31 декабря -- 1 января (1/1)

***Однажды мне довелось видеть, как Йоруичи-сан играет в игру под названием ?Darkest dungeon??— один из ее персонажей достиг крайнего значения стресса и умер от разрыва сердца, но перед этим произнес нечто несвязное, вроде ?как же это получилось?!? Так вот, именно эта фраза крутится у меня в голове последние минут пятнадцать. Потому что я встречаю Новый год стандартно, в храме Каннон?— вот только обстоятельства, мягко говоря, довольно необычны. Во-первых, это не мой любимый Сенсодзи на Асакусе, а Хаседера в Камакуре, а во-вторых?— именно этим объясняется выбор места?— со мной три удивительных человека. И да, все они совершенно нормальные, живые люди. Ну, как нормальные. Маньяк-убийца, параноидный шизофреник и психопатка, которая при этом блестящий адвокат. Как же это получилось?..***С утра Макисима обнаружил, что в доме, помимо известных ему спален, гостиной, библиотеки и кухни, есть еще и магазин, занимающий добрую половину первого этажа. Он долго и внимательно разглядывал товары и ценники, а потом спросил очень нейтральным, очень специальным голосом:—?Конфеты? Вы серьезно продаете конфеты, Урахара-сан?—?Почему же, не только,?— возразил я на автомате, и его лицо тут же стало отвратительно понимающим?— и совсем непонятно, что именно понимающим.—?А,?— ответил он успокоенно. —?Да, ясно, я так и подумал.Прозвучало очень неприятно. Не мог же он каким-то образом догадаться, что..?—?Прости, Сёго, но что ты подумал и что тебе ясно?Макисима приподнял брови.—?Мне казалось, вы бы не хотели, чтобы я озвучивал это вслух, Урахара-сан.На этом месте я понял, что, конечно, догадаться он не догадался, зато мысли его движутся в каком-то ну очень странном направлении.—?Нет-нет, скажи, мне очень интересно.На лице его выкристаллизовалось легкое сомнение, но он пожал плечами и улыбнулся.—?Ну, очевидно же. Вы синтезируете какую-то продвинутую наркоту и толкаете ее под видом сладостей… —?наверное, у меня сделался какой-то не такой вид, потому что он прервался на полуслове и нахмурился. —?Хотите сказать, это не так?Не то чтобы я хотел что-то сказать. Но, наверное, нужно было. Возмутиться несправедливому обвинению, спросить, что заставило его так думать. Однако какое-то время я был слишком удивлен и растерян. Среди всей невероятной херни, в которой меня подозревали за мою долгую жизнь, до сих пор не было никаких намеков на создание и распространение наркотиков. Никому это не приходило в голову?— а Макисиме почему-то пришло. Интересно, как.—?Как тебе это в голову пришло?—?Посудите сами, Урахара-сан,?— он улыбнулся чуть виновато,?— вы же сами сказали, что у вас тут подземная лаборатория, а теперь я вижу у вас же магазин конфет, и половина из них?— обычных известных марок типа ?Моринаги? и ?Мейдзи?, а другая половина?— явный хенд-мейд. Что еще я мог подумать?Прозвучало даже почти логично, хотя если бы это в самом деле была наркота, разве я стал бы выкладывать ее вот так запросто на прилавок? Впрочем, если бы я спросил об этом, он наверняка предложил бы пару логичных объяснений?— а то и способов беспалевной продажи наркотиков через магазин сладостей. Но, как ни смешно, меня волновало другое.—?По-твоему, я похож на барыгу?Макисима смутился?— даже скулы немного покраснели.—?Ну, если честно, то да. Особенно когда вы в этом вашем темном хаори и с веером. А если бы у вас еще были дымчатые очки и шляпа?— вообще бы сомнений не осталось.Тут я припомнил, что в шляпе выгляжу как раз как будто на мне еще и дымчатые очки, и мне стало неожиданно весело.—?Очков у меня нет, а шляпа?— вот она.Макисима воззрился на мою полосатую шляпу с таким изумлением и неясным восторгом, что я тут же напрягся. Как и следовало ожидать, он немедленно устремился к зеркалу и надел ее на себя. А потом повернулся. Я даже вздрогнул?— казалось, будто мое отражение вышло из стеклянной глади навстречу. Светлые волосы, затененные глаза и неприятная улыбка. Даже прядь посередине лица на месте.—?Ну как, на кого я похож, Урахара-сан? —?спросил он, и наваждение рассеялось?— видимо, от звука его голоса, все-таки он заметно ниже моего.—?На меня,?— честно ответил я.—?Это же замечательно! —?отозвался Макисима так радостно, что я догадался о продолжении раньше, чем он его озвучил. —?А куда вы обычно…—?Обычно Сенсодзи, но, в принципе, подойдет любой крупный храм, посвященный Каннон.