Глава вторая (1/1)
Местоположение: не установленоДата и время: шесть месяцев спустя***Ильза чувствует приближение группы захвата задолго до того, как они сообща срывают с петель входную дверь. Ей не нужно смотреть на монитор компьютера, чтобы удостовериться?— она просто знает. Она знает, а потому с легкостью представляет себе все до мельчайших деталей. Как они выбивают замок на решетчатой двери парадного входа. Как они поднимаются по лестнице?— с автоматами наготове, проверяют опасные зоны: углы, углы, всегда в первую очередь проверять углы. Как они становятся все ближе и ближе, привлеченные звуками громкого дыхания, что доносится до них сквозь хлипкую дверь.?Ильзе не нужно видеть. Она просто знает?— знает гвоздями вбитым в подкорку шестым чувством; чутьем человека, всю свою жизнь, так или иначе, вынужденного проводить в бегах.?Она знает: это чутье помогает ей выжить. Но так же она знает, что когда-нибудь?— может, не сегодня, но обязательно когда-нибудь?— оно ее убьет. Сожжет ее изнутри, оставив за собой лишь пепел.?Она знает. Ильза просто знает, а потому продолжает дышать?— четко, размеренно, в такт подъемам: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох.Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Словно отец заново учит ее кружиться в ритме венского вальса. Раз-два-три. Раз-два-три. Вдох. Выдох. Раз-два-три. Вдох. Выдох.Вдох-выдох. И так бесконечно. По кругу. Ей все кажется, что она застряла в лабиринте, из которого нет выхода.Вдох-выдох. Ее собственное дыхание громко резонирует среди столь замкнутого пространства, отскакивает рикошетом от узких чердачных стен, порождая кошмары наяву. Ильза ненавидит замкнутые пространства?— ненавидит еще с тех пор, как ее погребло заживо под той злосчастной монбланской лавиной.Она тогда выжила. Ее родителям повезло меньше.?Группа захвата выбивает дверь. Фауст усмехается и резко отскакивает от пола, словно пружина, чтобы вцепиться руками в потолочную перекладину. Пот градом катится по спине, солено щекочет кожу; лишь недавно затянувшийся шрам надсадно ноет, но она не обращает на это никакого внимания, продолжая упорно тянуться вверх.Вверх-вниз. Им требуется лишь несколько секунд, чтобы понять: внутри никого нет. Ильза смотрит, дожидаясь подходящего момента, а затем опять подтягивается вверх.?Вверх-вниз. Лицо той девушки из магазина пластинок обжигает внутренний взор внезапной вспышкой; лицо Итана (то, что от него осталось) скользит по векам кровавым месивом?— воспоминание настолько острое, что ее рука лишь чудом не соскальзывает с перекладины.?Лиц слишком много: они преследуют ее в кошмарах. Ильзе кажется, что она так и не выбралась из-под лавины; кажется, что она все еще там?— погребена в темноте и снегу.Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Здесь и вправду, черт возьми, не хватает воздуха?— стены блядской каморки щетинисто ухмыляются обшарпанными углами, надвигаются со всех сторон, стремясь расплющить, раздавить, раскрошить в пыль, но Ильза упрямо продолжает дышать. Ей ведь не привыкать, верно? Она справится. Она должна справиться. Просто обязана.Камеры наконец-то захватывают нужную ей точку обзора. Ильза спрыгивает на землю?— шаткие половицы натужно скрипят в ответ. Она подходит к компьютеру ближе, внимательно всматриваясь в оставленную ею же сувенирную мозаику?— тщательно собранное переплетение из фотографий и газетных вырезок. Эти вырезки и есть ее пунктир; красная нить, соединяющая между собой полгода изощренной игры в кошки-мышки, где она всегда оказывалась на шаг позади, полгода безрезультатного паломничества в погоне за беспрестанно ускользающим призраком, невозмутимо взирающим на нее сейчас с бесплотного карандашного рисунка. О человеке со второго наброска Ильза старается не думать в принципе, не позволяя тускло теплящейся где-то под ребрами искорке надежды увидеть его снова, разгореться слишком сильно. Вряд ли ему удалось сохранить себе жизнь, после того, как он помог ей в Лондоне. Но, к сожалению, это не означало, что пресловутая загадка того, зачем он это сделал, собиралась оставить ее в покое в ближайшее время.Фауст выключает ноутбук и подходит к окну, не ощущая ничего, кроме внезапно навалившейся на плечи смертельной усталости. Вид Эйфелевой башни отнюдь не помогает ей воспрянуть духом.Паспорт и наличные лежат на столе, дожидаясь своего часа. То, что от нее зависит, Ильза сделала, теперь же?— дело оставалось за ними, а ей только и оставалось надеяться, что Ханли не полный кретин. На самом деле, на Ханли ей даже плевать?— Ильза уже знала того, кто сумеет понять все правильно.Он сумеет понять. Ведь иначе никак нельзя.***Лондон, Великобритания.