Пролог. Записки приговорённой к смерти. Первая часть (2/2)
В мой несчастный мозг, которому церковный и светский суд приписывали необыкновенную порочность и изворотливость, закралась мысль, что святой Доминик, учредивший инквизицию, был скрытым маньяком и очень извращённым человеком. И почему его канонизировали? Столько невинных душ загубил!
Я думала, что буду молчать, как рыба, что бы со мной в застенках ни делали. Я думала, что смогу выдержать, но переоценила себя… Я сломалась, когда оказалась на дыбе...Боль была безумная. Будто мне хотели оторвать руки и ноги от тела! Естественно, что я признала свою вину, по всем пунктам выдвинутого мне обвинения! Эти изверги заставили бы меня признаться, в чём угодно. Даже в том, что я французская королева или кудрявый ёжик. А то и Жак де Моле. Церковники это могут, нет сомнения!..
- Дитя моё, вы не понимаете, какой опасности подвергается ваша душа, - обратился ко мне монах Ортега противно-елейным голоском, - мы лишь хотим, чтобы вы обеспечили ей спасение чистосердечным признанием. Всё это делается во имя вашего блага.Меня всю трясло от боли и гнева, а эта скотина ещё тут мне душу травит! Да, конечно, для моего блага, как же! А на дыбе меня пытали тоже для моего блага?Не обращая внимания на побледневшего святого отца Анджело, которого моя исповедь ужаснула и потрясла до глубины души, я продолжала вести речь. Господу некуда спешить. С него не убудет, если я предстану перед его судом немного позже.Мне было стыдно рассказывать о том, как позавчера ко мне в камеру пришёл монах Игнасио Ортега. Этот полоумный фанатик пришёл ко мне в камеру, закрыл дверь, и, повалив меня на солому, начал задирать моё рубище! Я бы не долго смогла ему сопротивляться, если учитывать, что я очень измучена длительным заточением и оголодала. Вот уж не ожидала, что мои хвостатые соседи по камере встанут на мою защиту!Безумец еле сумел выбраться из камеры живым, отбиваясь от полчища крыс. Но они его так погрызли… Мама моя родная…Но зато я избежала бесчестья. Я, конечно, ненавижу своего супруга, бросившего меня в этом осином гнезде, но после супружеской спальни отдаваться на тюремной соломе умалишённому фанатику - я считаю это для себя низким падением…Даже будучи низвергнутой на самое дно…В своём злорадстве мне тоже пришлось сознаться отцу Анджело.Наконец я закончила исповедоваться. Святой отец отпустил мне все мои грехи и перекрестил, дав поцеловать крест.
- Прощайте, дочь моя, - сказал он мне с отеческой лаской, - да упокоит вас Господь вместе с праведниками. В Его глазах вы всегда были невинной женщиной, пусть не всем это дано понять.Священник ушёл, а я осталась. Наедине со своей опустевшей душой, сердцем и разумом. И наедине с крысами, которые ко мне за месяц привыкли. Кто их будет подкармливать после меня, когда меня саму сегодня сожгут на площади Сеньории? Неизвестно…Несмотря на то, что скоро за мной придут стражники, чтобы препроводить на место казни, мне не хотелось покидать камеру. Хоть я и провела в плену этих затхлых стен целый месяц, без свежего воздуха и света солнца, мне не хотелось выходить за дверь моей тюрьмы, послекоторой меня ждёт пламя костра.Так желавшая скорейшей смерти, сейчас я захотела её отсрочить, как можно дальше. Я не могла понять сама, почему. А ради чего мне жить? Отец в могиле, Хатун и Леонарда сожжены на обломках моего дворца, на берегу реки Арно. Муж плевать на меня хотел с кампанилы Дуомо. И зачем мне цепляться за жизнь, которая окончательно погублена в самом расцвете лет, так по-настоящему и не начавшись?..У меня были отец, Леонарда и Хатун, но я их потеряла навсегда. Их гибель стала для меня самым жестоким ударом. В тысячу раз хуже, чем презрение мужа, желавшего от меня только одной ночи любви и денег для армии герцога Карла Бургундского.