Пламя и миражи. (9) (2/2)

Они не сказали ни слова в ответ, но взгляды их… Умоляли? И мольба эта смешивалась с сознанием несмываемой, непростительной вины, сознанием недозволенности прощения – и одновременно с решимостью бороться до конца – и с надеждой такой силы, что бывает только у грани отчаяния. Все это порождало такой эмоциональный шквал, что воздух дрожалсловно при пожаре.Рей невольно поежилась. Нет, ей было по-прежнему их не жаль, совсем нет. Да и не нужна была им эта жалость – тем более, от нее.

Но при всем этом их боль не переставала быть болью. Так же, как и их страх за друга. И их надежда, тающая, как песок в песочных часах.А Воительница Марса очень хорошо знала, что такое – тревога за тех, кто дорог. И невозможность им помочь.– Я сделаю все, что смогу, – сказала она, хотя ничего говорить не собиралась. – Я… – Она замялась, не зная, что еще сказать этим молчаливым, напряженным людям, которые когда-то были ей близкими. – Я постараюсь.– Спасибо, – хрипло ответил стоявший ближе всех Зойсайт. Его глаза поблескивали нервно и напряженно, словно он хотел в чем-то признаться, но никак не мог решиться. – Рейана, он вовсе не… Ты… – Он смешался, резко, дергано мотнул головой, отбрасывая волосы с глаз. – Ты… Спасибо.Наверное, в другой ситуации она бы все-таки рассмеялась. Или улыбнулась бы, по крайней мере. Сейчас же – только слабо качнула головой. Потом сказала тихо и коротко:– Оставьте нас.Мамору кивнул и, встретив ее взгляд, вышел из комнаты. Трое остальных отрывисто поклонились ей – поклонились! – и последовали за ним.

Уже в дверях Зойсайт помедлил и обернулся, словно опять хотел что-то сказать ей… но так и не сказал. Только зачем-то пристально посмотрел в сторону стола, потом на нее – и выскользнул из комнаты, бесшумно притворив дверь.Уже выходя, он успел увидеть, как Рейана опустилась на колени рядом с бессознательным телом Лорда Иллюзий и склонилась к его лицу.

И ее черные волосы пологом укрыли обоих.…Круг замкнулся.Снова они были вдвоем в круге оранжевой теплоты, окруженной неведомой, неназванной тьмой. Снова под ее пальцами билась не-чужая боль, угасала не-чужая жизнь. Снова они балансировали на краю бездны – вдвоем.Вдвоем. Снова.Только огонь теперь был не костром, а всего-навсего догорающим лепестком свечи, слишком слабым, чтобы отпугнуть тени – и те выжидательно притаились на стенах, время от времени колеблясь, разминая призрачные крылья.Круг замкнулся.Чтобы их пламя наконец догорело – или вспыхнуло заново?Словно… словно бы им был дан еще один шанс исправить прошлое, начать заново… или хотя бы закончить то, что никак закончиться не могло. Сказать то, что должно быть досказано, наконец.Ах, Джед, какие странные у нас с тобой все время выходят встречи! Странные – и страшные.Рей провела ладонью по бледному до голубизны лицу, коснулась виска, где редко и неглубоко билась синяя жилка – неровный, угасающий трепет жизни. Не так быстро, как тогда, на Марсе – но так похоже.Словно невидимый лед расползся от пальцев по руке, заставив заныть локоть, потом плечо, потом коснулся сердца невыносимой тоской и холодом, сухим, серым, горьким, как пепел…

…Пепел… Откуда эта мысль?..А ведь холод знакомый, она уже ощущала его недавно, в том вязком, ядовитом сне, от которого никак не могла проснуться.

Стоп. Никак не могла проснуться… Значит, Джедайт тоже…Значит, напали на них обоих. И она смогла вырваться, а он… Почему? Ведь он не слабее ее, даже сейчас! Он наверняка нашел бы способ не подпустить морок к себе! Если только…Рей вздрогнула, вспомнив тот едва ощутимый толчок извне, отдернувший ее от парализующей черты.

Это был он?.. Оттолкнул ее, а сам…А сам остался. Там, в сером кольце.Рей стиснула зубы от гнева.

Ну конечно же. Это так на него похоже!

…Нет уж, милый, больше молчать и жертвовать собой я тебе не дам! Ты моего мнения вообще хоть раз спрашивал перед тем, как героически за меня умирать?!

Нет?! То-то же.Вот и я твоего не спрошу. Вытащу как миленького – и попробуй мне только не придти в себя! Только попробуй, слышишь?!

Ах, не слышишь…

Ну, значит, придется тебя вернуть хотя бы затем, чтобы у тебя точно не осталось никаких шансов от меня отвертеться.И выслушать наконец все, что я тебе скажу.Рей не знала, как распутать то, что между ними было.Она не знала, как встретить то, что еще будет.Она не знала даже, что делать с тем, что у них сейчас есть.Но она знала одно.Она не может смотреть, как он умирает. Просто не может и все.Она глубоко вздохнула, припоминая то, чему он сам учил ее когда-то, в прошлой жизни. Ей не нужно было настраиваться: вопреки всему, она все еще прекрасно слышала и чувствовала его – даже сейчас, после всего произошедшего… и когда он был у той грани, от которой редко возвращаются.

Ну что ж, подумала Рей, если что – не вернемся оба.

Это, конечно, безумие. Но это единственное, что она могла сделать сейчас для него. Для себя. Для них обоих.

Хотя есть ли еще они оба, ей было неведомо…Что ж, вот и узнаем, подумала Рей.

Она встряхнула кистями и прижала пальцы к его вискам, зарыв их в спутанные светлые, коротко обрезанные волосы. Закрыла глаза.И почти мгновенно рухнула в бездну.…Бездна была бесцветной, непроглядно-черной и ослепляющей. Бездна была обморочно-жуткой и маняще-сладкой. Бездна шептала тысячами голосов, и шепот ее оглушал, как ураган. Бездна призывно тянула руки ей навстречу.Она шагнула вперед – хотя в этом странном пространстве, где тело было лишь фантомом привычной оболочки, для этого требовалось скорее усилие воли, а не мышц.

Итак, она напрягла волю – и……едва не задохнулась.

Пустота, казавшаяся такой вкрадчивой, почти ласковой, взорвалась вихрем – и тот с размаху ударил ее, едва не швырнув оземь (хотя где тут земля?). Потоки ветра били, как камни, не давая дышать, пытаясь раздавить.Ага, поняла Рей. Не хочешь, чтобы я туда направлялась?

Ну, значит, именно туда я и пойду.Она рванулась – пустота резко, коротко толкнула в грудь, рассыпалась искрами на сомкнутых веках, отозвалась звоном крови в ушах. Потом искры медленно, нехотя, погасли, а звон…

Звон становился все сильнее. Даже не звон, а свист. Ветер?..Ветер был везде.Ветер был сух и горяч, ветер нес серую мелкую пыль, забивая ее в волосы, оседая на коже, лишая ее цвета.

Пепел?..Здесь не было ничего кроме пепла. Ветер нес его бесконечным потоком – мириады серых пылинок, обманчиво мягких и легких, пахнущих остро-горькой гарью. Ветер хлестал как бич, серые крошечные иглы впивались в губы, покрывая их сетью трещин, которые наливались влажной солью, тут же застывая на ветру.Пепел… мертвый огонь.…Мертвый? Ну что ж, посмотрим.И она крепче стиснула зубы, продвигаясь вперед.

Ветер уже не свистел. Ветер выл, кричал, бранился, издевательски хохоча. Он рвал волосы, и концы их, как острые черные плети, больно хлестали по щекам. Серая горькая пыль забивала горло, резала легкие, как толченое стекло. Ветер бросал в лицо целые горсти этих страшных, обманчиво мягких пылинок, жалящих, подобно осам, вгрызающихся в тело, словно желая содрать кожу до кости.Ты не первый, кто этого хочет, недобро усмехнулась Рей. Много вас таких было, и где теперь вы все? Он мертв, шептал ей в ответ ветер.

Он мертв, и его все равно не спасти. Забудь, шуршали песчинки. Забудь, ведь его участь справедлива. И ты скоро будешь мертва, совсем мертва, принцесса мертвой планеты, и лунное серебро не вернет тебя к жизни, как не вернуло твой дом. Холодное, холодное, равнодушное серебро, холодный, предательский свет, которому ты так верно служила…

Чем он отплатил тебе за службу, принцесса мертвой планеты? Что принес тебе, кроме горя?Рей стиснула зубы.Хорошая уловка. Очень хорошая. Бить в самое уязвимое место – или то, которое, предположительно, должно быть уязвимым. Грамотно. И, может быть, даже сработало бы, если бы это была первая попытка.Но во второй раз в одну и ту же ловушку она не попадет.Я не слышу тебя, сказала она ветру. Что бы ты ни плел мне сейчас, я не слышу тебя.

Тебе меня не остановить. Я – огонь. … а огонь гаснет под ветром, девочка, отважная, безрассудная девочка, твой огонь угаснет, как гасли тысячи до тебя и погаснут после тебя миллионы.Я не слышу тебя, повторила Рей. Слабые гаснут. Сильные – разгораются ярче. … а ты уверена, что ты достаточно сильна, девочка, умиравшая на развалинах мертвого дворца, умиравшая во льдах, умиравшая на прозрачных плитах перед троном врага среди холодной вселенной?..Рей рванулась. Еще раз, изо всех сил. И еще раз. И еще.

То, древнее, горячее, дикое, что казалось давно мертвым, метнулось изнутри, крича и пылая. Тот голос, что заставил ее некогда нестись через полпланеты на помощь тому, кого она не знала – и кого знала всегда.Я – жива, гневно крикнула она. Я, умиравшая трижды – жива! Была и есть – и буду! И тебе меня не остановить!Потому что я не одна.

И – нас – тебе – не остановить. Никогда!!Ветер остервенело сек ее серой пепельной плетью, ветер метил в глаза, в потрескавшиеся губы, ветер не давал дышать, не давал видеть.Но ей не нужно было видеть, чтобы знать, куда идти. Боль в беспокойно ноющем сердце была надежнее любого компаса, она врастала в душу тонкой, до предела натянутой нитью, режущей, как стальной трос, тянущей тем сильнее, чем ближе была ее цель.Ближе.И еще ближе.Сейчас.Ветер взвизгнул, рванулся в последний раз, плюнув ей в лицо жгучей пепельной горечью, прошипел что-то зло и обиженно – и исчез.И стало тихо. Так тихо, что враз заложило уши.И тогда она увидела.…Он был лишь тенью собственной тени.Он был серым призраком среди пустоты.Но она узнала его.Сразу.Он узнал ее.

