к нему, и даже козыри в виде учебы в престижном Хэрроу и в авторитетном Манчестерском университете в его случае почему-то не сыграли никакой роли. Бенедикт Камбербэтч сегодня как никогда сильно ощутил себя неудачником. Впереди маячили одинокие выходные в ставшей с момента отъезда Софи по-холостяцки пустой квартире. А потом опять бесполезное мельтешение дней в офисной рутине. Для чего? Осенний сплин окончательно залез неудачливому юристу в душу. Он отошел от компьютера в угол офисной клети, где стоял шкаф с верхней одеждой, вытащил оттуда неприметное черное пальто классического кроя и синий шарф. Натянув на себя эту осеннюю униформу, мужчина взял со стола портфель, щелкнул выключателем на стене и двинулся в сторону лифта. Остановившись перед серыми дверцами, Бенедикт машинально глянул на часы – половина девятого. Вечер пятницы был безжалостно съеден работой. Мужчина грустно усмехнулся, а потом нажал на кнопку вызова лифта. Но произошло что-то непривычное для отлаженно-безупречного здания – никакой реакции в виде скрипа стальных подвесов не последовало. В коридоре было безмолвно, лишь еле-уловимое жужжание энергосберегающих ламп скрашивало эту казенную тишь. Камбербэтч чертыхнулся про себя. Ему показалось, что эта мелочь подтверждала со всей прямотой его общую неудачливость. Так последняя точка ставится каким-нибудь искусным математиком в конце доказательства мудреной теоремы. Перспектива спускаться с сорок четвертого этажа по лестнице запасного выхода, тем более в пятницу вечером, не прельщала мужчину. Слишком долго и утомительно. Он набрал на мобильном телефоне номер аварийной службы здания в надежде, что ей удастся разрешить нелепое недоразумение с лифтом. В трубке раздались гудки. Бенедикт нетерпеливо поглядывал на сомкнутые перед ним стальные створки. Но чуда не происходило, – мужчина мало смахивал на экстрасенса, способного силой взгляда передвигать предметы. Неожиданно, гудки стихли, а на линии послышались шуршание и скрежет громкие настолько, что Камбербэтч убрал трубку от уха. Сквозь эти звуки пробился голос:- Алло! Старший мастер смены слушает! - Алло! – крикнул в трубку, пытаясь перекрыть шум и скрежет Бенедикт. – Это Вас с сорок четвертого этажа беспокоят!- Алло! Говорите громче! Вас не слышно.- С сорок четвертого!!! - Не слышно…- шипел в трубке голос. – С какого Вы этажа?- С сорок... – Камбербэтч нетерпеливо прикрыл трубку рукой, поскольку несшийся из неё шум только усиливался, - с сорок четвертого!- Вас не слышно, - упрямо прокричал голос.Бенедикт уже начинал терять терпение. Вечер сегодня был безобразно неудачным. В трубке по-прежнему слышались шумы и механический стрёкот, походивший на звуки тысячи ополоумевших от июльской жары кузнечиков. Где-то вдалеке зазвучала музыка. Кажется, что-то из Леонарда Коэна, давно затертое в памяти: ?We find ourselves on different sides of a line that nobody drew/Мы теперь по разную сторону черты, которую никто не проводил?. Голос Коэна был вкрадчивым и доверительным. Он словно обращался непосредственно к Камбербэтчу. И эта неуместная в сложившейся ситуации интимность раздражала и уж точно не успокаивала. ?Линию не в состоянии починить. Что уж говорить о лифте!? - мысленно костерил аварийную службу офисный клерк. Где-то за музыкой, на заднем фоне слышалось все тоже навязчивое шуршание. - Ну, кто там, Линус? – пробился сквозь помехи ранее не слышанный Бенедиктом мужской голос. - Кажется, ложный вызов, - прошипели в ответ. После этого шум резко оборвался. В трубке послышались гудки отбоя. Камбербэтч отвел телефон от уха и взглянул на его экран, – на другом конце линии собеседник прервал разговор. Вслед за возникшей в коридоре тишиной на мужчину навалилась усталость и беспомощность. Он с трудом восстановил в памяти, в каком углу офиса притаилась дверь, ведшая на запасную