v. хочу верить, что любит (1/1)

С Якопо она решила поговорить на следующий день. Лоренцо удручал ― несмотря на все случившееся в их семье, он почему-то снова вспыхнул интересом к своей жене и во время ужина дотошно выспрашивал о любых мелочах ее жизни. Как она себя чувствует, не становится ли ей хуже, хорошо ли спит, как питается, чем занимается?Маргери отвечала сквозь зубы ― заботу от Лоренцо она всегда воспринимала только так и никак иначе. Бьянка тоже была не в духе ― из-за своей помолвки с Бастиано Содерини, и не то чтобы Маргери радовалась разбитому сердцу золовки, но в кои-то веки страдала не только она. Плюсом так же шло то, что Лукреция, понимая чувства невестки и стремясь отвлечь сына от нее, начала расспрашивать про приорат. Как выяснилось, скончался кузен Пьеро, архиепископ Пизы. Это место требовало скорейшего назначения, потому что если бы не успели Медичи, то успеют Пацци. Кем-то, кто будет любой ценой противостоять Медичи.Закончив ненавистный ужин, Маргери поспешила в свою комнату, но не только для того, чтобы подготовиться к вечернему визиту к любовнику, но и ради небольшого письма. Один из братьев Барров значился в Риме кардиналом, и она не сомневалась, что мужчина поймет, как надо повлиять на Папу.Ах да, новый Папа Римский. Маргери совсем про него забыла. Сикст IV, в миру Франческо делла Ровере, был назначен вскоре после смерти Папы Павла. Маргери испытала по этому поводу смешанные чувства ― с одной стороны, Сикст считал Лоренцо и семью Медичи друзьями, а с другой была она. Стоило подождать, когда положение Сикста укрепится на папском престоле, и она сможет выторговать себе несколько привилегий. Развод с Лоренцо, к примеру. Надо лишь подождать и дождаться нужного момента.И, конечно, отправить вместе с письмом небольшой подарок.Маргери любовно перебирала четки, купленные в ее последний визит Рим. Скромно, но со вкусом, почти по-семейному ― став папой, Сикст неустанно радел об интересах собственной семьи. Идеалом делла Ровере было создание из папства светской монархии, управляемой кардиналами, связанными с папой родственными узами. Сикст IV возвёл в кардинальское достоинство пять своих непотов ― одним из которых был как раз таки старший брат Барров ― а десять других назначил на высокие церковные должности. Папа стал продвигать своих родственников по светской карьерной лестнице.Маргери не сомневалась, что получит из этого выгоду, слишком много играло ей на руку.Отослав необходимые письма и подарки, Маргери наконец-то смогла заняться своими сборами. Она не сомневалась, что разговор с Якопо будет непростым, и поэтому хотела быть сегодня особенно красивой. Нежно-голубое летящее платье с золотым корсажем с узором бабочек. Волосы она заплетает в четыре косы, соединяющиеся на затылке в хвост.Зайдя в палаццо, первым девушка обнаружила не любовника, а его племянника.― Франческо.Пацци развернулся и улыбнулся. Он шагнул к девушке, раскрывая для нее свои объятья.― Маргери, ― он коротко обнял ее, похлопав по лопаткам, как доброго друга. ― А мы уже соскучились. Слышала хорошие новости?Маргери расплылась в довольной улыбке.― Герцог Сфорца ведет торговлю с вами, а не с Медичи. Да, я слышала. Это прекрасно.― Ты как-то этому поспособствовала? ― неожиданно спросил Франческо, испытывающее посмотрев ей в глаза.Маргери склонила голову на бок и загадочно улыбнулась.― Так сказать, мой человек нашел нужные слова, ― девушка помрачнела, вспомнив причину, которая привела ее сюда. Это была не только любовь, в первую очередь это была ревность. ― Твой дядя, он…― Рвал и метал, ― мадонна вздрогнула. Непонятно, было ли Франческо известно про тот случай на улице. ― На секунду мне показалось, что он пойдет и убьет Медичи собственными руками. Он так сильно тебя… то ли ревнует, то ли любит.― Хочу верить, что любит, ― покачала головой девушка. ― Он один сейчас?