Сразу.Хотя…это не могла быть она. Это совершенно точно не могла быть она, только не здесь, не в этом тусклом, пропахшем гарью, бесцветном аду, где терялись очертания предметов и мыслей, искажались образы, шли трещинами привычные чувства… здесь, где она была единственным островком красок, единственным мазком жизни среди пустоты.Здесь, где ей настолько не место.

…Нет, конечно же, это не была она. Его разум практически разрушен, он не способен оценивать происходящее… это просто еще одна из его иллюзий. Просто еще один из признаков агонии… что ж, на этот раз хотя бы приятный…Нет, это не она.Она не пришла бы.Только не теперь. Только не после всего, что было…Но даже если это только тень… Только призрак, иллюзия, появившаяся, чтобы мучить его…

Он больше не может видеть ее мертвых глаз.

Больше не может.… – Джед?Рей сама не знала, произносит ли это вслух. Вполне возможно, что нет… но слова ее каким-то образом становились слышимыми – и даже видимыми – взвихряясь, как маленькие смерчи в сером мареве ядовитых частиц.Но тот, которого она звала, не видел и не слышал ее.Он стоял на коленях, сжавшись в комок, обхватив себя руками, словно пытаясь удержаться за пустоту – или согреться холодом. Короткие серо-седые пряди волос, упавшие на лоб, закрывали опущенное лицо, и казалось, что там, под седой пеленой у него вообще не осталось лица.– Джед?..– Уходи.…Рейана Марсианская не боялась ничего и никогда. Даже первого – в три года – полета на драконе. И первой – в шесть – схватки с демоном. И последней – той, на острых, расколотых в черепки, уже-больше-не-белых камнях. Даже тогда она не боялась, нет.Хино Рей тоже рано научилась не бояться. В пять лет, когда в могиле, усыпанной цветами, были похоронены все ее страхи – настоящие и будущие. Бояться больше стало нечего – большего ужаса в ее жизни случиться уже не могло. И поэтому Сейлор Марс лишь смеялась в лицо смерти, стоя у края бездны.Она не боялась ничего и никогда.Но сейчас – сейчас ей стало страшно.– Джедайт, – прошептала она, не слыша собственного голоса. – Это я. Это я, Джед…– Уходи!!Он поднял голову – и взгляд его был, как удар в грудь. Рука, уже протянутая, чтобы коснуться, упала, словно перебитая, на полпути.В глазах, когда-то голубых, не осталось ни капли бирюзы. Они были серыми – пусто-серыми, как все окружающее не-пространство. Как и тот, кто стоял на коленях в шаге – в вечности – от нее.

– Уходи, – повторил он. – Я не могу больше. Все, что угодно, только не ты. Даже если ты – это не ты. Уходи.Серая, припорошенная пеплом кожа, серые, будто седые, пряди волос. Казалось, весь он состоит из песка и пепла, и достаточно одного прикосновения, чтобы то, что еще и осталось от Третьего Лорда Терры, рассыпалось в пыль на жадном ветру.Рей опустилась на колени, потянулась вперед – пустота спружинила, как тугая пленка, не давая коснуться.– Джед, – спросила она – спокойно, хотя сердце колотилось о ребра как безумное. – Почему – не я? Я – всегда я, и никто больше…Она не договорила.Лорд Иллюзий рассмеялся. И таким жутким был этот хриплый, срывающийся звук, больше похожий на крик, чем на смех, таким неуместным, абсурдным… безумным?– Никто больше, – повторил он. – Всегда ты и никто больше. Всегда. Всегда! Ветер и пепел, боль и серые камни, ненужные битвы и темные троны, мертвые призраки вместо друзей… это ты, всегда ты! Жизнь и надежда, огонь и тепло… приходят, улыбаются и гаснут… не коснуться…– Остановись… – выдохнула Рей – видеть его сейчас было жутко.– …никогда не коснуться! Я – проклятие и смерть. Не могу коснуться… тут же исчезаешь… Умираешь снова, снова и снова… А я – не могу!!! – последние слова он почти выкрикнул, в серой пустоте вокруг зрачков тлели крохотные искорки безумия.– Перестань…– Не могу, не могу, не могу умереть… Так давно, так долго… Ты умираешь и умираешь и умираешь, а я не могу! Не могу наконец умереть!!

– ПРЕКРАТИ!!!Ужас внутри нее достиг своего предела – и взорвался гневом. Алое, яростное плеснуло ей в сердце, опалив жаром – и, кажется, даже пепел зашипел, едва не воспламеняясь. Не думая о преградах, она рванулась вперед и… …барьер тишины осыпался дождем стеклянных осколков, серая хмарь колыхнулась тяжкими, тепло-красными толчками пульса.

Рей замерла, ошеломленно смотря на собственные руки. Что она сейчас сделала? Она…– Рейана…Сердце ударилось о ребра горячо и больно. Прохладные пальцы дотронулись до ее щеки – осторожно, едва касаясь, так… знакомо.– Теплая… – Джед смотрел, как смотрят внезапно разбуженные люди: тревожно, вопросительно, неверяще. И в его глазах, хоть и устало-серых, больше не было безумия. – Это и в самом деле… ты?Горький комок в горле мешал говорить – Рей тяжело сглотнула. Не помогло. Тогда она потянулась вперед, обхватывая его лицо ладонями, зарываясь пальцами в короткие, такие мягкие волосы у висков.

– Я, – прошептала она, не узнавая собственного голоса. – Это я.– Ты пришла. – Он подался навстречу ее рукам, накрыв их своими, закрыл глаза. Замер.– Ты замерз совсем, – тихо сказала Рей.– Неважно… Ты пришла. – Он мотнул головой, пряча лицо в ее ладонях.– Пойдем, Джед. – Она мягко отняла руки, обхватила его за плечи. – Пойдем. Здесь нельзя оставаться.– Да. – Он провел по ее щеке кончиками пальцев. – Ты не должна здесь оставаться.

– Мы не должны, – настойчиво повторила Рей. Эта усталая покорность так была не похожа нанесгибаемого, выдержанного, гибкого как сталь Лорда Иллюзий, что ей снова стало жутко. – Давай уйдем отсюда. Уйдем, слышишь?– Скажи мне, ты правда настоящая? – прошептал он, будто не слыша. – Здесь кругом одни призраки, а я сейчас совсем не могу думать... Это настоящая ты?– Настоящей некуда, – раздраженно выдохнула воительница Марса. – Нам уходить надо, Джедайт!– Живая… – Он поднял голову – в сером вокруг зрачка разгорались яркие голубые искры. – Ты живая. Ты по-настоящему живая, и неважно, что теперь будет со мной.Он смотрел на нее с нежностью и благоговением, как смотрят на святыню, на чудо. И от безнадежной ласки этого взгляда становилось невозможно горько.И невозможно страшно.– Мне важно, Джед. – Голос сорвался: Рей почувствовала, как из ее пальцев ускользает невидимая нить, та нить, что еще связывала их вопреки всему. – Пойдем.

Он покачал головой.– Ничего не выйдет, Рей. Оно не отпустит меня.– Что за чушь? – нахмурилась та. – Что такое это ?оно? и почему оно может тебя не отпустить?– Это – мой ад, – тихо сказал Джедайт. – Это мой ад, и я заслужил каждую крупинку этого пепла. Пепел… погасшее пламя – вот то, во что я превратил мою жизнь… и другие, более важные жизни. Все, что здесь происходит со мной, справедливо.– Это НЕ справедливо, – гневно отрезала воительница Марса. – Жить, дышать, ошибаться и исправлять ошибки, падать, вставать и залечивать раны, сражаться и побеждать – или не побеждать, но все равно сражаться – вот что справедливо. А сидеть здесь, в собственной иллюзии – это не справедливо! Это… трусливо, Джед!– Дело не в трусости, Рей, – Третий Лорд с трудом поднялся с колен, потянул ееза руку. – Смотри.

Он шагнул вперед – не шагнул даже, лишь только напрягся для шага – и ветер ожил. Ветер вырвался, как зверь из засады, упругой серой волной ударил в лицо, свистя, рыча и воя, поднял тучи ядовитого пепла, сплетая вокруг них призрачную гибкую клетку. Он вцепился в черные волосы огненной жрицы, трепля их так яростно, словно хотел выцарапать из них все краски, столь возмутительно яркие для этого безжизненного места.

И почему-то именно это разозлило ее больше всего – настолько, что она окончательно растеряла остатки страха.– Это – иллюзия! – крикнула она. – Этого нет!

– Да. – Даже в этом безумном вое голос Джедайта оставался жутко спокойным. – Это – то, что внутри меня. И потому мне отсюда нет выхода.– Выход есть всегда! – вцепилась в его плечо Рей. – Я смогла пройти сюда, а значит, и обратный путь тоже есть!– Для тебя. – Джед накрыл ее ладонь своей. – Не для меня.Рей стиснула зубы, едва не шипя от ярости и бессилия.– Я пришла сюда за тобой, – с нажимом сказала она. – Я пришла сюда за тобой, и уйду отсюда только вместе с тобой, ясно?– Рей, – покачал головой он. – Пойми. Я не смогу отсюда уйти.– Ты можешь! – крикнула она. – Ты – один из четверки Серых, ты тот, кто не сдается, кто может все!– Никто на свете не может все.– Ты – можешь. – Она смотрела так яростно, что даже застывшие слезы казались каплями огня. – И только попробуй убедить меня в том, что ты не сможешь!

– Пепел нельзя разжечь вновь, Рей.– Нельзя, говоришь? – лиловые глаза сузились. – А это мы сейчас посмотрим!– Рей, – нахмурился Джед. – Рей, что ты…– Отстань!!!

Она отбросила его руку и отвернулась, становясь в позу атаки. Сосредоточилась.– Хорошо же. – В голосе огненной жрицы появились низкие угрожающие нотки. – Не хочешь бороться ты – значит, буду я. И пусть только оно попробует мне помешать!– Рей…– Вот уже семнадцать лет как я Рей, – процедила она. – Ничего нового. Отойди и не мешай, фаталист.Она зажмурилась – тонкий и неожиданно назойливый свист ветра не давал сконцентрироваться. Скрестила пальцы, призывая пламя, и…Ничего. Только жар привычно защекотал ладони, но вырваться наружу – не смог.– Ничего не получится, – выдохнул Джедайт. – Ты верно назвала меня фаталистом: на сей раз это судьба. И это… справедливо.

