ii. как рассказать любовнику о том, что она едет с мужем в Рим? (1/1)

Лоренцо Медичи, не обращая внимания на поданный, и уже даже остывший завтрак, внимательно смотрел на женщину, сидевшую на другом конце стола. Маргери сидела, как всегда, выпрямив спину, без малейшего признака улыбки ― или хоть какой-то эмоции ― на красивом лице. Она спокойно завтракала, не сказав ни слова с того момента, как пожелала всем приятного аппетита в начале.Про родителей Маргери никто почти ничего не знал. Поговаривали о ее связи с Папой Римским, Сикстом IV, но никаких подтверждений этому не было. Лукреция Медичи, мать Лоренцо, привезла Маргери из Рима, говоря, что она ?выросла у подножья папского трона? и будет хорошей женой и членом семьи Медичи. Маргери тогда было двадцать два, Лоренцо только семнадцать, молодые люди, очарованные друг другом, быстро согласились на брак.― Маргери, ― позвал Лоренцо. Жена напряглась, поднимая на него тяжелый, как снежный ком, взгляд. ― В Милано будет проходить ежегодная ярмарка. Ты не хочешь туда съездить?Маргери даже не стала делать вид, что раздумывает, сразу отрицательно мотнула головой. Вот и весь ответ.― В последнее время ты так и не выходишь из дома, ― продолжал Лоренцо, хотя все видели, что он явно чувствует себя как не в своей тарелке. Он явно ― по какой-то причине ― хотел провести время с женой, но та упорно не шла на контракт. ― Ты могла бы развеяться там, пока я отправляюсь в Рим.― Я же сказала… ― жестко начала она, но тут ее холодный взгляд метнулся к мужу, и Лоренцо снова почувствовал себя по-летнему одетым в разгар зимы. ― В Рим?― Да, ― растерянно повторил Лоренцо. ― Приорат дал время покрыть долги, я хочу побыстрее отправиться, чтобы просить Святой престол об отсрочке.Несмотря на всю нелюбовь к мужу, которую Маргери даже не старалась скрыть, она понимала, почему юноша хочет поскорее уехать из дома. Нападение на отца, в котором обвинить Пацци не получилось, дальнейшее нападение Джулиано на Франческо, хотя в итоге удар принял на себя Якопо, долги, которые собирали Медичи, и договоренность Пьеро и Сфорца, про которое Маргери рассказала Якопо. Вчера вечером Маргери не смогла встретиться с любовником как раз таки из-за собрания в доме, и хотя Лоренцо смог выкрутиться, отослав армию герцога Миланского, цена была слишком высока. Маргери слышала, как ругался сегодня на это Пьеро, обвиняя жену и сына в предательстве. Дополнением к мучениям Лоренцо, большие члены синьории относились к нему с насторожённостью из-за армии Сфорца. Якопо все-таки смог выиграть в этой ситуации, доверие к Медичи несколько потачилось.Поэтому желание сбежать из дома было обоснованно, не только практическими целями, но душевными. А вот желание взять с собой жену Маргери не понимала. Она уже давно избегала любых публичных появлений с Лоренцо, что, кажется, очень нравилось любовнице.Маргери думала. С одной стороны, ей не хотелось ехать куда-то с Лоренцо, с другой ― в Рим ей надо было попасть, чтобы встретиться с одним человеком, чтобы теперь узнать о возможности полного разрыва с Медичи. Никто не знал о ее размышлениях по поводу развода, даже Якопо, да и Маргери пока не решалась ― ей надо было узнать больше о Медичи, и уйти тогда, когда их уничтожения не придется ждать долго. Тогда ее душа успокоится.