Смех, соль и вода (1/1)

Все такая же стройная, прекрасная и молодая, как и в тот день, когда подросток ушел в Аниму, ведьма явилась пред сыном. Притворяясь живой, она не появилась из тьмы, не сгустилась из дымки – просто пришла со стороны главного портала. Она была одета в такое же, как и у Аурики, платье, только зеленое, нежно струящееся вдоль ее тела. Бархат благородного изумрудного оттенка, цвета роскошной, сочной травы, отчего-то напомнил Кайлу мох. Наверняка такой же давно покрыл ее могилу. Мужчина внезапно словно очнулся и быстро отдернул руку, обнаружив, что еще пара сантиметров, и он бы дотянулся до платья Беаты. Кайл уже заранее ощущал мягкий материал под своими пальцами, чувствовал, как он шуршит, сопротивляясь прикосновению. Поняв, что экзорцист не поддался ее манящим чарам, ведьма разочарованно цокнула языком и, решив больше не прикидываться существом из плоти и крови, превратилась в пыль. Один удар сердца спустя Кайл почувствовал себя затянутым в омут, в водоворот, в пучину урагана. Вихри и сполохи разных цветов кружили вокруг него, словно перемешивающиеся в стеклянном стакане эликсиры, заставляя чувствовать тошноту и ощущать собственную уязвимость. Снова захохотали бесы. Дьявольский хор сводил с ума. Кайл не знал, куда приткнуть взгляд: из цветного тайфуна периодически появлялась оскаленная морда росомахи или хорька, предпринимающая очередную попытку укусить Кайла. Демонятам это не удавалось, и, клацнув зубами, они снова исчезали в водовороте красок и пыли. Их целью было напугать Кайла, заставить его покинуть круг. Пока что он был в безопасности, словно заперт в колбе, но сумасшедшее мелькание цветных пятен и жуткие образы бесов вынуждали его приближаться к границе круга, теряя равновесие от дезориентации. – Выйди! – шептали бесы. У них были очень приятные голоса, голоса блудниц, томящихся в преисподней. Мужчине доставляло удовольствие слушать их, но нельзя было забывать о своей цели. Он пожалел, что не подготовился к встрече как следует, но деваться было некуда. Оставалось лишь ждать.Спустя несколько минут, когда он уже перестал так сильно вздрагивать от пронизывающего шепота демонов и взволнованного зова полузабытого голоса Беаты, Кайл ощутил предательскую дрожь в коленях, и понял, какого дурака свалял. Круг был слишком маленьким, настолько, что он мог сделать не больше шага в каждую из сторон. Сесть на холодный пол он не мог, а потому стояние в пучине вихря грозило стать совсем невыносимым. Впереди мелькнули огненные глаза демона, который, появившись, сидел на факеле, и в следующий же миг тот, рискнув собой, бросился сквозь изрядно истончившуюся преграду. Не было ни жара, ни холода: нутро Кайла словно разодрало клещами на две части, между которыми протиснулся невыносимо острый клинок. И экзорцист закричал. Его голос разбил тишину весеннего утра. Крик, чудовищный крик умирающего человека заставил волка, караулившего у входа в неф, подскочить на месте и глухо, простужено залаять. Во втором доме с края деревни проснулся Ольхазар. Он и прочие жители выбежали на улицу, испугавшись страшного, неестественного звука. Они понимали, что ужас происходит именно в церкви, но туда никто, естественно, не спешил. Священник торопливо зажигал кадило, из которого на мокрую траву сыпался ладан. Наконец ему это удалось, и Ольхазар поспешил в храм. Едва Кайл закричал, засмеялась Беата. Ей доставляло явное удовольствие слушать, как мучается тот, кто осмелился помешать ей получить жертву. Она смеялась заливисто, от души, как человек, для которого не существует ничего, кроме крошечного кусочка