Голос его был мягким, грустным и терпеливым, словно он объяснял печальные истины ребенку, пока еще верящему в чудеса. И именно эта интонация довела Рей до крайней степени ярости. Ее зрачки сверкнули оранжево-огненным, обжигающим, нестерпимо ярким в этом мире бесцветия.– Не смей сдаваться, слышишь! – закричала она. – Будь оно все проклято, не смей! Не уйдешь ты – значит, и я не уйду, ясно?! Слышишь, я без тебя не уйду! Слышишь, ты, я зла на тебя, я не простила тебя, я невероятно хочу задать тебе трепку, но здесь я тебя не оставлю!!– Рей…– Ты вообще что о себе думаешь? Ты что обо мне думаешь? А о других, которые сейчас там места себе не находят, друзьях своих ты думаешь?! Очнись, Джед! Вспомни, кто ты! Вспомни, кем ты был! Ты же воин, в конце концов, где твоя честь?!– Рей!– Как же ты не поймешь! Этот твой ад – не только твой, Джедайт! Мы оба в нем, мы уже много лет, много жизней в нем, и нам никак не выбраться! А ты говоришь мне о справедливости! Ты? – мне?!!! Да гори она огнем, эта справедливость!! Да гори оно все ОГНЕМ!!!…Алое, древнее, гневное плеснуло в стороны взрывом сверкающих лент, жаром окутало тело – и Рей рассмеялась, на миг забыв обо всем.Она смеялась, приветствуя ликующую силу, приветствуя пламя, бывшее ее сутью, пламя, спавшее столько столетий.

Она смеялась, чувствуя, как взорвалась столетняя стеклянная боль внутри – и осыпалась вихрем прозрачных осколков.Она смеялась, приветствуя то, для чего была рождена.Битву.Мгла зашипела и отпрянула в стороны с отвратительным, булькающим, стрекочущим каким-то звуком, вязко-серыми жгутами метнулась в стороны.

Рей расхохоталась громче.…Сбежать хочешь?От меня?Она ударила – еще раз и еще. Пепел шипел, разлетаясь в стороны – и тут же смыкался вновь. Все равно, что резать воду бритвой… Но сдаваться воительница Марса была не намерена. Особенно теперь.Если бы только умолк этот проклятый плачущий ветер…– Рейана…– Отстань, – выдохнула она, уже настолько сердитая, что сердиться из-за имени было бессмысленно. – Я и одна справлюсь.– Нет. Не одна.

Твердая рука осторожно легла ей на плечо – все еще холодная, с едва заметно подрагивающими пальцами, но по-прежнему сильная.– Неужели ты подумала, что будешь биться в одиночку? – Джедайт шагнул вперед, становясь рядом. – Ты не одна. И никогда одна не будешь, пока я существую.– Слова, слова… – раздраженно выдохнула Рей: серый морок резал ей глаза, забирая силы. – А кто тут навсегда остаться вздумал? А кто тут праздновал труса? Вот выберись сначала, а потом обещай.

И тут произошло невероятное – Джедайт рассмеялся. Рассмеялся! Здесь, на грани небытия, посреди воющего серого вихря, что жаждал поглотить их жизни. И это был самый настоящий смех, теплый и мягкий, как когда-то, в редкие и давние, сейчас уже почти что и не-бывшие минуты.– Договорились, принцесса. – Рука на ее плече сжалась крепче, начиная теплеть.

– Не смей называть меня прин…– А об этом поговорим потом, – его дыхание чуть щекотнуло ей ухо. – Принцесса.– Ненавижу тебя, – отрезала Рей, от души хлестанув пространство пламенем. – Вот дай только выбраться, и я тебе поговорю!А вот выбраться оказалось сложно. Намного сложнее, чем ей хотелось бы верить, даже с ментальной поддержкой Джедайта. Серая хмарь впитывала пламя как губка, мгновенно смыкаясь вокруг тесным, подвижным, заунывно свистящим кольцом.

И после каждой атаки кольцо становилось все уже. И еще уже. И еще…– Так не выйдет, – даже в этом безумном вое Лорд Иллюзий ухитрялся оставаться спокойным. – Все это происходит внутри моего сознания, значит, и справляться с ним нужно мне.– Хорошее же у тебя сознание, милый мой, – выдохнула Рей.– Ты это сейчас серьезно?

– Про сознание? Совершенно серь…– Нет, не это. – В голосе Джедайта, кажется, слышалась улыбка. – То, что ты сказала потом.– Ну, знаешь! – гневно выдохнула Рей. – Ты о чем вообще тут думаешь?! Мы тут за жизнь боремся, а ты к словам цепляешься!– Но ты это сказала.– Просто. Случайно. Вырвалось.– Но ты сказала!– Я сейчас тебе врежу, честное слово!– Да ради Небес, огненная, – рассмеялся он. – Все равно ты это сказала.– Мальчишка, – фыркнула Рей. – Ненавижу тебя.– Девчонка, – шепнул он ей в ухо. – Я тоже тебя люблю.– Ты… что? – оторопела она.Но он уже не смотрел на нее. Он смотрел туда, прямо в серую визжащую пульсирующую хмарь, и взгляд его был невозмутимо-заинтересованным взглядом исследователя.– Я понял, – сказал он. – Наши атаки ему не страшны. Мы уступаем ему поодиночке. Значит, нужно ударить вместе.– У меня сил только на одну атаку, Джед, – серьезно и тихо ответила Рей, забыв про свой игрушечный гнев. Не время было сейчас для игр. – Мы с тобой никогда не сражались вместе…– Только друг против друга, – так же серьезно ответил он. – Я помню. Но у нас получится, феникс. У нас не может не получиться.– Точный расчет? – усмехнулась огненная сенши.– Нет. – Кажется, он улыбнулся. – Просто вера. Если хочешь… интуиция.– Интуиция! У тебя? Ну, значит, мир перевернулся! – фыркнула Рей, изо всех сил стараясь не замечать, что у нее дрожит голос. Она совершенно не боялась, но сил и впрямь оставалось все меньше… а серый липкий морок становился все ближе.

– Однажды одна мудрая волшебница сказала мне, что самые важные вещи мы видим сердцем, – мягко и тихо сказал Лорд Иллюзий, и девушка вздрогнула, неожиданно поняв, как он, оказывается, к ней близко. Прямо до мурашек… – Ну что, готова?– Главное, сам приготовься. – Воительница Марса прищелкнула пальцами, одевая ладонь в броню из живого текучего огня.– Как всегда, принцесса, – тихо ответил тот, становясь за ее спиной. – Как всегда.– Я бы не стал бороться за себя, – сказал он чуть громче, обращаясь в пространство. – Не стал бы, потому что считаю все это… справедливым. Но ее… – его глаза сузились, плеснув ярко-голубым. – Но ее я не отдам. Никому. Никогда.

И вскинул руку – в жесте коротком, как удар:– Исчезни!!!Рей ударила секунда в секунду.Пепел полыхнул огнем, серое марево вокруг зашипело и забулькало, словно полчища саранчи, сгорающие в верховом пожаре. Мгла завибрировала – и рассыпалась серыми клочьями – они опали и растаяли в пустоте……и все погасло.…Джедайт открыл глаза, удивляясь тому, что вообще еще жив. По его расчетам, вероятность этого сводилась к сотым долям процента, особенно если учесть все сопутствующие факторы…Ох.

С определением ?жив? он явно поторопился.Болело, кажется, все, даже то, что теоретически болеть не могло. Каждая клеточка тягуче ныла, мышцы иголочками кололо изнутри, горело неведомо от чего пересохшее горло… даже ногти на пальцах, кажется, тоже болели.Но при всем том ему было странно, нелогично хорошо. Необъяснимо хорошо. Так хорошо, что объяснение этому искать даже и не хотелось.

Пошевелив головой, Джедайт понял причину этого странного чувства. Голова не болела. Все остальное болело, а голова – нет.Голова. Не. Болела.Совсем.Поразительно.Кажется, за последнее время он успел забыть, как это бывает.Джедайт закрыл глаза, на несколько секунд позволяя себе просто раствориться в невероятном ощущении легкости. Боль была его постоянным спутником на протяжении почти всей этой недели, и он успел настолько привыкнуть к ней, что почти уже перестал замечать. И только теперь, когда она оставила его, подарив чувство восхитительной, блаженной, согревающей ясности, он понял, какой груз на самом деле нес. В голове царила приятная пустота, которую просто не хотелось заполнять мыслями. Хотелось просто чувствовать и быть. Хотелось просто лежать на полу и наслаждаться покоем…Стоп. А почему, собственно, он лежит на полу?Что ж, как это всегда с ним случалось, без мыслей было никак не обойтись.Джедайт снова закрыл глаза. Потом открыл, созерцая потолок. Потолок был самый обычный, со старомодной побелкой, по которой уже кое-где пробежала пара трещин. Оранжевые круги света от горящей свечи переливались на нем медленно и лениво, как густой липовый мед.Свет. От горящей свечи. Что-то в этом есть неправильное…

Ах, да. Свеча же погасла. Он сам видел это за две с половиной секунды до того, как…Память обрушилась внезапно, серым пепельным холодом, горьким ветром и немым криком тишины.Воздух затвердел и комком забил горло. Джедайт поперхнулся на полувдохе и уронил голову вниз, плотно прижав ладонь к губам, останавливая готовый вырваться крик.Нет. Нельзя. Не сейчас.Он инстинктивно сжал левую ладонь, потом, сделав над собой усилие, разжал ее. Осторожно пошевелив головой, ощутил, что та лежит на чем-то мягком. Чуть повернув шею вбок, он опознал кашемировый шарф Нефрита – тот самый, темно-синий с искрой, его любимый.

Так. Стало быть, ребята были тут. Вероятно, это они зажгли свечу.