Кроме того, с ними будет его мать, поэтому она может быть спокойна. Лоренцо был под глубоким влиянием своей матушки Лукреции Торнабуони, едва ли он посмеет как-то навредить супруге. К тому же, последние полгода муж был тих и спокоен, почти не трогал ее. Маргери думала, что Лоренцо знал о наличии у жены любовника, даже если не знал его личности, но до сих пор ей никто ничего об этом не сказал. Джулиано бросил один раз какой-то темный намек, но Лоренцо и его мать заткнули его. О любовниках супругов в доме не говорили, хотя мадонна Лукреция, без сомнений, испытывала сожаления о том, что детей у ее сына не будет в ближайшее время. Или не будет вообще.Маргери медленно, опасливо кивнула. Лукреция скрыла улыбку, а вот радостное облегчение на своем лице Лоренцо даже не попытался скрыть.― Я поеду, ― наконец сказала девушка, но посчитала нужным сразу охладить радость Медичи. ― Я хотела пожертвовать деньги на строительство Санта-Марии-Маджоре. Пока вы будете заняты делами банка, я съезжу и посмотрю, как там обстоят дела.Лоренцо заметно помрачнел. Он-то рассчитывал провести время вместе с супругой, возможно, посетить какое-нибудь торжество, или, если все пройдет хорошо, отпраздновать согласие Папы. Но Маргери, как всегда, отдалялась от него, не желая проводить время вместе и, честно сказать, Лоренцо не мог ее в этом винить. Хорошо было и то, что девушка просто согласилась поехать с ним.У Маргери же была другая проблема ― как рассказать любовнику о том, что она едет с мужем в Рим?***― Нет.Маргери фыркнула.― Что значит ?нет??Якопо раздражённо посмотрел на любовницу, сидящую в его кабинете за столом, и спокойно расчёсывающую длинные рыжие волосы. Франческо стоял чуть поодаль, и напряженно вдумывался в то, что узнал. Дядя был разъярён не только тем, что Лоренцо все-таки едет в Рим за деньгами Святой церкви, но и тем, что его любовница едет вместе с мужем.― ?Нет??— это значит ?нет?, ― чеканя каждое слово, произнес Пацци.― Содержательный ответ, ― заметила Маргери, внимательно разглядывая небольшую расческу, инкрустированную серебром, и с витиеватым ?Б? на ней. Маргери как-то оставила ее здесь и так не забрала.― Мало того, что Лоренцо едет в Рим… ― Якопо кинул яростный взгляд на Франческо, хмурого и задумчивого. ― Так еще и ты едешь с ним! И что тебе там делать с дорогим супругом? ― едко прошипел Пацци.Маргери вздохнула. То, что Якопо ревнует ее, как сумасшедший, даже не имея на нее никаких законных прав, новостью не было ― ни для нее, ни для Франческо. Племянник тоже как-то пережил с дядей разговор по душам, и ему пришлось доказывать, что на любовницу дяди он не претендует. Они с Маргери неплохо общались на самом деле, иногда ужинали вместе, изредка встречались во время прогулок, когда не были заняты более насущными делами. Но, конечно, друг друга они не привлекали.Понятно, что поездка Маргери с мужем в Рим на неопределённый срок не радовала Якопо. Ему вообще не нравилось, когда девушка была где-то в недосягаемости, причем с Лоренцо. Он испытывал почти болезненную необходимость в ней.― Навещу второго любовника, а то заскучал, наверное, ― едко проговорила Маргери. Якопо развернулся, и его тяжёлый взгляд серых глаз едва ли не пригвоздил Маргери к месту. Девушка встретила взгляд спокойно, хотя ей и подумалось, что Пацци мог вполне удушить ее за это. Он из тех мужчин, что скорее убьет соперника, а потом одарит любимую золотом, чтобы она его простила, даже если не испытывают искреннее сожаление по этому поводу.― Маргери, вы бы не шутили по этому поводу, ― аккуратно предупредил Франческо. Он-то лучше всех знал, как сходил с ума от ревности дядя, как его била яростная дрожь, когда ему кто-то ― пусть и неосознанно ― напоминал о том, что она ― жена Медичи.