Вот тут он удивился действительно сильно. Стянул с головы шляпу и уставился на меня. Молча. Что-то при этом происходило в его голове?— и я не знал что, и это нервировало. Затем он нервно усмехнулся.—?И вы все еще будете утверждать, что вы?— обычный, нормальный человек, Урахара-сан?—?А что не так?—?Обычный, нормальный человек,?— он выделил эти слова неожиданно ядовито,?— пошел бы в синтоистский храм*, а уж тем более так бы поступил обычный, нормальный человек, весь дом которого оформлен в традиционном японском стиле. Но мы, конечно же, будем считать, что вы идете в храм Каннон потому, что это бодхисаттва, посвятившая себя избавлению живых существ от страданий, и это выбор, обусловленный вашей профессией.Разве я мог возразить?—?Конечно же, будем.Макисима нахмурился и кивнул. И, в самом деле, потом больше не сказал ни слова на эту тему?— подозреваю, не в последнюю очередь потому, что его очень захватил подбор подходящей одежды. У меня этих парадных шмоток оказалось как грязи?— откуда только что взялось? То ли Йоруичи-сан подарила, то ли ее семья прислала по какому-нибудь торжественному случаю, то ли и то, и другое, и не единожды. Макисима настоял, чтобы я надел темно-синее кимоно с золотой отделкой и лимонно-кремовым поясом и еще более темное синее хаори. А вот к его наряду мы подошли куда как более творчески. Итогом стало темно-рыжее кимоно, расшитое какими-то дурацкими тиграми с выпученными глазами (до сих пор не могу понять, откуда у меня такое взялось), темно-зеленое хаори с белыми завитушками, широкий ярко-каштановый шарф с желтыми разводами и моя шляпа?— надо отдать ей должное, она очень удачно скрывает лицо.Итак, мы приехали в Камакуру?— я понадеялся на то, что место это одновременно и достаточно людное, чтобы нас никто не стал внимательно разглядывать, и достаточно удаленное от Токио, где проживает большинство фанатов и родственников жертв моего пациента. Макисима как бы между делом сообщил, что после полуночи к нам присоединятся Когами-сан и его невеста и они будут непременно рады присутствовать на буддийской церемонии встречи нового года. В храме Хаседера, или Хасе Каннон, было множество народа, но они нашли нас без труда.—?Выглядишь как городской бездельник на Харадзюку,?— очень доброжелательно сказал Когами вместо приветствия.—?А ты как саларимен на горячих источниках**,?— не остался в долгу Макисима.Аканэ Цунемори в это время просто смотрела на меня, чуть сдвинув брови. Но специально на этот случай у меня был некий любопытный документ.—?Цунемори-сан, я предполагал, что вас может обеспокоить моя беспечность, поэтому специально взял с собой копию заявления, которое составил для больницы?— и получил подпись завотделением и главврача под ним.Она пробежала его глазами, пару раз задержавшись на некоторых пунктах, недоуменно усмехнулась, перечитала и вернула мне.—?В самом деле, тут нет ни слова о том, что вы не можете выводить вашего пациента на прогулки, например, в терапевтических целях,?— задумчиво протянула Цунемори-сан. —?Должно быть, никому просто в голову не пришло, что кто-то может решиться на подобное. А может быть, наоборот, пришло?— что именно вы можете.—?Точно.Она посмотрела на меня довольно хмуро. ?Не портите мне праздник мыслями о работе??— вот что говорил ее взгляд. Надо сказать, я совершенно разделял такой подход. Что не мешало мне стоять в храме Хаседера в окружении самых необычных для новогодней ночи спутников и думать?— как же это получилось?***В Хаседера Каннон мне спокойно и ясно. Первое посещение храма в новом году?— не просто обычай, для меня это значит больше. Нет, конечно, Бенихиме?— моя кровавая, безжалостная, милостивая Каннон?— Гуаньинь?— Авалокитешвара?— всегда поддерживает меня и дает мне силы. Иначе зачем я здесь? Я, синтоистский ками, бог смерти, которому не положен собственный жертвенник. Поэтому да, я ощущаю здешний новогодний праздник не то чтобы как нечто посвященное мне — при чем тут вообще я — скорее как повод набраться сил и жить дальше. Странно, никогда еще я не хотел жить дальше так, как в этом году. Или память меня подводит?Мою ладонь словно что-то сковывает?— это странно ощущается из внутренного, духовного мира, и тогда я осторожно проявляю для себя внешний мир. Сёго Макисима сильно?— и больно?— сжимает мою ладонь, глядя мне в лицо страшными, тревожными глазами.—?Что с тобой? Всё же хорошо.—?Вы как будто неживой или не здесь.А почему, собственно, ?