― Да, отдыхает после собрания.― Хорошо.Маргери очень хотелось верить, что сегодня ее не придушат в припадке ревности. Мужской ярости она боялась больше, чем чего-либо.Она не стала стучаться, просто открыла дверь и вошла. Якопо сразу посмотрел на нее, и его глаза расширяются, наполняясь неверием и недоумением. По спине прошла волна мурашек, и Маргери поежилась, нервно переступая с ноги на ногу. Она сжала ладони друг в друге, стараясь успокоиться ― Якопо мог злиться на нее, мог ревновать, но он никогда не был опасен для нее, никогда. Он не мог ударить ее или навредить каким-либо другим способом. Он даже не был груб в постели, если она не просила его ― иногда Маргери хотела этого, чтобы проснуться, сбросить оцепенение.Якопо смотрел на нее и ничего не говорил. Да, с момента приезда во Флоренцию она изменилась, сильно и необратимо. Или, скорее, открыла себя, узнала, какая она настоящая. Мужчина стоял на расстоянии нескольких метров, не торопясь приблизиться. Так же?— молча, изучая ее. Прошедшие секунды показались ей если не вечностью, то долгими десятилетиями.Он видел, как она менялась. Из легкой влюбленной в прекрасного юношу девушки она превращалась умную, страстную прекрасную женщину. За три года она переслала носить свои яркие легкие платья, надевая вещи более темных тонов. Они необычайно шли ей, подчеркивая природную молочную белизну кожи и огненный тон волос. Потом изменилась ее речь ― перестала быть легкой и немного бессмысленной, а стала деловитой, вывернуто-правильной, как у монарха. Сегодня, увидев ее с другим мужчиной ― красивым молодым мужчиной, которому она улыбалась и позволяла прикасаться к себе ― он вдруг испугался. Что, если и любовь к нему она когда-нибудь перерастет? Он совсем не был уверен в том, что сможет перенести равнодушие к нему со стороны единственного человека, которого решился не только полюбить, но и подпустить к себе настолько близко, что теперь без Маргери и дышать невозможно, и жить не хочется. Да и не умеет он жить без нее. Только существовать?— односложно и уныло.Страхи Маргери же были простыми и ясными ― боялась того, что Якопо будет задавать себе вопрос ― а если она предала Лоренцо, не предаст ли она когда-нибудь и его?― Лоренцо… Он все еще любит тебя… ― наконец сказал Пацци.Маргери ждала это.― Неужели? ― Маргери подошла к нему. Она вспомнила, как впервые легла с ним в постель. Они сидели у камина и о чем-то разговаривали, кажется, речь шла про какую-то литературу, потом они помолчали, и Якопо потянулся к ней, чтобы поцеловать. Маргери испуганно замерла, но не отшатнулась, что уже было хорошо. Его тело не вызывало в ней отторжения, ей было почти не страшно. Поэтому она послушно приоткрыла рот, когда ее челюсть нежно сжали и слегка надавили. На те минуты Маргери словно окаменела, хотя Якопо нельзя было обвинить в чем-то ― он был терпелив, и тогда и после, был нежен, и не ставил ей в упрек, что она лишь лежит, иногда прикрывая глаза, и максимум, на что она решилась в ту ночь ― прикоснуться к его волосам. Вероятно, он почувствовал, как дрожали ее руки, поэтому сам замер ― прямо в ней ― позволяя поглаживать себя.Для нее было подвигом в то время, и в том состоянии не только лечь в постель с мужчиной, но и прикоснуться к нему, а потом ― развернувшись, ткнуться носом ему в ключицы. Она уже отвыкала от всего, что произошло, но с Пацци все равно было страшно. Якопо всегда касался Маргери нежно и осторожно, и каждый раз она ожидала, что ей нож загонят под ребра, к самым костям, но время шло, и это чувство постоянной опасности проходило. Полгода проходило, а его отголоски появлялись до сих пор.Маргери не была уверена, что поступает правильно, но она чувствовала, что внутри нее есть чувство к Якопо Пацци. Она ложилась с ним в постель через силу все это время, все полгода, и он это знал. При этом она сама вела его в постель, и хотя делать первые шаги было страшно, Маргери полагала, что если раз за разом пересиливать себя, делать маленькие шажки вперед, все изменится.