Наверное, он здорово их напугал, мысленно вздохнув, подумал Джед.…А, кстати, где они?..Джедайт осторожно попробовал приподняться на локтях – и почувствовал то, на что до этого не обращал внимания: теплую, мягкую тяжесть на груди. Он чуть склонил голову и увидел…(О. Все-таки у Небес невероятное чувство юмора).…волосы. Очень много очень перепутанных очень черных, как вороново крыло, волос. Волос, которые он узнал бы из тысячи, даже если ослеп бы на оба глаза.Рей. Здесь. И…Мысли вдруг перекрыл мгновенный испуг от того, что она лежит слишком неподвижно. Ужас накатил, обжег – и тут же схлынул, как волна, едва он уловил ее ровное неглубокое дыхание. Спит…Спит на его груди, в его библиотеке, в доме его друзей, хотя сейчас исход ночи и, если его не обманывает чувство времени, она давно должна бы быть дома.Так. Что он пропустил?Джедайт закрыл глаза и сосредоточился, сопоставляя факты.Свой, явно не простой, обморок.

То, что за ним последовало (он невольно поморщился).Вновь зажженную кем-то (скорее всего, встревоженными ребятами) свечу.Шарф под головой.И… Рей.Значит, это не было сном. Не было галлюцинацией, иллюзией.Она действительно туда пришла.Осторожно подняв руку, он, едва касаясь, провел по спутанным черным волосам. Потом, чуть помедлив, обхватил тонкие плечи, чуть-чуть прижимая к себе. Зажмурился, на несколько драгоценных секунд представляя, что имеет на это право. Что она – его.?Я признаю себя принадлежащей тебе?.…Она не вернула той, древней клятвы. Не отреклась от нее. Даже тогда, в тот пылающий последний день не отреклась.И сейчас она пришла за ним. Туда, на самое дно его ада.Она пришла.Джедайт зажмурился: сухие глаза жгло огнем, и он был бы счастлив заплакать – но знал, что не может. Давно уже не может. Но что бы ни было в прошлом – и что бы ни ожидало в грядущем – никакая сила в мире не могла изменить настоящего, отнять у него это драгоценное знание: она – пришла.Спасибо тебе, Небо. Даже если эта ночь – единственное, что осталось, все равно – спасибо.Джедайт боялся шевельнуться, боялся вздохнуть – лишь бы не потревожить ее, не спугнуть эти драгоценные ласковые минуты… Но, конечно, все-таки потревожил – Рей проснулась.

Она пошевелилась, глубоко вздохнула – шеи коснулось щекочущее влажное тепло – потом уперлась ладонью ему в грудь. Замерла.

И резко приподнялась, вскинув голову.Ни капли не сонные лиловые глаза внимательно смотрели на него сквозь завесу спутанных волос.

Так привычно. Так знакомо. Так…На миг Джеду показалось, что он лежит не на ковре, а на пестротканых, вытертых от времени марсианских покрывалах, пахнущих дымом и пряностями. И над ним не белый потолок, а сводчатый резной камень, выщербленный ветром и столетиями. И оранжевые блики огня – от костра, зажженного в пустыне, а не от магазинной восковой свечи.И что само время повернуло вспять, великодушно дав им новый шанс, стерев все эти кошмарные тысячелетия, сделав их всего лишь сном – а теперь они оба наконец проснулись, и можно просто жить, жить по-настоящему, без бремени грехов и сожалений, и уж теперь точно не совершать глупостей, никогда не отпускать друг друга…Свеча колыхнулась и треснула, резко пахнув паленым – и видение пропало. Бесследно.Разумеется. Не может время повернуть вспять. Таких чудес в мире не бывает.И не зажжет больше никто на Марсе костров.И девочка, полулежащая на его груди, уже давно больше не девочка, и из глаз ее на него смотрят несчетные столетия – и пройденные сквозь них жизни… и смерти.Смотрят серьезно и выжидающе. И настороженно. И… словно спрашивают о чем-то.– Спасибо, – тихо сказал он. – Спасибо за то, что пришла.Она нахмурилась, губы дрогнули, безмолвно шепча что-то.– Не благодари. – Голос ее был сухим и ломким, как осенний лед. – Я не могла не прийти.Не могла… Джед на миг прикрыл глаза. Ее старая клятва, конечно же… Да и ребята наверняка применили все методы, чтобы дать ему шанс выбраться. Если речь заходила о жизни одного из них, Ши-Тенноу способны были играть без правил…– Зря они позвали тебя, – сказал он вслух. – Не надо было… так.

Договорить он не успел.

– Я поняла. – Темные глаза сузились и вмиг похолодели. – Прошу прощения за доставленное беспокойство, милорд, – и она соскользнула с его груди, оставив острое чувство холода и утраты.Джед уронил голову, проклиная себя за опрометчивость.

Ну вот, он, конечно же, опять обидел ее. Не прошло и двух минут. Молодец, нечего сказать.Наверняка пережитый приступ (не простой, явно не простой был этот обморок, надо потом подумать об этом, обязательно…) повлиял на его способности логично оценивать обстановку. И повлиял самым роковым образом. Иначе почему он ведет себя так… по-глупому?Но и она тоже… Ведь там, в иллюзорном пространстве, она была совсем другой, настоящей… или ему показалось? Почему здесь, в реальности она так ранима, так спешит уйти в броню своей гордости?

Что этот мир сделал с ней?Что этот мир сделал с ними обоими?..– Я позову остальных, – ровно сказала Рей. – Они очень волновались за тебя.

Она поднялась с колен – легко и почти бесшумно, но Джед слышал шелковый шелест волос и резкое, чуть сбитое дыхание. Он слышал, кажется, даже стук ее сердца… вот только как им услышать друг друга? Кто бы ответил…– Ты… не лежи тут на полу. Холодно, – помедлив, с неохотой проговорила огненная жрица. Замялась. – И… чтобы ты знал… Я никогда бы не пришла просто потому, что меня попросили.– Рей, – сказал он, не открывая глаз. – Не уходи.Она вздрогнула и замерла на секунду. Но не обернулась.– Мне пора, – сказала ровно и безжизненно. – Скоро утро.– Рей, – еще тише повторил он. – Остановись.Она замерла – рука на миллиметр не дотянулась до дверной ручки. Помедлила.– Незачем, – выдохнула беззвучно.Он с силой провел рукой по глазам. Глубоко вздохнул.

– Так. – Тихий голос Джедайта словно расколол что-то. – Все. Хватит.

Следующих нескольких секунд Рей даже не осознала. Она уже успела забыть, как быстро и бесшумно умеет двигаться Лорд Иллюзий, когда действительно этого хочет. Вот она стоит, нажимая на ручку двери – и в следующее мгновение уже прижата к стене, и руки ее охвачены теплыми кольцами ладоней, прочных, как сталь.

– Отпусти! – Она задохнулась от гнева. – Что ты вообще себе позволяешь?!– То, что давно уже должен бы, огненная, – очень спокойно ответил тот, и это спокойствие возмутило ее еще больше.– Отпусти!!

– Отпущу. – Руки на ее запястьях сжались сильнее – крепко, но не больно. – Отпущу, когда ты честно ответишь мне на два вопроса.

– А почему не на двадцать два? Ты что, со мной торгуешься вообще?– Нет. – О невозмутимый голос Джедайта, как о скалы, разбивалась вся ее ярость. – Просто ставлю условие. – По его губам скользнула бледная тень прежней мягкой усмешки. – Боишься?

Рей едва не закричала, но вовремя стиснула зубы: этим его сейчас однозначно было не пронять.– Ну?! – Она вскинула подбородок – и тотчас за него ухватились теплые пальцы, придерживая ей голову, не давая отвернуться. Другой рукой он продолжал сжимать оба ее запястья, сильный же, мерзавец!!– Первый вопрос. – Глаза его были непроницаемо спокойны. – Почему ты тогда не убила меня, Рейана? Я знаю твой народ и знаю, что, даже умирая, ты могла бы это сделать. Но ты не сделала. Почему?Рей задохнулась. Грудь ее перехватило от боли – и кипящей, оглушающей ярости.– Мой народ, лорд? А где он сейчас? Напомнить, что с ним сталось?– Память об этом навсегда будет моей карой. – Джедайт не отвел взгляда.

– Что мне до твоей кары, лорд? – беззвучно выдохнула огненная жрица. – Что мне до твоей боли? Теперь, когда прежнего не вернуть?– Справедливо. – Бирюза вокруг зрачка чуть потускнела, но через броню самообладания не прорвалось ни единой эмоции. – И все же ты не убила меня тогда. Почему?– Почему? – с убийственным спокойствием процедила Рей. – Смерть – награда, не наказание. Это было бы слишком легко и просто для тебя – умереть тогда.– Верно. – Лорд Иллюзий на миг опустил ресницы. Только на миг. – Жизнь бывает куда мучительнее. Особенно вечная. Особенно под проклятием. Все верно.– Ты сам выбрал это, – ровно сказала Рей. Глаза ее были темны и сухи.– Да, – кивнул Джедайт. – И не исключено, что, если бы все повторилось, я бы сделал этот выбор вновь. Потому что другого выхода не было.– Всегда есть другой выход, – сказала Рей. – Всегда.– Нет. – Лорд Иллюзий едва заметно качнул головой. – Не всегда. И ты знаешь это, воительница Марса. Ты знаешь, что такое долг. Ты знаешь, как это – идти на смерть.– Но я не знаю, как это – идти на предательство, – отчеканила та. – Так что не сравнивай наши пути.– Небо меня упаси, – невесело усмехнулся Джед. – Скажи, огненная, если бы я умер тогда, ты бы меня простила?Слова ударили в грудь, как камень – почти физически больно. Она рванулась – скорее из гордости, чем действительно надеясь освободиться: знала ведь, что безуспешно.– Ты не умер тогда, – выдохнула она, зажмурившись, не в силах видеть его лицо. – Умерла я.– И ты думаешь, после этого я остался живым, Рей?

Она разлепила ресницы: голубые глаза смотрели внимательно… и понимающе. Непереносимо понимающе, чтоб его!!..– Неважно, что думаю я, – вытолкнула она сквозь сжатое горло. – Неважно, что думаешь ты. Мы не изменим того, что было.– Верно. Не изменим. Но в наших силах изменить то, что будет.– Даже сам Хронос не в силах изменить того, что будет. – Воздух, казалось, стал вязким, как текучее стекло, и мешал выговаривать слова. – Все уже определено.– И это то будущее, которое ты хочешь, Рей? То, которое ты ждешь?Огненная жрица вздрогнула.