мира, заставившего его так захохотать, но тем не менее ее смех был холодным. Исполненным чувств, положительных, даже в некоторой степени добрых – но ледяным, мертвым. Чувствовалось, что ей, ведьме, хорошо – но от этого становилось лишь жутче. Кайл, впрочем, ничего этого не чувствовал. Он мучился, ощущая, как тает пронзивший его демон, испаряясь, словно зловонная лужа кислоты, и увлекая за собой кожу. Казалось, что его тело обнажено до мяса, а кто-то ожесточенный упорно продолжает со злобой садиста посыпать его солью, жгучей, бессердечной, убивающей солью… Слабая, неоформившаяся мысль шевельнулась в воспаленном мозге, измученном бессонной ночью, полной кошмаров, и еще свежими, словно кровоточащими, воспоминаниями о полуночном убийстве. Соль…Кайл сунул руку в карман. Где-то там должен лежать холщовый мешочек с солью, еще одним ключевым орудием экзорциста. И как он мог забыть? Видимо, поэтому один дух-самоубийца смог проникнуть к нему, Кайлу, в круг… Даже это простое движение вынудило мужчину потерять равновесие. Он сделал маленький шаг в кругу. Смеющаяся Беата, казалось, не замечает ничего вокруг, но стоило Кайлу оступиться, как все звуки моментально исчезли, словно кто-то захлопнул окно, лишь бы не слышать назойливого шума улицы. Духи во главе с призраком ведьмы снова выжидали. Кайл буквально ощущал пронзительный, как режущая кромка стекла, взгляд посланцев ада, прикованный к его ноге. Он задел линию. Усталый мужчина замер. Стоять было неудобно, и он, неуклюже подпрыгнув, как подраненная птица, встал на краю пентакля поудобнее. Он не сдвинулся с меловой линии, и потому его маневр вызвал дружный разочарованный вздох, холодящим кровь воем отозвавшийся во всех изгибах креста, державшего на себе, словно Атлант, купол церкви. Кайлу показалось, что этот вздох заставил его пошатнуться, но все равно упрямо уставился в темноту. Он был близок к провалу, но задешево отдавать душу не собирался. Соль во вспотевшей горсти таяла, обжигая царапины от бечевы, полученные – неужели? – еще утром, в Аниме, в процессе перевязывания книг. Один дьяволенок, рискнувший пробиться через слабенький пентакль и ценой собственного существования – не жизни, нет – вынудить экзорциста ступить за круг, уже мертв. А это уже кое-что. Кайлу попался особенно крупный комок соли, и мужчина размял его. Почти неслышный шорох, похожий на хруст снега под лапами крадущейся кошки, отпугнул демонов, заставив ихотпрянуть. Шестое чувство, интуиция подсказала Кайлу, что между ним и слугами дьявола появилось безопасное пространство еще до того, как привыкший к церковным запахам нос уловил запах ладана. Со свистом, с каким обычно плеть рассекает воздух, змей из демонов исчез где-то в боковом нефе. Охнув, Ольхазар поставил кадило на алтарь рядом с рукой Аурики и опустился на пол рядом с обессилевшим и, как показалось священнику, потерявшим сознание Кайлом. Но спустя секунду он понял, что тот просто спит крепким сном борца с демонами. - Где я? Вопрос сорвался с пересохших губ еще до того, как Кайл открыл глаза. Он боялся услышать в ответ голос матери, ведь это значило бы, что он проиграл. Он погиб. Впрочем, еще страшнее было бы не услышать ничего. У него осталось осязание и чувство равновесия, а значит, одиночество стало бы его вечной пыткой. Но нет. - У меня дома. Спи. Кайл с удовольствием повиновался. Никогда прежде ему не было так плохо, даже во время первого обряда в пятнадцать лет, даже во время жестоких уроков настоятеля. Тогда по обыкновению в обряде участвовало несколько человек, ведь групповая воля наверняка сильнее воли одного. Но тогда