лестницу, и направился в её сторону. По счастью, поиски не заняли много времени. Бенедикт толкнул тяжелую серую створку запасного выхода плечом и начал спуск в недра офисного небоскреба. Где-то там, далеко внизу на подземной стоянке ждала его машина, а впереди предстояла дорога домой по глянцевым от дождя улицам. Остро хотелось курить, а тягучая сонливость, убаюканная монотонным спуском, только усиливалась. Вокруг было тихо, словно мужчина попал в нутро уснувшего левиафана. А еще остро пахло краской. Кажется, в здании недавно проводили ремонт – не капитальный, но довольно серьезный. Тем страннее была сегодняшняя история с лифтом и шумами на линии связи. Оставалась еще половина пути, когда из кармана пальто послышалась навязчивая трель мобильного. Бенедикт на мгновение даже вздрогнул, поскольку звук был вызывающе резким для царившей вокруг тишины. Мелодия продолжала заливать собой колодец, в котором заперли запасную лестницу. Дерзкая и навязчивая она напоминала о мире, существовавшем за пределами офисной крепости. Мужчина раздосадовано вытащил пластиковое тельце мобильника из кармана. Для этого ему пришлось сделать незапланированную паузу в спуске, что неминуемо влекло за собой трату минут его и так порядком испорченной пятницы. Номер на экране мобильного был незнакомым. И это еще сильнее укрепило досаду. - Я слушаю Вас, - довольно раздраженно проговорил Бенедикт. На другом конце линии на мгновение воцарилось молчание. Показалось, что сейчас повторится история с вызовом аварийной службы, и неизвестно по какой причине появившиеся помехи испортят ещё не начатый разговор. Но вместо этого в трубке послышался кашель, а вслед за ним на Бенедикта полился мелодичный женский голос: - Бен, это я. Софи. - Софи? – с радостным облегчением переспросил мужчина. Именно её голос он ожидал сегодня услышать меньше всего. Они расстались почти полгода назад после весьма неприятного разговора. И этот разрыв был столь резок и окончателен, что сама возможность звонка Софи отбрасывалась как несбыточная фантазия. - Да, я, - голос балансировал и дрожал от неуверенности. – Я хотела тебе сказать… Просто я… - Девушка смолкла на секунду. – Черт, как же это сложно! Бенедикт испуганно молчал, словно боялся спугнуть эту внезапную для ужасно невезучего дня удачу. Он не решался подгонять любимую женщину своими наводящими фразами или вопросами. В конце концов, если после всего случившегося Софи решилась позвонить, значит, дело было действительно важным, и не стоило подпитывать её волнение. - Бен, ты меня слушаешь? – прервала его размышления собеседница. - Да, да, слушаю… - невнятно пробормотал мужчина.- Ты где сейчас находишься? - Я? – удивился вопросу Камбербэтч. Странно, что Софи, проживя с ним целых четыре года, спрашивала об этом. – На работе. Спускаюсь в гараж, чтобы ехать домой. - Действительно, - проговорила скорее для себя, чем для него Софи, - где же тебе еще быть в пятницу вечером. Бен, - теперь фраза была обращена в его адрес, - у меня тут такая ситуация…Голос в трубке опять затих, потонув в сомнениях, но на этот раз мужчина не стал выжидать и спросил:- Тебе нужна моя помощь?- Да, я сейчас нахожусь в больнице Ноттингем Вудторп. Мне через два дня предстоит операция. И мне хотелось бы повидаться, прежде чем… - Голос Софи замер на высокой ноте, готовясь сорваться куда-то вниз: - Прежде чем, всё случится. Бенедикт почувствовал, как изнутри стал пробиваться неприятный холодок, который проскальзывал через поры наружу. Погрузившись в шоковое состояние, он даже позабыл поинтересоваться, каким попутным ветром занесло Софи из Бирмингема в Ноттингем. Единственное, что он смог из себя выдавить, был произнесенный деловым тоном профессионального переговорщика вопрос:- Что за операция? - Не хочу говорить по телефону, - отозвалась девушка, – нам лучше обсудить это при встрече. Не обращая внимания на то, что собеседница его не видела, мужчина нелепо кивнул. Он пребывал в растерянности и волнении от услышанного. - Хорошо, постараюсь приехать, - отстраненным тоном проговорил Бенедикт, нажимая на кнопку отбоя. Разговор был закончен также неловко, как и начат. Мужчина не мог дать себе отчета, почему не дождался прощальной реплики Софи. Что-то гнало его из этого разговора. Возможно это были страх или порожденная внезапностью звонка неловкость, кто знает?