?Я ничего не жду?, – сказали ее глаза.– Я ничего не хочу, – сказали ее губы. – Мы больше не одно целое, Джед. У каждого из нас своя судьба и свой долг. Мы не умерли друг без друга, и мы сможем жить друг без друга.

Пальцы на ее запястьях дрогнули – но не разжались.– Ты права.Она резко вдохнула, откинув голову, словно он ударил ее. По бледным губам прошла судорога, но сквозь них не вырвалось ни слова.– Я не умру без тебя, Рей, – ровно произнес Джедайт. – И ты не умрешь без меня. Это только в слезливых балладах весь мир сходится клином на любви, и без нее жизнь рушится в бездну. Но реальность намного страшнее, ведь так?Он склонился ближе, едва не касаясь. Ярко-голубой цвет глаз сейчас имел стальной оттенок, и это было бы почти страшно – если бы Рей была не Рей. Огненная сенши не сдвинулась ни на дюйм и не отвела взгляда.– В реальности жизнь продолжается, несмотря ни на что, принцесса. – Лорд Иллюзий говорил все тише, но, несмотря на это, каждое слово заставляло воздух звенеть. – В реальности у каждого из нас остается долг, который следует исполнять, и близкие, которые нуждаются в нас. И которые предпочли бы видеть нас живыми, несмотря ни на что. И мы будем живыми – и ты, и я. Мы будем просыпаться, дышать, трудиться и сражаться – и даже улыбаться время от времени, вот только…Он помедлил. Она не отозвалась ни словом, не отвела глаз.– Вот только будет ли это жизнью, Рейана? – договорил Джедайт. – Спроси себя, будет ли это жизнью?Она не ответила. Зажмурилась и несколько раз глубоко вздохнула.

Руки, державшие ее, не причиняли боли. Но душе ее было больно – больно так, словно ее изнутри резали осколки.– Отпусти меня, – тихо сказала она.– Ты обещала мне два вопроса, огненная, – мягко ответил Лорд Иллюзий, и мягкость в его голосе была невыносимее жестокости.– Хорошо. – Она тяжело сглотнула: губы пересохли и болели. – Два вопроса. Какой второй?– Почему ты пришла сейчас?Рей вздохнула. Она могла бы притвориться, что не поняла вопроса, но оба они знали бы, что это неправда, а до такого не опускались ни она, ни он, даже в самые худшие свои времена.– Твои братья просили помочь.–Я спрашивал о настоящей причине, Рей.– Подозреваете меня во лжи, лорд? – В сузившихся лиловых глазах плеснуло обжигающее алое.– Ты сказала: ?Я никогда не сделала бы этого просто потому, что меня попросили?. Так почему, Рей? Почему ты все же пришла?– Если ты не знаешь этого сам, – выдохнула она, – то объяснять бесполезно.– Это не ответ, Рей.– Это ответ. – В неподвижном лице огненной сенши не дрогнула ни одна черточка. – Другого не будет.– Трусиха.Негромкое слово упало меж ними беззвучным взрывом – и уши заложило от пронзительного крика тишины.– Вот как? – медленно проговорила Рей. – Ты хорошо подумал, прежде чем это сказать?!– Можешь быть уверена, – бесстрастным тоном ответил тот. – Думать, как ты помнишь, мне всегда удавалось лучше всего. Ты трусишь, принцесса, ты боишься самой себя, и ты лжешь самой себе.

– Не называй меня…– Буду. Буду, потому что это так. Прости, но я не могу не называть вещисвоими именами.– Слишком поздно.– Никогда не бывает слишком поздно для правды, огненная.– Для правды? – Рей дернулась вперед с такой силой, что ей почти удалось пошевелить рукой – только пошевелить: его пальцы держали как стальные тиски. Теплые, осторожные, ничуть не причиняющие боли – но несокрушимые. – О какой правде речь? О той, когда ты убил меня? О той, когда с любопытством смотрел на мою смерть? О той, когда ты впустил смерть на мою планету? О той, когда стал врагом – моим и моих сестер? Слишком много правды, Джед, и вся она невыносима!!!

– Закрывать на нее глаза не менее невыносимо, Рей, и ты знаешь это не хуже меня.– Отпусти!!– Ради Небес. – Его руки разжались так внезапно, что она покачнулась от инерции собственного рывка. – Иди. Ты свободна. Выйди, закрой эту дверь и забудь обо мне… если это то, что ты действительно хочешь. Больше я не буду искать с тобой встречи, не буду тревожить. Больше ты не услышишь обо мне.

Она отшатнулась, смотря безумными, горящими глазами, отшвырнула волосы за спину – так резко, что концы черных прядей бичами распороли воздух.– А ты все-таки очень жесток, Джедайт. – Усмешка на ее лице была похожа на открытую рану.– Как я уже сказал тебе однажды, мы с тобой сейчас оба равно жестоки, Рейана.– Рейана умерла!– Нет! – Гневная вспышка проколола бесстрастную пелену, запертую кольцом вокруг зрачка. – Опять лжешь. Рейана не умерла – я видел ее сегодня. Видел, когда она гневно кричала на меня, когда вытаскивала меня из адского морока, когда сражалась за меня своим огнем. Я видел этот огонь, он не погас, Рей! И он хочет гореть, он может гореть! Почему ты отрицаешь свою суть, почему не желаешь признать ее? Почему ты прячешься от своего собственного огня, феникс?– От твоего феникса давно остался пепел, лорд, – выдохнула она ему в лицо. – Как и от моей планеты.– Лжешь. – Убийственно спокойный голос Лорда Иллюзий странно контрастировал с его глазами, электрически сверкающими то ли от ярости, то ли от боли. – Ты лжешь. Лжешь мне. Лжешь всем окружающим. И, что хуже всего, лжешь себе самой.

Рей стиснула зубы, сцепила ладони, сжимая пальцы до ломящей боли.– Не тебе говорить мне о лжи, – медленно произнесла она. – И не тебе говорить о прошлом.– Возможно. – Джед видел нарастающую агонию в глазах Рей – и чувствовал, что идет по краю. Этот разговор был стрелой, застрявшей в ране – и, как стрелу, его нельзя было остановить. Только довести до конца. – Но кто еще скажет это тебе, принцесса? Кто еще откроет твои глаза на то, чего ты так давно не желаешь видеть? На тебя саму, Рей?– А с чего ты взял, что ТЫ знаешь меня, Джед? – Тихий голос огненной сенши прозвучал как крик. – Та, которую ты знал, давно умерла.– Та, которую я знал – бессмертна! – яростно выпалил он. – Что случилось, воительница, ты сдалась?! Ты забыла собственную суть?! Ты, кирия Четвертой! Ты погасила свой огонь? Ты предала их, ты забыла их? Их жизнь зависит от твоей веры. И потому – не смей разрушать себя, Рейана! Не смей!!Он подался вперед, схватив ее за плечи – крепко, не вырваться.– Ты закрылась страхом потерь, отказалась от надежд. Но правда в другом! Правда в том, что Марс жив, пока жива ты! Ты и есть – Марс! Все они не умерли, пока ты этого не позволишь, пока не смиришься, пока не поверишь, что ничего сделать нельзя! Пока не примешь их смерть!

Бледное лицо огненной жрицы стало цвета фарфора.– Что ты знаешь о смерти? – прошептала она страшным, свистящим голосом. – Что ты знаешь о потерях и надеждах? Не смей…– Я – смею, принцесса!! – В тоне Джедайта звенел неприкрытый, исступленный гнев, почти отчаяние – никогда она не слышала подобного у него. – Очнись! – Он слегка встряхнул ее. – Очнись, ты же жива, Рей! Ты жива, а значит, живы все, кого ты несешь в памяти! Ты – кирия Четвертой, ты – Сердце Марса, ты принцесса, ты воин, и ты никогда, никогда не сдаешься! Не смей убивать себя, Рей! Не смей больше убивать себя! Не смей гасить свой огонь! Не смей себя разрушать!– Не разрушать, вот как? – Голос ее дрожал и ломался, как стекло, и грани резали яростью и болью. – Разве не вы когда-то разрушили все, что было мне дорого? Разве не вы принесли смерть в мой мир?– Я. – Он по-прежнему не отвернулся. – И это бремя мне нести вечно. И ты можешь убить меня – но не убивай себя! Это малодушие, Рей! Это трусость!– Да будь ты проклят!!!Молчание, которое повисло после этих слов в комнате, было оглушающим, как удар.Джедайт на секунду закрыл глаза. Потом открыл их – совершенно спокойные, непроницаемые, не выражающие ничего.– Хочешь ненавидеть меня – ненавидь, – тихо и ровно сказал он. – Хочешь презирать – презирай, это твое право. Хочешь убить – вот, я перед тобой, я не уклонюсь от удара. Огонь в твоих руках, я не стану защищаться. Если моя смерть принесет тебе освобождение, я готов. Я приму ее из твоих рук, я приму все, что угодно из твоих рук, Рейана. Но одного я не приму, слышишь, не приму, Рей!! Твоей смерти.– Вот как? – Пламя полыхнуло со дна лиловых озер, чуть не сжигая обоих. – Не ее ли вы когда-то призвали ко мне своей рукой, милорд?– Это мой грех. – Джедайт не отвел взгляда. – Это мой грех и мой ад, и память будет моим палачом на все жизни, что отведены мне Небом. Я не отрекаюсь от вины, я признаю ее и принимаю бремя своей кары. Но это не твое бремя, Рей! Это не твоя тьма!!– Ты еще не понял? – гневно выдохнула она. – Разве ты еще не понял?! Нет не-моей боли и нет не-моих проклятий! Все твое бремя лежит и на мне, Джед! Вся твоя боль лежит на мне! И ты не сможешь забрать их себе – разве только вырезать вместе с моим сердцем! Вырви его, забери его, освободи уже меня от этого, если сможешь, Джед! Не сможешь?! Тогда и не учи меня. У тебя нет на это права.– У меня есть на это право. – Лорд Иллюзий не шелохнулся, хотя ярость огненной сенши ощутимо жгла даже на расстоянии. – У меня оно есть. Я был тем, кто встретил с тобой третий рассвет. Я был тем, кто предал тебя. Я был тем, кто… принес тебе смерть. И я был… я есть – тот, кто любит тебя, Рей.– Не смей говорить мне про любовь! – едва не с ужасом выкрикнула она.– Не буду. Но от этого ничего не изменится. Я несу ответственность за тебя.– Я освобождаю тебя от этой ответственности, – процедила Рей, роняя слова, как удары меча.– Прости, родная моя, – очень мягко ответил Лорд Иллюзий. – Но это не в твоей власти.Что-то раскололось у нее внутри, рассыпалось, обожгло осколками, рванулось огнем по венам, застелило глаза. Она выдернула руку – неожиданно легко – коротко замахнулась – и…

Ударила. Наотмашь. Со всей силы.Звон пощечины хлестнул по нервам, как бич.Рей отшатнулась, смотря едва не безумно, стиснув левой ладонью запястье правой так, что под кожей выступили вены. Джедайт замер, чуть откинув голову, след на его щеке наливался красным.

