Глава 3 (1/2)

Он не ответил. Проигнорировал, усмехаясь, не ведясь на эту подначку. Не позволяя составить себе модель поведения. Не позволяя узнать, в какой момент можно заиграться и получить за это. Нега затопляла обострённое сознание золотистой медовой патокой, заполняя самые малые выщербинки. Он умело подводил игрушку к грани, к краю, обрыву, да чёрт возьми, тому метафорическому обозначению любой грани, любого конца, любой бездны. Упадёшь туда — и всё, не спасут даже страховочные тросы и умение левитировать. Ласково, до одурения бережно, по горячей коже пальцами, по ногам ладонями, по паху, члену, прижимающемуся к животу своего хозяина в боевой стойке змеи.

Изгибы — ярче. Ещё чуть, ещё капельку, даже жгут, даже ощущение чужой власти, облепливающее смолой, не сдержат того, что должно случиться. Тело в изгибах, горло — в стонах.

Ну же… Чуть-чуть. Почти! Не случилось. Ошеломляющая обида в глазах, уже лишившихся обеих линз. Когда? Дьявол разберёт. Успела. Мутная, густая, наблюдающая дымка вместо осознанного взгляда. Дыхание сдавливает грудную клетку настолько, что сказать что-то гадкое невозможно. Только смотреть, бессильно сжимая пальцы. Только скалиться. Он встаёт, рассматривая игрушку у своих ног. Слегка надавливает ступней на пах и — усмехается, усмехается так, что поднимаются волоски на коже снова, но уже без физической причины. Отступает к столу, позволяя выдохнуть.

Он даже не выглядит возбуждённым, словно эта игра призвана усладить его визуальной эстетикой. Никакой иной. Возможно, он хочет созерцать унижение? Хватит ли у игрушки сил побороть свой норов и опуститься до мастурбации на людях. А?..

Согласие было бы лишним, оно однозначно. Ах, если бы не руки, прикованные цепями, задранные вверх. Бессмысленные попытки изогнуться и свести ноги не приносят плодов. Слишком прочно.

Можно только говорить. — Я тебя… — вздох, — ненавижу…

— Недостаточно. Старайся сильнее. Не ударил, а жаль. Боль могла бы ослабить надсадное возбуждение. Взгляд исподлобья — перебирает вещи на столе, блеск металла, перезвон.

Подходит, смотрит, ухмыляется. — Зачем ты этого добиваешься? — Ты не прав. Пока что я ничего не добиваюсь. Снова скрипнула цепь чуть в стороне, и рукам стало свободнее.

А с ними — шее.

Драться, бежать?

Не успел — нога жёстко в спину, опрокидывая на пол. Нежная кожа болезненно придавлена, сдавлена, отвлекая внимание от новых распорок. Под колени, под локти, вынуждая гнуть суставы по чужой прихоти. Рывок за волосы, один из многих, и, неожиданно, ласково придерживающая под грудью рука.

С одно целью — поднять, поставить на колени. Цепочки меж локтями и коленями. Можно одно — стоять на четвереньках, выставив зад и опустив к рукам голову. Поза подчинения. Поза покорности.

Не менее развратная, чем до того. Не менее открытая, подставляющаяся. Почти предлагающая. Лицо упёрто в угол стены, в пол. Не видно ничего, кроме идеального покрытия. Нет даже соринок, за которые мог бы зацепиться снова напитавшийся гневом взгляд.

Только слух обострён. Слышатся шаги, лёгкий скрип кожи, шорох. Не оборачиваться, не смотреть, покусывая собственные губы.

Так страшнее?

Так слаще, рыболовном крючком интрига ловит за живот и тянет, тянет к хребту, переворачивая все органы вверх тормашками.