9. Las Culebras en la Choza / Змеи в хижине (1/1)

Первые дни съёмок выдались совсем нелёгкими. Хотя всё было к лучшему: по крайней мере Энрике не думал о Хуане. Или не думал так часто, как мог бы.Отвлекали ещё и бытовые моменты. Было просто удивительно, какой глубокий отпечаток оставила за собой распространившаяся на полсвета Испанская империя, ныне уже переставшая существовать формально, но всё ещё присутствующая в каких-то мелочах. Ещё на материке Энрике разглядел резные балкончики и мощёные улочки?— типично испанские элементы, изменённые, перекроенные местной культурой, но не утратившие своих оригинальных черт. В провинции таких было меньше, но они всё же незримо напоминали о себе. Будь то манера крыть крышу или какие-то кулинарные детали, видоизменённые со временем, но всё же пришедшие из Испании,?— всё это напоминало ему о доме. И даже на этом богом забытом острове Энрике продолжал узнавать те или иные культурные элементы, которые, как он считал ранее, были типичны только для его родной страны. Впрочем, ещё больше его удивляло то, что чисто испанские традиции и культурные паттерны приобрели настолько специфичный, местный характер. Произношение колумбийцев с их местечковыми словечками заставляло его улыбаться первые дни, и, наверное, из-за этого он выглядел немного глупо.Местная еда тоже вызывала бурю эмоций. Один размер порций чего стоил. Уже на второй день команда Энрике опытным путём выяснила, что и первое, и второе у Долорес лучше не заказывать. Потому что на обед они и так получали по лоханке фасолевого супа, тарель риса с мясом и банановыми или рисовыми лепёшками. Это всё называлось ?первым?. Бананы как таковые и так почти постоянно присутствовали на столе в любом виде: целые, порезанные на кусочки, сырые, жареные, в виде лепёшек патаконес, пюре или в качестве сока.Они снимали первые несколько эпизодов на берегу океана, и всё равно им приходилось много таскаться по джунглям. Шёл сезон дождей, и это сильно выматывало всю съёмочную группу. До этого Энрике слабо представлял себе настоящий тропический ливень: в Валенсии таких обычно не бывало. Здесь же водяные потоки с такой яростью обрушивались на землю, будто кто-то сверху намеренно хотел затопить их крошечный клочок земли в океане. Ручейки и речушки тут же выходили из берегов, превращаясь в агрессивные потоки, смывающие всё на своём пути. Это завораживало и пугало одновременно.Часто им приходилось снимать именно в такие моменты, и удовольствия это особо не доставляло. Особенно сильно ругался Агустин, их оператор, который трясся над дорогущей техникой, как если бы она была живая.Разумеется, им приходилось на себе перетаскивать оборудование и прочие вещи, всё дальше углубляясь в густую сельву. Кажется, тогда же группе впервые пришлось взять в руки мачете и с помощью Карлоса, который тут всем заведовал, прорубить себе проход сквозь непроходимую чащу туда, где можно было снять несколько сцен с хорошего ракурса. Эта работа оказалась чудовищно изнуряющей, и Энрике трудно было даже представить себе, как его предкам, явившимся сюда в XVI веке, удалось покрыть пешком с мачете в руках нечеловеческие расстояния от Мексики до самой Чили. Это просто не укладывалось в голове.—?Мы и в подмётки не годимся конкистадорам древности,?— подтвердил тогда его мысли Агустин, самый рослый и сильный в их группе, ввиду того, что ему постоянно нужно было таскать тяжёлое оборудование на себе.Даже по проторенным дорожкам было тяжело ходить?— с рюкзаками и камерами, весившими, казалось, целую тонну.—?Че Гевара, который вёл свои отряды по непролазным лесам Боливии, сейчас бы посмеялся над нами, салагами.То лил дождь, то жарило солнце, отчего с каждой травины, с каждого листа влага превращалась в парящий кипяток буквально на глазах. Пот заливал лицо, одежда была?— хоть выжимай, и в воздухе, казалось, было больше воды, чем кислорода, и все с непривычки тяжело дышали, когда нужно было приложить хоть минимум физических усилий для какой-то работы. В один из дней группе пришлось обойти весь остров. В итоге в десять утра Луис признался, что хочет умереть, в обед Энрике говорил всем и каждому, что полдня?— и половина намеченного?— уже пройдены, а к вечеру никто уже не помнил собственного имени от усталости.