Глава Xlll (1/1)

— Надеюсь, любезная моя,?— молвил г-н Пайнс супруге, когда наутро все собрались за завтраком,?— вы сегодня заказали вкусный обед, ибо у меня имеются причины ожидать прибавленья к нашему семейному застолью.—?Это вы о ком, дорогуша? Я и не слыхала, что к нам кто-то прибудет, разве только Венди Кордрой заглянет, а, я надеюсь, для неё мои обеды хороши. Вряд ли она часто видит такие дома.?— Человек, о котором я веду речь,?— джентельмен, да к тому же приезжий.?— Джентельмен, приезжий! Ну точно господин Уильсон. Что же ты, Мейбл,?— и словечка не сказала, ах ты хитрюга! Я, разумеется, буду весьма рада увидеть господина Уильсона. Но господи боже, какая незадача?— ни кусочка рыбы сегодня не достать! Энни, милая, немедленно звони в колокольчик. Я должна побеседовать с Хилл.?— Сие не господин Уильсон,?— отметил её супруг. —?Сие человек, которого я ни разу в жизни не видел. Реплика, как и ожидал г-н Пайнс, вызвала всеобщее изумленье, и дала ему насладиться потоком вопросов г-жи Пайнс и трёх детей разом. Некоторое время он развлекал себя подобным манером, а затем пояснил:?— Около месяца назад, я получил письмо,?— а недели две назад ответил, ибо счёл, что дело довольно деликатное и требует безотлагательного вниманья. Письмо от моего кузена господина Ламаника, каковой, когда я умру, может выселить вас из дома едва ему подобное взбредёт на ум.?— О боже мой! —?вскричала его жена. —?Я и слышать такое не могу. Умоляю, ничего не говорите об этом противном человеке. Что может быть тяжелее, чем отнять своё поместье у детей, и, будь я на вашем месте, я бы давно постаралась что-нибудь в этой связи предпринять. Диппер и Мейбл пытались объяснить своей матери сущность завещаний и важность таковых. Они и прежде не раз сие предпринимали, однако в связи с этим предметом г-жа Пайнс находилась за пределами досягаемости разума и продолжала горько сетовать на подобную жестокость?— отнять поместье у семейства с тремя детьми и отдать человеку, который всем решительно безразличен.?— Дело и впрямь весьма тератологическое*,?— изрёк г-н Пайнс, и ничто не снимет с господина Ламаника вины за наследие Лонгборна. Однако, если вы выслушаете письмо, возможно, его манера выражаться отчасти смягчит вас.?— Нет уж, богом клянусь, не смягчит; и я считаю, с его стороны весьма дерзко вообще нам писать, и к тому же весьма лицемерно. Ненавижу фальшивых друзей. Отчего он не мог и далее ссориться с нами, как прежде поступал его отец??— Более того, его, очевидно, даже грызёт сыновняя совесть, как вы сейчас узнаете.?Хансворд, возле Уэстерэма, Кент,октября 15-го?Многоуважаемый сударь, Разногласья, бытовавшие меж вами и моим ныне покойным достойным папенькой, неизменно доставляли мне беспокойство, и поскольку я имел несчастье лишиться отца, я нередко обуреваем был желаньем залатать разрыв, однако некоторое время пребывал сдерживаем собственными колебаньями, опасаясь, что быть в добрых отношеньях с любым, с кем он всегда предпочитал оставаться в размолвке, окажется неуваженьем к его памяти.???— Вот оно как, госпожа Пайнс.?Ныне же я решился, ибо после ординации* на Пасху имел счастье быть отмеченным покровительством достопочтенной леди Кэтрин де Бёрг, вдовы сэра Льюиса де Бёрга, чьи щедрость и доброта одарили меня весьма ценной должностью священника сего прихода, где горячее моё устремленье?— вести себя с признательным благоговеньем пред её светлостью и быть готовым осуществлять ритуалы и церемонии, установленные Англиканскою Церковью. Более того, будучи лицом духовного званья, я полагаю своим долгом поддерживать и внедрять благословенье мира во все семьи, кои пребывают в пределах моего влиянья; и на сих основаньях я льщу себя надеждою, что нынешние мои заверенья в расположении достойны принятия, а Вы любезно простите мне то обстоятельство, что я унаследую поместье Лонгборн и не отвергнете предложенную Вам оливковую ветвь. Я не могу не тревожиться из-за того, что стал инструментом причиненья боли Вашим милым детям, и молю позволить мне извиниться за сие, а равно уверить Вас в моей готовности исправить сие положенье, как только возможно,?