Da Capo (1/1)

POV Сёго Макисимы***Я был совершенно готов к смерти и почти ждал ее, как чего-то неизбежного, не то чтобы заслуженного, с моей точки зрения. Но кого она могла бы волновать, равно как и мое ожидание смерти?— жизнь как будто дважды перевернулась, как неудобный грузовик, которому прострелили колеса, и я оказался на обочине, сам по себе, один, только со своей беспокойной головой. И с приговором суда к принудительному лечению в психбольнице, что было лучше, чем тюрьма, но едва ли лучше, чем смертная казнь?— потому что к ней я, правда, честно, был готов. А к больнице нет.Нет, разумеется, никакого особенного комфорта я не ожидал?— по правде сказать, я вообще не ожидал комфорта, в конце концов, юридическая невменяемость не есть синоним полной оторванности от реальности. По крайней мере, в моем случае; однако, согласитесь, одна общая палата на шесть человек не может считаться нормальным форматом проживания даже и в психиатрической клинике, даже и при известном отношении японцев к душевнобольным, это абсолютно антигуманно, и наивно полагать, будто подобные условия могут способствовать излечению больных. Или же, о боже, их социализации, или какие еще благие идеи вкладывались в это унылое шестикроватное недоразумение, но, очевидным образом, выбора у меня не было, никто не станет спрашивать серийного убийцу о том, где и как он хотел бы жить. У меня было два рабочих варианта: попытаться добиться отдельной палаты или установить в общей такие отношения с соседями, при которых они минимально мешали бы мне; поразмыслив недолго, я решил совместить оба, поскольку они не предполагали большой разницы в поведении. Дежурного санитара, который встречал меня, звали Танака?— я тут же вспомнил известный мем и автоматически брякнул ?меня зовут Танака-неко, и я любить сосать хуйцы?, так вот, этот жирный пидор обрадовался, заулыбался и активно закивал. Я уточнил, помнит ли он, кто я такой и почему здесь?— это его мгновенно отрезвило, и он повел меня в палату. Моя предполагаемая кровать, точнее, футон?— какой-то шутник решил, что отделать психушку в традиционном японском стиле будет забавно?— располагался у правой стены, между двумя другими, и это было чертовски неудобно, однако, как я уже говорил, выбора мне не предложили. Я стоял на пороге, а больные?— все, кроме одного?— глазели на меня. О господи, под их мрачными взглядами я с трудом удержался от ?вечер в хату, арестанты?, хотя в моем случае это было бы почти уместно, и ограничился нейтральным ?добрым вечером?. Танака-неко представил нас друг другу и, слава богу, удалился, потому что его сальная ухмылка начала меня чудовищно раздражать, и я задумался, насколько плохо для меня закончится, если я в первый же вечер сломаю ему нос и выбью пару зубов.Соседи оказались интереснее, чем я предполагал. Тот, что не смотрел на меня, занимал дальний правый угол и растянулся на кровати в неестественной и очевидно неудобной позе?— похоже, у него было нечто вроде кататонического ступора. Стены над кроватью и небольшим комодом были сплошь заклеены постерами из разной олдскульной манги, и я подумал, что надо будет поболтать с ним, когда он придет в себя. Надпись на комоде гласила ?Уробучи Кен?, и имя казалось смутно знакомым.Сосед справа от двери?— и слева от меня?— который лишь высокомерно кивнул в ответ на мое приветствие, звался Когами Шинья и в настоящий момент был увлечен чтением книги?— приглядевшись, я опознал ?Негативную диалектику? Адорно. Только встрепанная черная макушка виднелась над переплетом?— ишь ты, как будто умный, значит.В дальнем левом углу скукожился невнятный пацан по имени Тома Кодзабуро, и, кажется, он был занят раскладыванием пасьянса?— то есть это сначала я так подумал, но, приглядевшись, опознал карты Таро, ну пиздец просто, вот только мистически настроенных психов мне не хватало.