Она была права. Она научилась снова быть с мужчиной, научилась любить его и позволять любить себя в ответ, что тоже было немаловажно.Тогда она сделала единственно правильный выбор и не жалела об этом ни секунды. Как она могла любить кого-то другого, видеть кого-то кроме Якопо Пацци? Ее сердце было разбито, а тело окаменело, но он собрал осколки и разбил камень. Он показал ей, что ее чувства что-то значат, что ее тело ― прекрасно и совершенно, а не враг, что заслуживает неуважение.― Я знаю только то, что я люблю тебя. Я ― твоя, а ты ― мой.Пальцы держали ее челюсть, словно железный капкан. Он не отрывал глаз, пьяных от чувств, гневных. Приходилось смотреть. Она прижалась горячими губами к его собственным. Якопо обнял ее ― не мог отказать, когда она приходила к нему. Возбуждение в теле мадонны взорвалось неожиданно быстро: ей захотелось доставить любовнику удовольствие не потому, что они были любовниками и он хотел этого от нее, а потому, что в ней самой вспыхнуло желание этой близости.― А тот мужчина? ― спросил он. ― Кто он?― Мой родственник, ― честно ответила мадонна, и мессер поверил ей.Он начал раздевать ее. Пальцы Якопо оказались ловкими и странно нежными. Один за другим он снял с нее шелка. Недвижимая Маргери лишь молча глядела ему в глаза. Забота Пацци мгновенно пробуждала в ней доверчивую и хрупкую женщину, и в эту минуту Маргери такая особенность показалась даже выгодной. Она прижалась теснее, ощущая почти болезненную нежность.Ее тут же обхватывают сильные руки, поднимают, прижимают к мужской груди, укладывают на постель. Маргери больше не боится.Якопо взялся за ее волосы, и она обвела влажным языком его кадык, а потом опустила ладонь ему на живот. Стоило скользнуть рукой ниже ― ревность Якопо умерла не озвученной. Ухмыляясь любовнику в губы, Маргери ощущала себя развратницей, но ведь она уже все решила давно. Она любит его. Она может делать это. Она хочет делать это.Ее рука увереннее задвигалась между ног мужчины. Он продолжал шумно сопеть, пусть и не закатывал глаза от наслаждения. Он мог ласкать ее часами, мог выверено мучить, а потом не менее выверено овладевать, мог истязать ожиданием, и такая выдержка не стоила ему ровным счетом ничего. Его тело было мощным и мускулистым, но внутренняя сила являлась куда лучшими достоинствами.― Маргери… ? пробормотал он, впиваясь пальцами ей в затылок. Девушка задрала сорочку повыше, оголяя ноги и обхватывая ими бедра мессера. Ее губы теперь ласкали его шею, а свободная ладонь почти игриво поглаживала плечо. Якопо отозвался новым громким вздохом на сдавленный стон любовницы, когда его рука скользнула к низу ее живота. Они могли бы играть в эту игру вечно ― чьи пальцы окажутся более умелыми между чужих бедер, но он вдруг дернул Маргери за волосы и вгляделся в расширившиеся от страсти глаза. ― Достаточно, ― она почувствовала себя почти обиженной, но когда любовник аккуратно опустил мадонну на подушки, приподнял край сорочки повыше, толкнулся внутрь содрогающегося в желании тело и задвигался там плавно и размеренно, она осознала: он заботился о ней, считал, что недавняя болезнь отняла у нее много сил и нужно быть осторожным…Сердце Маргери зашлось в очередном почти невыносимом приступе любви, и, прежде чем задвигаться навстречу любовнику, она успела представить ту картину, которая долго гнала от себя, то, о чем говорил ей Джеймс. Она не хотела об этом думать, не хотела представлять, но образы сами лезли в голову. Она, сияющая здоровьем, совсем не такая, как сейчас, но чем-то похожая: ее тело красиво округлилось, потому что она носит ребенка. Его ребенка…Маргери жалобно всхлипнула.