Маргери была болезненной мыслью Якопо, его наваждением, если не сказать помешательством. Стоило ей выйти из комнаты, безумно хотелось снова её увидеть, прижать к себе, вдохнуть ни с чем не сравнимый запах снега и северных ягод, припасть к её сладким губам, словно к живительному источнику, способному очистить от скверны, успокоить, погасить бушующий внутри огонь. Эта девушка нужна ему ― только рядом с ней он сможет искупить свои грехи. Возможно, когда-нибудь он расскажет ей о том, что совершал в жизни, и увидит в её бездонных глазах понимание и прощение. Он сделает всё, чтобы она его простила. Чтобы она была с ним.С такими чувствами играть не стоило. Таких чувств стоило бояться.Маргери вздохнула и объяснила:― Моя тетя монахиня при Санта-Марии-Маджоре, я хочу навестить ее и пожертвовать деньги на ее строительство.― Но ты едешь туда с Лоренцо, ― снова напомнил Якопо, и Маргери устало закатила глаза. Можно подумать, ей это в радость.Якопо вряд ли мог объяснить то, что поездка девушки с мужем волнует его немного больше, чем сама поездка. Маргери была его самым дорогим сокровищем, дороже всех его ювелирных изделий и сейфов с деньгами. Она была его всем. Он ненавидел слово ?любовница?, оно звучало как-то слишком обыденно, заезжено до дыр и словно сковывало их, загоняя в какие-то рамки, установленные обществом. Конечно, в их связи не было ничего законного ― ни по морали людей, ни по заповедям Божьим, но едва ли Пацци считал это достойной причиной, чтобы прервать все это.Франческо уже подумывал, как перевести разговор все-таки в нужное русло и подумать о том, как помешать Лоренцо получить деньги Папы, потому что присутствовать при ссоре любовников ему самому не хотелось. Гульельмо подошел вовремя:― Что случилось?― Лоренцо едет в Рим за деньгами Папы Павла, ― сообщил Франческо, радуясь возможности перевести разговор в далеко от отношений Маргери и дяди.—?Это наш шанс нанести удар! ― решительно сказал Якопо. На лице Гульельмо промелькнуло замешательство, но никто его не заметил.Маргери закинула ногу на ногу, и тряхнула рыжими волосами.― Наноси, в чем проблема? У вас же есть… ― Маргери запнулась, вспоминая имя кузена Пацци. ― Сальвиати, он имеет влияние на курию.Франческо не сказал бы этого вслух, но Маргери сегодня была какой-то особенно красивой.― Папа принимает решение, не курия! ― продолжал яриться Якопо.― Маргери права, ― пытался аккуратно урезонить дядю Франческо. ― Сальвиати влияет на курию, а курия ― на Папу.― Его влияние нечета красноречию Лоренцо!― Лоренцо умен, но не опытен. Его можно победить.― Только побыстрее, ― вставила Маргери, равнодушно крутя тонкий золотой браслет, украшенный мелкими сапфирами. ― Однажды и дракон был змеей, ― философски заметила она. ― Если не раздавить гадину в зародыше, она вырастет и обзаведется зубами с ядовитыми жалами. Тогда победить будет сложнее.― Зачем его побеждать? ― неожиданно робко спросил Гульельмо, делая шаг вперед.Якопо и Франческо буквально остолбенели, Маргери подняла на Гульельмо взгляд своих невообразимо голубых глаз.― Что за странный вопрос? ― обманчиво мягко произнесла Маргери, хотя Франческо заметил, как ее всю едва ли не трясло от ярости. ― Гульельмо, не обманись его сладкими речами. Лоренцо…― Монстр? Чудовище? Вы это хотите сказать? ― вызывающе, насколько могло позволить его воспитание, спросил Гульельмо.Маргери внимательно всмотрелась в глаза племянника Якопо. У них с Гульельмо было обоюдное соглашение на прикрытие друг друга ― если Франческо скрывал связь Маргери со своим дядей по причине бесконечной преданности семье, то на Гульельмо пришлось искать рычаги давления. Маргери сразу поняла, что нежный и романтичный младший брат Франческо мало похож на остальных Пацци, он верил в лучшее, и впитал в себя идеализм своего отца в отношение и Флоренции, и Медичи.