У меня была подруга Кьяра Альбицци, которую её дядюшка закрыл в своем доме, лишь бы она не кинулась мне на выручку и не опозорила себя помощью той, что была рождена на тюремной соломе в городе Дижоне…Какая насмешка судьбы! В тюрьме Дижона я впервые увидела свет и в тюрьме Флоренции я провела свои последние дни! Как мило, чёрт подери! Всё началось с тюрьмы и ею же закончилось…Скоро всему придёт конец. Никто и не вспомнит о некой Фьоре Бельтрами, графине де Селонже, которую стыдится назвать женой собственный муж… Весело!А я ещё планировала с ним счастливую совместную жизнь! Мечтала назвать сына, который мог бы у нас родиться, в его честь! Или Франсуа - французский вариант имени Франческо. Андре тоже ничего или Рауль. Также мне нравилось имя Лоренцо, которое на французском будет, как Лоран. А если подставить букву ?Ф? спереди, то будет Флоран. Флоран… как мило… Напоминает мою любимую Флоренцию, которая отвергает меня… Утешало то, что я была не единственной. Мне на ум пришёл пример Данте Алигьери, произведениями которого я зачитывалась. А ?Божественную комедию? я просто обожала. Я даже имя для дочери придумала, если бы у меня и мужа родилась дочь: Симонетта, Беатриче, Кьяра, Аделина, Мария, Джулиана или Стефания… Филиппина - производное от имени моего мужа… Но всё это оказалось перечёркнуто кошмаром последнего месяца… Скрип замка, ну, всё, конец… За мной пришли.Порог моей убогой обители переступили два стражника и отец Анджело, который сегодня ранним утром выслушал мою исповедь.- Донна Фьора, - обратился ко мне удручённый падре, - вам пора, моё бедное дитя…Я распустила волосы, заплетённые в косу, и красиво уложила их. Лентами мне служили оторванные полоски от рубища. Ими я и подвязывала волосы, чтобы они не мешались мне и не пачкались ещё больше.Без лишних колебаний я позволила себя увести под конвоем. Руки мне из милосердия решили не связывать и вывели из моей камеры, которая вдруг показалась мне даже уютной, по сравнению с костром на площади Сеньории, сложенном для меня…С грустью я подумала о Лоренцо ди Медичи,дожеФлоренции. Он не мог ничем мне помочь. Дело в том, что Лоренцо наивно полагает, будто живёт в республике лишь потому, что каждый идиот может нести любую чушь, которая ему в голову взбредёт. Как в случае с полоумной Иеронимой. А Лоренцо же не осмелится пойти против воли народа… Мой пример ему наука… В одной вязанке со мной гореть не хочет, как заступник ведьмы и еретички…Лоренцо я могла ещё хоть как-то понять. Но этот напыщенный индюк Лука Торнабуони, который ещё недавно добивался моей руки и которому меня прочил в жёны Лоренцо, после гибели моего отца… Лучше плаха…Лука только на турнирах смел. Облачённый в доспехи, до зубов вооружённый и сидящий на породистом коне, выходящий на ристалище, вот где он любит показывать всей Флоренции свою храбрость… Тот самый Лука, который быстро забыл меня, когда мне понадобилась его помощь, ради какой-то голубоглазой блондинки!
Ничего, кроме презрения, я к нему не испытывала, но была очень разочарована в Лоренцо. И это было грустно.Мне вспомнился ещё таинственный врач из Византии, Деметриос Ласкарис, который пророчил мне несчастья, позор, монастырь и изгнание, а так же скорую смерть Симонетты Веспуччи. Грек говорил, что протянет мне руку помощи, когда это будет необходимо. Почему бы не сейчас? А если задуматься… С чего бы ему мне помогать, если он знаком со мной без году два дня?- Куда меня ведут? - спросила я, когда меня вели по тюремным коридорам.- К собору Санта-Мария дель Фьоре, где вы прилюдно покаетесь в совершённых грехах, - был ответ отца Анджело. - Только в тех, которые вы действительно совершили, донна Фьора, - добавил он многозначительно.
Я прекрасно поняла смысл последней фразы. А это уважительное обращение ?донна? давало слабое облегчение. В тюрьме я от него отвыкла. Меня называли чаще всего ?ведьмой?, ?этой девкой? или ?эй, ты?.Хоть отец Анджело относится ко мне хорошо, и то радует.Я догадывалась, что мне предстоит. Я должна буду принести публичное покаяние передсобором, стоя на коленях и держа в руках зажжённую свечу.Не так уж и страшно…
- Не к собору её ведут, а на площадь, - сказал первый стражник.
