II-XI (1/1)

"Звезда морей", на которую направили Милену, ничем для девушки от прочих судов не отличалась. Может быть, не так хороша была, как другие, носовая фигура, или разнилось количество мачт, но для Редбайрдт это все было пустым звуком. Она любила море беззаветно и горячо, но даже общение с моряками не могло привить ей знания о корабельном устройстве. Выше шпангоутов* и степса** для неё простирался темный лес, а названия парусов и вовсе сбились в голове в неопрятный ком."Звезда морей" была совершенно обычна - так же истрепана, так же деловита, как прочие суда. Но в том, что именно Милеен Редбайрдт она принесёт впечатления и минуты, которые никогда уже более не изгладятся из её памяти, девушка имела счастье убедиться, едва взойдя на борт судна. Пока белокурая головка ведуньи была занята извлечением из памяти обрывочных сведений о гротах и брамселях, новые перемены уже подстерегали юную Редбайрдт, хитро ухмыляясь.От встречи с капитаном и занесения в судовую роль***, как от самой обыкновенной формальности, Милена не ждала ничего особенного. Тем не менее, стоило ей этого самого капитана увидеть, как её настигло что-то похожее на удар сгустком энергии на тренировке. Тогда стоило чуть раскрыться, на секунду сняв блок, и всем телом мгновенно ощущалось нечто внезапное, обжигающее, пожирающее, не оставлявшее ничего от целого мира, кроме боли в пораженном месте и нестерпимо яркого света.Она не помнила, как ставила свою подпись на бумаге, как её провожали до крохотной каютки, как врезалась во что-то плечом, стесав на нём кожу (не скинь северянка куртку, удар не был бы настолько крепок). Только усевшись на узкую кровать и рвано выдохнув, девушка смогла успокоиться и кое-как вписать случившееся в нарушенную обстоятельствами картину мира. Размышляя об этом, она медленно расшнуровала ворот рубахи и обнажила саднившее плечо. Ссадина на нём была небольшая, энергии на неё было жаль, эликсира тоже, так что Милена решила просто промыть её и оставить сохнуть - заживет как-нибудь. Вспомнить бы только, где умудрилась удариться - слишком уж это глупо получилось. А куда деться, как удержаться в том же положении и не покачнуться умом, когда жизнь выписывает крутые виражи, словно карета, увлекаемая взбесившимися лошадьми?Стук в дверь отвлёк Милену от мыслей. Она ответила на него рассеянным "Войдите". и посетитель последовал её словам. Это был капитан, рыжий, как солнце, смуглый мужчина, лицо которого почти уже изгладилось из памяти северянки. Посетитель на секунду замялся, не решаясь шагнуть ближе, но было отчётливо заметно, что что-то внутри у него тоскливо ныло и вынуждало подойти. Он приблизился к Милене, наклонился, невесомо касаясь губами содранного плеча. Весь вид Рэльфа, а это был никто иной, как он, говорил о том, что, даже встретив отпор, моряк не станет жалеть об этом.Рэльф поднял голову, и их с Миленой взгляды вдруг встретились.Это был столкновением двух зазвеневших клинков, это было и обвинением, и признанием, и вопросом и ответом одновременно.Два взгляда.

Светло-голубые, ледяные, прозрачные глаза, глядящие с затаившейся на дне надеждой...А напротив - тёмно-синие, бархатные, как южное небо - с ласковым, и в то же время выжидательным взглядом.- Все, кого я хороню, возвращаются, - прошептала Милена.- Я думал, что более не нужен тебе - ты ведь перестала писать.- Неправда, - одними губами произнесла Милена. - Это ты оставлял мои послания без ответа.- Ты винишь меня?- Я люблю тебя, а не виню. Вина лежит на море и ветре, не дающим моим письмам отыскать тебя, но я прощаю им - на море, при ветре мы встретились с тобою вновь. Я люблю тебя, люблю...Любовь! Не призрак, не фантом, не наваждение... Что она? Случись всё это в пору, когда Милена ещё не была ведуньей, и бытие её было овеяно романтическими грёзами, она пожелала бы вечно целовать его и была бы убеждена, что в этом заключается суть чувства. Если бы она не уехала в Дом и продолжала бы длить пребывание в Ивелле - желание родить дитя от любимого стало бы Милениным представлением об истинной любви...Но здесь и сейчас была война.А значит - пляска на тончайшем лезвии, отделяющем друг от друга смерть и жизнь - и страсть, острая, как само это лезвие...Любовь, что поглощает всё, сметает все, жертвует собою без остатка, любовь, что отчаянно желает успеть быть, успеть поглотить момент, оставшийся до того, как в тело вонзится клинок, или стрела, или ударит поток энергии, оставляющий гротескно изломанную куклу на месте человека, что секунду назад любил, верил, смеялся, говорил глупости, ненавидел и отпускал скабрезные шуточки - словом, жил.Рэльф смотрел на возлюбленную и молчал. У Милены были содраны костяшки пальцев, а губы высохли и растрескались; на лице, обветренном и уже начавшем темнеть от ветра и солнца, застыло странное выражение - не то боли, не то решимости, не то...Он коснулся её щеки ладонью и неожиданно понял, что стоит перед ней на коленях.