О Боже, Марк! (1/1)

О Боже, Марк!Марк потягивается на своей кровати, неожиданно упираясь локтём в чей-то бок и тут же сдвигаясь в сторону. Натягивает покрывало до самого подбородка, успевая оценить то, что полностью обнажен. Как обнажен и его партнёр, миролюбиво посапывающий слева.Причем последний подобным нисколько не заморачивается, простынь откинута в сторону, кончиком едва-едва касаясь крепких, покрытых редкими светлыми волосками бедер.- О Боже, Марк… - тихо шепчет он, пытаясь вспомнить имя музыканта и историю того, как они, собственно, оказались в незнакомой ему спальне. Джеймс?..Марк не уверен, кто кого соблазнял, но после третьего шота они вдвоем завезли Джесс домой на такси и отправились на набережную. Джеймс играл у того известного скрипача на пианино и немного пел, и Марк не знал, что заводило его больше — мягкий бархатистый голос или же крепкие пальцы, цепко прижимающие к прекрасно сложенному, горячему телу.Он поднимается, ужом выскальзывая из комнаты, и, кутаясь в подхваченную простынь, блуждает по небольшой квартире. Она выглядит ещё более необжитой, чем его собственная. Джеймс, наверное, почти всё время в разъездах и Марк не уверен, что это именно то, что ему нужно.(Как не уверен в том, что горячему Джеймсу нужно это тоже, или же его просто добавили в список гастрольных достижений последнего).Десять минут спустя вываливаясь из душевой кабины на нетвердых ногах, Марк вдруг понимает, что простуда совсем прошла. В легких больше не горят раскалённые угли, дышать можно полноценно полной грудью, а мигрень, сводящая его с ума неделю, осталась в прошлом. Думать о том, каковой была причина выздоровления и отчего голос сорван, не хочется, от этого лицо мгновенно вспыхивает румянцем смущения.Телефон взрывается перезвоном первого экстренного будильника, и, глядя на простенькие электронные часы на журнальном столике, Марк успокаивается. Семь утра, времени на то, чтобы привести себя и мысли в порядок, разобраться с Джеймсом и, заехав домой, отправится на работу, полным-полно. Клэр не появится на работе раньше одиннадцати, а затем и вовсе исчезнет, не дождавшись четырех и просто оставив ему ворох легковыполнимых, завершающих рабочую неделю поручений.Решение приготовить завтрак – спонтанное, он на самом деле действительно не уверен, что Джеймс захочет видеть его утром, а не вышвырнет прочь, но Марк все же позволяет себе полазить по маленькой кухне и на скорую руку приготовить омлет с беконом и томатами черри. Заваривая кофе и разливая его по двум фарфоровым чашкам, он не сразу слышит звук своего мобильного.- Утро, - хрипловатый голос вырывает из размышлений, и, подняв глаза, он смотрит на хмурящегося музыканта. Между светлыми бровями залегла складка, неряшливая и светлая, отдающая рыжиной щетина покрывает мощный угловатый подбородок. Напоминающий какого-то хищника, допустим, гибкого тигра, молодой мужчина выглядит настороженным, но вдруг широко, мягко улыбается, и Марк понимает, что они примерно одного возраста. – Я думал, ты мне приснился.- Да уж, - фыркает Сент-Джеймс, плотнее запахивая на себе халат хозяина квартиры, машинально накинутый после душа. – И каким был сон?- Чарующим, - отвечает музыкант, и Марк, не успев увернуться, оказывается в пылких объятиях неожиданного любовника. – И очень, очень горячим.Не зная, что ответить, Марк замечает собственный телефон, лежащий теперь на углу кухонного стола. Вероятно, Джеймс принес его ему, и, листая журналы звонков и сообщений, он вдруг натыкается на вызов, принятый пять минут назад.