Глава 3. (2/2)

Действительно, какая малость!

— Да, малость. – Баал усмехается и впервые за все то время, что шел со мной, смотрит на меня в упор. – Демоны живут десятки тысяч лет, если не больше. Неужели ты не мог догадаться? Вроде производишь впечатление неглупого человека.

А с какой презрительной интонацией ты произносишь последнее слово… Не волнуйся, твои чувства по отношению ко мне взаимны. Ты мне тоже не нравишься. Никогда не любил огненно-рыжих.

— Мефистофель поступил опрометчиво, подписав контракт с тобой на столь долгий срок.

— Почему?

Какой-то он странный, этот демон.

— Потому что он будет слишком отдален от престола, от Хозяина. А Хозяин очень не любит, когда демоны, подобные Мефистофелю… Даже не так. Когда Мефистофель надолго его оставляет.

Так. Похоже, я попал в немилость самого Сатаны. Отличное завершение отличного дня. О, а вот и он, мой чертов демон. Поспешно идет к нам с недовольной миной на лице. Баал снисходительно улыбается ему, когда Мефистофель подходит к нам.

— Успешно ли ты поговорил с Хозяином, дорогой брат?

— Вполне.

— Краткость – сестра таланта.

— Во имя Хозяина, Баал, прекрати ехидничать!

Что-то он не слишком радостен. Куда подевался весь тот азарт, когда мы следовали сюда? Кажется, он только-только заметил меня. Смотрит таким странным отсутствующим взглядом, что мне на мгновение становится не по себе. Но только на мгновение, ибо спустя секунду он вновь улыбается своей любимой саркастической ухмылочкой.

— Ладно. Спасибо, что присмотрел за Фаустом, но теперь он снова под моей опекой.

— Конечно, брат, забирай.

Забирай. Как будто я игрушка какая-то, честное слово. Подхожу к Мефистофелю, и он вновь по-хозяйски кладет руку мне на плечо. Баал снисходительно кивает нам, смотря в большей степени на родственника. Ну, ясное дело, я же всего лишь смертный, а ты у нас великий демон!

— Счастливого времяпрепровождения. Смотри, не увлекись.

— И ты туда же!

— Я так и знал.

Я что, один не понимаю смысла этого их разговора?.. Баал, кивнув, уходит, а Мефистофель все стоит и глядит ему вслед, как будто о чем-то размышляя. Наконец, он вновь смотрит на меня с таким выражением лица, будто ничего и не произошло. Актер.

— Ты все еще хочешь остаться здесь и посмотреть на ведьм?

Пожимаю плечами и мотаю головой. Так ли сильно мне это нужно? Вряд ли. Я устал и хочу спать. Демон кивает, беря меня за руку, и мир вновь вихрем завертелся вокруг нас, оставляя далеко позади и гору, и нечисть, и Хозяина.

Мефистофель

Единственный положительный момент после шабаша – Фауст наконец-то оставил попытки отыскать единственную и неповторимую, так что пока обходимся тем, что есть в наличии. Но, как мне сказал мой драгоценный подопечный, приказ остается в силе. Надо – значит, будет.

За два месяца, прошедших с шабаша, мы мало разговаривали – смертному пришло в голову, что грех не попутешествовать по миру, если представилась такая возможность. Путешествовать он хотел со всеми удобствами, поэтому пришлось купить несколько домов по всей Европе, где можно будет останавливаться, и нанять прислугу, чтобы поддерживать их в нормальном состоянии – не буду же я оставлять смертного в каких-то гостиницах, честное слово.

Пока я улаживал эти не слишком веселые дела, Фауст не терял времени даром – у него появилась целая ватага почитателей и друзей, которых он таскал за собой по кабакам и борделям, щедро оплачивая все развлечения. Что самое отвратительное, большую часть этого непонятного сброда придется брать с собой. Они так отвратительно одеваются, а образование в лучшем случае ограничивается умением правильно писать собственное имя… Я даже начал в тайне ценить университетское образование Фауста.

Вернувшись в Германию в отвратительном настроении, я мог радоваться только одному – наконец-то вся волокита закончилась, и отправлять можем хоть завтра.

