Глава II. Ханс (1/1)
Франц выглянул из-за угла своего дома, вздохнул и погладил седло велосипеда. Будет удивительно, если Георг не заметит его неумелую слежку, так что стоит приберечь на всякий случай пару объяснений. ?Еду за деталями к Тилю?? Да, такое сойдёт.Небо снова заволокло тучами, и Георг, выходя из дома, застегнул куртку. Франц видел, как он достал из кармана какую-то смятую бумажку, посмотрел на неё, словно что-то запоминая, а потом поджег спичкой и проследил, как она сгорает. В сердце Франца ёкнуло, и он медленно поднял ногу на педаль велосипеда, провожая взглядом удаляющуюся фигуру. ?Когда он будет у развилки, я поеду?, – подумал Франц.В какую сторону он пойдёт? На Хофштрассе или завернёт к трактиру?Франц нетерпеливо притоптывал ногой, почти слившись со стеной собственного дома. Тень Георга остановилась на развилке и повернула налево.?К трактиру?.Франц выехал на непросохшую дорогу, снова пачкая брюки, но сейчас он не обратил на это никакого внимания.***Шмидтгейм стал оживать под расширяющейся полосой света солнца, встающего где-то в полях за горизонтом, и всё шло своим чередом. Люди переговаривались через заборы, звонки велосипедов разрезали тишину.– Как ваши дела, дорогая Ханна? – крикнула из-за забора дородная женщина в красном, держа в руках корм для кур.– Получше, чем в тридцать первом! – иронично ответила ей соседка, у которой голод, постигший их два года назад, забрал часть скота.С приходом к власти Гитлера будто бы возникла надежда на что-то новое, и эта надежда согревала Шмидтгейм, как рассветное солнце – луга, искрящиеся росой.Ханса Блюменталя разбудило не солнце и не эта призрачная надежда – его разбудили крики и громкий стук. Ханс не спеша оделся, сунул ноги в растоптанные уличные башмаки. Он не торопился, потому что догадывался, кого он увидит.– Доброе утро, Зигфрид. Это всё твои товарищи?Белобрысый мальчишка неумело оскалился в ответ, толпящаяся за ним гурьба в коричневых рубашках молчала, зорко следя за реакцией Ханса.– Не боишься нас? – Зигфрид часто дышал, и его ломающийся голос сделал нелепой фразу, которая должна была звучать угрожающе.Ханс отвернулся от них и потрепал свою собаку. Лотар, названный в честь морского офицера, героя Первой мировой войны (4), считался сторожевым псом, но был уже стар, как и его хозяин.– Нет, – добродушно ответил Ханс, – пока твоя мать в состоянии задать тебе хорошую трёпку.Зигфрид побелел от гнева и сжал кулаки. Ханс хорошо понимал, почему он здесь и почему не хочет показывать свою слабость этим ребятам – все они помнят, как однажды Ханс дал ему затрещину за воровство яблок. Зигфрид был глуповат и труслив, но сколько смелости давали ему новые товарищи по гитлерюгенду, что он осмелился прийти сюда!Ханс опёрся на лопату – поясница после покраски забора всё ещё давала о себе знать – и стал ждать ответной реакции.– Старый еврей! – крикнул кто-то в толпе, и остальные заулюлюкали. Зигфрид поднял камень, в его глазах мешались ненависть и неуверенность. Закричали женщины с соседних дворов, захлопали калитки.– Что здесь происходит?Карл остановил велосипед и хмуро оглядел разворачивающееся поле драмы. Зигфрид спрятал камень за спину, шум стих, лишь Барбара продолжала держать за ухо своего сына Вернера и громко его отчитывать. Карл быстро всё понял.– Помощь нужна, герр Блюменталь?– Нет, Карл, спасибо, – крикнул Ханс. – Кажется, ребята уже уходят.Мальчишки переглянулись и дали дёру, а Барбара утащила сына в свой дом, где к их голосам присоединился и голос отца Вернера. Зигфрид, убегая, обернулся и метнул камень в Карла.– Чёрт побери! – тот схватился за плечо. – Совсем распоясались. Зайду вечером к его матери.Ханс подошёл к забору и жестом пригласил Карла войти, но он отказался.– Спешу на работу, – Карл посмотрел на Ханса, на его морщинистые руки, всё ещё державшие лопату, на шрам от шрапнели, тянущийся по щеке, и подумал о том, что это, должно быть, тяжело – выдерживать такие нападки после войны и добросовестного служения Родине.