7.Feriis (1/1)

29 апреля. Изображение сотни крестов, статуй и икон колышется в пламени. Всё вокруг них шумит, но они не могут кричать. Однако Елизавета слышит свой собственный крик и чувствует, как адски болят её ноги, словно огонь… Огонь охватывает и их тоже! Королева в ужасе смотрит на чёрные пальцы и не может высвободиться. Она кричит, кричит от боли, что причиняют ей эти муки ада. Женщина поднимает взгляд поверх языков пламени, пока её глазницы ещё не исчезли. И застывает. Она больше не кричит. Она видит перед собой не разъярённую толпу. Священники не сжигают её за рыжие волосы. Елизавета видит перед собой страшную бледную, как смерть, женщину с чёрными зубами. А потом порыв ветра случайно сбивает с её головы парик. Она абсолютно лысая. Королева узнаёт себя и… ?— Ваше Величество, Ваше Величество,?— сотрясается её тело. ?— О боже, Кэтрин! —?подскакивает на месте королева и падает на плечо фрейлины. Опять эти сны. Девушка держит Елизавету в объятиях, пока та не станет ровно дышать. Королева долго молчит и в бессилии падает на кровать, приложив свои тонкие пальцы ко лбу. Больше Её Величество не хочет спать. Они встречали с Кэтрин рассвет в одних сорочках под пурпурным балдахином её кровати. Восемь резных зверей следили за двумя женщинами, а венецианская бахрома и кисти, свисающие с парчовой занавески, качались в такт словам двух собеседниц. Так было до первых петухов, пока королева всё же не склонила свою голову на подушки. А Кэтрин тихо встала: она спешила. И пускай поспала всего несколько часов…*** Поздним утром фрейлины отдёргивали полог кровати Её Величества. Елизавета щурилась от света, проникающего через единственное окно в её комнате. Всегда распахнутое, но не спасающее от духоты. Затем она вставала, и над её головой простирался золотой потолок. Елизавету окружали люди, а каминное тепло грело кожу цвета слоновой кости. Королева брала кастильное мыло из оливкового масла и очищала лицо створоженным молоком, из-за чего на ее лбу много лет не было практически ни одной морщинки. Ее длинные золотистые волосы мыли щелоком умелые и тонкие пальцы, а затем растирали теплой грубой тканью. И, наконец, расчесывали. Каждое утро фрейлины искусно завивали ей локоны, прикрывающие все оголённые участки её кожи. Зубочистки и голландские ?зубные полотенца?, от которых пахло пивом, уксусом и мёдом пускались в ход, завершая многочасовую процедуру умывания. Королева красилась может даже больше, чем все. На неё наносили сулему или ?жидкий жемчуг?, помаду, свинцовую пудру и румяна. Постепенно от такого ухода её кожа становилась бесцветный, а волосы выпадали. Затем шла долгая череда из одежды. Королева носила тонкие полотняные сорочки, а также плоеные воротники и манжеты. На Её Величество дальше одевали три нижние рубахи из черного шелка, сделанного вручную. После того, как королева облачалась в сорочку, на ней зашнуровывали корсет, усиленный китовым усом, затем нижнюю юбку, а затем чулки. Из сундуков, обитых бархатом и расшитых золотом, доставались её драгоценности и любимый Её Величеством жемчуг. На прикрепление драгоценностей и верхних слоёв платьев уходило больше ста булавок в день, хотя, если честно, никто не брался произвести их точный подсчёт. Обычно на одевание уходило ещё несколько часов, так что королева успевала узнать все новости от своих фрейлин. Например, сегодня Кэтрин Ноллис зачем-то крестила свою дочь, а крёстной матерью была леди Ротенбург и какие-то ещё родственники. Королева ожидала обеих камер-фрейлин с минуты на минуту. Затем Её Величество обычно выбирала домашние туфли без застёжек на плоской подошве, и, наконец, была полностью готова к новому дню. Сегодня об этом сообщал её грустный взгляд, окидывающий комнату. Ещё когда Елизавета была не одета, ей подавали завтрак?