Хуан был единственным, кто ни разу не сказал ни слова ни про несусветную духоту, ни про тяжёлую аппаратуру, с которой он сам предложил ребятам помощь, ни про убийственную жару, хотя не было никаких сомнений в том, что он страдал не меньше, а, возможно, даже и больше, чем многие. Всё же ему приходилось соответствовать образу. В какой-то момент Энрике даже начал было думать, что это ненормально?— такая выдержка. По окончании одного из дублей, когда Хуан вместе с остальными актёрами развалились под пальмами на берегу, Энрике подошёл и в приказном порядке сказал, что вечером все будут отдыхать. Наверное, он сделал это слишком резко, потому что Хуан вскочил и, глядя ему в лицо, произнёс, что он приехал сюда работать.Было ли это сделано с целью, чтобы позлить Мартина или что-то доказать Энрике, молодой режиссёр так и не понял. Однако предложение отдыха было воспринято всей командой с огромным энтузиазмом. Народ побросал все вещи на пляже и ринулся к волнам. Энрике с улыбкой наблюдал за тем, как вымотанные работой люди устремились навстречу свободе. Хуан, казалось, тоже повеселел: он о чём-то болтал с Агустином и напарниками по команде, ни разу не оглянувшись в сторону Энрике. Даже Мартин больше не выказывал демонстративного недовольства островом. Расположившись под пальмой на полотенце, он принялся за свою книгу.Единственные, кто держались особняком, были местные индейцы, которые участвовали в нескольких массовках но, в общем, с доброжелательной опаской относились к приезжим. Нет, они всегда были совершенно любезны и делали всё, о чём их просили, но сознательно придерживались своей компании. Именно поэтому Энрике очень удивился, когда Марко подошёл к нему и сказал, чтобы тот следил за тем, чтобы никто не заплывал дальше западных скал. На вопрос ?почему? Энрике так и не получил внятного ответа. Решив про себя, что всему виной может быть течение, он попросил Луиса, чтобы тот предупредил остальных. Сам же молодой режиссёр не стал оставаться на пляже, решив, что лучшим отдыхом ему послужит сон на настоящей кровати.Есть из-за жары совсем не хотелось. Поэтому, добравшись до ранчо, Энрике съел четверть той порции, которую обычно приносила ему Долорес. Та уже считала их всех своими сыновьями, поэтому умоляла молодого режиссёра проглотить ?ещё один кусочек?, отчего тот вышел из-за стола сам не свой.Он страшно устал, но заснуть никак не мог, виною чего, вероятно, был чрезмерный ужин. Весь вечер Энрике ворочался с боку на бок, пытаясь найти удобное положение, но ему всё время что-то мешало. То было слишком светло, то дождь своей барабанной дробью нарушал ход его мыслей, то кокосы, падая с многометровой вышины пальм, грозили вот-вот пробить хлипкую крышицу хищины. Каждый раз Энрике вздрагивал от очередного такого удара. Ему казалось, что следующий уж точно убьёт его, попав по голове (какова была вероятность того, что это вообще случится?). Потом он всё же задремал, и ему снилось, что с потолка на него падают огромные насекомые, которых он стряхивал на пол, а их засасывало под кровать.Он слышал глухие постукивания, но был уверен, что во всём виноват дождь. Хотя… Дождь ведь не может стучать так ритмично? И тем более, называть его по имени?Энрике очнулся и сел на кровати, пытаясь понять, спит ли он ещё или уже нет. В полумраке комнаты так трудно было понять, где граница сна с реальностью, что он ещё сидел и соображал несколько секунд, что же происходит. Наконец, он понял, что в дверь действительно стучат, и осторожно встал, борясь с иррациональным желанием проверить, нет ли под кроватью тараканов. Он был немало удивлён,?— хотя, наверное, и не должен был быть?— тем, кто решил посетить его так поздно.Наконец-то, этот день был окончен.Хуан любил съёмки. Любил, в общем, даже повторные дубли, считал вполне сносным то, что кто-то посторонний всё время ошивался рядом с площадкой, и даже старался адекватно воспринимать критику. Но какие-то моменты процесса были просто ужасно тяжелы для него.Остров, несмотря на всю свою дикую красоту, не оставил никаких иллюзий с самого первого дня, когда начался тропический ливень. Работать в таких условиях было практически на грани того, что готов был вытерпеть молодой актёр. Да чёрт возьми, всё здесь?— начиная от ежедневных бананов и заканчивая ежедневными же потоками воды с неба?