– Зайду к матери, да, – повторил Карл бездумно, весь занятый своими мыслями. – До свидания, герр Блюменталь, увидимся.Он махнул старику рукой и снова сел на велосипед, обдумывая новую, захватившую его идею.– Засиделись мы без дела, – проворчал он себе под нос, яростно крутя педали. – Пора действовать.***Франц подъехал к трактиру и посмотрел в окно. Георг был внутри, он сидел за столиком и говорил с человеком напротив. Лицо последнего не удавалось разглядеть с этого ракурса, и Франц стал обходить здание, заглядывая в соседние окна. Трактир в такую рань был ещё закрыт, что же делают они внутри?Хозяин протирал стаканы, следя за беседой и, видимо, принимая в ней живое участие. Это всё походило на тайный заговор, и Франц перебирал в голове варианты, переходя от окна к окну и пригибаясь, чтобы его не увидели. Когда по дороге проехали рабочие химического завода, Францу пришлось прижаться к стене и понадеяться, что тень от трактира скроет его.Оказавшись опасно близко от беседующих, Франц затаил дыхание. Встав сбоку от окна, он медленно стал придвигаться к нему, пока, наконец, не удалось увидеть собеседника Георга.Герман!Франц едва не рассмеялся в голос. Герман! Старый добрый Герман, который так помогал им в самом начале, ходил вместе с ними на демонстрации ?Железного фронта? (5) и который до сих пор поддерживал связь с тем, что осталось от ?Антифашистского действия?. Крадучись, Франц подобрался к своему велосипеду и только собрался уезжать, как услышал, что дверь трактира открывается.Он замер. Франц не мог увидеть, кто вышел, и не хотел быть обнаруженным. Схватившись за велосипед как за спасательный круг, он стал ждать, что же будет дальше. И вдруг ему померещился голос Георга, напевающего что-то едва слышно, мелодию не получалось разобрать. Франц прислушался.?… Растопчите фашистские хищнические войска!?, – прозвучали знакомые строки.Это был ?Тревожный марш? (6).Франц со счастливой улыбкой прислонился к стене. Гвоздь впивался ему в плечо, но Франц прижимал к себе велосипед и улыбался.***С работы они оба возвращались в одно время, но в этот день Франц, который из-за слежки опоздал на час, приехал, уже когда Георг заканчивал готовить ужин. Сегодня была не его очередь, и Георг явно был раздосадован.– Долго ты, – бросил он Францу, сгружая сосиски на тарелку, – завтра и послезавтра сам будешь мучиться с печкой.Франц, который обдумывал предстоящий разговор, даже не сразу понял, о чём речь.– Просто тяга плохая, – ответил он через секунду промедления. – Я займусь этим. Слушай, нам надо поговорить.– Как позавчера? – Георг развеселился. – Если у тебя приступы паранойи, не приплетай меня, пожалуйста. И дай, чёрт побери, поесть.– Ну ладно, – Франц с размаху сел на стул и взял вилку. – А я-то хотел узнать, как поживает Герман.Тут Франц понял, что начал разговор неудачно. Лицо Георга посуровело, он отодвинул тарелку и положил руки на стол, сплетя пальцы.– Что тебе известно?Франц предвидел этот вопрос, но вплоть до самого порога дома не мог решить, ответить на него честно или попробовать схитрить. Не факт, что Георг сам выложит всё как на духу, а если Герман что-то скрывал от их группы, значит, этому есть причина.– Многое, – ответил он. – Но я до сих пор удивляюсь, почему вы не привлекли нас. Или Герман тебе не сказал, что не вы одни в округе занимаетесь антифашистской деятельностью?Георг расслабился и убрал руки, усмехнувшись.– Так это вы листовками промышляете? Мелко. Герман вас держит за детей.– Мы с тобой одного возраста.– Вы не готовы к войне и возможным жертвам.Франц обескуражено замер. Так вот оно что.