Глава 8. Жизнь царской фаворитки. (1/1)

После завтрака, Петр сказал Наташе, чтоб она наняла мне учителей по танцам и немецкому. "Гретта - сводная сестра Анны и на половину русская, хочет подучить немецкий, а то никто не поверит ей, что она на половину немка," - пояснил он, улыбнувшись.- Я сразу почувствовала, что в тебе не так много немецкого, как в Аннушке,- сказала мне Наташа, когда мы возвращались с ней домой.Я напряглась, не зная, что ответить, но Наташа уже перевела тему. В тот же день ко мне пришли оба учителя, очень любезные и очень некрасивые. Видимо это, чтоб Петр не волновался на счет моей верности. А Наташу я попросила научить меня нормально читать и писать по-русски, потому что то, что здесь называлось русской письменностью иногда казалась мне какой-то китайской грамотой, вместо гласных наверху писали какие-то закорючки, поэтому прочесть я могла далеко не все. Скорее бы уже Петр свой новый удобный шрифт придумал! Писать пером было неудобно, я вспомнила, что где-то в сумочке, которая прибыла со мною из 2010-х, есть шариковая ручка. И вечером, показав свои каракули Петру, я попросила его мне ее вернуть. На что он ответил: "Увидишь, мои мастера сделают для тебя сколько захочешь подобных ручек и, даже я сам для тебя сделаю, моя милая Гретта". Петр теперь всегда называл меня Греттой, видимо, чтоб не перепутать потом нечаянно или, чтоб я поскорее забыла о своей прежней жизни, о своей родной эпохе. Я решила Петру тоже сделать подарок.- Хочешь, сошью тебе костюм, какие носят в 21-м веке? - спросила я его.Он согласился, и я сняла с него мерку. Мы с Наташей вместе отправились покупать шерстяную ткань для костюма, в сопровождении охраны, разумеется. И тут, я подумала, что могу наткнуться на того книжника, которому я наплела, что замужем, он мне еще календарик подарил. Вот наверняка, он, как на зло, тут! И еще я боялась встретить Анну Монс. Я почувствовала, что сейчас перед Наташей разрушатся все мои секреты, а мне так не хотелось выглядеть в ее глазах мошенницей. Но все оказалось не так, как я предполагала. Книжный торговец, конечно, меня узнал, но лишь любезно приподнял шляпу, без лишних расспросов о здоровье мужа и т.д. Сестру царя, Наталью, почти все знали в лицо, кланялись ей и мне заодно. Было такое чувство, что и меня на этой Ярмарке все знают, то ли из-за моего нестандартного поведения давеча, то ли слух о новой возлюбленной государя уже успел расползтись по всей Москве. Ведь Москва в семнадцатом веке разительно отличалась от той Москвы, из которой я сюда попала. Это в двадцать первом веке легко было затеряться в таком огромном многомиллионном городе, тут же обстановка была похожа на пригород. Люди на Ярмарке расступались перед нами с Натальей, и меня поначалу это нервировало, я не привыкла к публичному вниманию, но нужно было привыкать. Мы с Наташей накупили различных шикарных тканей. А обедать поехали к Дарье Толстой. У нее уже собралась вся женская половина со вчерашней тусовки. Как оказалось, такими деликатными эти дамы были только в присутствии царя, своих братьев и мужей. А тут началось... Из них любопытство прям поперло! Во-первых, все они в один голос замечали, что никогда меня раньше не видели.- Ты не из здешних немок? - спрашивала молодая Марфа Апраксина.- Или ты вела затворнический образ жизни? - вторила ей ее сестра Авдотья.- Ты такая красавица, мы бы тебя запомнили, увидав, хоть раз, - подпевала им слащавая Аграфена Меншикова ( сестра Александра)- О, это долгая история! - начала выкручиваться я – Вы правы, я не из Москвы родом. Как вы наверно уже слышали, я - сводная сестра Анхен Монс, так получилось, что я ее даже не знаю и ни разу не видела. О том, что мы родственницы нечаянно узнал Петр. Когда-то в Таверне у покойного Иогана Монса – отца Анны, служила красивая русская девушка… И я наплела им такую невероятную, полную приключений и самых невероятных совпадений историю, что сама в нее почти поверила, сводилось все к тому, что я родилась в далеком северном городе Архангельске, там я и выросла и там меня впервые увидел государь. Похоже, мои выдумки произвели впечатление на Московских барышень. Они еще были не знакомы с понятием ?мыльная опера? и приняли все за чистую монету, ну или конечно сделали вид, что поверили мне, они же не хотели меня обидеть.