Якопо вколачивался в податливое тело медленно, не прекращая сладко целовать женские губы. Словно пытаясь доставить Маргери ещё больше удовольствия, что было уже невозможно. Словно пытался доказать ей, что ему не плевать на нее. Словно пытался окончательно утвердить свои права на нее. Словно пытался доказать что-то ей. Или себе?Наконец-то она ощущала себя в безопасности, наконец-то она любила, и ее любили в ответ, все остальное было неважно.***― Якопо…Голос Маргери он узнавал везде. У Якопо почему-то появилось ощущение, что они давно не виделись, и он подумал о том, что она, должно было, только вернулась из поездки с Лоренцо.Точно, она уезжала вместе с этой проклятой семейкой Медичи. Она тихо что-то говорила ему в плечо, когда сообщила об этом, цеплялась до отпечатков-полумесяцев от ногтей за его руки, не желая уезжать. И все-таки поехала. Потому что если бы она осталась здесь, когда на Медичи напали, это вызвало вопросы, которые Якопо ― организовавшему это нападение ― были ни к чему.― Маргери!День, когда она вернулась, был серым и пасмурным, с затянутого облаками неба время от времени падали отдельные снежинки, а ветер заставлял вздрагивать и плотнее кутаться в плащ.Он шагнул к ней, по привычке откладывая все свои важные дела, уже представляя, как окажется в ее объятьях, а она ― в его, как вдруг Маргери сделала шаг назад и выставила руку вперед.― Постой. Я должна кое-что сказать. Дело в Лоренцо.― Он снова навредил тебе? ― озабоченно спросил Пацци, снова делая шаг вперед, но Маргери снова отшатнулась. В этот раз в поднятых на него голубых глазах мелькнула злость и презрение. Маргери гордо подняла голову, прошив его ледяным взглядом. Ее рыжие волосы напоминали огонь.― Нет. Он попросил за все прощание. Хочет вернуть все назад. Сказал, что любит меня. И я ему верю.Мужчина, уже давно разучившийся бояться, вздрогнул от страха. Внутри что-то больно сжалось. По спине прошла холодная волна.― Что?Маргери продолжала говорить, и голос ее звучал как через толщу воды, и Якопо слышал завывание бури где-то совсем рядом.― Может, мы сделали ошибку? Несмотря ни на что, я не должна была предавать свой долг жены. Я ошиблась, Якопо, прости. Я хочу вернуться к Лоренцо. Он мой муж. Быть может, у нас все еще получится.― Нет… ― сказал Пацци, не желая думать о том, о чём подумать было проще всего. Жгучая ревность заструилась по венам. Пальцы сжались в кулаки. ― Нет! ― он метнулся к ней, не зная, что сделает в следующее мгновение. Схватив Маргери плечи, он проговорил. ― Объясни мне все. Сейчас. Сейчас же!― Пусти! ― взвизгнула Маргери, но он, понятное дело, не отпустил. Страх в её глазах ударил в живот будто острым ножом. В голове зашумело. Дальше всё было как в тумане. Короткий вскрик. Глухой звук падающего тела.Лестница позади появилась сама собой ― Якопо точно знал, что в его доме нет такой лестницы, из черного камня, ведущая в никуда. Но она казалась такой реальной, как, впрочем, и лежащая у подножья Маргери. Она лежала на полу и смотрела широко распахнутыми глазами в потолок. Лужа крови яркой кляксой расползалась под рыжими волосами по белой плитке пола. Лестница тоже стала белой, белой в красных пятнах.Якопо поскользнулся на одном из них, когда сделал шаг на встречи к ней, и упал.― Нет!Якопо очнулся в своей кровати и невидящим взглядом смотрел вперёд. Частые удары сердца отдавались в висках. В ушах противно звенело. Мысли метались из одной крайности в другую. Пацци сел в кровати, все еще не понимая, где он и что с ним, а липкая кровь ощущалась на пальцах совсем как настоящая.Что теперь делать? Что делать?― Якопо? ― тихий хриплый шепот за спиной отрезвляет, а теплые руки на груди приятно согревают. ― Якопо, что такое?Мужчина выворачивается из объятий, лихорадочно осматриваясь ― его комната, покрытая приятной мглой, его постель, лежащая в ней Маргери, которая сонно щурилась, поправляя на плечах его темно-синюю рубашку, ранее сброшенную куда-то в порыве страсти.