4. Drama queen (1/1)

Есть такой тип женщин — ?Ordinarius vidit?, или же Пила обыкновенная. Такие женщины привыкли упрекать своих партнеров в недостатках. Но что случается, если такая женщина не находит в нем недостатков? Такого не случается. И вовсе не потому, что все мужчины ужасны — просто такие женщины не выбирают хороших мужчин. Их типаж — сломленные, грязные, злые люди. Ordinarus vidit нравится вс? сломанное, и женщины не будут пытаться починить таких. Они будут пытаться убедить таких мужчин в присутствии этих недостатков, и при этом тянут самооценку обоих на дно. Женщина начинает думать, что не достойна мужчины получше, а мужчина просто лишний раз слышит от близкого человека то, что слышит каждый день, каждый час и каждую минуту своей жизни — упреки. Нет, не советы о том, как с этим бороться, а упреки, упреки, упреки... Может, судить не мне, но все это ужасно неправильно. Недостатки — проблемы, которые можно решить. Можно помочь своей половинке пройти этот тернистый путь. Если тебя тянет к сломанному — это не плохо, но у всего есть последствия. Многим нравится та тьма, которую в себе они просто не замечают. Утонувшие в этой тьме не всплывают. К чему я это? Ах, да, с Нильсеном я категорически забыла о новой любопытной и странно-полученной информации — Данте и Элиза. Брат и сестра. Они, конечно, не родные, но подобные семейные отношения вбиваются на подкорку сознания, и так легко их не вывести. Мне не понять этой страсти, но кто я такая, чтобы их осуждать? Именно Элиза попалась в эту ловушку. Её рывком потянуло в это болото тьмы — если простым языком, то ее потянуло к Данте. Даже представить сложно, каково ей сейчас. Элизу я понимаю. Но Данте... Этот подонок! Он собирался сделать Рэйчел предложение, так? И в тот же вечер кувыркался в кровати с собственной сестрой... Получается, что он подонок на все сто из ста. Надо же... Ведь именно такое эмоциональное давление могло заставить его положить конец собственной жизни! Все складывается, но совсем не в стиле Данте. Он привык решать свои проблемы, сам или с чей-то помощью. Главное — результат. На его месте я бы просто сделала выбор. Хотя, учитывая, что он хотел сделать Рэйч предложение и даже рассказал об этом лучшему другу — а о подобных планах не рассказывают, если они не точные — выбор вполне очевидный. Значит, то, что было в тот вечер с Элизой, было в последний раз? Впрочем, тогда он мог просто сказать... словами. А вдруг он и сказал? В таком случае, Лиза могла убить его, и обставить все, как самоубийство. Но слишком уж умелое это убийство. Элиза бы нанесла ножом несколько глубоких ран, каждая по размеру как и та, что причинил ей брат в моральном смысле. Это было бы импульсивное убийство, о котором она, может, пожалела бы потом, и, скорее всего, раскололась бы. Для ее несчастной головушки такие секреты великоваты. До сих пор диву даюсь, как она мне сразу же не проболталась о своих ?отношениях? с братом. Тем более, не думаю, что такая миниатюрная леди смогла бы повергнуть несгибаемого и побитого временем Тора. К слову, этот самый несгибаемый Тор сам себя убил. Наверное. А что на счет Рэйчел? Она вообще в курсе? Пожалуй, мне стоит об этом разузнать. Да, определенно. ***Я, злобно насупившись из-за недавних событий, медленно иду к себе в комнату. Свет едва освещает коридор через полупрозрачные белые шторы, а остальные двери крепко заперты — ни к кому не зайдешь. Время еще раннее, и все спят. Никаких признаков жизни. Разве что, возле двери Рэйчел такой след, будто ей очень сильно ударили о стену при открывании. Будто кто-то убегал оттуда со всех ног... Кручу головой в стороны, сгоняя тяжелых дьяволят со своей шевелюры. Видеть впереди становится проще и я на автомате открываю нужную дверь, и она легко