-Твое происхождение по истине необычайно! – воскликнула моя покровительница, Наталья Алексеевна( хотя она то не дура, наверняка поняла, что я все выдумала, но спасибо ей за деликатность).- Как это интересно! Расскажи о твоей первой встрече с государем! – наперебой закричали девушки.- Получается, что ты нынешнему царю родственница– сделала умозаключение Степанида, вторая сестра Меншикова.- Верно, так и есть, но вообще это уже такая вода на киселе… - отвечала я, одновременно со Степанидой сообразив, что в порыве творческого вымысла, незаметно подмешала себе царских кровей.- Так вот он и запал на тебя! – улыбнулась Машенька Головкина.- А кстати, вы с Наташей даже похожи – заключила Марфа Голицина.- И то верно, – засмеялась Наталья – то-то тебе все мои платья впору.- Но расскажи, как ты познакомилась с царем! – потребовали снова барышни.Я продолжила напрягать свою фантазию и рассказала романтическую историю, как Петр увидел меня еще совсем юной, когда приехал впервые в Архангельск на постройку кораблей. По случайности, он остановился в доме тех самых иностранцев, где по-прежнему служили мои родители. По всей видимости, тогда, хозяин дома и рассказал царю, что знал Монса и, наверно, как-то вылезла история моего происхождения. Однако, тогда царь на меня внимания не обращал, но вернувшись в Архангельск, лет через семь, он почему-то опять остановился в том же доме. Родители мои тогда уже умерли, но я работала у тех же людей, у которых работали они. Царь заметил меня впервые, когда я подавала ему пиво, как-то вечером. Я тогда не поняла, что он имел в виду, но слышала, как одному из своих друзей, он сказал: ?А она пошустрее, чем Анхен будет?. Царь приходил на кружку пива часто и, в конце концов, как вы сами понимаете, все произошло. – заключила я, с застенчивой улыбкой.- Ты счастливица! По истине, счастливица! – послышались восторженные возгласы со всех сторон.И только Марфа вставила сухо:?Счастливица до тех пор, пока не наскучит царю?. Все посмотрели на нее, как на дуру, а Наташа в шутку щелкнула ее по носу. В этот момент она была просто чрезвычайно похожа на брата, те же бесонята в глазах, та же задорная улыбка. Дальше уже она закончила повествование за меня. Рассказала, как Петр привез меня к ней, одетую в легкое платьице, такую стройную, красивую, взволнованную. И как я сразу же ей понравилась. ?А теперь Гретта изучает все премудрости светского этикета и учится бальным танцам с моими учителями? - в довершение сказала Наташа.- А кто научил тебя тому дивному танцу, что ты показала на балу? – поинтересовалась Машенька.- Скажу вам честно, я придумала его сама, так же как мелодию для него, еще по пути из Архангельска в Москву, хотела удивить государя.- Ты удивила и всех нас! Да, Петр Алексеевич с тобой не заскучает, – пришли к выводу все барышни.- А ты намного лучше Анхен, – сказала Авдотья – Анхен только при царе строит из себя милашку, да и вообще мы все знаем…- Не надо, – мягко прервала ее Наташа.- По-моему царь к ней совсем охладел, – подмигнула мне Авдотья.- А почему зовут тебя Гретта? – спросила любопытная Степанида – Какой ты веры? Неужто лютеранской?- Ах, подруженьки, просто Петру нравятся немецкие имена и он, узнав, что я на половину немка, наделил меня таким именем. Я православной веры, мать моя русская и крестили меня именем Надежда.- Ты нравишься мне все больше и больше – серьезным тоном произнесла Марфа. Не такая уж она и вредная.Когда, мои новые приятельницы удовлетворили свое любопытство, относительно моей загадочной личности, мы начали с ними разглядывать выписанных из Парижа маленьких фарфоровых куколок, таких мини манекенов, одетых в модные платья, модные журналы тогда видимо, еще не придумали. Наташа уже начала примеряться к черному бархату и парче, которые мы недавно приобрели. За обсуждением чисто женских вещей, мы провели время до вечера. И я с удивлением заметила, что уже очень соскучилась по Петру, хотя видела его последний раз меньше недели назад. Он уехал по каким-то делам. Когда я попросилась с ним, он объяснил мне, что дела эти совсем не женские. И вот прошло уже пять дней, а он пока не возвращался. А что я хотела! Тут же нет никакого транспорта кроме лошадей. Весь вечер мы раскладывали пасьянсы, а потом был вкусный ужин. Разъезжаться по домам в ночь, тут было не принято, видимо даже в столице, как стемнеет, появлялись разбойники. Мы с Наташей заночевали в гостях. Нам выделили одну комнату и одну кровать. Когда я разделась, Наташа взглянула на меня оценивающе и сказала: ?