– Да ну? А кто позволил вам решать за нас? Вы не снабжаете нас информацией, но мы имеем свои источники. Мы знаем о Тельмане, о сожжении неугодных книг, о недавно начавшихся гонениях на евреев и о жертвах среди коммунистов. Единственное, чего нам катастрофически не хватает – это люди. Я уверен, что у вас этим гораздо лучше. Говорил бы ты так надменно, если бы тоже имел под началом двоих?Георг не ответил. Он посмотрел в окно, и его лицо осветили лучи закатного солнца. На подоконнике спал вездесущий Братец, и Георг бездумно потянулся к нему рукой.– Мне нужно посоветоваться, – наконец сказал он. – А ты пока ничего не говори своим… кто вы вообще, как вас назвать?– Никак, – быстро ответил Франц, втайне довольный тем, что его небольшая хитрость удалась. – Нас слишком мало, чтобы ещё и название придумывать.Георг хмыкнул.– Карл Фридель и Ирма Бауэр? Вроде бы ты с ними постоянно.– Да.– Хорошо. Понятно… – Георг как будто начал прикидывать что-то в голове, но потом махнул рукой и решительным жестом опять придвинул к себе тарелку. – Лучше бы ты девушку завёл.Франц рассмеялся и снова взял вилку.***– Ой. Кто это?Когда Ирма вошла в приоткрытую дверь, остальные были в сборе. Карл стоял посередине комнаты, сложив руки на груди и выглядя весьма воинственно (и несколько смешно). Лицо Франца выражало абсолютное спокойствие, он даже чуть заметно улыбался. По другую сторону стола сидел незнакомый красивый парень с тёмными волосами и смуглым лицом. Ирма припомнила, что несколько раз видела его в Шмидтгейме.– Франц пообещал всё объяснить, как только ты появишься, – отозвался Карл. – Так что давай, Франц, проявляй чудеса красноречия.Он подвинул Ирме последний стул и встал рядом, взявшись за его спинку. Франц откашлялся.– Я просто скажу, что он от Германа, – сказал он. – И у него есть для нас работёнка.– От Германа? – недоверчиво переспросила Ирма.– Да. Это Георг, и он тоже из наших.Возникла тишина, и стало слышно, как пальцы Карла постукивают по спинке стула. За окном по тропинке пробежала, смеясь, детвора, и было слышно лай пса Эрнста невдалеке.– Чем докажешь? – спросил Карл.Георг приветливо улыбнулся, Франц даже не помнил, чтобы он мог так улыбаться.– Этот вот… – Георг кивнул на Франца, – …шпион услышал наш с Германом разговор. Всё своё красноречие он уже употребил, доказывая мне, что вы заслуживаете доверия, – Франц вспомнил их разговор и про себя хмыкнул, – так что попробуйте просто поверить мне.– Ну уж нет, – отрезал Карл. – Давай доказательства.Георг одобрительно кивнул.– Похвальная подозрительность. Вот, смотрите, – он достал фотокарточку из кармана и показал Карлу. Ирма и Франц вытянули шеи, пытаясь разглядеть людей на снимке. – Вот Герман, рядом ещё трое ваших, наверняка вы их знаете.Карл всё ещё смотрел с недоверием, но пожал плечами.– Было сказано о работёнке, – продолжил Георг, – что ж, это так, но дело не из самых лёгких, хотя и не слишком трудное. Вы ведь знаете Ханса Блюменталя?– Конечно, – ответила за всех Ирма.– Отлично. И вы знаете, что у него сейчас… проблемы?– Да, недавно шпана из гитлерюгенда пыталась насолить ему. Или ты о другом? – Карл прищурился и подошёл к столу. Георг заговорил снова, обращаясь уже непосредственно к нему:– Да, но не только. Понимаешь, почти всем известно, что он коммунист. А ведь Ханс к тому же еврей…– Можешь не продолжать. Короче говоря, ты предлагаешь…– Помочь ему, да. Герман уже некоторое время об этом думает.Карл кивнул.– Не он один. Я стал задумываться об этом, когда нам из Франкфурта передали о первых жертвах среди евреев. Мы все уважаем Ханса, и никто не хочет, чтобы с ним произошло то же, что и другими безвинными людьми, заживо гниющими в Дахау (7).Ирма встала, оправив юбку, и тоже приблизилась.– Итак, что от нас требуется? – спросила она тоном, выдававшим её полную решимость.Георг откинулся на стуле, поставив его на две ножки, и заложил руки за голову. Вид у него был довольный.– А вот это мы сейчас и обсудим, – ответил он, доставая из кармана свёрнутые во много раз замусоленные листы бумаги.