— белый хлебец, мясо, похлебку и эль. Так что сейчас её ум не был занят никакими мелочами, и она полностью отдавалась государственным делам. А недостающие камер-фрейлины, задыхаясь на ходу, скидывали мантии, попутно читая молитвы за здравие. Они успели преодолеть приёмный зал, кабинет с портретом отца Елизаветы. Королева сегодня занялась чтением прямо в опочивальне, когда её застали две Кэтрин: Ноллис и Ротенбург. Обе склонились в реверансе. Когда они встали, перед их глазами распростерся стол Её Величества, весь покрытый серебром, и кресло, в котором вместо обычного сиденья лежали подушки от уровня пола и которое сейчас занимала сама королева. Елизавета лишь подняла недовольные карие глаза на них и снова уставилась в книгу. ?— Сегодня дождь, поэтому я отказалась от прогулки. А также не танцевала с утра гальярду. У меня такое скверное настроение! И послы толпятся в моих покоях… я же просила принимать их в Гринвиче. ?— Ваше Величество,?— начинала своим привычным правильным тоном Кэтрин Ноллис. Леди Ротенбург не слушала: она разглядывала в сотый раз стол Её Величества, просто чтобы чем-то занять свой беспокойный разум. На рабочем месте, не нарушая правил, стояло два серебряных ларца, в которых королева хранила бумагу и которыми пользовалась вместо бюваров, серебряная чернильница и молитвенник на латыни, написанный ею собственноручно. Леди Кэтрин подняла глаза на Елизавету, и та недовольно смотрела на леди Ноллис. Кэтрин подметила, что сегодня Её Величество выглядела в стиле своей любимой итальянской моды, ведь её прекрасные волосы были открыты на показ всем из-под сеточки. ?— Пойдите обе на кухню и принесите чего-нибудь сладкого, да велите готовить обед! Я пообедаю чуть позже часа дня,?— капризно и властно сказала королева и потянулась прямо на подушках. Две камер-фрейлины вновь присели в реверансе и поспешили через один из тайных проходов покоев в королевскую кухню. По дороге туда на голову леди Кэтрин свалилась новая молодая фрейлина, чья-то родственница, от чего девушка невольно поморщилась. Ведь от неё требовалось научить новенькую готовить сладости, а это будет непросто. Иначе бы фрейлину не отозвала леди Бланш, из-за того, что первая скорее всего напортачила с рукоделием, чего не терпела ни королева, ни сама Парри Бланш. От вида злой старшей фрейлины тоже было не по себе (высокой и статной валлийки с греческим носом и лбом, будто оттянутым назад). Эта женщина еще качала колыбель нынешней королевы. Кэтрин даже не знала насколько стара эта фрейлина, но думала, что ей уже за пятьдесят. Леди Ротенбург почесала висок и вздохнула, она сама не любила часами напролёт музицировать или расшивать покрывала. Битый час Кэтрин пыталась растолковать новенькой, как готовить пастилу, а леди Ноллис отдавала распоряжения об обеде. С горем пополам девушка научилась готовке, и лакомство было доставлено королеве. В скором времени забили барабаны и загремели трубы, извещая о времени трапезы. Затем леди Стаффорд подала церемониймейстерам отведать кусочек каждого блюда. Не дай Боже, чтобы они были отравлены. Фрейлины подносили Её Величеству дичь и кексы с коринкой, доставленные прямиком из Греции. А Кэтрин самолично разбавляла вино, что воды в нём оказалось в три раза больше. Именно так и любила Елизавета. К трём часам дня мрачная погода наконец спадала, и королева отправилась по Темзе в Гринвич, где принимала послов. Затем вернулась в Уайтхолл и в полвосьмого вечера принялась за ужин. Кэтрин из своего уголка наблюдала, как трое камер-фрейлин справлялись с одеждой её Величества, а мимо неё проходила первая красавица двора Лизи де Клинтон, зажигая восковые свечи. Но, отвлёкшись, Кэтрин