Завалившись на огромную кровать в одной из гостевых комнат, я уж было провалился в благословенные объятия Морфея, как меня тряхнули за плечо. И кто бы это мог быть, а?

— Наконец-то ты вернулся, — тихий смешок и едва слышный скрип кровати – садится рядом. – А я уж думал, ты решил втихую сбежать.

— Куда я от тебя сбегу? – не открывая глаз, мрачно произнес я.

— Да кто тебя знает… Что ты мне расскажешь?

— Все готово, хоть прямо сейчас грузим карету и отправляемся в путь.

— А ну подвинься, — бесцеремонно пихает меня в бок и, когда я послушно отодвигаюсь, ложится рядом. – Значит так, собираем вещи и уезжаем через… ну, скажем три дня.

— Хорошо, — вздыхаю я.

Молчит. Не знаю, какое у него сейчас выражение лица – я все еще лежу с закрытыми глазами – но что-то подсказывает мне, что это была только прелюдия к основному разговору.

— Мефистофель, — как-то неуверенно говорит смертный, нарушив тишину.

— Что?

— Этот шабаш… Я не совсем понимаю…

— Что именно?

— Про Хозяина, — это говорит так тихо, что я скорее догадываюсь, чем слышу.

— Уж лучше бы не поминал к ночи, честное слово, — недовольно морщусь и, соизволив, наконец, открыть глаза, поворачиваюсь на бок, лицом к Фаусту.

— Как мило, что ты решил удостоить меня взглядом, — с усмешкой говорит смертный, с каким-то остервенением изучая потолок. – Так что у тебя с Хозяином?

Черт, не отстанет, а врать напрямую из-за контракта я не могу.

— Я демон из его свиты.

— И что это значит?

— Доверенное и приближенное лицо – как у ваших вельмож и монархов, — пожимаю плечами. Ну, в принципе, я не соврал. Просто не сказал всю правду, а это за обман не считается.

Усмехается так, что мне становится как-то не по себе. Впрочем, ладно – у него хватит ума не копать дальше.

Резко встав с кровати, идет к двери и уже на пороге, так и не обернувшись, негромко произносит:

— Через три дня едем в Париж.

Фауст

Какой черт потащил меня во Францию? Хотя, я могу и не спрашивать… Этот черт следовал за мной с жутко ?довольной? миной на лице. Толк от него все же был – проблем с пониманием языков не возникало, стоило мне лишь пожелать.

Париж. Город, который воспевали самые талантливые художники и поэты. Я так много слышал про него, но и подумать не мог, что это окажется такой большой и такой грязный город. Что по утрам жители выплескивают помои из окон прямо на мощеные камнем узкие мостовые, что на улицах великолепной столицы прямо рядом с архитектурными творениями величайших людей ежедневно умирают десятки нищих и прокаженных.

В конце путешествия я понял, что это нормально для любого европейского города, даже и столицы, но тогда… Тогда, на меня, молодого двадцатилетнего юношу, не выезжавшего за пределы родного города и слышавшего о Париже лишь восторженные отзывы со стороны, это было потрясением, навсегда оставшемся в памяти.

А еще я и представить себе не мог, что француженки, оказывается, такие страшные. Да девушки моей родной страны раз в шесть их красивее будут!

— А чего ты ждал, — смеясь, спросил демон через два месяца пребывания в Париже. – Фейерверков и хора ангелов небесных? Это столица утонченного разврата и роскоши на фоне разлагающихся на улицах трупов юродивых и прокаженных.

— Так не должно быть…

— Так везде, дорогой друг. Поверь мне – везде.

Париж, Леон, Орлеан… Мы были не только в прекраснейших и крупнейших французских городах, но и забирались в самую глушь, даже туда, где людей не было вообще.

Мефистофель стоически выносил мои прихоти, хотя и периодически возмущался моим желанием забраться куда-нибудь в непроходимые горы без намека на цивилизацию. Все-таки он какой-то очень… земной, что ли. Я почему-то вспомнил слова рыжего демона о том, что по их меркам Мефистофель еще фактически ребенок. Может, дело именно в этом? Но в таком случае мне даже повезло – он должен понимать мою тягу к новому и неизведанному. Когда я заявил, что следующая наша поездка состоится в Испанию, Мефистофель лишь как-то тяжело вздохнул, но промолчал.