— впрочем, об этом позже. Если Вы не против принять меня у себя дома, я предполагаю насладиться визитом к Вам и Вашей семье в понедельник ноября 15-го, к четырём часам, а затем, вероятно, стану злоупотреблять Вашим гостеприимством до субботы на будущей неделе, что я способен осуществить без малейших неудобств, ибо леди Кэтрин отнюдь не возражает против моего отсутствия порою в воскресенье, при условии, что за всеми потребными ритуалами станет надзирать другой священник. Остаюсь, дражайший сударь, с уваженьем и восхищеньем к Вашей супруге и детям, желающий вам всего наилучшего,Ваш друг,Ламаник Глифул?.?— Итак, в четыре часа нам следует ожидать сего благородного миротворца?— молвил г-н Пайнс, складывая письмо. —?Поистине, он представляется мне весьма честным и вежливым молодым человеком и, я уверен, окажется очень ценным знакомцем, в особенности если леди Кэтрин явит снисходительность к его будущим отлучкам к нам.?— В том, что он говорит о детях, есть некий смысл, и коли он вознамерится что-то исправить, уж я-то его отговаривать не стану.?— Трудно догадаться,?— заметила Мейбл,?— что он разумеет, говоря, будто возместит нам то, что нам, по его мненью, полагается; впрочем, подобное желанье, конечно, делает ему честь. Мейсона в основном поразили его невероятное почтение к леди Кэтрин и его добрые намеренья крестить, женить и хоронить прихожан, когда бы сие не потребовалось.?— Я не понимаю. —?сказала Энни. —?По-моему он какой-то чудак. И что значит?— извиниться за то, что унаследует поместье? Вряд ли он изменил бы сие положенье, если б мог.?— С точки зрения композиции,?— изрёк Диппер,?— письмо его мнится безупречным. Идея оливковой ветви, пожалуй, не вполне нова, но, мне кажется, вполне удачно выражена. Однако в стиле его сквозит напыщенность. Здравый ли он человек, сударь??— Нет, Диппер, полагаю, что нет. Я питаю роскошные надежды увидеть нечто прямо противоположное. В письме его мешаются раболепие и самодовольство, кои весьма многообещающи. Мне не терпится на него поглядеть.***Г-н Ламаник оказался пунктуален и был крайне любезно встречен всею семьёй. Г-н Пайнс и его сын помалкивали, однако дамы готовы были побеседовать, да и сам г-н Ламаник, похоже, не нуждался в понукании и к безмолвию не склонялся. Он был высоким, крупным молодым человеком двадцати пяти лет. От него веяло серьёзностью и величавостью, а манеры его отличались крайней чопорностью. Едва присев, он похвалил г-жу Пайнс за столь замечательных детей, сказал, что наслышан об их красоте, однако в данном случае слава не отдаёт должного истине, и прибавил, что, несомненно, со временем г-жа Пайнс увидит, как все они удачно устрояться в браке. Подобная галантность не всем слушателям пришлась по вкусу, однако г-жа Пайнс, не склонная спорить с комплиментами, отвечала весьма охотно:?— Вы весьма добры, сударь, и я всем сердцем желаю, чтобы так оно и повернулось, ибо иначе они останутся совсем беспомощными. Всё так странно складывается.?— Вы, вероятно, намекаете на завещание.?— Ах, сударь, на него-то я и намекаю. Столь печально это для моих бедных детей.?— Я отчётливо сознаю, сударыня, затрудненья моих неотразимых племянника и племянниц и я сказал бы больше, если б не опасался почудиться вам прямолинейным и безрассудным. Но могу заверить юных Пайнсов, что прибыл сюда готовый ими восторгаться. В настоящий момент я более ничего не скажу, но, возможно, когда мы познакомимся ближе… Его прервал призыв к обеду, и дети с улыбками переглянулись. Не они одни восхищали г-на Ламаника. Передняя, столовая и вся обстановка были тщательно обследованны и заслужили одобрения; похвалы гостя тронули бы сердце г-жи Пайнс, если б не устрашающее предположение, будто он зрит вокруг свою будущую собственность.