Шесть месяцев назадТот вечер Ильза помнит с болезненной четкостью: будто это произошло только что, сию секунду. Холод и боль смешиваются в один пронзительный коктейль; на консоли телефона остаются кровавые разводы, когда она, трясущимися пальцами, набирает номер. Коммутатор отвечает знакомым щелчком.—?Сат-Ком семь.—?Западная Европа, незащищенная линия,?— Ильза встряхивает головой и часто моргает, сжимая зубы против усиливающейся тошноты. Господи, это же просто царапина, какого черта так больно?—?Идентификатор?—?Браво-Эхо-Один-Один.Она чувствует себя так, будто срывается с горы в пропасть?— стремительно скатывается в бездну, ловить некому, но она все падает и падает, не в состоянии достигнуть дна, пока оператор не переключает канал связи. Знакомый голос опутывает прочным канатом; резко вздергивает ее обратно вверх, не позволяя оказаться внизу, во тьме.—?Суонбэк.—?Включите шифрование.В трубке раздается повторный щелчок. Ильза выдыхает, закрывая глаза на крохотную долю секунды.—?Говори,?— приказной тон рывком возвращает ее в реальность, не позволяя вновь угодить в пропасть.—?Лондонский терминал скомпрометирован. Повторяю: Лондон скомпрометирован,?— боль мешает говорить внятно; Ильза чувствует, как собственная кровь тоненькой струйкой утекает сквозь пальцы, но все равно продолжает. —?Местный агент убит. Запрашиваю немедленную эвакуацию.—?Что произошло? Кто раскрыл Лондон? Есть какие-то зацепки?Вопросы бьют в голову рикошетом. Ильза скрипит зубами; пот струится по лбу градом и затекает в глаза, нещадно обжигает, мешая видеть. Она закрывает веки, пытаясь вспомнить все в точности. Лицо. Совершенно непримечательное, обычное лицо, из рода тех лиц, что растворяются в толпе незамеченными?— вот только взгляд за линзами очков: взгляд, полный хладнокровного спокойствия, уже успел намертво выгравироваться в памяти.—?Я видела лицо. Ему было что-то нужно. Но не информация. Он мог убить меня, но не стал.—?И что, по-твоему, это может значить?Она говорит. Говорит, что подозрения по поводу существования Синдиката не были пустым звуком. Говорит, сквозь застилающую взор боль, говорит, что нужно делать, выплевывая слова на грани потери сознания?— ведь именно для этого он и вернул ее тогда на работу, но Суонбэк вдруг прерывает ее на полуслове, будто со всего размаху перерубает трос и сталкивает вниз с горы, на краю которой ее поймал:—?Ильза, я не могу.—?Что?—?Сенатский комитет закрыл нас. Управление было передано ЦРУ. Мне приказано отозвать всех агентов.Вниз, вниз. Ильза кубарем катится вниз.—?Ильза…—?Я поняла. Я поняла, сэр.—?Ильза!—?Я все поняла, сэр. Этого разговора не было. Я исчезла в Лондоне; вы не знаете, где я, не знаете, жива ли я.—?Сможешь найти того человека?—?Буду искать, пока не найду.—?Это может быть нашей последней миссией, Ильза. Постарайся.Она лбом приваливается к коробке таксофона. Ноги подкашиваются от внезапного приступа дурноты; колени прошивает противной мелкой дрожью. Господи, если они доберутся до…—?Сэр,?— глухо произносит Ильза в трубку, даже не пытаясь снова встать прямо?— себе дороже. —?Сэр, пожалуйста…—?Не волнуйся, девочка. Ее никто не тронет. Я о ней позабочусь.Чувство облегчения захлестывает ее настолько глубоко, что оказывается сильнее боли. Выходя из кабинки, Ильза забывает повесить на место трубку?— она раскачивается на проводе, отражая в себе лужу крови, что блестит на полу.***Она одевается. Собирает вещи, коих немного: паспорт, деньги, сменная одежда. Билеты в Венскую оперу?— в конверте, все еще не распечатанном. Бенджи, наверняка, в скором времени получит свои, если уже не получил. При мысли о команде, у нее привычно колет где-то за грудиной, но Ильза не позволяет себе мешкать. Для этого у нее попросту нет времени.Когда она собирает со стола стопку австрийских газет, чтобы выкинуть их к чертовой матери (с ЦРУ достаточно гаванских подарков; светить еще и это место она не собирается), то из-за передовицы одного экземпляра вываливается сложенный вдвое лист бумаги. Ильза замирает. Наклоняется и поднимает листок за край?— осторожно, словно боясь обжечься. От одного взгляда на очередной карандашный рисунок (единственный, что она не оставила в Гаване), к горлу тут же подкатывает комок.Буквально все без устали твердят, что ее дочь растет точной копией ее самой. Но с рисунка,?— и не имело значения, что это всего лишь бледный набросок?— на нее смотрят глаза Итана. Ильза зажмуривается до ярких кругов перед глазами и прикусывает губу, стараясь сдержать слезы.Газеты Ильза выкидывает в ближайший мусорный бак. Рисунок?— сжигает на мосту. Хрупкая копия детского лица стремительно истлевает, пожираемая пламенем, но Ильза держится за край до последнего, рискуя обжечь себе пальцы. Пепел развеивается по ветру.Такова паскудная правда ее жизни?— ей ничего нельзя оставлять после себя.