поддается. В моей комнате лютый бардак. Кровать помята до невозможности, навевая уже успевшие надоесть мысли о вчерашних... ну, то есть... о своеборазных событиях того вечера. Футболка Данте, кажется, лежит у самой двери, а брюк нет. Значит, он успел их надеть. Или не успел снять... Безразлично плюхаюсь в постель, не замечая приторного аромата духов сестры, и лезу в телефон, чтобы посмотреть время. Восемь с лишним утра. В принципе, я могла бы сходить с Александром и посмотреть на затмение где-нибудь у речушки, поговорить по душам... Если у меня в планах есть сейчас позвать Нильсена на утреннюю прогулку, мне определенно стоит одеться во что-то приемлемое — задравшуюся помятую кожаную юбку со свитером определенно приемлемыми назвать нельзя. Именно поэтому я подхожу к чемодану и, порывшись там от силы три минуты, достаю длинное платье-рубашку в клеточку темно-красного цвета. Прямо сейчас мне надо развеяться. Очевидно, что если я буду весь день думать о мертвом брате, ни к чему хорошему это не приведет. К слову, Александру пока рановато узнать о смерти Данте, так что... — Пойдем, посмотрим на затмение? Я так резко ворвалась в комнату Нильсена, что тот аж подпрыгнул на кровати. Видимо, он очень устал, но мне как-то пофигу. — Что? — сонным голосом пробормотал он, потирая слипающиеся глаза. Видимо, мистер обломщик уже и позабыл о том, что случилось двадцать минут тому назад. А я напомню — мне несложно. Резко подхожу к нему и, сильно дернув за руку, тяну к окну. Он, кажется, с вечера не переодевался. Тем лучше. — Зачем нам в окно? Ах, да. Если мы с тобой пойдем по лестнице, то ты увидишь труп своего лучшего друга. Наверняка ты очень рвешься это увидеть, но если так произойдет, то прогулка до полянки, очевидно, накроется. Так что я бы очень попросила тебя заткнуться и лезть в окно. — А-а-а... Не хочу никого разбудить. Ступеньки скрипят. Он отстраненно пожал плечами, открывая форточку. Видимо, заспанный Нильсен готов поверить даже в такую чушь. Отлично, я бы даже сказала, замечательно. Радостно развожу руками, как бы намекая, чтобы он полез первым и подстраховал меня снизу. Тот сначала водит головой из стороны в сторону, явно отказывая, но потом, осмотрев меня с ног до головы, странно кивает и быстро лезет в окно, не давая мне подумать. Так, погодите... Он будет стоять внизу и страховать меня, а я буду слезать... Так, нет! Я быстро оттаскиваю его за шиворот, а он ехидно усмехается, скрестив руки на груди. Ну, а что? Извращенец! Быстро вылезаю, стараясь не задеть стен, чтобы, опять же, никого не разбудить, и вскоре пред моими глазами уже знакомый пейзаж — прекрасный старый сад вокруг этого домика, по которому я уже успела прогуляться пару десятков раз за эти дни. Легко приземляюсь, — слава богу, всего второй этаж — и моментально запрокидываю голову. Нильсен, очевидно, времени не терял, и уже готов был прыгать, только вот ему пришлось пару раз лихорадочно помахать руками, мол, отойди, а то задавлю. Второй труп нам тут не нужен, поэтому я моментально отпрыгиваю на безопасное расстояние и жду, пока шатен, наконец, спустится ко мне. — Лучше всего солнце будет видно оттуда, — скромно указываю пальцем на дальнюю часть сада, а если точнее, то полянку, где нет деревьев и все будет видно. — Вообще-то, суть затмения в том, что солнца вообще не будет видно. Ну, разумеется, не мог не пошутить. Разряжают обстановку обычно тогда, когда она заряжена, Нильсен! Возьми себе на заметку! Закатываю глаза и молча иду в нужном направлении. Ветки немного мешают идти, но пара из них в итоге огрели Алекса по лицу, так что есть хоть какая-то польза от них. Подношу разряженный телефон к лицу, и последнее, что он успевает мне показать — время. Уже почти девять утра. Стоит поторопиться. Уже