Якопо погладил ее по волосам, словно желая потвердеть ее реальность, и Маргери ― к невероятной радости Пацци ― послушно скользнула ближе, прижимаясь головой к мужской ладони. Это согрело сердце.Пацци встал и подошел к окну. Смутное беспокойство в груди Маргери из надуманного превратилось в почти осязаемое.― Кошмар приснился.Маргери пару минут молчала, рассматривая его обнаженную спину, а потом завозилась, и он услышал ее сладкий голос:― Любовь моя, вернись ко мне, ― как можно было сопротивляться ее зову? Якопо точно не мог. Он глубоко вдохнул холодный воздух, и наконец отозвался на просьбу любовницы. Маргери прижалась к нему ближе, обвивая руками несколько остывшее тело любовника. От нее шел хорошо знакомый запах снега и зимних ягод. ― Что тебе снилось?― Ты сказала, что сделала ошибку и вернулась к Лоренцо. Знаешь, это мой самый страшный кошмар. Что ты можешь уйти. Неизменно эти кошмары заканчиваются одним и тем же.У Маргери все сжималось внутри, но она храбрилась и старалась казаться сильной и спокойной.― Чем?Маргери подняла на него любопытные синие глазки, аккуратно водя ногтем по обнаженной коже. Якопо снова осознал: любимая женщина навсегда сделала его уязвимым, и он не мог защитить ее полностью. А что, если в один момент он не сможет защитить ее от самого себя?― Я убиваю тебя. Потому что не способен отпустить. Не способен потерять тебя.Якопо прекрасно знал, что ревнив, и иногда это доходило до абсурда. Взять хотя бы то, как он отреагировал на поездку Маргери с Лоренцо в Рим ― стали неважны ни счета, ни что-либо еще. Одна только мысль о том, что любимая женщина будет там с ним ― с тем, кому она принадлежала больше, чем самому Якопо ― сводила с ума, злила, но Якопо ничего не мог с этим подделать.― Ты не потеряешь, ― Маргери прикоснулась своими губами к его. ― Никогда.― Сейчас ты говоришь так, но…― Но и всегда будет так, ― Маргери надавила ему на плечи, заставляя опуститься, и нависла над мужчиной. Ее рыжие волосы касались концами его колючей щеки. ― Не только на словах. Я твоя. Душой. Телом, ― она взяла его руку и провела пальцами от ямки над горлом и ключицами вниз, между грудей, по впалому животу и обратно, прижала руку костяшками к губам. ― Всем своим существом ― я принадлежу тебе, Якопо Пацци. И это единственное, чего я желаю. Единственное, где я не совершила ошибку. Быть с тобой ― все для меня.Не дав ей опомниться, Якопо опрокинул ее на кровать, впиваясь в губы. Маргери ласково обняла его за шею, слегка приподнимаясь над кроватью, прижимаясь ближе.Жадные руки уже вовсю скользили по ее телу, сжимая спрятанную только его собственной рубашкой грудь, сжимая до синяков бедра и сминая ягодицы. Любовник жадно, беззастенчиво исследовал ее грудь, живот и ноги. Якопо согнул их в коленях и неожиданно нежно провел по ним пальцами ? от коленей до бедер. Ощутив, как все те же пальцы проникают внутрь и двигаются там, не встречая сопротивления, Маргери изогнулась всем телом, напоминая Пацци лук, сделанный из молодого сучка ― гибкого и сильного.― Я никогда тебя не отпущу, ― дотронувшись до ее щеки, прошептал Якопо. ― Боюсь, даже если ты захочешь уйти… Я не смогу.Маргери рассмеялась.― Никогда не захочу, ― пообещала Маргери, с силой вцепившись пальцами в смуглую кожу. В следующий миг Якопо резко вдавил ее в перину. Начавшиеся осторожно и плавно толчки почти сразу сменились быстрыми и уверенными ― тело Маргери приняло его с привычной для них обоих легкостью.Маргери с улыбкой дотронулась до его щеки, и снова изящно изогнулась под сильным телом. Якопо был силен, девушку всегда приводило это в восторг. Мужчина влажно поцеловал любовницу в шею, крепче сжимая пальцы на ее бедрах и двигаясь все быстрее. Дыхание Якопо становилось все более рваным и частым, движения все более резкими, его пальцы судорожно впились в бедра, грозясь оставить синяки, и даже в полубессознательном состоянии Маргери поняла, что та грань все ближе.?