Бенедикт устало привалился к стене и задумался. Голова отяжелела от волнения. Задавленные в глубине души чувства к Софи вызвали неприятную тупую боль в районе солнечного сплетения. Звонок подарил надежду на возрождение прошлого и одновременно породил новые тревоги. Чтобы побороть возникшие страхи, нужно было спешить в Ноттингем. До него было недалеко – всего чуть более часа пути, но проклятый дождь, грозился затянуть поездку на неопределенное время. Бенедикт не мог услышать его шум через толстые стены здания, но тяжелые тучи, угрожающе обхаживавшие офисные окна на протяжении всей пятницы, не сулили ничего хорошего. Только в эту секунду мужчина ощутил всю тяжесть накопившейся за неделю усталости: моральной и физической. В висках недовольно застучала кровь, а в районе сердца что-то досадно сжалось. В колодце запасного хода нестерпимо не хватало воздуха, по крайней мере, так показалось Бенедикту. Всё еще стоя возле стены, мужчина опустил внезапно отяжелевший портфель на пол, а потом прикрыл глаза. На секунду показалось, что боль в груди отступила, а глухой перезвон в ушах выдернул Камбербэтча из реальности. Неожиданно перезвон выскользнул из головы мужчины, и материализовался в воздухе. Он словно отступил от Бенедикта, давая ему место в занимаемой пространстве. Ненавязчивый, тонкий и при этом игривый, звон скользил где-то внизу лестницы. Он манил, дразнил и призывал следовать за собой. Бенедикт не понимал, сон это или явь. Глаза мужчины открылись, пытаясь отогнать непонятно откуда налетевший морок. Но это не помогло: переливы продолжали зазывно звучать с нижних этажей. Мужчина перегнулся через перила лестницы и прокричал в пустоту:- Кто здесь? Вместо ответа в боковой пролёт лестницы высунулась тонкая мальчишеская рука с серебристым колокольчиком. Она несколько раз едва различимо дрогнула, породив новые волны мелодичного звука. - Что за чёрт? - досадливо выругался Бенедикт, подхватывая на бегу портфель. Провал лестницы пришел в движение. Вместе с грохотом шагов сбегавшего вниз мужчины слышался топот детских ног. К ним примешивались нервный перелив колокольчика и мелодия дерзкого детского смеха. Всё это густым коктейлем поднималось ввысь, к верхним этажам, где, отскакивая от стен, разбрызгивалось каплями громкого эха. ?Вот подожди, догоню тебя, паршивец!? - мысленно грозил своему невидимому обидчику Бенедикт, несясь вниз по лестнице. Эта детская погоня помогла на время вытряхнуть из головы тяжелые думы, ещё пять минут назад занимавшие голову мужчины. Дыхание сбивалось, ноги, от приобретенной непривычки, горели, но перезвон не приближался к Бенедикту ни на йоту. А лестница между тем стелилась под ногами нескончаемой дорожкой. В какой-то момент мужчина потерял счет этажам, номера которых были выведены коричневой краской на стенах. Да и сами стены – казенные и одинаковые в этой казенщине – не облегчали задачу. Внезапно перезвон оборвался; Бенедикт сделал несколько крупных шагов вниз, на первую площадку, завершавшую лестницу. Он надеялся настичь мальчишку на ней, но неожиданно для себя остановился на освещенном пятачке, как вкопанный. Портфель удивленно качнулся в руке. Бенедикт осмотрелся: никаких темных закоулков или скрытых дверей. И никакого мальчишки. Вокруг царила пугающая тишина, даже стрекот ламп утонул в её