Глава шестая (1/1)

Вена, Австрия.Август 2014 года.В метро играет музыка. Скрипка. Очень чисто. Одухотворенно. Акустика создает впечатление, будто она находится в церкви, а не под землёй.Ильза даже останавливается, прислушиваясь, левой рукой аккуратно придерживая платье, чтобы не наступить на подол. В этом и состоит вневременное очарование Австрии?— в высокой торжественности граничащей с пафосом. Может, музыка здесь играет не повсюду и не каждый день, но вполне вероятно, что её можно услышать находясь в Опернринг.* И можно быть уверенной, что никто не обратит внимания на женщину в желтом платье, которая избрала транспортом метро, а не такси. В этом нет ничего странного. Это просто практично. Особенно если живёшь в двух шагах от Венской государственной оперы.Ильза идёт по следам музыки. Невидимый скрипач играет ?Оду к радости?. Фауст не может не разглядеть в этом горькую иронию.Она старается не оглядываться слишком часто, покуда выискивает музыканта глазами. Это просто паранойя. А даже если это не так, то никто не решится напасть на неё здесь. Простую слежку ещё можно пережить.Ильза останавливается. Парнишке на вид не больше двадцати. Бледное лицо скрыто за капюшоном огромного худи, и для него не существует реальности и настоящего времени?— есть только он и его скрипка.Ильза не прерывает его. Нужно с уважением относиться к чужим идеалам, особенно когда знаешь, что очень скоро идеалы превратятся в прах. Это лишь вопрос времени.Всё когда-нибудь заканчивается. Словно в подтверждение этой мысли, парень опускает скрипку. Заметив перед собой Ильзу, он удивлённо моргает. Удивлённо и растерянно, будто возвращение из места, где он только что был, даётся ему с неимоверным трудом.—?Wie kann ich Ihnen helfen? **Ильза улыбается. Грациозно наклонившись, опускает коричневый конверт в футляр для скрипки. Затем распрямляется во весь рост и жестом просит парня опустить капюшон. Он подчиняется, словно завороженный.Ильза улыбается чуть шире и делает шаг, становясь чуть ближе. Кто-то может поспорить, что чересчур близко. Но ведь не существует слов более убедительных чем те, что были сказаны шёпотом.***В вагоне Ильзе несколько раз чудится знакомое лицо в оконном отражении. Но когда она оборачивается, а делает она это трижды, с выверенными интервалами, чтобы не привлекать внимания, то не видит за спиной никого и ничего знакомого.Возможно, она боится собственного отражения. Как та девушка в фильме Бергмана, которой тоже никто не верил.Джорджтаун, штат Вирджиния. Несколько лет назад.***Ильза согласилась на все выдвинутые требования. Строгий надзор, следящее устройство на лодыжке, утренние пробежки под конвоем, круглосуточное дистанционное наблюдение. Касательно последнего пункта Ильза вынуждена была отдать Ханли должное: даже у него хватило ума понять, что женщина, только что потерявшая мужа, не потерпит охранников в собственном доме. А мелкие неудобства вроде необходимости звонить по утрам в дом напротив, чтобы уточнить, что она собирается на пробежку, а также доставку продуктов и предметов первой необходимости прямиком на порог, вполне можно было стерпеть. Стиснув зубы, разумеется. В свете последних событий это даже никому не показалось бы странным.Обязательным гвоздём программы являлись допросы по расписанию. Ей нравилось нервировать Ханли. Это занятие было чуть ли не единственным эффективным для нее способом отвлечься от факта, что её мучает жуткий токсикоз. Или от того, что она опять провела полночи в ванной, включив все краны на полную катушку и заткнув рот полотенцем, потому что только ванная не находилась под наблюдением камер.—?Вам это кажется смешным? —?голос Ханли возвращает Ильзу в особенно ей ненавистную сейчас реальность.—?А похоже, что я смеюсь, господин директор?Он пытается прожечь её взглядом. Фауст думает, что не будь она такой черствой, то поддалась бы.Наверное.Вероятно.Вряд ли.—?Что произошло в Белграде?—?