под ударом неизменно оказывался самый слабый, неопытный участник: мальчишка-ученик, Кайл. Голова упорно сопротивлялась давлению измученного разума, настойчиво заставляя его оставаться внутри черепной коробки, а на сетчатке изнутри отпечатались два ярких огня. Чьи-то глаза, но принадлежали ли они Беате, Аурике, волку, демону или же Ольхазару, Кайл не помнил. Хотелось воды. Ведро. Лучше два. Одно – для раздраженной, словно покусанной солью руки, второе – вылить на себя. Жар. Существовал только жар. Привнесенная демоном оспа стремительно распространилась по телу, заставляя экзорциста заживо ощущать мощь геенны огненной. Кровать внезапно стала ниже. Рядом взгромоздилось нечто большое и мокрое. Кайл с трудом вынырнул из качающихся объятий Морфея. Это был волк. Животное, похоже переплывало на тот берег реки. А там… ?А там кладбище?, - вспомнил Кайл. Некоторое время спустя жар спал. Стало легче, хотя Ольхазар ничего не давал Кайлу: ни лекарств, ни зелий, ни даже воды. Его лечили собственная воля экзорциста, уверенность в том, что ведьма существует, и решимость победить ее. - Ты знаешь имя этого духа? – был первый вопрос священника, едва Кайл снова открыл глаза. - Беата, - хотел ответить он, но не смог. Не только потому, что пересохшее горло препятствовало любым, даже самым настойчивым попыткам издать хоть звук. Это земное имя его матери, после смерти обратившейся в демона, просто не могло быть именем этого духа. Кайл осторожно принял сидячее положение и мученически поморщился. От движения изба вокруг поплыла, и на миг ему показалось, что он снова очутился в церкви, окруженный водоворотом бесов. Через минуту он сумел встать и, держась за беленую стену, словно немощный старик, направился в кухню, к воде. Лишь после того, как он, щурясь от яркого солнца, бившего в открытые окна, утолил жуткую жажду выздоравливающего после отравления человека, Кайл ответил молчаливо выжидающему Ольхазару: - Нет, не знаю. Повисло молчание, тяжелое и неустойчивое, как ртутная капля. - Ты пойдешь туда сегодня? - Я хочу изгнать ее, - сухо ответил Кайл и снова припал к воде. – Пойду, если придется. - Она исчезнет в воскресенье, - предрек священник. – Дух существует лишь до первого воскресенья мая. - У меня осталось две ночи? – переспросил Кайл, оставив в покое опустевшую посуду. Ольхазар неопределенно двинул головой. Похоже. Он сомневался, что тому удастся справиться с Беатой и вообще начинал жалеть, что сказал ему об оставшемся времени. Солгал бы, что шанс упущен, да и дело с концом. - А что будет через три года? – поинтересовался Кайл, к которому наконец вернулась способность логически мыслить. – Первое мая выпадет на воскресенье. Она не появится? - Она не придет в Вальпургиеву ночь, но появится позже. - А если не давать ей жертв? - Ты тогда уже ушел, и не знаешь, что творилось, когда Беата носила Аурику. Она стала невыносимой, раздражительной… если кто-либо отказывался ей помогать, она жестоко мстила, несмотря на то, была ли у того человека возможность или нет. В тот год умерли дети, которые забрались в ее сад. Жестоко погибли… Один прямо там упал с ветки на забор, проткнутый живот… Кайла замутило, но он постарался не выказать этого. - А второго задрала волчица. Да-да, волк Аурики – ее детеныш. Кайл молчал. Зря он кичился своим возрастом и всю зиму уверял Аурику, что она не знает о матери и долорцах больше него. Все обстояло совсем не так, как было тринадцать лет назад. - Многие винят тебя, - продолжал священник. Кайл не успел спросить, почему. В дверь поскреблись, а затем донесся вой, не требовательный, тихий, зовущий.