- Тебе откуда знать? - откликнулся второй.- Её избавили от публичного покаяния перед собором, чтобы она не пробудила в ком-нибудь жалости… А она юна и так красива… Раньше была даже богата, - первый стражник почесал свободной рукой, которой он не держал меня, висок.- А ведь никому не приходило в голову, что бедную девочку убивают как раз за это… - пробормотал пожилой священник с укоризной. Мои провожатые, держа меня за плечи по обе стороны, вышли за двери тюрьмы. Позади нас шёл отец Анджело.Ярко светило солнце, на небе ни единого облачка, дует ласковый и прохладный ветерок. Как я по всему этому скучала! Но я в последний раз смотрю на это голубое небо над Флоренцией, ощущаю на своей коже дуновение ветра и заслоняюсь рукой от слишком яркого солнечного света, от которого я успела отвыкнуть в тюрьме. Теперь он слепил мне глаза…Словно в насмешку надо мной, прямо у моих ног, вспорхнул и улетел ввысьбелый голубь. Он-то свободен и волен лететь, куда ему вздумается, а янет, ведь осуждена на смерть… Хотелось бы мне быть так же свободной, как он…Уже была готова телега, запряжённая четвёркой лошадей, на которой меня должны были везти. Садясь в телегу, я с брезгливостью, но без страха подумала о том, что со мной дальше будет. Это несложно было представить. Всю дорогу мне вслед будут лететь оскорбления и проклятия; люди будут швыряться гнилыми овощами, яйцами и фруктами, даже камнями и грязью. Сделать это сочтёт своим долгом каждый флорентиец и флорентийка, даже последний бродяга или негодяй...Я словно воочию слышала крики: ?Сжечь ведьму!?, ?Она накличет беды на наш город!?, ?У-у-у, проклятая!? ?Хороша девка! Мне б было жаль сжигать такую, даже если она и вправду ведьма?.
Всё было так, как я и предугадала…Точь-в-точь!
А чья-то меткая рука даже швырнула мне в грудь ком грязи. Противная жижа стекала по моему рубищу, оставляя за собой серо-коричневатый след. Но я даже не обратила на это внимания. Мне было всё равно…Наконец-то приехали на площадь Сеньории. Первое, что бросилось в глаза, была толпа людей, пребывающая в радостном предвкушении от того, что скороих требование ?хлеба и зрелищ? будет удовлетворено. А вторым был приготовленный для меня столб, обложенный соломой и дровами. Ну, вот и всё закончилось…Меня привяжут или прикуют цепями к столбу, подожгут вокруг меня дрова и солому. Огонь будет медленно подбираться ко мне, постепенно пожирая моё тело, которое перестанет быть для многих предметом желания...В лучшем случае, я задохнусь от дыма. А в худшем - буду гореть, пока моё тело не покроется кровавыми волдырями, пока не лопнут жилы, пока от меня не останутся лишь обгорелые останки… Или пепел, который унесёт река Арно…
Поддерживаемая стражниками, я сошла с телеги.Гляжу прямо перед собой и гордо держу голову, выказывая презрение всем тем, кто хочет моей смерти. Они не дождутся от меня слёз… Люди с камнем в груди, теперь вместо сердца, не плачут…
Недалеко от сложенного для меня костра гордо сидит на коне Лоренцо Медичи. Его некрасивое, но величественное лицо отмечено печатью скорби.У меня созрел план: публично объявить о своём замужестве с бургундским капитаном Филиппом де Селонже; потом попросить Лоренцо заморозить все филиалы банка Бельтрами, чтобы деньги, сто тысяч золотых флоринов, не попали в руки герцогу Карлу Бургундскому; месть свершилась - можно помирать спокойно…Подняться по ступенькам мне тоже любезно помогли.