- О, забыл, - хмыкает Джеймс, усаживаясь напротив него. Он делает несколько глотков кофе, в блаженстве прикрывая глаза, и, глядя на то, как первые солнечные лучи касаются подтянутой, ладной фигуры, Марк впервые в жизни хочет задержаться на работу как другие. Быть может, даже не выйти сегодня вообще. – Телефон разрывался, прости, я поднял трубку, вдруг что-то важное. Звонила мама, сказала, что не могла вчера до тебя дозвониться и переживает.О БОЖЕ, МАРК!***- Джесс, пожалуйста!Девушка отступает в сторону, взмахивая подолом ярко-желтого платья и накрывая его легкой тканью с головой.- Тебе не кажется, что хватит прятаться? – в её голосе нет осуждения, только непонимание, но она… не осознает , чем ему всё это грозит. Не понимает, отчего он не признается самому близкому человеку, в то время как совершенно не скрывается перед другими. Она не знает, какая она, не была её ребёнком двадцать семь лет и…- Она меня убьет! Она звонила вчера вечером, чтобы сказать, что приезжает, а я не взял трубку. Позвонила снова сегодня, а трубку поднял Джеймс… О Боже, Марк, за что же тебя угораздило родиться двадцать… кхм, лет назад!..Он ползает на коленях у ног подруги, наплевав на довольно дорогие брюки и то, что сделает довольно таки нечистый пол редакции с тонкой итальянской тканью, наплевав на то, что могут подумать о нём окружающие, его и так многие давным-давно считают не совсем адекватным, наплевав на всё и понимая, что с минуты на минуту здесь может появится миссис Вайнер, решившая вдруг заявится к дражайшему младшему сыну на работу.(Скорее, к дрожащему, но, какая, в чёрту, разница?..)- Умоляю, Джесс! – восклицает он, хватая уже даже не пытающуюся сопротивляться девушку за ноги и прижимаясь лицом к её коленям, когда она, все же не выдержав, падает на мягкий уголок позади неё. – Ты ведь знаешь, она не задержится и пары дней. Ужин, пару встреч, пару дежурных улыбок и вопросов о том, как её кошки и выставки, всего лишь…- Что с Джеймсом?Вопрос Джессики застает его врасплох и, поджимая под ноги каблуки злосчастных туфель от Valentino, Марк хватает воздух ртом. Молчит, отводя глаза и вздыхая под настойчивым взглядом ярко-зеленых глаз.- Он поднял трубку, к счастью, ничего не сказал. Я сказал, что всё это ошибка.- Кому? – переспрашивает Джесс, чуть пиная его в бедро мыском серебряного босоножка.- И маме и Джеймсу. Маме, что трубку ошибочно поднял коллега по работе, ему – что всё, что между нами было, было ошибкой. Кажется, он выглядел расстроенным.- Что ж, в таком случае я тоже очень расстроена и помогать тебе не намерена, - отрезает Джессика, теперь уже по-настоящему пиная его и отталкивая в сторону. И он, в общем-то, согласен: Джеймс выглядел ужасно расстроенным, а он, кажется, наговорил много лишнего, прежде чем уйти… - Хотя…Он подаётся вперёд, зная, что Джесс его не подведёт, не оставит погибать бедного, несчастного Маркуса Вайнера, и он даже позволит ей назвать себя так пару раз без посторонних…- Притворюсь, - соглашается она, с улыбкой протягивает руку и, почесав его за ухом, тут же жестко добавляет: - Но при условии, что ты, как минимум, перед ним извинишься.О, этого, на самом деле, хочет и он сам. Маркус поднимается, обнимая подругу и, кружа её по просторной приемной, торопливо кивает. Целует пальцы, поднося руку к губам одну за одной и, притягивая к себе, чувствует её смех, отражающийся в собственной грудной клетке.Обнимать её, прижимать к себе, поднимать под мышки в воздух и кружить, кружить и кружить, дурачась – легко.- О Боже, Марк, какая пошлость, прямо на глазах у всех! Какое неприличие!Натянуто улыбаться, приветствуя маму и глядя в её недовольное, кислое, словно забродившее вино, лицо — сложнее.- Прекращай сейчас же, ты взрослый мужчина, а не обезумевший от гормонов школьник. Иди же, обними мать!- Как ваши кошки, миссис Вайнер? – вклинивается Джесс, но, к счастью, мама так уверена в том, что никто не посмеет над ней издеваться, принимает вопрос за чистую монету, тут же вдаваясь в пространный рассказ о болезни и последующей прискорбной смерти одной из любимиц.