Между ним и кататоником Уробучи под окном валялся на животе рыжий парень со смешными заколками в волосах?— Кагари Шусей. И он тупил в телефон, одновременно слушая музыку с него и подергивая ногами в такт, и выглядел абсолютно нормальным. Но я тоже выглядел абсолютно нормальным, лол.Персонаж напротив меня был самым раздражающим, но самым понятным. Гиноза Нобучика, весь в черном и в очках, юноша мрачный со взором потухшим и с характерно перевязанными руками, и смотрел он на меня с таким яростным презрением, что я сразу совершенно ясно представил себе, как фанатично он будет меня ненавидеть или как безумно будет в меня влюблен. Типичный очкастый омежка, которого в школе гнобили и ебошили грязным портфелем по башке, а потом смывали в сортир его идеальные домашние работы, потешаясь над его зареванным фейсом и размазывая мел по его готичным черным шмоткам. Хотя, справедливости ради, сам я никогда такой ерундой не занимался. Убогие развлечения для плебеев, будь он чуть поудачливее, сам свистел бы и улюлюкал в толпе таких же серостей.А напротив Когами стоял?— и теперь стоит?— здоровенный платяной шкаф. Повезло ему с соседством, не то что мне.На второй день, вернее, на второй вечер обстановка несколько накалилась. Я не переставал лучиться ослепительной бесячей белозубой улыбкой, а психи настороженно зыркали на меня из своих углов. Когда же я расстилал постель, Тома попытался прошмыгнуть мимо меня в коридор, но?— вот незадача?— задел меня локтем, видимо, нечаянно, но, как известно, за нечаянно бьют отчаянно, особенно когда это делаю не я, а моя гаптофобия. Сам я даже не осознал, что именно произошло?— а Тома уже шваркнулся об стенку?— и так неприятно брякнули об нее его косточки?— и уставился на меня с выражением охуелого непонимания на лице.—?Прошу прощения,?— сказал я без тени сожаления, но, конечно, не переставая доброжелательно улыбаться. —?Я страдаю гаптофобией, поэтому, когда меня кто-то трогает, иногда это заканчивается как-то так. Надеюсь, это ясно?Кататоник все еще лежал в неудобной позе, Тома вжимался в стенку, в ужасе глядя на меня и безмолвно открывая и закрывая рот (я принял это как согласие), Кагари бросил короткое ?угу? и продолжал слушать какую-то долбянку, судя по навязчивому ритму подергивания его конечностей. Когами поднял голову от книги.—?Я не испытываю никакого желания прикасаться к вам вольно или невольно, однако если это произойдет случайно, не обессудьте, Макисима-сан.Я ужасно обрадовался?— наконец-то какой-то конфликт, драма, в общем, движуха. А вслух спросил нейтрально:—?Вы мне угрожаете, Когами-сан?Он усмехнулся?— то есть двусмысленность его ответа была намеренной, а еще это значило, что он меня не боялся, нисколько, и, черт, это было просто отлично.—?Нет, Макисима-сан. Я лишь предупреждаю,?— Когами посмотрел на меня исподлобья и снова углубился в книгу, явно не желая продолжать разговор.Хорошо, но мало, а мне уже стало интересно.—?А что скажете вы, Гиноза-сан?Юноша мрачный в этот момент стоял у шкафа; он посмотрел на меня с нескрываемой враждебностью — в который раз за последние сутки?— и прошипел сквозь зубы:—?Я скажу, что вы?— отвратительный, злобный, эгоистичный моральный урод!..О. Немая сцена. ?Народ безмолвствует?. Тома глядел круглыми отчаянными глазами, Кагари вскинул брови в явном удивлении?— ага, видимо, нетипичное поведение, Когами отложил книгу и подался вперед?— явно чтобы в случае чего защитить хилого очкарика. Нет, умник, с тобой мы подеремся не сегодня, подумал я, пока в голове разворачивались варианты ответа и дальнейшего поведения. А Гиноза нахмурился и зажмурился?— от собственной невероятной храбрости, ха-ха?