Испания… Пронизанная вечными междоусобными распрями страна, однако в то же время не могу не признать, что их национальные танцы – зрелище столь восхитительное, что я готов был простить этой стране все ее минусы в обмен на лишнюю возможность полюбоваться на полуобнаженных смуглых красавиц в пышных юбках. Мефистофель как-то весьма явственно намекнул мне, что пора бы уже удовлетвориться, потискав испанку из ближайшего борделя, за что тут же получил от меня нагоняй.

-Не тебе об этом судить, мой друг. Я не буду размениваться на лежалый товар, мне больше по вкусу первосортные красавицы, невинные и спелые.

— Да где же я тебе столько невинных девушек достану?! – возмущение придавало его кукольному лицу почти человеческое выражение.

— Это твои заботы.

Испанию мы покинули, не пробыв в ней и недели. Жаркое южное солнце неблагоприятно влияло на мою кожу, и я весь с ног до головы покрылся отвратительными красными пятнами. В итоге Мефистофель устал бороться с этой напастью и просто увез меня из страны. Ну, что ж, тем лучше.

После Испании мы направились в Англию. Великолепный Лондон с неповторимой архитектурой произвели на меня неизгладимое впечатление. Пожалуй, это был первый город за пределами Германии, который так поразил меня. Мы остались в Лондоне сначала на год, а потом неоднократно возвращались туда из путешествий по другим городам туманного острова, и я с уверенностью могу утверждать, что если бы не Италия, которую мы посетили позже, я бы остался жить у англичан, не обращая внимания на частые проливные дожди и слякоть на улицах. Педантичность англичан чем-то напоминала мне немецкую расчетливость…

После довольно продолжительного отдыха в Англии, во время которого я смог довести свой английский почти до совершенства, я позволил Мефистофелю самому выбирать место в Италии, куда бы мы направились. И я как-то даже не сомневался, что он выберет Венецию. Так оно и произошло, мы прибыли в город на воде. О, Венеция… Почему я не поэт и не могу выразить всего того восторга, что пережил я, пребыв в легендарный город? Не вижу смысла описывать Венецию подробно, все равно у меня не хватит красноречия передать все то, что я ощутил. Мефистофель даже частично сменил недовольство на смутное удовлетворение и купил мне огромный дом в самом центре, и вскоре я мог управлять гондолой не хуже коренного венецианского жителя. Я потерял счет месяцам, проведенным в Риме, Флоренции, Неаполе… Потерял счет бесчисленным произведениям искусства – они были везде, на каждой улице, на фасаде каждого здания, будь то роскошный дворец или ветхий старый домик где-то на окраине. Нигде больше я не встречал такого: фанатичная вера в Бога и полная свобода.

Путешествие, затянувшееся больше, чем на десять лет, оставило весьма приятные воспоминания в моей душе, но все же я всем сердцем стремился обратно, домой, в свою родную Германию, так что последующие поездки слились в одну ничем не примечательную серую полосу. В конце концов демон, видя мою апатию и скуку, сжалился надо мной и в мгновение ока перенес нас на родину, заставив завтрак выплеснуться из желудка прямо на порог моего родного дома.

Мефистофель

Определенно, мир людей сильно изменился с тех пор, как я был тут в последний раз – затянувшееся путешествие дало это понять. Но даже мне иногда нужно отдохнуть и собрать мысли в кучу… А где еще может быть более спокойная и подходящая для подобного занятия обстановка, как ни в церкви?

Вообще-то идея была не моя – Фауст заявил, что если он войдет под своды храма и его не поразит гром небесный, то это будет окончательным доказательством того, что Бог теперь не имеет над ним власти. Я не стал ему говорить, что Богу в принципе уже не первую тысячу лет как-то не до мира людей. Все равно не поверит – слишком уж у смертных развита гордыня.