Я не принимаю средства против беременности, ― внезапно вспомнила девушка; эта мысль пронзила мозг яркой молнией. ― Если… если он сейчас…?Она любила Якопо, любила глубоко и преданно, отдала ему все, и сейчас ей подумалось, этого оказалось мало. Ребенок был последним, чего он еще не получил от нее и, как она думала, они оба захотят этого еще не скоро.И все же…Маргери дрожала все сильнее, сжимая пальцы на его плече и оставляя на смуглой коже красные следы ногтей. Маргери видела, видела ребенка. Маленького мальчика с кудрявыми русыми волосами и голубыми глазами.?Мама…? ― он тянул к ней крохотные ручки. И она протянула ему свои, собираясь поднять и прижать к себе, ощутить его запах и как следует рассмотреть, но мужские руки опередили ее.?Папа…? ― счастливо рассмеялся малыш и схватил Якопо за выбившийся локон. Пацци подбросил наследника, вызвав у него заливистый смех, и тут же опустил, подхватив и привычно притянув к себе.Их сын. Наследник банка Пацци. Здоровый наследник ее семьи. Связанный с Флоренцией, Римом, Францией… Ее сын.Все еще видя завораживающую картину перед глазами, Маргери шире развела ноги и обхватила бедра Якопо, позволяя ему проникнуть глубже внутрь и задвигаться быстро и глубоко, приближая тот момент, когда созданное ей самой видение воплотится в жизнь.― Я не сделаю ничего, чтобы предотвратить появления ребенка, ― сказала она, и Якопо замер на несколько секунд.― Я тоже, ― выдохнул он и замер, прислонившись к ее лбу своим и целуя в приоткрытые губы. Его мягкие волосы защекотали ей лицо, и она положила руку ему на затылок, прося сделать то, что они оба хотели.Внутри стало влажно и тепло. Маргери глубоко вдохнула. Она с любовью взглянула в голубые глаза любовника, но нашла там немыслимую прежде смесь похоти, одержимости и заботы.Якопо перекатился на спину и притянул ее к себе. Губы еще жгло ее поцелуями ― он улыбался, чувствуя на губах сладкий вкус, а душа пела от счастья. Маргери… Он не мог понять, как всё это время жил без неё, без её мягких губ, волос цвета тёмной меди, гладкой кожи, тонких трепетных пальцев, нежного голоса. И твёрдо знал, что сделает всё, чтобы добиться её любви, даже если ему придётся вырезать всю проклятую семейку Медичи, лишь бы официально забрать Маргери в свой дом и свою постель.Он хотел её. Если прежде его желания не простирались дальше, чем просто обнять и прижать к себе, то теперь он дал им волю. Конечно, он не юнец в пубертате, готовый иметь всё, что движется, но каждое появления Маргери рядом, ее мягкий голос, тонкие руки и сладкие губы будили плотское желание. Если опустить эмоциональное составляющее его жизни с Маргери, то она ― помимо всего прочего ― была несомненным украшением его жизни. Яркая женщина, умная, красивая, достойная восхищения и наивысших похвал. Она составляла его счастье.И пришедшая в голову шальная мысль о женитьбе уже не казалась безумной. Он отнимет Маргери у Медичи, сделает это перед Богом и людьми, а потом присвоит ее себе ― так же. Пацци слишком влиятельная семья, чтобы ссориться с ними, никто и слово не скажет, а Маргери… Она справится со слухами, Якопо поможет ей. Эта нежная девушка со стержнем внутри впервые за много лет заставила его окаменевшее сердце биться чаще. Ему вдруг снова захотелось, как в молодости, ощущать, как бурлит в жилах кровь и стучит в висках от страсти, засыпать и просыпаться, вдыхая сладкий запах желанного тела, смотреть в бездонные глаза и видеть в них всепоглощающее чувство…Якопо снова склонился над ней, заставляя сонно приоткрыть глаза. Он посмотрел на ее неприкрытые ноги и оголенную грудь, а потом поцеловал в лоб.― Никогда, ― шепотом повторил он, ложась рядом с ней. Маргери прижалась ближе, удобнее устраиваясь на подушках, и погружаясь в приятную темноту.