плотном покрывале. По правую сторону от мужчины виднелась железная дверь, которая вела на подземную парковку для сотрудников, но и она была неподвижна. Бенедикт еще раз обошел лестницу, заглянул наверх. Он не желал мериться с глупыми играми своего воображения, но под давлением фактов ему пришлось признать, что в помещении он находился совершенно один. Можно было, конечно, предположить, что маленький проказник незаметно выбежал на парковку. Но, как только Бенедикт подошел к единственной в помещении двери, эта мысль была отброшена: чтобы выйти наружу, нужно было приложить довольно существенное даже для взрослого мужчины усилие. Дверь была железная и в силу того, что её пользовались нечасто, тугая. Кроме того, первая же попытка привести её в движение вызвала к жизни громкий скрежет, поднявшийся чуть ли не до потолка. Таким образом, выскользнуть с лестницы незамеченным мальчик с колокольчиком не мог. Попеняв себе за отсутствие нормального отдыха, Бенедикт, не без внутреннего облегчения, вышел на ровно освещенную площадь парковки. Она была почти пуста. Большая часть сотрудников офисов уже разъехалась, спеша воспользоваться редкими выходными, которые даровали им работодатели. Черная машина Бенедикта притаилась в противоположном углу парковки. Мужчина спешно пересек отделявшее его от автомобиля расстояние, быстро открыл дверцу и уселся на водительское сидение. После этого он с облегчением выдохнул. В душу проник покой и удовольствие оттого, что рабочая неделя осталась позади, а через пару часов ему предстояло увидеть Софи. И пусть после разговора с ней осталась пугающая неопределенность. Всё равно Бенедикту думалось, что их встреча каким-то волшебным образом устранит все страхи, сотрёт из памяти старые недосказанности и обиды. И даже перспектива операции отчего-то больше не казалась устрашающей. С этими мыслями, мужчина вывел машину с парковки. На секунду он остановился у будки охранника. Стюарт был уже на посту, попивая из кружки-термоса кофе. - Привет! – коротко поприветствовал давнего знакомого Бенедикт. Но охранник, судя по всему, был полностью занят созерцанием крикетного матча. Стоявший перед парнем маленький переносной телевизор бросал на лицо хозяина световые блики от черно-белой дергающейся картинки. Поэтому на приветствие юриста Стюарт не отреагировал – слишком захватила его игра, да и кофе был хорош. Камбербэтч не стал отвлекать охранника от его занятий. Мужчина щелкнул на брелоке кнопку, поднимавшую шлагбаум, и машина едва слышно выскользнула из здания. Бирмингем, как и предполагалось, встретил Бенедикта стеной леденящего воздух дождя. Улицы отражались в свете фонарей и рекламы влажными боками, но это не спасало, а наоборот, только усиливало общую давящую осеннюю атмосферу. Было промозгло и довольно неуютно в этом городе. Несмотря на непогоду, улицы были запружены машинами; на самых оживленных развязках даже сформировались заторы. Поэтому надежды покинуть границы Бирмингема быстро растаяли у Камбербэтча на глазах. Нужно было преодолеть кучу веток дорог внутри самого города, потом выехать на одно из крупных шоссе и далее продвигаться в сторону Ноттингема. А время между тем неумолимо бежало вперед, отсчитывая границы наступившего позднего вечера. Неловко петляя в течение часа в потоке машин и артериях улиц, Бенедикт наконец оказался на окраине. Он решил свернуть на самую прямую дорогу, которая вела в Ноттингем, – шоссе М42. Но стоило Камбербэтчу проехать пару сотен метров, как путь ему перегородил дорожный знак, вещавший, что на данном участке велись какие-то срочные работы. За знаком виднелись отражавшие свет робы сотрудников аварийной службы. Судя по всему, случилось действительно нечто экстренное, раз даже такой сумасшедший ливень не смог остановить работы. Бенедикт едва слышно употребил несколько довольно