- Я смотрю, все уже пришли… - начала я. - Как же вас тут много! Интересное, наверно, зрелище - смерть невиновной женщины? Да, вот именно, что невиновной! Прежде, чем умереть, я всё-таки скажу своё последнее слово, на которое имею право. И вам всем придётся это выслушивать.Толпа зевак ожидала от меня, чего угодно, но не такого спокойствия. Мои слова и поведение их озадачили.- Монсеньор Лоренцо, я вас очень прошу, - обратилась я к сеньору Медичи, - заморозьтевсе счета банка Бельтрами и его филиалы.Лоренцо непонимающе посмотрел на меня.- Сейчас я всё объясню. Дело в том, что пять месяцев назад, в конце января, я вышла замуж за графа Филиппаде Селонже, посланника герцога Карла Бургундского. Посланник узнал мою тайну и потребовал, в обмен на своё молчание, сто тысяч флоринов золотом и меня… Мой отец не хотел этой свадьбы, но у него не было выбора, монсеньор! - воскликнула я, глядя прямо в чёрные глаза Лоренцо. - Теперь я могу умереть спокойно, потому что…Договорить мне не дали… Что-то холодное, стальное и острое несколько раз вонзилось мне в спину. Удары были такими неожиданными, что я упала на подмостки эшафота. В глазах мутилось, всё расплывалось. Глаза будто заволокла красная пелена. Но я всё же увидела, что ранил меня некто иной, как Пьетро Пацци, которого уже скрутили солдаты гвардии Лоренцо Великолепного. Кинжал, украшенный чёрнойлилией, со звоном упал наземь.- Шлюха! - кричал истошно Пьетро. - Тварь! Я любил тебя, а ты валялась с тем бургундцем! Потаскуха! Грязная дрянь!Слова Пьетро я слышала будто сквозь вату. Из ран на моей спине лилась кровь, которую пытался остановить Лоренцо, держащий меня на руках. Вокруг бегают, кричат и суетятся люди. Иеронима проклинает меня на все лады и требует освободить Пьетро.- Фьора, вы держитесь, - ласково успокаивал меня Лоренцо, - сейчас приедет врач, вы справитесь...
- Нет, Лоренцо, не надо врача, - прошептала я, сберегая остатки сил. - Врач мне не нужен. Да и не поможет… Священник тоже. Лоренцо, я скоро умру…- Нет, Фьора, нет! - Лоренцо похлопал меня по щекам.- Пожалуйста, монсеньор, я не проживу долго… Яне хочу, чтобы состояние моего отца перешло к Иерониме… Употребите его на благотворительные цели. Пусть оно хоть бедным послужит… Вы сделаете то, что я просила? Вы исполните то, что надо, в отношении банка моего отца и его филиалов?- Да, Фьора… - из глаза Лоренцо скатилась слеза.- Я благодарна вам, Лоренцо… - я улыбнулась молодому человеку. - И ещё одно… Если граф де Селонже приедет искать меня, вы же расскажете ему обо всём, что было? Скажите ему также, что я его презираю и ненавижу всей душой, что я была беременна от него… И это был его ребёнок… Я хочу, чтобы граф де Селонже страдал… До последнего вздоха…- Не беспокойтесь, Фьора… - рука Лоренцо нежно погладила меня по щеке.- Лоренцо, вы не поцелуете меня в лоб? - вдруг спросила я. СейчасЛоренцо показался мне необычайно красивым…- Конечно…- Знаете, Лоренцо, а я ведь всегда любила вас и восхищалась вами, но поняла это только сейчас, перед смертью… - мне стало трудно дышать, будто лёгкие мои зажали тиски.- Фьора… - Лоренцо гладил мои похолодевшие щёки и растрёпанные черные волосы.- Мне кажется, что мы смогли бы быть счастливы вместе… но при других обстоятельствах… - я улыбнулась Лоренцо Великолепному.И закрыла глаза… Последнее, что я запомнила, было лицо Лоренцо, который склонился надо мной, нежно поцеловал меня в губы и прижал к себе.Силы покинули меня, я больше не чувствовала боли от ножевых ранений и предсмертного холода, который проник в каждую клеточку моего тела…Только приятную опустошённость… И руки Лоренцо, которыми он меня обнимал, зарывшись лицом в мои волосы …Душа отделилась от тела. Я больше не принадлежала этому жестокому миру, который был так враждебен ко мне… А потом туман и пустота… В которую я ушла… Навсегда… Ненавидящая и ненавидимая…