— поэтому не видел и не слышал, как я подошел совсем близко. Я легко-легко коснулся его предплечья кончиками пальцев, и он неверяще распахнул глаза?— светлые, серо-зеленые и очень испуганные?— и покраснел. Должно быть, я тоже?— я так здорово умею краснеть, когда надо!..—?Мне очень жаль, что вы так думаете, Гиноза-сан.И я вышел из палаты, не оборачиваясь?— и очень быстро, потому что краем глаза заметил, как на лице Когами сменялись недоумение, замешательство и ярость. Быстро сообразил, молодец какой.***Тем временем было пора заняться более насущными проблемами?— например, тем, что лечащего врача мне до сих пор не назначили, и я числился за завотделением. Делать было нечего, и я подумал, что полезно будет с ней пообщаться. На мою удачу, мне навстречу почти сразу попался симпатичный врач среднего возраста и в очках, вот было бы клево, если бы меня отписали к нему, подумал я смутно.—?Простите мне мою навязчивость, ээ,?— я прочитал бейдж на его халате,?— Сайга-сенсей, но не могли бы вы подсказать мне, где я мог бы найти Касеи-сенсей?—?Никаких проблем, Макисима-сан,?— Сайга улыбнулся доброжелательно, но довольно холодно,?— вам нужно пройти мимо кабинетов врачей и дальше в самый конец коридора, у Касеи-сан сейчас как раз последние приемные полчаса.?Макисима-сан?, нэ?—?О, Сайга-сенсей, вы знаете меня?—?Разумеется, Макисима-сан. Ваше дело было очень резонансным, если вы вдруг не в курсе,?— врач пожал плечами. —?Хотя, сомневаюсь в этом: вы очень уверенно держались перед камерами.Я рассмеялся, стараясь, чтобы это не прозвучало жалобно.—?Конечно, вы правы, Сайга-сан. Но я никак не ожидал, что моим случаем заинтересуются столь выдающиеся врачи Токио.—?О, в этом нет ничего удивительного, ведь Касеи-сан давно занимается проблемой психопатии,?— тонко улыбнулся Сайга. —?Однако, если вы не возражаете, мы побеседуем об этом потом, Макисима-сан, меня ждут пациенты.Я нашел Касеи Дзёсю в ее кабинете?— она уже почти начала собираться домой и видно было, как она устала. Однако, увидев меня, Касеи выдала дежурную улыбку и поинтересовалась, что такого срочного случилось у меня, что я потревожил заведующую отделением?— намек на ее невероятную занятость и значимость был мною считан и понят, но, разумеется, проигнорирован. Услышав о моей настоятельной потребности в отдельной палате, завотделением развеселилась.—?Макисима-кун, вы вообще отдаете себе отчет в том, что больные находятся в больнице по доброй воле и, следовательно, имеют априори преимущество перед тем, кто здесь по решению экспертизы и суда?—?Разумеется, Касеи-сенсей,?— ответствовал я смиренно,?— однако поскольку я страдаю сильно выраженной гаптофобией, то хотел бы оградить от связанных с этим проблем не только себя, но и других пациентов, я не хотел бы причинить вред кому-нибудь, даже и невольно, моя вина перед обществом и так слишком велика…—?Я вас поняла, Макисима-кун,?— заведующая рассмеялась уже открыто. —?Оох, это очень интересно. Знаете, в ближайшие пару недель вам в любом случае не на что рассчитывать, поскольку свободных одиночных палат у нас попросту нет, одну из них занимает также преступник, еще более матерый, чем вы, и, боюсь, он останется там надолго, если только не… если только не нарушит серьезно правила поведения в больнице в очередной раз и нам не придется перевести его в специальную тюремную больницу строгого режима…—?Неужели он настолько глуп, что может нарушить правила несколько раз подряд? —?живо поинтересовался я, и по смешливому выражению лица Касеи было ясно, что я понял ее правильно. —?И что же тогда с ним будет?—?О, он отправится в строгое заключение,?— сказала завотделением задумчиво,?— а его место, видимо, вынужден будет занять кто-то несуеверный…—?Несуеверный?—?Да. Канехара-кун сейчас занимает палату номер четыре.—?Я понял вас, Касеи-сенсей,?— произнес я, как мог, учтиво,?