с большей прытью пробираюсь к пункту назначения, игнорируя очередную тираду собеседника об аккуратности в лесу. Завелся тут, видите ли, профессионал. — Пришли! — я плашмя падаю на постриженный газон и заваливаюсь на спину. Недавно восшедшее солнце щекочет нос, отчего я невольно чихаю. Переворачиваюсь на живот. Все равно, если я выгляжу смешно — Нильсен все равно об этом забудет. Кстати, интересно, смотрит ли он сейчас на меня? Я беззастенчиво открываю глаза, слегка щурясь. Алекс тут же отводит глаза и с наигранным любопытством изучает британские сосны. Хотя, здесь они правда гораздо симпатичнее, чем в городе — более живые, что-ли. Настолько открыто пялюсь на лицо шведа, что не смогла не заметить, как он резко нахмурился. Странно, конечно, но именно из-за его мимики мне стало безумно тревожно на душе, хотя до этого все, о чем я думала — какая прекрасная сейчас погода. Когда я впервые узнала, что такое затмение, я сразу подумала, что это безумно красиво. Но знаете, что? Иногда что-то красивое может быть еще и страшным и пробирающимся прямо под кожу, вызывая безумную армию мурашек. Природа так противоречива. Если посмотреть на любое явление, оно вызовет множество эмоций у того, кому будет до этого дело. К примеру, радуга — с одной стороны, это так красиво. Но откуда появляется радуга? После проливного дождя. Или же, молния — кажется, что это так прекрасно — свет во плоти, мельком пробегающий по обычно мрачному небу. Но эта же самая молния может ударить кого-то и отнять невинную жизнь. Тут та же ситуация. Я проследила за взглядом Александра. Он непрерывно пилил взглядом резко потемневшее небо. Любые перемены могут сначала вызвать у человека в основном отрицательные эмоции, ведь что-то новое по инерции пугает — к новому приходится привыкать. Стоит ему приглядеться — и встревоженно сведенные широкие брови бегут вверх, а на лице застывает восхищение. Снова смотрю на небо — луна средь бела дня, а прямо из-за нее выбиваются едва заметные белые лучи солнца. Редкие полосы рассекают небо, а облака пропускают светящиеся линии насквозь, отчего узор на небе создается просто волшебный. Даже болтливый швед приутих, будто боясь нарушить этот трепетный момент.Почему я вообще не захотела посмотреть на затмение раньше? Хотя, я и не вставала так рано до этого дня. Но у меня не получалось проснуться в более раннее время, как ни крути! На этот раз что-то изменилось... Ах, да. Я убила себя. Но все же связано логически, так ведь? Почему после самоубийства я проснулась раньше, чем обычно? Может, потому, что я вовсе не ложилась? Точно! — Харрис? — Нильсен настороженно посмотрел на меня, уткнувшуюся носом в колени. — Ты в порядке? — Да, — отстраненно отвечаю я, распрямляя ноги и откидывая руки назад, зарываясь ладонями в траву. Александр нехотя кивает, не найдя, что сказать в такой ситуации, и продолжает заворожено наблюдать эту безумную борьбу двух стихий — дня и ночи, солнца и луны, света и тьмы. Спустя пару минут солнце, конечно, побеждает, и начинает медленно высовывать свой светящийся нос из-за белоснежной преграды, которая сейчас темнее тучи из-за освещения. Когда добро одерживает победу, будто камень с души падает, честное слово. Любая тревога рассеивается вместе с темнотой, и теперь вся полянка искрится от количества света вокруг. Невероятно умиротворенно. Поверить не могу, что эта красота происходила на небе последние две недели каждое утро! Невероятно, а я чем занималась? Глупостями! Даже стыдно как-то. Очень часто пропускаю что-то невероятное из-за занятости. Но на этот раз мне дали исправить ошибку, и я ее исправила. Правда, с пятнадцатого раза... — Нам пора, — тихо произнесла я, будто и не хотела, чтобы он меня услышал. — Пора, — констатировал Нильсен, спешно