— заставляло его каждый раз внутренне напрягаться и повторять для себя, зачем именно он здесь. Чего и, главное, кого он хочет добиться. Последнее напоминание, впрочем, почти постоянно маячило у него перед глазами, так что в этом не было ничего сложного.Буквально за минуту до того, как Энрике объявил перерыв, Хуан уже был практически на пределе: как морально, так и физически. Он отчаянно желал поговорить с Энрике наедине, но всё ещё никак не мог придумать, как сломать тот образ, который уже сложился в голове у молодого режиссёра. Как вернуть его доверие. Эта дилемма мучила его уже много дней подряд: Энрике был прав, не доверяя ему, и от этого делалось ещё больнее.Но самое главное было даже не это. Главное было то, что они провели на этом чёртовом острове уже несколько недель, а Хуан до сих пор не добился никакого результата!Нет, конечно, сам остров был не причём. Вернее, в иной сезон это был настолько райский уголок, настолько здесь было хорошо (а могло бы быть ещё лучше, если бы ты ворковал тут вдвоём со своим возлюбленным, а не работал бы по двенадцать часов в день), то в пору было идти топиться в океан. Ну, или искать себе медузу, чтобы на неё наступить.Нужно было что-то придумать. Что-то, что заставит Энрике поверить снова… Ну или хотя бы заставит его вспомнить, как хорошо им было тогда вместе.Хуан до самого конца съёмок их первого фильма не готов был признаться себе в одном: он продолжал жить с Энрике все месяцы съёмок (а не только ?проб?) не потому, что был должен. На тот момент всё уже было ясно: Энрике в любом случае не выгнал бы его уже с главной роли. Слишком много было сделано. Слишком много пройдено. Так что… Хуан жил у Энрике потому, что хотел оттянуть неизбежный конец, который должен был последовать. Правда должна была вскрыться так или иначе. Удивительно то, что Энрике всё знал?— знал, кем является Хуан на самом деле?— но сам продолжал следовать иллюзиям. Видимо, они были так приятны… Значит, у него была надежда! Какая-никакая, но была!Нужно позволить Энрике вспомнить. А остров?— этот райский уголок?— должен ему помочь в этом. И даже если Хуан совершит глупость сегодня ночью, если Энрике не поддастся на то, что он задумал, то вряд ли это ухудшит их отношения. Правда, всегда был риск потерять роль… Но этого Хуан боялся не так сильно, как навсегда потерять Энрике. Во-первых, молодой актёр знал, что он делал свою работу прекрасно. Во-вторых, для команды Энрике уволить Анхеля Андраде уже после всех пройденных формальностей и проделанной работы вместе с тоннами отснятого материала было бы непозволительной расточительностью. Зная Энрике, Хуан готов был предположить, что тот скорее будет мученически терпеть его ещё несколько месяцев, чем угробит фильм, выгнав Хуана сегодня ночью?— или завтра утром.Будь, что будет. Он просто попробует…Энрике вгляделся в лицо напротив, которое было так сложно различить из-за темноты тропиков.Хуан выглядел крайне испуганно и смущённо. Из одежды на нём были лишь лёгкие штаны и шлёпанцы.—?Что случилось? —?спросил молодой режиссёр, впуская его внутрь и тут же закрывая за собой дверь, чтобы не налетели москиты. —?Я уже лёг спать.—?Прости, что разбудил, но… Нет, лучше бы тебе этого не видеть. Там как минимум две змеи под кроватью. Наверное, заползли ещё днём, спасаясь от жары. Я вряд ли теперь смогу зайти туда, пока точно не буду знать, что их всех оттуда вытурили.На лице Хуана было написано неподдельное отвращение и страх, так что у Энрике не осталось никаких сомнений насчёт того, что всё это взаправду.—?Нужно было тщательнее следить за тем, чтобы дверь всегда была закрыта,?— чуть раздражённо ответил он. —?Что мы теперь будем делать? У меня тоже нет опыта укрощения этих тварей, а в доме все наверняка уже спят.—?Я мог бы… Хотя, конечно, нет, ты будешь против,?— пробормотал Хуан.—?Ну, давай, говори.Ему снова захотелось спать.—?Я мог бы переночевать у тебя тут сегодня. Если ты, конечно, не будешь против.Энрике сглотнул, чувствуя, как кровь бросилась ему в лицо. Он порадовался про себя, что краска наверняка не будет заметной в такой темноте. Он коснулся волос, отвернувшись и поглядев на единственную кровать в комнате.—?Здесь не очень-то много места. И у меня нет ещё одной подушки.Аргументы прозвучали достаточно неубедительно, учитывая то, что все кровати в домиках были рассчитаны на двоих. А уж без подушки можно было прекрасно обойтись или заменить её чем-нибудь ещё.—?Мне не нужны особые условия,?