— благодарю за своевременную консультацию.***После разговора с завотделением я некоторое время исследовал больницу и обнаружил неплохо оборудованную ванную комнату с несколькими душевыми?— в одной из них зеркало оказалось настоящим, стеклянным, и мне показалось, что это стоит запомнить на какой-нибудь крайний случай?— а также библиотеку, в которой было на удивление много книг на полках, и перебор приятно удивил меня. По крайней мере, я сразу понял, что Когами взял своего Адорно, скорее всего, именно отсюда, а кроме того, здесь стояло несколько стареньких компьютеров (позже оказалось, что с интернетом), а также несколько небольших уютных диванчиков с пледами и пуфиков, даже сразу и не поймешь, что это психушка?— только зарешеченные окна напоминали об этом. Более того, я выяснил расположение кабинетов врачей, санитаров и дежурных, лаборатории и местной экспресс-реанимации на случай, если кто из больных даст дуба или суициднет, а еще нашел очаровательно архаично устроенную курилку?— на лестничной клетке между этажами, как в какой-нибудь студенческой общаге. И это показалось мне очень трогательным; конечно, там была камера видеонаблюдения и часто появлялись дежурящие санитары, многие из них и сами курили, но место от того не перестало быть менее интересным. Промежутки между перилами были плотно затянуты сеткой, но это меня ничуть не огорчило, в конце концов, не собирался же я пытаться покончить с собой, да еще таким идиотским способом. Зато расположение курилок выдавало в них единственное место, где можно было легально и без напряга пообщаться с больными с других этажей, а также, вероятно, с курящими врачами. Потому что нужно же мне иногда общаться с нормальными людьми, иначе так недолго было бы и в самом деле крышей поехать, я, правда, никогда особо не курил, ну что ж, пришлось пожертвовать телесным здоровьем во имя душевного, хотя, забегая вперед, могу констатировать, что никотиновая зависимость у меня так и не развилась. Я вообще не склонен к химическим аддикциям, другое дело люди.В палату я вернулся довольно поздно, верхний свет уже был потушен, Когами и Кагари спали, Уробучи лежал в прежней позе, Гиноза готовился ко сну, а Тома рассеянно раскладывал карты?— отлично, тебя-то мне и надо, подумал я. Заметив меня, бедолага весь съежился и вытаращил глаза в немом ужасе?— тогда я попытался улыбнуться менее агрессивно и даже примирительно поднял руки ладонями вверх, кажется, его это немного успокоило, но он продолжал вжиматься в стенку.—?Тома-кун, мне нужно с тобой поговорить,?— как можно более дружелюбно сказал я,?— пожалуйста, разреши мне присесть рядом.—?Д-да… конечно…Я примостился на краешке его футона, сложив руки на коленях и склонив голову.—?Прости меня, пожалуйста, Тома-кун,?— произнес я полным раскаяния голосом. —?Я вовсе не хотел причинить тебе вред, мне жаль, что я сделал тебе больно. Мне очень стыдно, правда.Мне, разумеется, не было ни жаль, ни стыдно, но я довольно давно научился говорить об этом и очень достоверно изображать эти чувства, и черта с два бы меня кто-то смог изобличить, то есть сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что Когами мог бы, но, вот незадача, он уже спал.—?Но… почему тогда ты.?—?Понимаешь, такое дело, у меня вправду ужасная гаптофобия, то есть когда кто-то посторонний касается меня?— неважно, с добрым или дурным намерением или случайно?— я неизбежно реагирую на это очень… очень остро. Потому что… даже легкое прикосновение чужого человека очень больно и страшно… Я могу сам касаться других людей, если понимаю, что они хорошие или не желают мне зла,?— это было сказано специально для Гинозы, который сидел на своей постели и рассматривал бинты на руках с подчеркнуто незаинтересованным видом. —?Это ужасно, я сам себя виню,?