вставая и отряхивая черные брюки. Как настоящий джентльмен, пожалуй, все еще с маленькой буквы, подал мне руку и помог встать, сразу повернув в сторону дома. Плохое настроение моментально свалилось на мою бедную макушку, заставляя вспомнить о том, что нам сейчас предстоит. — И как нам залезть? — насмешливо спрашиваю я, потирая подбородок и высоко задирая голову, чтобы зацепиться взглядом за знакомую оконную раму. — Чего? — в его голосе слышалось глубокое непонимание. — Зачем нам опять лезть в окно? — Но мы же разбудим... — Мы можем не подниматься наверх. Все равно завтракать пора. Битва проиграна. Впрочем, какая разница? Идем напролом. В конце концов, погуляли, теперь можно и поработать. Стоит шведу распахнуть входную дверь, как он застывает в недоумении, не давая мне пройти. Пару секунд думает, а после входит, закрывая за собой дверь, не пропуская меня вперед. Псих! Я попыталась открыть входную дверь, но ручка не поддавалась. Он запер дверь на замок. Вот придурок, честное слово! Придется лезть через окно. ***— Что ты ту... — не успела выговорить Рэйчел, ошеломленно глядя на меня. — Вхожу в дом, — поясняю я, спрыгивая с оконной рамы. К слову, Рэй определенно досталась лучшая спальня в этом доме — в конце концов, они с Данте спали тут вместе. Быстро осматриваюсь, но мне много и не надо. Мне нужно спуститься и дать одному противному шведу по темечку. А, точно! Мне же нужно разузнать у Рэйчел пару любопытных фактов. Совсем замоталась, голова дырявая. Подсаживаюсь к блондинке на кровать, приобнимая за плечо. Та еще слишком сонная, чтобы отстраниться, поэтому вынуждена терпеть мои домогательства во всем размере. Ближе прижимаюсь к ней, будто надеясь, что это как-то повлияет на своеобразный допрос. Вообще, в участках я много раз видела, как опытные копы допрашивают нервных свидетелей или информаторов, и обычно это выглядело как какой-то волшебный гипноз. В самом деле, любой истинный знаток своего дела может напомнить волшебника. В первую очередь нужны ненавязчивые касания — с этим я пролетела. Даже сонная Линд через пару секунд спешно отодвинулась, опираясь на спинку кровати и сжимая в руках подушку. Второе — начать издалека, чтобы не навязывать мысль о том, что только за этим и пришла. — Как спалось? — Нормально... — ей всё ещё некомфортно. Не понимаю. Я же просто пролезла к ней в комнату через окно, разбудила, начала задавать странные вопросы... Что не так? А, к черту. — А где Данте? Я-то знаю, где Данте. Мирно спит на упавшем стуле в гостиной, и бог знает, что с ним сейчас делает Нильсен. Осматривает тело? Делает фотки в инсту? Крадет карточки покемонов? — Он... Он не приходил утром, — она поежилась, явно вспомнив что-то неприятное. — Это странно, — констатирую я, переведя взгляд на зеркальный шкаф. Неудивительно, что все вещи Данте лежали на стуле — даже в такой большой шкаф все манатки Линд не поместятся. Не понимаю, зачем ей вообще понадобились два чемодана — вот понимаю, мне, я прожила этот день уже 14 с лишним раз, могла бы менять одежду для разнообразия, но Рэйч то это зачем? Из-за дверц уже вываливаются пара платьев, отчего я вынуждена закусить щеку, чтобы не рассмеяться. Ну, правда. Рэйчел такая Рэйчел! — Мне кажется, — заговорчески поворачиваюсь к ней, вызывая первый интерес. — Он... — Да, — она пожимает плечами, а в глазах начинают виднеться слезы. — Он был с Элизой всю ночь. Я уверена. Наигранно подношу ладонь ко рту, пытаясь изобразить удивление. Кажется, прокатило, ведь блондинка продолжила изливать мне душу. Надо почаще залезать к людям в комнаты через окно — вызывает доверие. — Я вчера была так пьяна... А ведь напилась именно из-за этого! Громкая музыка давила на уши, но я терпела, как партизан. В конце-то концов, я пришла сюда веселиться, а