или?.—?Почему, я как будто живой и здесь.—?Да, Урахара-сан,?— отвечает он, чуть помедлив (неужто оценил ответ?), и улыбается очень светски. —?Вы разрешите нам с Цунемори-сан отойти на пару минут?Разумеется, я разрешаю. Как будто я мог бы его потерять или упустить.Когами смотрит на них с трудноопределимой эмоцией. У него такое драматическое лицо, что мне становится весело?— как всегда, не к месту.—?Вы ревнуете, Когами-сан? —?спрашиваю я с ужасом.—?Кого? —?уточняет он.—?Всё равно.—?Ну вот и мне всё равно,?— отвечает он и вроде даже улыбается. —?Шучу, Урахара-сан. Если такая девушка, как Аканэ-сан, сказала, что любит меня, я не посмел бы ревновать и даже сомневаться.Это даже не толстый намек, а целая провокация?— ну, так я обожаю вестись на провокации.—?А если бы Макисима-сан такое вам сказал? —?праздно интересуюсь я.Он усмехается?— даже как будто обвиняюще, кто бы мог подумать.—?Он когда-то говорил, но я знал, что это просто слова. Которые ничего не значат.Ну-ну, убеждай себя.—?Вот как,?— надеюсь, в моем голосе вся скорбь японского народа. —?То есть если он не любит вас, то не способен на это в принципе?Когами вздрагивает, и чуть дергается уголок его рта. Он молчит с минуту, а когда заговаривает вновь, то голос его очень ровный. Даже очень-очень ровный.—?Нет, отчего же. Любовь?— прекрасное, светлое чувство, и я хотел бы, чтобы Макисима-тян тоже знал, что это такое.От такого ответа я даже теряюсь. И не знаю, что сказать Когами. Мне странно и смешно, что он пытается — надо же, правда пытается — жалеть Макисиму и именно из-за этого всё еще не может перестать постоянно думать о нем. Но какое, по большому счету, мое дело до его незакрытых гештальтов, или как это сейчас называют психологи. Я даже говорю себе?— окстись, Киске, что за дискуссии с шизофреником, тем паче о любви. И совсем не факт, что он в стадии ремиссии, представь, на чем он сидит и какие там дозы. Бог весть, зачем он, такой трепетный и сложный, понадобился Цунемори-сан, но это уже ее дело, и я уверен, она справится. От мыслей обо всех этих сложных отношениях у меня, как обычно, начинает ломить виски. В какой-то момент я даже думаю?— к черту всё, к черту всех, пусть сами разбираются в своей гребаной ?санта-барбаре? и светлых чувствах, к черту больницу, к черту исследования, к черту психопатию. Брошу все это и закроюсь в лаборатории на десяток лет?— как там говорит Йоруичи-сан? —?как сыч. Серьезно, после праздников выйду, сдам Макисиму обратно, и пусть делает что хочет, хоть там вырежет всех, вон например в ванной зеркало настоящее, стеклянное, ему хватит. Да и вообще, к черту Макисиму, на что я ему, на что он мне. ?Что он Гекубе, что ему Гекуба?. Чччерт. Должно быть, в записанном виде это выглядело бы как истерика, но, как ни странно, я давно не был таким спокойным и хладнокровным, как сейчас, у меня даже выражение лица не меняется. А что люди?— посетители храма?— обходят меня по широкой дуге, это ерунда, наверное, времени уже много и народ просто расходится по домам. А что вокруг в воздухе красные искры летают и потрескивают?— ну так это отблески от костра, в котором народ сжигает старые амулеты. Аканэ Цунемори подхватывает меня под локоть и смеется?— наши с ней подопечные с очень сосредоточенными лицами толкутся в торговых рядах. Меня отпускает почти сразу же, я даже улыбаюсь. Амулеты, что ли, покупают на следующий год себе и друзьям?.. Это само по себе вовсе не смешно, а вот серьезность и озабоченность на лицах Когами и Макисимы?— очень даже. Редкое выражение и полное единодушие. Хотя чем больше я говорю с Когами, тем меньше вижу в них сходства.—?Цунемори-сан,?— я смотрю на девушку, на ее безмятежную улыбку и решаюсь сразу же, чтобы не давать себе времени на размышления. —?Вы, случайно, не хотите мне немного помочь?—?Смотря каким образом, Урахара-сан.Я мысленно обобщаю свой давешний приступ злости на всех подряд и оставляю только нужное и конструктивное.—?Мне хотелось бы знать, как и почему Макисима-сан попал именно в эту больницу, что есть в открытых источниках о проводимых в ней исследованиях и кто и зачем их финансирует.—?Иными словами, кто стоит за Касеи-сан и этой… как ее… напомните, как зовут главврача?—?Тогане Мисако.—?Да, точно,?Тогане-сан, — Цунемори-сан рассеянно кивает, недолго о чем-то думает и внезапно очень весело улыбается. —?А порядок выписки пациентов с принудлечения вам тоже не помешал бы, да, Урахара-сан?