Обнимать её, натягивая улыбку ещё сильнее и стараясь, чтобы лицо не искривила столь кислая же гримаса – ещё сложнее.О Боже, Марк!..*** Безумное воскресенье заканчивается на столь же безумной ноте, что и началось. Сидя за накрытым столом в доме Джесс и почти не следя за неспешным, пустым разговором, он держит руку под столом, торопливо набирая сообщение одно за другим.Клэр, просидевшая в тишине своего кабинета половину рабочего дня, вдруг активизировалась поздно вечером, засыпая его вопросами,и написать ей, что занят и не можешь отвечать, или же попытаться просто игнорировать – подписать себе приговор. Тогда его ждет долгая, мучительная и изощреная смерть. - Послушай, Марк, это неприлично!..Голос матери полон искреннего возмущения, будто бы не она сама вернулась пятнадцать минут назад с веранды, куда выходила якобы подышать воздухом, на деле же явно переводила дух и настраивалась на диалог с не слишком приятными для неё людьми. Уж кому, как не Марку, это знать.- Да, конечно, прости. Это по работе, - с привычным покаянием произносит он, пряча телефон в карман брюк и принимаясь ковыряться в салате.- Послушай, я ведь хотела рассказать тебе о Джонни. Он открыл ещё один магазин, второй магазин в Чикаго, мой сын!Она оборачивается по сторонам, горделивая и возвышенная, словно королева-мать, рассказывающая об успехах своего наследника, и, говоря о Марке, она никогда не выглядела так.Послушай, Марк.Послушай, Марк, глядя на то, сколько времени ты проводишь в офисе и в командировках, я думаю, что тебе могли бы платить больше. Твой старший брат зарабатывает за неделю столько, сколько ты – за месяц. Марк, ты мог бы найти работу получше. Стать переводчиком, зарабатывать репетиторством, не зря ведь я столько сил и времени потратила на твое воспитание и образование!..Вот только он учился скорее вопреки, чем благодаря. Успевая помогать раздолбаю и кутиле брату в магазине, с трудом сводящему дебит с кредитом, предприятию, почти не приносящему прибыль, успевая выполнять большую часть работы по вечно заполненному гамом и родственниками дому и одновременно с этим посещая все кружки и дополнительные занятия по языкам, литературе, истории и математике.Почти не видя ничего, что видят обычные маленькие дети и подростки, включая похвалу и улыбки матери. И вырвался, умчал прочь почти без гроша за душой, как только смог.Послушай, Марк!..Он привык к нравоучениям и вечному недовольству. К тому, что за общим семейным столом его отсаживают в самый дальний угол, а то и вовсе, если позволяют приличия, не замечают близкие родственники, пряча его на кухне.Слишком яркий, ведущий себя неправильно, мыслящий не рационально, не… такой. Коротко, ясно и сразу понятно. И периодическое восклицание о том, что она не знает, в кого он уродился.Марк, склонившись к тарелке, слышит назойливое жужжание в кармане. Достает телефон, незаметно бросая взгляд на экран и не сдерживая усмешки. Джесс, сидящая справа от него, посылает смайл с пистолетом у виска. И он с ней полностью, полностью согласен.Маму, рассказывающую о Джонни, остановить практически невозможно.- Послушай, Марк.Он замирает, будто бы пытаясь слиться с широкой спинкой стула за собой и неловко предлагает ещё вина. Уже зная, к чему может привести внимание к собственной скромной персоне.- Можно тебя на несколько минут?..Она все такая же. Восхитительно, до сводящей зубной боли вежливо-интеллигентная в лицо и…- Я понимаю, что ты, возможно, несколько отчаялся, - тихий, приглушенный шепот у шеи в коридоре вдали от столовой с радушием хозяев. Мама ниже него на голову, даже высокий каблук не может скрыть этого, хоть она явно и пытается, ненавидящая то, что кто-то возвышается над ней.