мотнула головой и снова уставилась в глиняный сосуд. Фрейлина добавляла восемь ложек воды на два пенса сахарной пудры. Дальше требовалось вскипятить на горячих углях, прибавить пол-унции сладкой душицы, высушенной на солнце, и на два пенса порошка бензойной смолы. Это был любимый рецепт туалетной воды Её Величества. Запах получился очень сладкий, и Кэтрин даже успело сделаться дурно, пока она старательно переливала консистенцию в нужную склянку. Боковым зрением Кэтрин заметила, как одна из камеристок стащила ароматический шарик, и фрейлина хмыкнула. Ей было всё равно, особенно на один лишь шарик. Главное, чтобы королева не узнала об этом, иначе у неё может случиться истерика даже из-за такой мелочи. Дальше обязанностью Кэтрин было переворошить всё бельё Её Величества, чтобы не дай Бог там не оказалось яда или оружия. Пока фрейлина возилась с матрасами, Кэт Эшли рядом грела угли для постели. Кэтрин Ротенбург откинула очередную блоху с кровати и вздохнула: совсем не так ей представлялась жизнь во дворце… Теперь всё её внимание посвящено королеве, девушка даже не думала, что быть фрейлиной так непросто: раньше королевы встаёшь, позже неё ложишься и весь день выполняешь любую её просьбу, желание, посвящая свою жизнь одной лишь ей. Разве что ночью можно было заняться чем-то своим и то, если ночь была без происшествий, праздников и дежурств. Сегодня, слава Богу, в постели у королевы спала Дороти Стаффорд. Так что отдыхать ей случалось редко. В такие часы фрейлина брала в руки книгу по философии или с пьесами на итальянском и французском языках. Увлекали её книги о путешествиях и о других странах, как и в детстве. Кэтрин жаждала что-либо изучать, за тем она и ехала в Лондон, но нашла совсем иной быт…По утрам, когда оставалось несколько часов до подъёма королевы, Кэтрин обнимала книгу и смотрела из своего окна на Темзу, представляя, как сейчас сидит в замке, а под её балконом бушует море или же залитый солнцем лес. Так фрейлина могла и заснуть, и снились ей пираты и поиски сокровищ, а может места во Франции и детство с тётушкой. А потом её будили служанки, бедные ранние пташки, и фрейлина мчалась в покои к её Величеству через весь Уайтхолл. И не отходила до самого её сна и то, если королева не попросит остаться. Вся жизнь во имя другого человека, во имя королевы. Может, стоит этим гордиться, и потомки восхвалят её и других людей? Она не знала…Иногда Кэтрин напоминала себе Уолсингема, который тоже делает всё во имя Её Величества. И как только его защиты хватает сразу на двух женщин, одна которая королева, в любой момент может быть свергнута с трона, и незнакомка, родственница подруги? Первую он как раз защищает от этого самого переворота, а Кэтрин, для чего же ему нужна Кэтрин?.. ?— Леди Ротенбург, вы закончили? —?властным голосом раздалось над ухом фрейлины. ?— Да, миледи,?— Кэтрин стушевалась и из-под глаз огляделась, во время её раздумий фрейлины прочистили всю опочивальню. Королеве, кажется, уже натёрли виски смесью камфоры и женского грудного молока для крепкого и спокойного сна. Эти ароматы почувствовала Кэтрин, пока находилась рядом с постелью, куда ложилась Елизавета. Девушка отошла от кровати и поспешила задёрнуть шторы и закрыть окно, чтобы вредный ночной запах и лунный свет не портили здоровье королеве. Затем Кэтрин видела, как крестилась Елизавета и желала всем спокойной ночи, а остальные фрейлины задёргивали полог её кровати. Тушились свечи, и собирались угли в каминах. Королевские комнаты погружались в темноту и запирались, защищаясь гвардейцами и тишиной. За пределами покоев Кэтрин почему-то выдохнула, хотя остальные женщины строго отчитали её взглядом. Так проходил день за днём этих гордых и трудолюбивых женщин…