— к его неудобству, ответил Хуан. Кажется, он при этом сделал шаг ближе. —?Ты знаешь об этом.Энрике отвернулся, не желая выдавать того, как он сейчас нервничал. Хуану и раньше удавалось ошарашить его так, что он переставал отдавать отчёт о своих поступках.Ситуация складывалась крайне двусмысленная. Вправду ли Хуан просто хотел переночевать здесь или подразумевал нечто иное?—?Можешь взять моё второе покрывало, свернуть его и использовать в качестве подушки. И я сплю справа,?— бросил Энрике, двинувшись к своему месту. Он приоткрыл антимоскитную завесу, запуская Хуана внутрь, после чего тут же застегнул её до конца.—?Я помню.Ответ заставил его замереть на мгновение, и всё же Энрике удалось совладать с собой. Он улёгся на кровати, ожидая, какие действия предпримет Хуан.Кажется, тому не потребовалось много времени на то, чтобы сообразить, как вести себя дальше, чего бы он ни планировал. В темноте Хуан, по всей видимости, избавился от штанов и едва слышно улёгся рядом. Он не произнёс ни слова, и Энрике лишь почувствовал, как матрас слегка опустился. Внезапно он осознал, что одеяло было в единственном экземпляре.—?У нас одно одеяло на двоих. Если хочешь, я…—?Не нужно,?— ответил Хуан. —?И так жарко.—?Да, действительно,?— пробормотал Энрике. Правда, под утро жара непременно спадёт, и тогда оно вполне может понадобиться… Но об этом он решил не говорить.Энрике начал считать до ста, чтобы как-то успокоить нервы. Ещё несколько минут назад он буквально клевал носом, но теперь сна не было ни в одном глазу. Он также не слышал дыхания Хуана, что говорило о том, что тот, скорее всего, тоже не спал. Впрочем, что-то в этом во всём было. И что-то было между ними двумя. Какая-то загадочная связь, которая дала о себе знать именно в тот момент, когда темнота скрыла все преграды между ними.Впрочем, свет снаружи всё-таки проникал сквозь щели в стенах. Взошла луна, и на море тут же появились серебристые блики. Энрике смежил веки, борясь с нахлынувшими из ниоткуда эмоциями. Это место было раем для двоих. И он был сейчас здесь с тем, с кем хотел бы быть. Но этот человек рядом… он вряд ли мог бы дать Энрике то, чего тот так желал.Пребывая в этих не особенно весёлых мыслях, Энрике не заметил, как Хуан коснулся его плеча. Молодой режиссёр понял, что происходит, только тогда, когда прикосновение стало претендовать на то, чтобы превратиться в настоящее объятие.Он сделал вид, что укладывается удобней и как бы невзначай стряхнул с себя руку Хуана. Тот ничего не ответил, а Энрике не хотелось знать, о чём в этот момент думал его вынужденный гость. Энрике лежал на спине, отвернув голову в сторону, выглядывая луну и её отблески на воде. Шум океана вдали начал убаюкивать его, погружая в сон…Тёплое прикосновение чужих губ к своим показалось ему самой прекрасной грёзой, которая у него был за эти несколько лет. Боже, как удивительно было это ощущение!.. Он подался навстречу этой нежности, невероятному чувственному порыву, грозившему затопить и опустошить всё его существо безумием страсти. Ток желания прополз вниз, вдоль позвоночника, когда Энрике ощутил влажный вкус губ, которые овладели им. Он бессознательно начал исследовать руками столь желанное тело, но осознание того, что это не сон, а настоящее, вернуло его обратно в реальность.—?Хуан? Хуан! Стой, что ты делаешь?!Он оттолкнул от себя парня резче, чем следовало, так что тому стоило определённых усилий, чтобы не свалиться с кровати.Энрике завозился у тумбочки в поисках выключателя. Наконец, лампочка осветила сбитого с толку Хуана, сидящего всего в полуметре от него.—?Вон,?— не своим голосом приказал режиссёр.—?Энрике, подожди…—?Я сказал: вон. Я должен повторить ещё раз?—?Не надо так!.. Не говори мне, что ты сам не хотел этого!Хуан, казалось, и не думал никуда уходить. Он по-прежнему сидел полуголый на его кровати и совсем не желал выглядеть или чувствовать себя виноватым за то, что только что произошло между ними.Потому что ты и сам знаешь, что виноват не меньше его.Эта мысль оказалась такой простой и такой болезненной, что Энрике аж подскочил на месте. Открыв шкаф, он вытащил оттуда первую попавшуюся футболку, натянул её, сунул ноги в шлёпанцы и заявил:—?Значит, сегодня уйду я. А завтра, я надеюсь, я тебя здесь больше не увижу. Ты перешёл все границы, Хуан. Я просто не понимаю зачем.