Я понимаю, почему брат в тебя влюбился?. Мы легли с ней в кровать и еще долго болтали. Вели задушевную беседу. Наташа рассказывала мне об их с Петром детстве, говорила, как они всегда были дружны с братом, вспоминала ужасные события 1682-го года. - Я никогда не забуду, как в то утро растерзали наших самых близких людей! Я схоронилась в тереме и только слышала душераздирающие крики на площади, и узнавала в этих криках такие до боли знакомые, родные голоса… - вспоминала она – А Петр видел все, они были с матерью на крыльце, когда началась резня. Меня потом пять дней к ним не пускали, говорили, что они не могут прийти в себя. Маменька с тех пор уже никогда не была такой, как прежде, как постарела на десять лет, в волосах появилась седина. Увидела я ее и не узнала. А братик был белее полотна, увидя его, я прочла в его глазах всю боль. Петр до сих пор это все вспоминать не может. Поэтому не думай спрашивать его о том стрелецком бунте – предупредила меня Наташа. На моих глазах выступили слезы и я спросила, дрогнувшим голосом: - Бунт затеяла царевна Софья?- Ее подозревали, но на самом деле нет. И Петр понимал это. Иначе, оставил бы он ее в живых взойдя на престол? Софья лишь воспользовалась ситуацией, так же, как и год назад. Петр лично ее допрашивал. Представь себе, Гретта, он уважает ее, хоть они всегда были противниками, однажды он даже сказал: ?Будь Софья на моей стороне, мы бы скорее построили великую державу?. Она очень умная женщина, но слишком властная, наверно и по сей день видит в Петре лишь заигравшегося мальчишку.Мы много времени проговорили с Наташей, я была благодарна ей за ?историческую справку?, теперь не буду бояться попасть впросак, знаю хоть основные события и основных действующих лиц этой эпохи. На утро, после завтрака, мы поехали к себе. Провели целый день за шитьем. Наташа, хоть и пользовалась услугами портнихи, все равно многие вещи шила сама, особенно ей нравилось заниматься отделкой – творческой частью. Мне, наконец, начали шить собственное платье, зимнее, очень хитрое: внутри шерстяное, сверху обшитое бархатом. Я боялась, что буду в нем казаться толстой, но Наташа успокоила, сказала, что зимою все смотрятся толстыми, а мне быть потолще, даже бы было к лицу. Это она видимо намекнула на то, что я все еще не тяжела от Петра( как тут говорят). Я сама этому удивлялась, но возможно причина была в том, что мы с ним из абсолютно разных эпох, просто произошел какой-то странный временной сбой, мы бы не могли с ним никогда встретиться, не могли бы любить друг друга, иметь детей, это все противоречило законам природы. Я уже и так достаточно вмешалась в ход истории, надоумив Петра сделать авторучки для письма, да и все то, что я ему рассказала, наверно будет иметь последствия, он теперь наверняка не те решения принимает, какие должен был принимать и неизвестно, как это для потомков обернется. От Петра, кстати, к обеду пришла записка, что он прибудет в Москву уже завтра. ?Теперь одну тебя люблю только? - таков был конец письма. Я прям растрогалась. Наташа меня уже немного подтянула в русском языке, я даже с грехом по полам смогла прочесть письмо. Оно было недлинным и написано не очень аккуратно, буквы скакали, но в этом порывистом почерке я узнавала Петра. Я дала прочесть письмо и Наташе, сказала, что Петр велел мне ей кланяться от него (это нашим языком, просто привет передавал). Наташа пробежала письмо глазами. - Видимо расстался с Монс, - подмигнула мне – Я рада. Дурная она девка, морочила брату голову.В последствии, через третьих лиц я узнала, что Анна изменяла Петру, ну или конечно такой была официальная версия, но так или иначе, она зачем-то встречалась с неким послом Кенигсеком, а у него потом нашли ее любовные письма. Что случилось с Кенигсеком, история умалчивает но говорили, что Петр был на Анну в глубочайшей обиде, лишил ее своей милости и посадил под домашний арест. Похоже, иметь много партнеров одновременно, была тут чисто мужская привилегия. Что ж, буду иметь ввиду и, ни в коем случае, не дам поводов ревновать. Я Анну Монс не совсем понимаю, зачем встречаться с каким-то послом, когда встречаешься с самим царем? Не так-то там все просто было, как говорят. Думаю, Монс просто шпионка и сливала Кенигсеку какую-то информацию, а любовные письма он таскал с собой для прикрытия, чтоб если царь прознает об этих встречах, пожертвовать собой, но тайну не выдать.