Вы читали мой отчёт. Вы прекрасно знаете, что там произошло. Больше мне добавить нечего.—?Но хоть объяснитесь, Фауст! Неужели нельзя было обойтись без кровавой бойни?Ильза смотрит на него. Смотрит молча.Ханли ломается первым?— моргает.Ильза стискивает зубы. Сглатывает.—?Простите, господин директор.Покинув гостиную и оказавшись вне его поля зрения, Ильза срывается на бег. В спальне идеальный порядок, но дверь ванной распахнута настежь. Чтобы не тратить время зря.Это играет ей на руку. Приступ токсикоза оказывается настолько сильным, что она даже не задумывается о том, что её могут увидеть и не закрывает за собой дверь.***—?Ханли опять тебя допрашивал?Ильза бросает игральные кости на доску с помощью эффектного броска с подкручиванием. Выпадают две шестерки.—?Бенджи, не спрашивай об очевидных вещах. Ты проигрываешь.Данн фыркает:—?И кто теперь говорит об очевидных вещах? И вообще, почему нарды? В шахматы нельзя?—?Я не помню, куда их запихнула, а мне сейчас нельзя таскать тяжести.—?Ха-ха,?— колко парирует Бенджи.—?Ничего не ха-ха, а правда. Сосредоточься.Некоторое время они играют молча. Ильза невольно вспоминает, что нарды эти покупал Итан. На каком-то базаре в Бирме, куда ездил с очередной спасательной миссией.Что ей нравилось?— он никогда ей не поддавался. В такие моменты в ней просыпалась маленькая обиженная девочка, которой, в отличие от дурацкого соревнования, вполне можно было поддаться. И Ильза поддавалась. Поддавалась с истинным наслаждением, боясь разрушить то чувство, что оживало в ней при этом.Итан.Ильза вновь подкручивает. Бросает. Надо бы пересесть, чтобы солнце в глаза не било. Но она не двигается с места.Он был слишком на неё похож и одновременно не похож вовсе. Неугомонный адреналиновый маньяк, в свободное время занимавшийся исключительно хайболом или глубоководным дайвингом, а может, и ещё чем похлеще, умевший радоваться мелочам, которых она больше не замечала, без колебания освободивший для неё полочки в ванной, чтобы туда влезли все тюбики и склянки с кремами и не побоявшийся поставить в спальне ещё один шкаф. Она тогда удивилась тому, сколько барахла может накопиться, даже если ведешь образ жизни дикого волка. Но ему было все равно.—?Ильза.Она вздрагивает. Смотрит на Бенджи. Он сидит на диване, спиной к окну, но солнце все равно бьёт ей прямо в глаза. Надо бы пересесть.—?Ты в порядке?Она кивает сквозь слёзы, начиная осознавать, что солнце здесь не при чём, и?— совершенно неожиданно,?— говорит правду:—?Я просто вспомнила, что похороны уже завтра.Бенджи не отвечает. Да и что тут вообще можно сказать?***В ночь перед похоронами Ильза не смыкает глаз. И дело вовсе не в бессоннице вкупе с непрекращающимся токсикозом.Она готовится. Достаёт дорожную сумку из вентиляционного окошка в ванной, которое никто не догадался проверить по причине того, что такой тайник был слишком очевиден, и ещё раз проверяет вещи. Деньги. Паспорт. Сменная одежда. Форменная куртка с эмблемой Красного Креста, на которую она не обращает внимания, лишь мимолетно проводя по ткани руками. Обручальные кольца в потайном кармашке. Ильза достаёт своё кольцо, чтобы примерить его напоследок. Будет странно, если кто-то на похоронах заметит его отсутствие.Убедившись, что всё на месте, она запихивает сумку обратно в тайник. А затем?— и правильно, нечего заниматься эквилибристкой будучи в интересном положении,?— сгибается пополам, чуть ли не обняв своего бесценного фаянсового друга.Когда приступ сходит на нет, Ильза чистит зубы, чтобы избавиться от привкуса во рту. Смотрит на себя в зеркало не таясь.Да уж. Теперь она точно не заснет.***Утро выдаётся пасмурным. Ильза одевается как можно теплее, одновременно оставляя за собой возможность свободно двигаться. Когда она застегивает пуговицу плаща, в дверь стучат.—?Войдите. Могли бы и не стучать, мы уже почти родственники.Охранники смущённо топчутся в прихожей. Фауст вопросительно приподнимает бровь. Жест вынуждает одного из агентов растерянно кашлянуть, но все же он делает шаг вперед, извлекая из кармана наручники.