– Бей, – совершенно спокойно сказал он. – Бей, если тебе от этого станет легче. Бей, если это унесет твою боль. Уничтожь меня – но не себя! Не себя, Рей!

– Ты что, предлагаешь мне… убить тебя? – тихо спросила она.– Если тебе от этого станет легче. – В глазах Джедайта скользнуло что-то очень усталое, такое усталое, словно копилось столетиями. – Делай все, что захочешь, только не мучай себя больше, Рей.– Разве это я мучаю? – прошептала она. – Разве я убиваю?Он длинно, с усилием вздохнул, и на миг его черты исказились такой болью, что у нее внутри что-то сжалось.– Что мне сделать, Рей? – бесцветным голосом спросил он. – Умереть? Уйти? Сгореть в твоем огне? Но я и так горю в нем, феникс, я горю в нем уже которую вечность. Моя жизнь не имеет значения. Но ты – не смей умирать, слышишь! Не смей!– Значит, предлагаешь сам умереть… вместо меня?.. – В невыразительном тоне огненной жрицы проскользнули какие-то странные, надтреснутые ноты.– Если захочешь, Рей. – Он чуть склонил голову, словно непосильная тяжесть пригибала его к земле. – Небо свидетель, все, что захочешь.– Вот как. Что захочу, значит?.. – В лиловых глазах мелькнуло что-то яростное, древнее, угрожающее, палящее – и она рванулась вперед.Джедайт зажмурился, откинув подбородок, чтобы ей было легче атаковать – он почти не сомневался, что она нанесет удар, возможно не смертельный, но явно болезненный… хотя ничто не могло быть страшнее боли в том аду. Ничто. Лишь бы потом не упрекала себя, не казнила…Она вцепилась ему в затылок – больно – и рванула на себя, и……впилась губами в губы.Это не было нежно. Это не было ни сладко, ни мягко. Это не было ни наслаждением, ни лаской, ни любовью.Это было мукой.

Ее руки вцепились ему в волосы, едва не вырывая их, ее зрачки полностью утонули в огне, утратив сознательное выражение.Ее губы терзали и причиняли боль, ее дыхание было горьким огнем, ее поцелуй исходил яростью, как свежая рана исходит соленой кровью. Ее поцелуй был больнее удара и мучительнее самой искусной из пыток.

Если это и была страсть, то разрушительная. Если это и была любовь, то смешанная с ненавистью. Если это и было наказание – то причиняющее боль обоим.Джедайт чуть покачнулся – и обнял ее в ответ.Нежно.

Он прижал ее к себе – крепко, вбирая ее боль до капли, лаская ее гневные губы, принимая на себя всю ее тысячелетнюю непролитую горечь. Он гладил ее волосы – мягко, едва касаясь – и от каждого прикосновения она всхлипывала ему в рот.Рей отпрянула внезапно, резко, с рыданием, похожим на крик. Глаза ее прояснились, и в них медленно проступил ужас.– Небо, я… – Она смотрела на него взглядом смертельно раненого зверя. – Я же никогда так… Что ты делаешь со мной? Что ты со мной делаешь, Джедайт?!!..– Я люблю тебя, Рей.– Замолчи!!!.. – В ее крике был едва ли не ужас.

– Нет. Я люблю тебя.– Не надо!..– Надо. Это давно, очень давно было надо сказать. Я люблю тебя.– Ты!.. – Она всхлипнула, пряча в руках лицо. – Будь ты проклят!– Я давно уже проклят, огненная.– Ненавижу тебя.– Знаю, феникс. Но это неважно.

Джедайт подошел чуть ближе, легко, невесомо коснулся темных волос.– Есть то, что осталось непроизнесенным в нашу последнюю встречу, – проговорил он. – Мои слова ни к чему тебя не обяжут, но… Будем мы вместе или расстанемся, я должен сказать их тебе. Я давно должен был их тебе сказать.Он взял ее за руки. Бирюзовые глаза мерцали мягко и нежно, напоминая оттенком небо – чистое звенящее небо давно сгоревшего Марса.– Ты та, кто держит в руках мое сердце. – Слова древнего, мертвого вот уже несколько эпох языка звучали безупречно-живо, ясно, без малейшего акцента.

– Нет, – потрясенно прошептала Рей. – Нет, ты не можешь…– Ты та, перед кем я никогда не подниму щита.– Остановись…– Ты та, на чей зов я приду с любого берега жизни и смерти.– Не надо!..– Я признаю…– Прекрати! Прекрати, я не хочу, не надо!!!– …я признаю себя принадлежащим тебе. – Он сжал теплыми пальцами обе ее ладони, поднес к губам, касаясь каждой поочередно. Потом отпустил. Отступил на шаг. И сказал:– А теперь – иди.И отвернулся.Это было слишком. Просто слишком.

Рей и так держалась из последних сил. Прошедшая неделя и так была одной из самых трудных в ее нынешней жизни – а эта ночь и вовсе оставила от обычного самообладания жалкие клочья. Привычная броня спокойствия шла трещинами, и бреши становились все шире с каждым вдохом. И с каждым вдохом острые грани все сильнее резали грудь где-то очень глубоко внутри, и любые попытки удержать то, рвущееся наружу, невысказанное, не имеющее имени, обжигали болью, как колотое стекло, сжатое в руке.

Но, несмотря на это, она сжимала эту невидимую руку все сильнее. Сжимала, потому что отпустить ее означало отпустить бурю, которая снесет все на своем пути и – она с жуткой обреченностью осознавала это – не оставит ничего от Хино Рей, жрицы храма, примерной ученицы, нежеланной дочери знаменитого политика.

Бурю, которая разрушит ее до основания.…зачем, зачем, ЗАЧЕМ он делает это??!!!..– …Зачем?.. – Губы едва слушались. – Что ты…– Уходи, – резко, не оборачиваясь, перебил Джедайт. – Уходи, если хочешь, чтобы между нами все закончилось здесь и сейчас, раз и навсегда. Уходи сейчас – и не оглядывайся никогда – слышишь, Рей, никогда! Ты бесконечно дорога мне, но принуждать тебя я не стану. Если ты действительно ЭТОГО хочешь – уходи. Но сделай это прямо сейчас, Рей, потому что другого шанса не будет ни у тебя, ни у меня. Потому что…Он обернулся – голубые глаза мерцали в оранжевой полутьме электрическим огнем, жутким и завораживающим одновременно. И в них было все, что угодно, только не спокойствие.– Потому что больше я не отпущу тебя, Рейана, – срывающимся, свистящим голосом проговорил он. – Не смогу. Никогда.Рей шевельнула губами – но с них не сорвалось ни звука.Боль разрывала ее изнутри, разбивала вдребезги, и она мысленно сжалась, пытаясь собрать воедино искореженные осколки себя – но те когтями пропарывали душу, и мир выскальзывал из ее слабеющих рук, мир фарфоровой чашей разбивался о камни – а огонь, всегда верный союзник, превратился во врага, сжигающего ее привычную сущность, изнутри разрывающего сердце, словно ему тесно было в смешной человеческой оболочке – и Рей вдруг вспомнила рассказ Ами о том, как это бывает больно – гореть……о Небо, как же это бывает больно!..…и вдвойне, втройне, в тысячу раз больнее от того, что он – здесь.Он – здесь.

Сердце рвется, как сухая кожа земли, выпуская наружу жидкий огонь.

Сердце бьется и кричит, ломая клетку ребер, темницу хрупкого тела, такого слабого тела, такого человеческого.

Сердце, дикое, мудрое сердце, чует того, кого ждало оно все эти дни – века – эпохи – жизни, кого желало так исступленно, так яростно, так слепо.

Сердце хочет раствориться, исчезнуть, сгореть и воскреснуть – вдвоем – и стать, наконец, живыми, потому что глупости все эти битвы и разделения на друзей и врагов, на правых и виноватых, на убийц и жертв, потому что оба они тогда умерли и оба вернулись, потому что – вот, он здесь, и все остальное неважно, совсем неважно уже, и нужно только шагнуть…Только шагнуть. Один раз. И…Внутри нее что-то надломилось – и рассыпалось вдребезги.

Она зажала ладонью рот, вцепилась зубами в кожу, загоняя внутрь нечеловеческий крик – потом согнулась, падая – Джед едва успел подхватить ее – стиснула рукой грудь, едва не раздирая пальцами…Боль под ребрами, словно невидимая стрела насквозь пронзала ее тело.Рей выгнулась в его руках – и зарыдала.Она не плакала по-настоящему со дня смерти матери. Она никогда и ничему не позволяла задеть ее до таких глубин. Она изливала боль в гневе – но не в слезах. Она уже почти забыла, как это делается…И… как это мучительно.…Это было страшно.

Это не было красиво. Это не было ни трогательно, ни грустно.Это было… невыносимо. Жутко и больно.

Рей захлебывалась рыданиями, билась и корчилась, как приговоренный, сгорающий на аутодафе. Она кричала, исходила криком и болью, и рыдания ее были хриплыми и рваными, они резали горло и душили, ослепляли. Она кричала, словно невидимое острие пронзало ей сердце, медленно проходя насквозь.И он ничего не мог сделать – только держать ее.Он держал. Молча, стиснув зубы и бессознательно контролируя дыхание, он держал ее, вбирая ее боль – и никак не мог выпить ее всю. Он держал ее, сгорая вместе с ней в этом невидимом огне, проходя эту пытку.

Она билась в его объятиях – и он держал ее, не зная, были ли его руки опорой или цепями на этом костре – а может, и тем и другим одновременно.Но отпустить ее он не мог – и потому держал ее.И знал, что будет держать до конца....Через много – каждая длиной в вечность – секунд Рей снова вспомнила себя.