(Джонни – Джонни удобного роста: ниже неё, как и его прекрасная, замечательная новоиспеченная жена.)- О чём ты? – раздраженно шипит в ответ, уставший от всего этого фарса. Каждая встреча оканчивается вот так, новыми условиями, поправками, замечаниями и требованием всё переделать или выбросить в мусорное ведро.- Эта девушка… - мама понижает голос ещё и ещё, оглядывается по сторонам, словно чертов шпион. – Марк, дитя мое, я понимаю, что ты завидуешь свадьбе Джонни, тому, что Рейчел уже беременна, но все же не торопи события, все обдумай. Ты уверен, что такая, как она – тебе пара?..- Такая, как она? – Марк шипит и не думая скрывать раздражения больше. Чаша терпения переполнена, хочется, наконец, оборвать все это и хоть в какой-то части своей жизни находить тепло и понимание, а не бесконечные упрёки и одергивания. – Мама, я совсем не понимаю. Прежде Джесс тебе нравилась.- Да, но ведь я не знала её родственников, - миссис Вайнер тяжело вздыхает, скользя пальцами по лацкану его пиджака и отряхивая его. Пальцы – будто змеи, ползущие, окутывающие обманом и россыпью ограничений и строгих правил. – Ты ведь знаешь, как для меня и нашей семьи это важно. Они ведь такие… приземленные. Её отец – строитель…- Архитектор, - тихо исправляет он, уже зная, что это ничего не изменит и её не остановить.- Мать – простая медсестра, а их интересы и взгляды на жизнь… Марки, они не нашего круга, нет, совсем нет…Но они всегда были добры и приветливы к нему, он же в ответ втянул их в весь этот безумный, гнусный обман, позволяя оскорблять за спиной. Он противен самому себе.(Поправка: cильнее, чем прежде).- Мам, пожалуйста… Пожалуйста, прекрати.- Как ты со мной разговариваешь? – мгновенно вспыхивает мать, твёрдо сжимая его руку. – Неужели ты со мной не согласен, не задумывался над этим в глубине души? Послушай, Марк, а её младший брат… ты вообще видел его, то, как он себя ведёт? Весь такой сверкающий, жеманный!.. И родители совершенно никак не реагируют, неужели подобное не настораживает с самого детства? Твой отец не позволил бы такого никогда, но даже без него я смогла привить вам понимание того, что мужчина должен быть мужчиной, а не разукрашенным…Марк взрывается. Кажется, впервые за всю свою жизнь настолько разъяренный и выбитый из колеи чем-то. Хочется истерично смеяться и плакать одновременно, хочется никогда больше в жизни не слышать подобного бреда и, наконец, перестать изворачиваться, сочинять истории о любимой девушке из Канады многочисленным родственникам и увидеть хоть каплю тепла в этих холодных, темно-карих глазах.Послушай, Марк, послушай, Марк!.. Марк-Марк-Марк-Маркус-мистер Вайнер!..- Помолчи!Он хватается руками за голову, отшатываясь назад и зарываясь пальцами в волосы, до боли сжимает виски. Видит, как она ошарашено хватает воздух ртом, видит, как она наиграно начинает держатся за сердце.(Маркус говорил с её врачом, видел снимки – и это едва ли не единственная причина, по которой он верит, что сердце у неё всё же есть. И, по заверениям кардиохирурга, скорее начнёт барахлить его собственное, чем её).- Такой сверкающий? – отрешенно повторяет он её слова, горько ухмыляясь. – Мне надоело лгать. Джессика вовсе не моя девушка, я попросил её притвориться ею. Послушай, мам! Неужели ты совсем-совсем ничего не видишь? Не понимаешь?.. Посмотри же на меня, мам, хоть раз в жизни увидь!Она молчит, отступая на несколько шагов и замирая у угловой лестницы. Оправляет полы платья, скользит пальцами по вышивке на запахе декольте, по рукавам. Будто бы, если она не отреагирует, он замолчит, отыграет всё назад и станет нормальным в её понимании сыном.