Ильза безмолвно протягивает руки вперед. Наручники защелкиваются. Второй агент опускается на корточки и снимает следящий браслет с её лодыжки.—?Оригинально,?— Ильза не скрывает удивления.—?Приказы руководства, мэм.—?Ты меня ещё фру назови,?— добродушно ворчит Ильза и почти смеётся, когда лица агентов становятся пунцовыми от смущения. —?Да шучу я. Может, пойдём уже? Или мы дожидаемся ещё кого-то?Они без слов ведут Ильзу к двери. Она не оглядывается. Ей незачем видеть настоящий камин, диван из слегка потертой кожи, кофейный столик из натурального дерева и коллекцию скандинавской литературы, ради которой Итану пришлось мастерить дополнительный стеллаж. Покупать он отказался?— ему нравилось работать руками.Она не оглядывается, чтобы не выдать себя. Да и незачем оглядываться назад на сожженные мосты.***На похороны приходит много народа. Слишком много. Почти всех Ильза знает в лицо. С некоторыми даже общалась больше одного раза. С некоторыми, как например, с Джулией, даже успела по-настоящему подружиться. Именно Джулия улыбается ей из толпы, а потом подходит и крепко обнимает. Все остальные просто пожимают ей руку, и Ильза прекрасно осведомлена о причине такой отстраненности.Столпотворение давит. Она не вслушивается в произносимые священником слова, слишком занятая попытками сдержаться и не блевануть себе под ноги. Лютер и Бенджи стоят рядом, готовые незамедлительно поддержать в случае если ей вдруг станет плохо, но их присутствие не приносит Ильзе ощутимого облегчения.Она чувствует себя чужой. По ошибке забредшей на похороны собственного мужа.Где-то на середине молитвы священника об упокоении души, от толпы скорбящих отделяется фигура, в которой Ильза, скорее интуитивно, чем незамедлительно, узнаёт мать Итана. У Маргарет абсолютно бескровное лицо, и Ильза догадывается о том, что свекровь намерена сделать ещё до того, как это происходит.Пощёчина оглушает, но Ильза не чувствует боли. Наоборот, в голове внезапно наступает такая ясность, что Ильза слышит резко наступившую вокруг тишину даже несмотря на шум крови в ушах.Взгляд его матери испепеляет. Ильза кивает в ответ, но не делает того, на что Маргарет, очевидно, рассчитывала: не опускает голову и не двигается с места, чтобы уйти и спастись от позора.Может быть, Ильза и чужая здесь. Но чёрта с два она позволит кому-то отнять у неё право попрощаться.***Возле машины сопровождения, она ещё раз прощается со всеми. С Лютером. С Бенджи. С Джейн. С Джулией. Она обнимает каждого из них по отдельности и даже пытается шутить, чтобы они ни о чем не догадались.Разве только Суонбэк точно догадывается. Поэтому и не подходит к ней. Просто смотрит издалека.На запястьях вновь защелкиваются наручники. Ильза садится в машину.Она надеется, что они сумеют понять её. Может быть. Когда-нибудь.Внедорожник сдает задним ходом, выметая из-под колёс мёртвые осенние листья. Ильза откидывается на сиденье и закрывает глаза. Надо дождаться поворота на шоссе. О том, чтобы выпрыгнуть из салона на полном ходу не может быть и речи.Когда до интерсекции остаётся всего ничего, агент, что сидит рядом с Ильзой на заднем сиденье, наконец решается обратиться к ней:—?Агент Фауст.—?Это уже маловероятно, но я слушаю.—?Примите мои соболезнования.Они поворачивают. Ильза смотрит прямо перед собой, дожидаясь момента, когда огонёк светофора загорится красным.Раз. Два. Три. Красный. Внедорожник плавно тормозит.—?Спасибо,?— отвечает Ильза. —?И прошу прощения.Не дав ему времени спросить, она бьёт агента ребром ладони по горлу. Тот оседает на сиденье как мешок картошки.Дальше всё очень просто. Даже у ареста есть свои преимущества. А если не останется иного выбора, то всегда можно сбежать, придушив кого-то наручниками.***Вена, Австрия.Август 2014 года.—?Привет, Бенджи. Скучал по мне?—?Ильза?! Где ты? Где ты, чёрт возьми, пропадала?У неё не хватает духу пошутить про то, насколько же она рада слышать его голос.