Мир вокруг нее завис в коконе из тишины. Мир был беззвучным, темным и мягким, и теплые оранжевые блики едва пробивались сквозь слипшиеся ресницы. Мир был покоем и теплом – и кольцом держащих ее рук – и мерными ударами сердца под щекой – и она замирала, закутываясь в это тепло, прячась от своих мыслей, страхов, сомнений. От вопросов, которые так больно задавать, и решений, которые так не хочется принимать.Теплые руки обнимали ее, укрывая от реальности, от боли, от самой себя. Они держали ее бережно и крепко. Почти так же крепко, как и тогда, давно…Нет. Она не будет сейчас думать об этом, не будет вспоминать!Хотя бы еще несколько мгновений…– Прости меня. – Голос Джедайта был мягким, как дыхание, слова не звучали, а теплыми облачками касались волос.Рей молчала. Ей не хотелось нарушать тишину, разбивать мерное течение уютного беззвучия рваными, нервными, беспомощными словами. Словами, которыми можно сказать так мало… тем более, что она вообще не знала, что сейчас надо говорить и как…Стоп.

Тишина.

Она же тут только что рыдала, как младенец! Так, что наверняка даже в центре Токио было слышно!Им все было слышно!!…Ох…– Не бушуй, – руки мягко сжались, обхватывая сильнее. – Я поставил полог беззвучия. Никто ничего не слышал.Ну, разумеется. Предусмотрителен, как и всегда. До мельчайших деталей.– Виноват, принцесса. – Кажется, в его голосе прозвучал смех. – Зануден, как и всегда.Нет, он еще шутит! И мысли читает!!– Нет. Просто хорошо тебя знаю.Знает он… Рей возмущенно вскинула голову – и замерла, встретившись с ним глазами.Джед не улыбался. Бирюза вокруг зрачка потемнела до синевы… и было в ней столько усталости, словно он только что пронес неимоверную тяжесть, и до сих пор был не уверен, можно ли ее сбросить.Рей вздохнула и снова уткнулась лбом в его плечо – чего уж теперь…– Я пришла не потому, что меня позвали твои братья, – тихо сказала она. – Я пришла потому, что меня позвал ты.– Я знаю, – негромко произнес он ей в макушку.– Тогда… зачем?– Ответ был нужен не мне.Тихий голос ласкал и успокаивал, ощущаясь как прикосновение. Рей чувствовала его – так близко и остро, так привычно и так… нераздражающе правильно.

– Я чувствовала твою боль, – сказала она. – Она звала меня. Ты звал меня. Я пришла.– Я тоже слышал ее, огненная.– Это ведь ты не дал… этому захватить меня? Ты спас меня тогда?Руки, которые уже почти разжались, обняли ее крепче.

– Когда-то давно я не спас тебя, Рей.– И потому ты пришел сейчас?– Нет, – улыбнулся он ей в волосы. – Не поэтому.Он не ответил – но ответа она и не ждала.Она знала.

– Рей……Ох, нет… Не надо. Не сейчас. Пожалуйста, только не сейчас…

Она закрыла глаза, стиснула ладони, чтобы не поднять глаз. Непроизнесенный вопрос и непроизнесенный ответ на него звенели в тихом пространстве – и она почти ждала этих несказанных слов… и почти боялась их.– …знаешь, я склеил твою чашу.– Что??– Чашу, – терпеливо вздохнул Джед. – Помнишь, она у тебя разбилась неделю назад?

– Ах, та самая… – Рей отстранилась и села рядом, прямо на ковер, привычно поджав ноги и выпрямив спину – классическая поза жрицы, плечи опущены, подбородок поднят. – Но она же на мелкие кусочки… Как?– Я же умею, ты помнишь? – Лорд Иллюзий осторожно взял со стола красно-черный лепесток фарфора, подал ей.– И помню, чего это тебе стоило, – вздохнула та. – Это же столько сил выжимало! Ох…Джед! Ты вообще сейчас как?..– После того, как мы выбрались – как ни странно, вполне хорошо. – Джедайт нахмурился. – А ведь действительно, странно… Эта враждебная сущность словно вытягивает силы, интересно, каким об…– Стоп! – Рей отставила чашу и взяла его за руки. – С врагами мы потом разберемся, не в первый раз. Ты о себе уже подумай наконец!– Вот и ребята так же твердят, – вздохнул тот. – Сговорились вы все, что ли?– Ничуть не изменился…Марсианская воительница вздохнула, сжала его ладони, потерлась щекой.

– Столько сил, – прошептала она. – Столько мучений. Зачем так?.. Ради одной несчастной чашки?– Нет. – Джедайт улыбнулся, закрыв глаза. Ощущение ее кожи перекрывало боль в саднящих кончиках пальцев. – Не ради чашки. Вовсе не ради нее.Рей подняла глаза, но не возразила, не задала вопроса, который он ждал – только чуть качнула головой. Потом выпустила его руки и осторожно взяла хрупкую вещицу, рассматривая ее.– Совсем не похожи. – Она рассеянно провела пальцами по ярким линиям рисунка. – Но с другой стороны… чем-то все-таки похожи. Мне… нравится так думать.– Прости меня, – тихо сказал Джед.– За что? – устало спросила она.– За то, что смог вернуть так мало.– Мало? Ну, может, и не так мало, как ты думаешь…Кончик ее пальца продолжал рассеянно скользить по гладкой эмали… и вот, остановился, запнувшись о крошечную щербину. Она замерла, поднесла чашу к глазам, разглядывая ее.

Джед зажмурился, усилием воли оставаясь на месте, чтобы не придвинуться, не коснуться ее сейчас.Тишина была густой и тягучей, секунды отмеряли ее медленными каплями, вязкими, как запекшаяся кровь. Как кровь, вытекающая из останавливающегося сердца…– А вот за это… – Джедайт запнулся, выравнивая голос. – Вот за это я не прошу прощения, Рейана. Потому что за такое прощения нет.Она не ответила. Вздохнула, потянулась, ставя чашу на стол. И лишь потом обернулась.Глаза ее были темными, обведенными кругами, устало-ясными и прозрачными. Ресницы слиплись тяжелыми, черными стрелами и казались рисунком тушью на белой рисовой бумаге.– Как знать, мой лорд… – Голос ее был очень мягким и очень грустным. – Как знать.– Ты ведь не сможешь забыть, огненная.– Нет. – Она легко качнула головой. – И ты не сможешь. Но… может, это и не нужно. Некоторые вещи заслуживают памяти.– Ради мести?– Ради жизни, – вздохнула Рей. – Глупый. Все такой же глупый…– Но уже не такой хороший, принцесса. – Джед явно хотел пошутить, но у него это вышло скорее тоскливо, чем иронично.Она покачала головой, едва не улыбнувшись, блеснула влажными глазами. Потом снова взяла в руки чашу.– Дедушка рассказывал мне, что следы времени придают вещам особое очарование. Они наделяют их жизнью, делают неповторимыми и дорогими для нас. Царапины на камне. Зеленый налет на медной утвари. Щербины на металле. Обтрепанный край шелка. Пожелтевшая бумага и выгоревшие чернила. Они превращают бездушную вещь в сосуд памяти. Поэтому каждый след времени драгоценен.– Даже такой, что причиняет боль? – негромко сказал Джедайт, не делая ни одного движения, чтобы приблизиться к ней.– Особенно такой. – Рей не отрывала глаз от линии поперек шеи летящей птицы. – Боль несет с собой опыт и мудрость. Все живое рождается с болью.– И умирает тоже.– Да, – не дрогнув, кивнула она. – И умирает тоже. Умирает, чтобы однажды родиться вновь, чтобы начаться сначала. Чтобы, может быть, повториться лучше, прекраснее, чем было.– Я не смогу простить себя, Рей, – ровно сказал Джедайт. – Ты знаешь меня лучше, чем я сам себя знаю. Ты знаешь, что я – не смогу.Она не ответила. Вернула чашу обратно, мимолетно коснулась язычка свечного огня, потеребив его, как ушко котенка. Села – ровно, как прежде, не оборачиваясь. Рыжие блики играли на ее волосах, как на водах ночной реки.– Помнишь, я сказала, что нет боли твоей и моей? – Тон ее был отрешенно-задумчив. – Не прощаешь себя, не прощаешь и меня тоже. Я знаю тебя, знаю, что ты не откажешься от своей вины, будешь вечно нести это бремя. Значит… – Она вздохнула. – Значит, будем нести его оба.– Рей, это не…– Мы оба похожи, Джед. Мы оба слишком похожи, мы не терпим никаких клеток. Мы подпускаем к себе лишь тех, кого сами выберем, и лишь настолько, насколько сами этого захотим. И… я не знаю, подпустила бы тебя вообще. Но ты не спрашивал меня. Ты просто пришел и остался.– Ты тоже не спрашивала меня, огненная, – голубые глаза были непривычно мягки. – Ты просто подошла так близко, как сама того захотела. Ты просто подошла… и взяла то, что хотела взять.?Ты тоже можешь взять то, что хочешь?, – подумала Рей, и почти испугалась себя в этот момент. Она действительно почти сказала то, что почти сказала? Она… действительно этого хочет?Да. Она хочет – этого.Она хочет, чтобы не осталось больше границ между ним и ею, не осталось слов, вопросов и воспоминаний.К Хаосу воспоминания.Она устала помнить о смерти.

Она хочет жить. Сейчас.Рей медленно протянула руку и коснулась его щеки. Кожа под пальцами была теплой и чуть шероховатой. Совсем, как прежде…– Джед, – тихо сказала она. – Могу я попросить тебя об одной вещи?

– Что захочешь, Рей. – Он коротко вздохнул и невольно подался навстречу ее ладони, прижимаясь крепче.– Пожалуйста… – Голос ее стал еще тише и мягче. – Пожалуйста, обними меня.Джед задохнулся.

Она никогда его об этом не просила. Более того, он мог бы поклясться, что она вообще никогда и никого об этом не просила. Она была слишком горда для этого, слишком… Она была слишком… Рейана.И теперь… это никоим образом не было знаком слабости. Это было знаком доверия – неслыханного доверия с ее стороны. Она позволяла ему увидеть себя уязвимой, усталой, нуждающейся в тепле и защите – как уже позволила увидеть свои слезы.– Я так долго была неживой, Джед, – прошептала она. – Так долго. Пожалуйста, сделай меня живой.Он осторожно провел по ее щеке ладонью.– Ты… этого хочешь, Рей? Действительно, этого?– Я хочу всего, что ты можешь дать мне, мой лорд. – Она смотрела твердо и ясно. – Всего до капли.