- Это всего лишь период, всё это твое окружение, модели, редакторы и журналисты, логово разврата и порока, - всё же произносит она, с надеждой поднимая глаза. Настолько истово верящая в то, что подобное не может случится в её такой идеальной семье. – Ты просто запутался.Он смеется, отталкиваясь от стены, и, скинув пиджак, расстёгивает пуговицы на рукаве рубашки. Выскальзывающие из-под пальцев юркие кругляши, оторвавшись, градом падают на мягкий ковёр, и, отдирая последнюю, Марк обнажает предплечье.- Черта с два. Вот здесь я запутался. Вот здесь, ещё в шестнадцать. И если бы ты хоть каплю внимания уделяла моим увлечениям, моей работе, интересовалась этим, смогла бы узнать, что иногда во время прайд-месяца я статьями помогаю молодым парням и девушкам понять, что они НЕ запутались. Понять, что они не дефектные, неправильные или безумные… Просто другие.Её взгляд скользит по грубому, поблекшему от времени и почти затянувшемуся шраму. И он, невольно ежась, смотрит тоже. Миссис Вайнер молчит, и Марк, на самом деле, не знает, чего от неё ждал.- Разумеется, я не подписываю их ни своим новым именем, ни прежним. Берегу спокойствие многочисленных тётушек и твое доброе имя. Пользуюсь анаграммой, которой когда-то в детстве подписывал черновики рассказов и свои вещи. Уверен ты бы узнала, что это я: стиль не изменился, я лишь отточил его. Рассказы, ты говорила, тебе нравятся. Конечно, если это была не ещё одна ложь между нами…- Послушай, Марк…Он подходит ближе садится на первую ступеньку лестницы, и мама склоняется к нему, хватаясь за рукав рубашки, не ласково, скорее для того, чтобы скрыть ужасную отметину от других.(И себя).- У меня есть очень хороший врач, он поможет тебе преодолеть это, правда, послушайся же меня, как прежде, пожалуйста!..Он смеется. Смеется, наблюдая из-под полуопущенных ресниц за тем, как она поджимает губы, как, кажется, даже вытирает ладонь о бархатную ткань платья.- Нет, - качает головой, резко и совсем не подобающе для хорошего сына. – Больше не буду слушать. Меня, когда я переживал кризис, спасла не ты, а совсем чужая девушка из Нью-Йорка, которую я встретил на журналистском форуме. Я такой, какой есть.И она уходит.Марк стирает катящуюся по лицу влагу, чувствует, как соль оседает на губах, и загнано сглатывает. Вот и всё?.. Пытается запахнуть рукав рубашки вокруг запястья, тянется к пиджаку и, не надевая, накидывает его на плечи. Мореный дуб перил обжигает кожу холодом, стоит только коснутся его лбом, и, ещё толком не придя в себя, он собирается встать.(Мужчины никогда не плачут, Маркус Вайнер, говорила мать, стоя над ним, упавшим с велосипеда из-за выскочившей под колёса собаки. Сломавшим три пальца в четырех местах и навсегда расставшимся с мечтами научится играть на пианино и быть принятым ею).И, так и не найдя в себе силы чтобы подняться, он только сейчас замечает замершую в коридоре Джесс.- Боже, прости меня, - как далеко они бы с мамой не были от гостиной, и как тихо не старались говорить, до родных Джессики, судя по её лицу, донеслось слишком многое. – Я не думал, что мы устроим нечто подобное…Джесс не отвечает, подходит ближе, садится рядом и крепко-крепко сжимает руку.- Вина?У Джонни теперь два вино-водочных магазина в Нью-Йорке, а их мама, хоть и придерживается всех постов, даже в самый строгий не откажет себе в бутылочке прекрасного и крепленного красного. А ещё их фамилия, несмотря на все попытки матери приблизить их к немецкому Wagner куда ближе к еврейскому Weiner – “торговец вином” …- Нет, спасибо. Лучше кофе. И, Джесс…Она смотрит на него, и он видит то, что так и не увидел в глазах миссис Вайнер. Тепло, участие и настоящего, принимающего его таким, какой он есть, друга.- Пожалуйста, молчи.- Молчу.- И обними меня.- И обниму.Прекрасная девушка из Нью-Йорка.