Смеется, что ли, надо мной? Да нет, скорее проверяет. Качаю головой.—?Не так быстро, Цунемори-сан.Она усмехается?— кажется, одобрительно, кто бы мог подумать.—?Не доверяете ему?—?А есть причины доверять? —?я даже пожимаю плечами. —?Но о нем я вас не спрашиваю, Цунемори-сан, потому как он упоминал какие-то свои связи с мафией, а вам, наверное, не стоит демонстрировать интерес к организованной преступности.Цунемори-сан подчеркнуто тепло благодарит меня за заботу и обещает разузнать всё, что только сможет, а я благодарю ее?— заранее, уже за то, что она соблаговолила снизойти к моей просьбе. Макисима и Когами наблюдают за нашими расшаркиваниями с некоторым недоумением. Прежде чем они подходят к нам, я успеваю спросить:—?А что я могу сделать для вас в ответ, Цунемори-сан?А она, в свою очередь, успевает ответить:—?Я пока не знаю ваших возможностей, но вы не из тех, кто забывает свои долги, так что я могу не волноваться, правда, Урахара-сан?Что правда, то правда.Мы расходимся уже под утро?— как это обычно говорят? —?усталые, но довольные. Макисима дремлет на моем плече в электричке, а я пытаюсь придумать, что мне с ним делать. Наверное, он чувствует что-то такое, потому что всю дорогу от станции до моего дома?и в прихожей?молчит как-то определенно вопросительно. Но не спрашивает. Он мне нужен выспавшийся, бодрый и свежий, все-таки разговор предстоит долгий, поэтому я укладываю его спать. А потом смотрю на него и думаю?— что за чертовщина с этой больницей, кого тут разыгрывают втемную, только меня или его тоже? И какую роль он играет во всем этом, и при чем тут Сайга-сан, который, как я с удивлением узнал, предупреждал его… о чем? И что я стану делать, если окажется, что за Макисимой стоит какая-нибудь чертова мафия, которая проворачивает там какие-то свои эксперименты и пытается втянуть в это еще и меня?— и его задача именно в том, чтобы меня втянуть? Не убивать же его из-за такого. Или убивать? А я смог бы? Ну что за глупости, очевидно же, что да. Тем более, все равно я не смогу продолжать его любить, если окажется, что он замешан в этой мутной истории. Может быть, так было бы даже и лучше, думаю я, тогда просто выйду из чьей-то чертовой игры, пусть разбираются без меня. Если только в деле не участвует кто-то из наших, ха-ха. Мало ли психов в Обществе душ, от такой долгой жизни и спятить можно?— я и сам бы спятил, если бы не нашел себе занятие на ближайшую вечность. Только это и помогает?— то, что наука такое дело, которое никогда не бывает закончено, тут мне повезло. Ладно, к чему заранее расстраиваться? Скорее всего, мне все-таки будет куда отступать. Но надеюсь, что он все-таки ни при чем. Правда, очень надеюсь.Макисима просыпается так легко, что я бы не заметил этого, если бы был человеком. Мы пьем чай?— белый, с лепестками хризантемы, такой же тихий и бледный, как первое утро нового года. И теперь, наверное, уже я молчу определенно вопросительно, потому что он отвечает вполголоса:—?Да, я помню, я же обещал позавчера. Но, кажется, это еще более важно, чем мне казалось?—?Мне же нужно понять, кто ты и что ты. И решить, что с тобой делать.Макисима хмурится?— довольно зло хмурится, отмечаю я с некоторым недоумением. Понял, о чем я, наверное. А я и забыл, что он умеет так смотреть?— так смотреть на меня.—?Я ничего и никогда не скрывал, Урахара-сан,?— говорит он очень резко.Прекрасный упрек?— и даже по делу. Но совершенно неубедительный в устах преступника.—?Но и не открывал, правда, Сёго?Макисима раздраженно поводит плечами, берет в руки чашку с чаем и отходит к окну. О чем он думает, мне неведомо?— тем более я не вижу его лица, он смотрит на улицу. А когда поворачивается обратно и усаживается на подоконник спиной к стеклу, лицо его снова абсолютно безмятежно и нечитаемо?— как тогда, в самый первый день.—?Ладно, Урахара-сан, вы правы. Но тогда слушайте, хорошо?Тогда я слушаю.А он наконец-то рассказывает.------------------------------------------------* — для традиционного в Японии первого похода в храм в новом году действительно обычно выбирают синтоистский храм, так исторически сложилось** — наряд Макисимы с шарфом и шляпой в самом деле похож на распиздяйский Харадзюку-стайл, а Когами в темном сдержанном кимоно и правда, скорее всего, напоминает обычного японского служащего на фейерверках или в гостинице с горячими источниками