Он вскинул голову, молча задавая вопрос – и получая такой же молчаливый ответ в горячей, древней, мудрой и бездонной глубине ее глаз.– Рей… – Слова вырывались с трудом, горло неожиданно пересохло. – Рей, ты понимаешь, о чем просишь? – Тонкая черная бровь чуть приподнялась. – О Небо. Конечно, ты понимаешь. Это… безумие, Рей.– Вся жизнь – это безумие, Джед.– Ты понимаешь, что обратного пути у нас с тобой не будет? Если я… если мы дойдем до конца, то я уже никогда – слышишь, никогда! – не отпущу тебя. Просто не смогу.– А кто сказал, что я тебя отпущу? – усмехнулась Рей, ероша светлые коротко стриженые волосы на его виске.– Ты? – Он негромко рассмеялся. – Ты, безумие мое и мое счастье, ты никогда меня не отпускала… Даже когда я висел над пропастью, ты не отпускала меня.– И не отпущу, какой бы ни была пропасть. – Она взяла его лицо в ладони. – Ты тот, в чьих глазах я вижу свою душу. К добру или к худу, другого не будет. Никогда.– Еще бы он был, – нахмурился Лорд Иллюзий. – Не хотелось бы лишних жертв.– Ревнивец, вот как?

– Еще какой…Он склонился к ней, чуть приподняв ее подбородок, и Рей машинально закрыла глаза, ожидая поцелуя… но его не последовало. Вместо этого его губы скользнули ниже, коснувшись горла – горячо, как ожог. Так горячо, что она вздрогнула.– Джед, что ты…– Ш-ш-ш…Один за одним поцелуи касались ее шеи, выстраиваясь в цепочку, безошибочно проходя тот путь, который когда-то проделало лезвие. С точностью до миллиметра. Легко. Осторожно. И невыносимо больно. И невыносимо нежно. И…– Это то, что я никогда не прощу себе. – Его дыхание щекотнуло ямку между ключиц. – И то, что никогда не забуду. Нет, молчи. Это моя кара, оставь ее мне, я благодарен за нее судьбе. Я… слишком много раз видел твою смерть.– В том кошмаре?– В том кошмаре.– Я умирала трижды с момента нашей последней встречи, – усмехнулась Рей, запуская пальцы ему в волосы и не давая поднять голову. – Я умирала – и вот, жива. Смерть на самом деле относительна, знаешь.– Не имеет значения. – Его руки сжались на ее талии. – И одного раза… слишком много.

Он не добавил ничего больше – и она не спросила.

…Рей… Она всегда читала в его молчании больше, чем в его словах. И с точностью до удара пульса знала, о чем он – не-сказал.

Это… почти пугало в ней. И – восхищало.Джед едва слышно вздохнул, пряча лицо в мягком изгибе ее шеи.

Минуты отчаяния, боли и битвы наждаком содрали с души все наросшие слои чешуи и кожи, обнажая то, что он, может быть, и хотел бы от себя скрыть – но уже не скроет. В огне этих мгновений сгорело все неважное и наносное, оставив только самую суть. Только истину.?Я признаю себя принадлежащей тебе?.Это он. Это он, он принадлежит ей, принадлежит навсегда, навеки, каждой частицей себя – принадлежит.Она никогда ничего не потребует у него и никогда ничего не попросит.

И именно поэтому он отдаст ей все, что может отдать – и больше того, что может.– …Однажды я видел золотую птицу, прилетевшую прямо из заката, – прошептал он, перебирая пряди текучих иссиня-черных волос. – Она вырвала меня у смерти, заставила мое сердце биться, когда оно уже сделало последний удар. – Он мягко взял девушку за подбородок, развернул к себе. – У нее были твои глаза, Рей.Карминно-алые губы дрогнули, но с них не сорвалось ни слова.– Я стоял на границе Теней, но моя память никогда не подводит меня, – сказал Джед. – Я помню. Помню твой огонь, Рейана.Он резко, почти рывком, обхватил ее за плечи, касаясь губами губ.

– Останови меня, – прошептал беззвучно. – Останови меня сейчас – или не останавливай никогда.– Никогда. – Глаза ее потемнели до грозовой синевы. – Никогда…Он обнял ее – смеясь и плача, самому было не понять, зарылся лицом в черные волосы, коснулся дыханием щеки.– Ты пахнешь яблоками, Рей. – Глаза его, ярко-голубые, электрически мерцающие, заполняли все пространство. – Яблоками и гвоздикой, вином и нагретым камнем. Огнем. Жизнью.– Огонь и есть жизнь. – Руки ее скользнули ему на шею.– Это ты – жизнь… …Это было жизнью – и смертью……она обхватывает обеими руками его голову, прижимает к себе, зарывается ладонями в мягкие светлые волосы, ерошит их, скользя пальцами по вискам и затылку. И смеется прямо в губы склонившемуся бирюзовому небу, и небо, улыбаясь, целует ее в глаза – яркое, невыносимо нежное небо – и смотреть нестерпимо, и не смотреть – невозможно……резко вздыхает и прижимает ее к себе – крепко, до дрожи – и прячет лицо в разметавшихся черно-шелковых прядях. Его дыхание, прерывистое, влажно-горячее, обжигает затылок, он шепчет ей в волосы что-то быстрое и неразборчивое, и дрожащие пальцы скользят по шее, лаская……обнимая его в ответ, оплетает руками – не оторвать – утыкается лицом в плечо, вдыхая знакомый еще с прошлой жизни запах дерева и моря. Кожа под ее щекой теплая, гладкая и очень живая. Настоящая. Она целует, едва касаясь – и он вздрагивает, будто от ожога, и где-то глубоко в его груди что-то обрывается, и часто-часто бьется сердце – его? ее? – не разделить уже, и низкая прерывистая дрожь – то ли смех, то ли рыдание – трепещет в груди, и срывается с губ полустоном, полумолитвой:– Рейана…– Да, – шепчет она ему в губы. – Я – Рейана. …Это было смертью – и рождением……огненная волна поднималась из глубины, со дна ее существа, древняя стихия, спящая в шестнадцатилетнем теле, и в этом огне сгорала прежняя девочка – а та, что рождалась ей на смену, была древнее песков, скал и неба, была мудра, как само время. И эта, другая, не боялась, признавая голоса ночи.У этой, другой, были огненные глаза и певучее сердце, она не боялась, не задавала вопросов, всегда зная все.И та, что рождалась сейчас из пламени, была мудрой и вечной, как время, и внимала этим словам, вспоминая – понимая – зная их – всегда. И тихо, мудро улыбалась.Та, что рождалась сейчас, была красным песком и черными скалами, текучим огнем каменных недр и белым огнем небес, и невидимым вечным огнем, льющейся кровью вселенной.Та, что рождалась сейчас, была древней, как сама жизнь. Та, что рождалась сейчас, никогда не существовала – но всегда была.

И птица, запертая в человечьем теле, расправляла горящие крылья, поднимая их к небу. …Это было рождением – и полетом……рушились барьеры и грани, мир терял четкие очертания – чтобы в следующим миг снова обрести их иными, яркими, исполненными смысла, который раньше даже и думал прочесть.Это было стихией и пропастью, восторгом и светом, смеющейся бурей, летящей над пустотой.

Это было волной, край которой касался звезд – и вечная, нежная темно-лиловая полночь улыбаясь смотрела с зенита, и черным шелком обвивала руки, и не вырваться было от нее, не спастись, и все, что оставалось – это балансировать на грани стихии, танцующей в небесах, замирать на несколько секунд-веков-тысячелетий, целуя в губы огненную смерть, и смеяться, разбиваясь о вечность, и снова воскресать, танцуя на самом гребне волны…Это было – стать на миг настоящим, без масок, без вины, долгов и шрамов – здесь и сейчас, всегда и навеки, в этом мгновении, где ?сейчас? длится вечно, а прошлого и будущего – просто нет. …Это было полетом – и вечностью……они падали, падали в угольно-черный провал, сливая дыхание и жизни, переплетая пальцы и души, они сгорали дотла, рассыпались пеплом, они стирали границу между ?ты? и ?я?, они умирали от восторга, равного боли, и, умирая, воскресали как единое, пылающее, бессмертное, крылатое существо……ликуя, падали в бездну, сгорая и возрождаясь, благоговея и подчиняя, обладая и преклоняясь, повелевая и принадлежа, смеясь и рассыпаясь на осколки и рождаясь вновь – огнем, дождем и ветром, светом и тьмой, заново творя вселенную – в тысячный раз и каждый раз как первый… …И пепел прежних эпох был снова горяч, как солнечный свет, а солнечный свет тяжел, как песок, а песок мягок, как ветер, а ветер пах скорбью и временем, а время было сухим листом в черной реке с белыми лучистыми рыбами, а рыбы были звездами, а звезды – птицами, сделанными из огня, смеха и вечности, птицами, которые не могут умереть – только улететь далеко-далеко, расколов небо, как стеклянную чашу, а осколки опадут на землю и прорастут белыми цветами, и будут резать босые души смертных, маня их миражами несбывшихся чудес, которые……однажды……все-таки……сбудутся.И там, внутри, в огненно-обнаженной глубине, свободной от отражений и масок, золотая птица смеется и бросает вверх оперенные руки – высоко, высоко в небо – и небо смеется в ответ, яростно-голубое, мучительно-нежное, яркое – смотреть больно, и не смотреть невозможно – и летит все выше и выше – или это небо склоняется к ней, оно повсюду, вокруг, вверху и внизу, и не скрыться от него, и не отвести глаз – невозможно-нежное небо, оно шепчет – или кричит? – этот крик разбивает мир на осколки...– Лети, феникс! Слышишь меня? Лети!!... и мир смеется в ответ, разлетаясь стеклянными брызгами и ложась на пустоту новым узором.И крик, разделенный на двоих, вторит ему.И где-то в невообразимой дали – совсем близко, на расстоянии вздоха – в золотых садах Иллюзиона взрывается лепестками третья роза. Белая, как сердце пламени. Обжигающе-чистая, как утренняя роса на губах.Роза цвета бессмертия.