Я целые сутки думала, сказать мне о своих предположениях Петру или не лезть не в свое дело. Он относился ко мне всего лишь, как к красивой любовнице, не особо то посвящал в свои дела. Когда, на следующий день он приехал, я решила, во всяком случае, не торопиться выкладывать ему свои идеи на счет шпионажа. Вообще Петра, как только видишь, как-то сразу теряешься, уж больно он огромного роста (целых 2м 4см) и фигура у него величественная, а взгляд такой, что пронизывает насквозь. Мне нравилось это чувство, когда краснеешь под его взглядом! Я решила, что все разговоры – потом. Зачем было в такую прекрасную ночь говорить о серьезном? Мне даже было уже все равно на то, что простыни, даже дорогие, тут шили из жестких холщовых материй, которые поначалу здорово натирали мне спину. Я в этом семнадцатом веке уже загрубела. Здесь все ткани, даже самые дорогие и шикарные и то были жесткие и грубые на ощупь, а нижнего белья тут никто вообще не носил. Я себе кое-как сшила трусики, но бюстгальтер шить не стала, носить бы его было все равно невозможно, он из открытых платьев бы выглядывал. Мылись здесь тоже не особо часто так, чтоб целиком. В среднем, раз в неделю. А, чтоб голова казалась чистой, ее сыпали пудрой или еще каким-то порошком, похожим на муку, тертым мелом что ли. Парики одевали только на выход, дома берегли, потому что стоили они баснословных денег. Мне пришлось принять все эти обычаи, чтоб не выделяться. Еще больше этого, меня раздражало, что тут не кипятили воду, если варили суп, бульон, чай, кофе, тогда кипятили конечно, но, если горячий чай подадут и попросить разбавить холодной водичкой, так и разбавляли некипяченой. А отдавать свои особые приказания слугам я не смела, не я же тут хозяйкой была. Если Наташу устраивала некипяченая вода, то и меня должна была устраивать. Она конечно добрая женщина, но устанавливать в ее доме свои порядки было бы с моей стороны уже наглостью. Еще одной проблемой, стало отсутствие зубных щеток. Зубы иногда конечно чистили, но просто протирали тряпочкой с тертым мелом. Мне эта процедура казалась губительной для эмали, поэтому я не чистила зубы вовсе. Поэтому, когда Петр, как и обещал, сделал для меня ручку для письма, я попросила у него еще и зубную щеточку, нарисовала ее и объяснила, как в нее вставляется щетина. Петру понравилась идея с зубными щетками, он изготовил их в большом количестве и теперь заставлял всех своих приближенных ими пользоваться. И, что меня удивляло, никому эти щетки, кроме меня не нравились. Вот, что значит привычка. Кстати, как и показывали в каком-то фильме, Петр действительно умел выдирать зубы, один раз, сделал это прям на вечеринке, а я была его ассистенткой. Разница была лишь в том, что в фильме Петр дергал зубы насильно, ради своего развлечения, а в реальности было наоборот. Младшая сестра Марфы, Просковья Головкина уже три дня мучилась от прострелов в зубе (сказывалась ее любовь к сахарку), и она не могла дождаться встречи с царем, другим лекарям она не доверяла, рассказывала, что один раз ей уже так вырвали зуб, что раскрошили его, и половина в десне осталась. А про царя говорили, что он вырывает аккуратно и не очень больно. Я сама видела, действительно ему удавалось сделать это быстро и резко, думаю все равно больно конечно, но, по крайней мере, с первого раза. Вообще у Петра рука легкая, у него все хорошо получалось. Пишущая ручка его работы, была настоящим произведением искусства, я даже и представить не могла, что из подручных материалов и с технологиями семнадцатого века возможно такое смастерить и выточить. Вообще, на мой взгляд, Петр был замечательным человеком, а все его недоброжелатели его просто не понимали. При всей своей жесткости политического деятеля, в частной жизни он не был тираничным. И за то время, пока я его знала, я не видела его знаменитых гневных вспышек, были ли вообще эти вспышки? И пил он не так много, как говорили, во всяком случае, ни разу не напивался до неадекватного состояния. Никто тут так не напивался, по крайней мере, я не видела каких-то страшных попоек. А вот курили много, это да, я уже стала пассивной курильщицей из-за постоянного дыма, висящего в воздухе.