не слушать Вальтера на средней громкости и вести интеллектуальные беседы о высоком. Уши все-таки приходится закрыть, ведь помимо музыки слышны теперь еще и радостные восклики Рэйчел, крутящей в руках что-то вроде шарфа. Нет, серьезно, на улице тридцать градусов — она взяла с собой шарф? — Дилан, ты можешь сделать музыку немного тише? — хоть и говорю ему в самое ухо, приходится кричать. Он быстро нажимает что-то в своем телефоне, отчего музыка становится в разы тише и крик Рэйчел теперь слышен гораздо лучше. — Грязный ублюдок! — она топнула ногой, огрев Данте по лицу ладонью, а тот начал что-то бормотать в свое оправдание. — Дома поговорим! Я чуть не свалилась с дивана. Кажется, я нашла способ вспоминать свои пьянки — попадать во временную петлю и медленно ее затягивать вплоть до кряхтения. Блондинка покосилась на меня, явно напугавшись за мое моральное состояние, и все же продвинулась ближе, крепко обнимая. Видимо, из-за этого стресса она совсем позабыла, кто тут ей друг, а кто враг. — Так ты вчера узнала? — иду по лезвию ножа, но умело балансирую на грани, выдыхая. — Да. Мы сильно поругались вчера, и он ушел куда-то... Может, помириться хоть с одной из своих игрушек, — Рэйч болезненно всхлипывает, упираясь носом мне в плечо. — А ведь я нашла у него в пиджаке обручальное кольцо с моим именем на гравировке... Но эта... — она явно не хотела произносить имя ?Элиза?, поэтому просто закрыла лицо ладонью, глубоко втягивая носом воздух. — Мне так больно, Агата... Я лишь крепко обняла ее в ответ, сильнее обвивая ее шею руками. ***Я никогда не сужу книгу по обложке. Иногда у обеих сторон может быть свое мнение по этому поводу, и я не могу составить собственного, не услышав каждое. Просто не могу — это совсем не в моем стиле. Я бы никогда в жизни не стала осуждать Данте за его поступок, не выслушав мнение Элизы по этому поводу. Жаль, что я не могу спросить Данте, ну ничего, пока он будет вариться в котле, наверняка все несколько раз перескажет во всех подробностях. Вообще, какое тут может быть мнение? Мужчина просто нагло использовал двух дам одновременно, распространяя свои чары на обеих, заставляя слепо ему верить. Но почему-то именно в этот коронный вечер, когда он, кажется, хотел принять окончательное решение, кто-то достал важнейшую центральную деревяшку из Дженги, и вся башенка разрушилась в доли секунды, и собирать ее придется еще долго, какое-то время собирая укатившиеся под стол кусочки. Но что же случилось? Все пошло совсем не по плану. Элиза не смогла больше ждать, пока ее любовник бросит свою девушку, и не стерпела, поведя себя немного... очевидно. Рэйчел, разумеется, все поняла. Скандал. Слезы. Убийство.***История повторяется. Как и каждый день. Я медленно спускаюсь по скрипучей лестнице, с каждым шагом замедляясь, будто думая ?Постой, развернись, одумайся?, и все продолжаю идти вперед, бесконечное количество раз проворачивая в своей голове возможное начало и исход событий. Знакомый отвратительный запах окутывает, находя на рассудке кнопку ?выключить?, и все также дурманяще медленно нажимает ее, заставляя полностью утонуть в этой темноте. Делаю безумно глубокий вдох, будто надеясь выветрить въевшийся мертвый запах из собственных легких, будто никотин, но все происходит в точности да наоборот. Этого стоило ожидать, но мой мозг сейчас категорически отказывается нормально думать — его сломали. Заблокировали. Превратили в перегной, обмакнув в этой атмосфере несколько раз. — Харрис! — как и всегда, кричит Нильсен, быстро подбегая ко мне, будто надеясь, что я ничего не увидела. Но ведь увидела же. И не раз. Я выдавила из себя злостный взгляд, очевидно показывая, что мне категорически все равно на мнение стоящего передо мной шведа об увиденном, и грубо отталкиваю его, чтобы пройти. Перед моими глазами сутки напролет и так стоит этот портрет... Или уже натюрморт? Так чего мне бояться, если я и так уже видела эту картину десятки раз, и тем более не боюсь увидеть еще раз. Мои мягкие ладони ложатся на плечи брата, а его пустые глаза не отводят стеклянного взора с висящей на соседней стене картины, подписанной неким ?