крепких выражений, не свойственных выпускникам престижной частной школы. Ноттингем уже виделся ему какой-то фата-морганой – миражом, растворившемся в воздухе, удалявшимся по мере приближения к нему. Вокруг безостановочно хлестал дождь; в машину, несмотря на включенный обогреватель, проникал запах безнадежной сырости. Но делать было нечего. Бенедикт взял себя в руки, сдал немного назад, и направился в сторону другой дороги – рядом с Ковентри пролегало шоссе М6. Путь предстоял более долгий, чем виделось даже в самых реалистичных планах мужчины. Вокруг то и дело мельтешили огни проезжавших мимо машин. Они невольно скрашивали одиночество припозднившегося путника. Но и их становилось все меньше и меньше. Наконец, мужчина остался в полной тишине и одиночестве.А дождь, казалось, припустил с утроенной силой. По обе стороны от машины Бенедикту не виделось ничего, кроме темной блестящей плёнки воды. Время тянулось с удручающей неспешностью. В какой-то момент мужчине показалось, что где-то по правую сторону от дороги мелькнули фонари Ковентри. Бенедикт на секунду притормозил и открыл в темноту дверцу машины: ничего, пусто. Только темные поля, тянувшиеся на многие мили вдаль. Мужчина захлопнул дверцу и посмотрел на часы. Прошло более часа с того момента, как он свернул с шоссе М42, и по всем расчетам путь подходил к концу. По крайней мере, Ковентри должен был пересечь ему дорогу, но по нелепому стечению обстоятельств этого почему-то так и не произошло. Вполне вероятно, что, убеждал себя Камбербэтч, он просто задремал или отвлёкся за рулём и пропустил этот важный пункт на своем пути. Другого разумного объяснения произошедшему водитель не видел. Возможно, что мужчине стоило подождать и отправиться в Ноттингем завтра. Сейчас он мысленно корил себя за поспешность и неумение считаться с потребностями своего порядком истрёпанного организма. В конце концов, Бенедикту давно миновало двадцать, и даже тридцать лет отзвучали где-то далеко позади. Ему нужно было нормально отсыпаться, отдыхать. Но… Софи позвонила. И этого было достаточно, чтобы он - разумный человек средних лет – сорвался вечером в другой город. Бенедикт потянулся в бардачок за сигаретой, потом осторожно опустил стекло, щелкнул извлеченной из кармана зажигалкой и затянулся. Красноватый огонёк отразился в лобовом стекле, струйка дыма воровато выскользнула через полуоткрытое окно. Мужчина откинулся в кресле и встретился глазами с безмолвным собеседником в зеркале заднего вида. На него смотрело осунувшееся бледное лицо с угловатыми скулами в обрамлении крупных темных кудрей. Волосы всегда раздражали своего владельца; они были словно плохо подогнанный парик провинциального актера: искусственный, несвоевременный и неуместный. Впрочем, Бенедикт уже привык к тому, что состоял из кучи таких плохо стыковавшихся между собой деталей и элементов: слишком претензионное имя, которое не вязалось с его должностью; слишком нелепая внешность, которая плохо работала на его деловой имидж; слишком хорошее образование, которое слабо влияло на его реальные жизненные успехи. Он удрученно докурил сигарету, кинул окурок в окно – дождь помог смыть следы этого маленького варварства. Потом мужчина поднял стекло. В салоне стало совсем тихо и как-то пугающе пусто. Чтобы развеять эту давящую тишину, Бенедикт попытался включить проигрыватель, но в ту же самую секунду вспомнил, что оставил флэшку с набором любимых композиций у себя в офисе, на столе. Неудачный день продолжал ?радовать? своими сюрпризами. Оставалось только радио. Бенедикт обреченно нажал на кнопку включения, потом повернул регулятор вправо. Из динамиков донесся шуршащий звук и легкий скрежет, словно диковинный зверь пытался проскоблить себе путь внутрь салона автомобиля. Мужчина повернул ручку еще раз. Неожиданно в пространство машины ворвался глубокий мужской голос, который пропел: ?The pull of The Moon the thrust of The Sun, and thus the ocean is crossed. / Лунное притяжение, солнечный удар, и океан пересечён?. Мелодия песни показалась Бенедикту знакомой. Кажется, он слышал её сегодня в офисе. ?