Стою внутри здания церкви возле самого входа за одной из огромных колонн, поддерживающих своды центрального нефа. Запах ладана и еще каких-то благовоний долетает даже сюда, заставляя меня чуть морщиться. Он сидит на скамье возле самого алтаря, наблюдая, как какая-то нищенка с ребенком на руках ставит дешевую восковую свечу возле одной из статуй. Сейчас поздний вечер, краски заката, золотисто-алой полосой очерчивая горизонт на западе, уступают место бархатной темноте ночи – я вижу это в распахнутых воротах и высоких узких окнах храма. Лица статуй и Спасителя кажутся живыми в отблесках свечей. Тени иногда ложатся так интересно, что могут создать иллюзию чего угодно... Кроме нас четверых в церкви нет никого.

Я почти физически ощущаю раздражение Фауста, когда он смотрит на нищенку. Еще бы – покрытое шрамами от оспы лицо, костлявое тело, бледная до синевы кожа и грязные спутанные волосы. По сравнению с моим подопечным, одетым в сшитый по мерке костюм из дорогой ткани, двадцатилетним мужчиной с внешностью никогда не знавшего тяжелой и грязной работы богатого аристократа, это женщина смотрится еще более уродливой.

Он чуть откидывается назад в расслабленной позе, положив руку на спинку скамьи, и я вижу, как в неверном свете свечей сверкают камни на унизанных кольцами пальцах. Нищенка тихо шепчет молитву, прижимая к груди ребенка. Фауст оборачивается и смотрит на то место, где я стою, хотя он совершенно точно не может меня видеть. Чуть подаюсь вперед – я чувствую, что понадобился ему.

?Сделай так, чтобы она ушла. Чтобы мы остались одни?, — шепчет он одними губами и с улыбкой отворачивается. Хмыкнув, перевожу взгляд на женщину у алтаря и несколько секунд смотрю на нее сгорбленную в полупоклоне спину. Она вздрагивает и, поплотнее запахнувшись в грязные лохмотья, поспешно идет к выходу. Слишком поспешно для божьего храма, дорогая…

Когда она в нерешимости замерла возле самой двери, я едва заметно скользнул ей за спину и коснулся сжатой в кулачок руки ребенка. Тот всхлипнул во сне, открыл глаза и тихо захныкал. Женщина, прижимая младенца к себе и шепча ему что-то успокаивающее, быстро вышла, так и не заметив моего присутствия. Ха, еще бы…

— Я сказал тебе убрать ее из церкви, а не лезть к ребенку, — громко сказал Фауст, вставая с кресла.

— Скажем так, это было уже мое собственное желание, — отозвался я, медленно двигаясь вдоль боковых нефов так, чтобы оказаться рядом с алтарем, не заходя под купол. Везде эти правила, как же мне это надоедает иногда…

— Скажи, Мефистофель, — подойдя к самому алтарю и глядя на огромное, больше человеческого роста, распятье, задумчиво говорит смертный, — а Бог выглядит так, как его изображают на фресках и в книгах?

— Нет, не так, — не выдержав, фыркаю я. Ну почему тебе в голову всегда приходят нелепые вопросы?

— Ладно, — вздыхает и, повернувшись к распятью спиной, идет к выходу. – Больше тут делать нечего.

— А ты все ждал небесного грома и ангела с огненным мечом? – смеюсь я, двигаясь параллельно Фаусту.

— Хоть какого-нибудь знака, — едва заметно улыбается, бросив взгляд на меня.

— Жажда внимания и славы и так уже заставила тебя продать мне душу. Куда уж дальше?

— Не только это, не только…

Выходим на улицу, и я вдыхаю такой приятный после проклятого ладана запах города. Может это и жуткий смрад с точки зрения какого-нибудь жеманного аристократа, но после церковного ладана даже запах тухлых яиц кажется мне ароматом цветущего жасмина.

Фауст чуть насмешливо улыбается, скользя взглядом по идущим мимо людям.

— Пора домой? – спрашиваю я.

— Да, пожалуй. Хотя… подожди, — замирает он на ступеньках храма и пристально вглядывается в толпу.