карателем?. Честно говоря, больше походит на ?собирателя? мертвых душ. Не хватает только косы вместо топора. — Данте... — слезные всхлипы Элизы. Каждый раз у нее это выражение лица — безумное отчаяние, которое просто невозможно сыграть. Тем более, я столько раз видела это лицо. Когда сердце скорбит, любые посторонние проявления тоски по усопшему кажутся глупостью, наивностью, несуразицей. Наигранными эмоциями для галочки в блокноте. Эмоции младшей Харрис же всегда казались мне такими истинными, подлинными и на удивление сестринскими — учитывая последние события, действительно удивительно — что сказать, что она виновна в его смерти, пусть даже косвенно, язык не повернётся. Эллиа, почему-то на этот раз стоящий в углу, а не мирно сопящий в постели, нервно потирал виски, придерживаясь за стену. Он то щурился, то смотрел на заплаканное лицо миниатюрной Лиз, то снова неистово тер виски, будто пытаясь принять какое-то важное решение. Спустя пару минут гнетущей тишины моя психика просто не выдержала. Я встала с ковра, отряхивая уже сильно мятое платье и вышла на террасу, чтобы подышать воздухом. — Тоже еще не совсем осознаешь реальность происходящего? — где-то слева слышится приятный звучный мужской голос, от которого губы сами расплываются в спокойной улыбке. — Эллиа, — поворачиваюсь к нему полу-боком. — Честно говоря, да. ...было бы, если бы я не прожила этот день уже хренову тучу раз. Осознание пришло не так давно, и именно тогда я провела весь день в комнате Нильсена, не выходя и изредка отхлебывая медовый чай из большущей кружки. Тогда из меня вышли все мои эмоции, словно все грехи разом смылись с тела грешника. Только в моем случае это не грехи, а чувства, и я тогда ощущала себя выжатой, как лимон. Сейчас же мой эмоциональный диапазон на удивление стабилен, и я никак не планирую его нарушать. — Мне до сих пор кажется, что я сплю, — он встал рядом, обняв своими огромными ладонями деревянные перила террасы. — Понимаю, — посмотрела на растущую перед нами иву, немного поежившись от сильного потока ветра. — Холодно? Киваю, сильнее прижимаясь к перекладине, будто думая, что она меня согреет. К слову, от холода я даже и не насторожилась тому, что от тридцати градусов тепла не осталось и следа, хотя прошло-то всего ничего. Ноябрь услужливо накидывает мне на плечи свое пальто, которое, видимо, он притащил с собой помимо кучи толстовок и маек. Стало значительно теплее, и я смогла, наконец, начать думать. Нет, сейчас от силы пятнадцать градусов. Так какого черта, скажите, пожалуйста? Недавно мы с Нильсеном пеклись на лужайке, а теперь меня погружают в лютый осенний холод, которого я уж никак не ожидала. Может, это все из-за затмения? В таком случае, эффект с запозданием. Может, матушка природа просто решила немного поиздеваться, подстраиваясь четко под мое настроение. Стоило мне об этом подумать, как на носу оказалась ледяная мокрая капля, медленно покатившаяся к левой щеке, а дальше на подбородок и дальше к шее. Впитавшись в плотную ткань одежды, капелька исчезла, но вскоре ее сменили другие такие же сгустки воды. Я склонила голову, разглядывая собственный рукав, пальто которого уже было скорее в крапинку, чем однотонно-серое. — Ты пришел сказать мне о чем-то, или просто проветриваешься? — И то, и то, — горько улыбнувшись, ответил брюнет, скрестив руки на перекладине. — Хотел поделиться парой доводов.