Да, точно! Леонард Коэн. Эта песня играла на линии, когда я звонил в аварийную службу?, - пронеслось в голове сидевшего за рулём. Но эта странная мысль не успела укорениться в сознании. Внезапно звуки песни оборвались, и салон залила нездоровая пугающая тишина. Даже скрежещущий шум радио куда-то улетучился. Бенедикт постучал по проигрывателю пальцами, потом стал в хаотичном порядке нажимать на кнопки, вертеть регуляторы. Всё было тщетно. Радио отказывалось отвечать на эти манипуляции; все звуки в нем перестали существовать, словно умерли прямо в салоне машины. - Этого ещё не хватало, - процедил сквозь зубы Камбербэтч. Он раздосадовано откинулся в кресло и ударил по рулю руками. Глаза мужчины уставились на мельтешившие впереди ?дворники?, которые тщетно пытались бороться с потоками дождя, лившимися на лобовое стекло. Всё было против этой поездки, и вот теперь мужчина готов был сдаться окончательно. Он опустил тяжелую от усталости голову на руль; нужно было немного отдохнуть, поспать. Лёгкая дремота почти мгновенно сморила Бенедикта, оглушив и опустошив измученное сознание. Сквозь обволакивающее покрывало сна слышались едва различимый шорох дождя, скрип ?дворников?, глухие стоны ветра. Но в самом салоне машины было уютно и безопасно, – Камбербэтч чуял это всем своим естеством. Неожиданно в погасшее сознание мужчины вторгся грубый в своем нахальстве звук. Он был каким-то слишком вызывающим и оттого ощущался чужеродным. Ему было не место здесь, на дороге в Ноттингем, почти ночью: где-то позади Бенедикта раздалась легкая трель колокольчика. Мужчина вздрогнул и резко вскинул голову вверх. Взгляд упёрся в лобовое стекло, где отразилась тоненькая мальчишеская ручонка. Она высовывалась из-за водительского кресла, а в зажатых пальцах победно поблёскивал колокольчик. Лица мальчишки видно не было, только маячила светловолосая макушка. Камбербэтч вскочил со своего места. Всё оказалось так просто, что ему захотелось смеяться: мальчишка, судя по всему, его ловко разыграл, спрятавшись в машине на парковке. Мужчине захотелось вывести наглеца на чистую воду, а потом связаться с его родителями – пусть знают, чем занимается их отпрыск на досуге. Но стоило Бенедикту повернуться, как наваждение исчезло – на заднем сидении никого не оказалось. В салоне автомобиля по-прежнему было пусто и тихо. Внешние звуки приглушались обшивкой кузова машины. Бенедикт беспомощно опустился обратно в кресло. Определенно, он медленно сходил с ума от переутомления и нехватки сна. Камбербэтч растерянно оглядел салон, потом потёр переносицу, чтобы отогнать остатки нахлынувшего безумия. Он привычно положил руки на руль, хотя знал, что ехать в таком состоянии небезопасно. Мужчина смотрел перед собой, собирая ошмётки разума воедино и пытаясь понять, как действовать дальше. Но эти раздумья были прерваны чередой быстро промелькнувших событий. Сначала вдалеке замаячил яркий свет, который стал стремительно приближаться к машине Бенедикта. Золотистое зарево в мгновение ока залило лобовое стекло, а потом и весь салон автомобиля, ослепив при этом его хозяина. Вслед за потоком света на мужчину обрушился резкий грохочущий звук. Потом всё резко заволокло темнотой, машина угрожающе заскрежетала металлом и задрожала всем корпусом. Бенедикт ощутил чудовищную по силе боль; его дикий вопль перекрыл весь царивший вокруг шум, словно взывая к плакавшим дождем небесам о справедливости. Но всё оборвалось также быстро, как и началось. Звуки стихли, темнота отступила, а сознание мужчины украло спасительное забытье.