— тут я спрятал лицо в ладонях и умолк на пару тяжелых вздохов. —?Но, как бы я ни старался, я совсем не могу себя контролировать в такие моменты… и мне так плохо от этого…—?Что ты, Макисима-кун,?— Тома слушал мою речь с недоверием, недоумением, задумчивостью, а затем с явным сочувствием. —?Я теперь все понимаю и больше не держу зла на тебя, это ужасно, то, что с тобой происходит. Ты знаешь, у меня тоже часто бывает, когда я не принадлежу сам себе и делаю то, что мне говорят высшие духи, именно поэтому мама привела меня сюда… я понимаю, как это, когда ты делаешь не то, что сам считаешь хорошим, а то… то, что само собой делается.—?Да,?— подхватил я,?— именно так, то, что делается само собой, помимо твоей воли! О, если бы я только знал, что ты сможешь это понять, я бы просто объяснил тебе… прости меня, Тома-кун, я не хотел, чтобы так вышло. Честно, не хотел.—?Все хорошо, все хорошо,?— пробормотал он неловко, заметив слезы (неискренние) в моих глазах и протянув мне платочек с милым вышитым колокольчиком в уголке, я промокнул глаза, не забыв сказать ?спасибо? срывающимся шепотом. —?Я вовсе не обижаюсь, Макисима-кун.—?Значит, мир?—?Мир! —?И тут, внезапно, Тома лукаво улыбнулся. —?Но только если ты разрешишь мне на тебя погадать.О господи. Погадать, на меня, как будто это что-то хорошее для него лично. Но я радостно рассмеялся в ответ:—?Я и сам хотел тебя попросить, но мне было неловко…Прозрец спросил мой день рождения и вполне удовлетворился расплывчатым ?в середине октября?, сказав, что будет гадать на меня как на Принца Мечей, который, между прочим, еще называется Принцем Хаоса?— вот это мне очень понравилось. Тома дал мне помешать карты, затем перетасовал их сам, снял и разложил с очень серьезным лицом.—?Так… Ага.Колесница?— Принц Жезлов?— Колесо Фортуны?— 5 Мечей?— 10 Чаш?— Король Чаш?— Король Пентаклей?— 2 Чаш?— Смерть?— Влюбленные. И что-то, наверное, еще, но в общем и целом, по словам Томы, меня ждал грандиозный успех, а также веселая туса с лучшим другом, роковая любовь и судьбоносный выбор.—?Очень интересно, Тома-кун,?— я даже не стал скрывать свое недоумение,?— все это выглядит совершенно невероятным сейчас, но кто знает, что будет дальше, впрочем, кто предупрежден, тот вооружен, так что я очень благодарен тебе, спасибо, с меня шоколадка.Тома так радостно улыбнулся, что я подумал?— надо и правда попросить Чхве-сан прислать лишнюю шоколадку, в конце концов, именно такие мелочи и складывают в конечном итоге добрые отношения между людьми, не так ли? На прощание я пожелал ему доброй ночи и он ответил тем же?— и, кажется, я улыбнулся в ответ очень умиротворенно и по-доброму. Потому что Гиноза все еще наблюдал за мной, неотступно и, кажется, изумленно, и когда я переодевался без особого стеснения, то тоже ощущал его взгляд, кажется, всей своей кожей. Так сложились мои отношения с людьми, что я научился почти безошибочно нравиться им, и с некоторых пор даже просто моя раздетая фигура стала казаться многим неотразимо привлекательной, и я все еще не понимаю почему. Все-таки даже при моих неплохих пропорциях я слишком худой и могу казаться обманчиво хрупким, а это?— не самые симпатичные черты внешности, однако я научился не рассуждать и не сомневаться, а просто пользоваться обстоятельствами. Поэтому, когда я поймал на себе взгляд Гинозы уже явно и не скрывая того, что заметил, то картинно расширил глаза, покраснел, слишком поспешно отвернулся и погасил настольную?— накомодную? —?лампу и некоторое время продолжал смотреть на него в темноте. Гиноза смотрел на меня, а я на него, а он на меня, а я на него, но это было очевидно непродуктивно, поэтому я с отчетливым сожалением вздохнул и лег спать, накрывшись одеялом с головой?— в знак побега от суровой действительности.