Но на любого зверя найдется свой хищник, поэтому и молчание Гульельмо Маргери смогла добыть. Его любовь к Бьянке стала приятным сюрпризом, а их встречи ― настоящей победой. Сестра Лоренцо так и не знала, какой информацией располагала жена ее брата, а вот племяннику Пацци Маргери это предъявило. Конечно, шантаж был не самым выигрышным для Маргери, но пока действовал. Ей, на самом деле, хотелось бы искренне подружиться с Гульельмо, или хотя бы не быть в его глазах падшей женщиной, но младший племянник Якопо упорно видел в ней лишь женщину, которая по каким-то причинам предала своего мужа.― Нет, Гульельмо, он оборотень, ― тихо рассмеявшись, покачала головой Маргери. ― Он будет твоим другом, пока звериная натура не возьмет вверх, и он не разорвет тебе горло зубами. Таковы Медичи.Франческо показалось, что в ее голосе было слишком много личного. Он так и не знал, по какой причине такая девушка, как Маргери, решилась на предательство, особенно супруга, но мог строить догадки. Ее мрачные намеки слабо дорисовывали картину, но давали хоть что-то.― Но вы живете в доме этого оборотня, живете на его деньги, ― напомнил Гульельмо. Маргери отбросила волосы с плеча на спину. Франческо подумал: как вежливо будет намекнуть брату на то, что пора замолчать? Напоминание о таких обстоятельствах могло разгневать дядю еще больше, а его гнев только-только немного поутих.― На деньги своего отца, ― заявила мадонна. Ее тонкие пальцы сжались в ладонях друг друга. ― Я ничего не принимаю от Лоренцо. И ты ничего не знаешь о моей жизни в доме Медичи, поэтому сбавь обороты, мальчик, ― неожиданно резко закончила она. Гульельмо стушевался, поэтому слабо кивнул, но снова обратился к дяде.― Медичи дали отсрочку, ― напомнил он. ― Благодаря приорату. Благодаря тебе. Отец верил, что Флоренция сильна в единстве.Слова Маргери никогда ничего не значили для Гульельмо. В его глазах она была павшей, жестокой девушкой, которая изменяла мужу и строила козни за его спиной. Какими бы ни были причины, он вряд ли считал их важными. В сердце мечтательного юноши предательство оставалось предательством.― Ваш отец мертв, ― жестко обрубил Якопо. Маргери с удовольствием отметила, что мужчина смог взять себя в руки и вернуть какое-никакое, а спокойствие. ― Теперь решаю я, и я говорю, что преимущество врага нам во вред. Нельзя уступать Медичи ни дюйма.― Не уступим, ― горячо согласился Франческо, упираясь в стол руками рядом с Маргери. Девушка откинулась на высокую спинку стула. ― Чего бы ни хотел Лоренцо от Папы, Сальвиати помешает. Счета Папы ― источник власти Медичи, и они станут нашими. Помяни мое слово.― Лучше бы так, ― прошипел Якопо. Маргери слабо ему улыбнулась, но судя по тому, что ее улыбка была проигнорирована, гнев мужчины еще полностью не утих. Или просто не утихла злость на нее.― Она тоже Медичи, ― внезапно тихо сказал Гульельмо, кивая на Маргери.Рыжеволосая красавица болезненно усмехнулась, и подняла взгляд на племянника любовника. Тяжелый, как сегодня на Лоренцо.― Ну, давай я вены себе из-за этого скрою, ― грубо кинула она, и тут же отвернулась, позабыв о выпаде Гульельмо. Франческо кинул на брата осуждающий взгляд, но он не имел никакого значимого результата. Франческо-то Маргери нравилась, поэтому спорить было невозможно. Гульельмо вышел из кабинета, и Якопо кинул ему в след неподдающийся расшифровке взгляд. Франческо понадеялся, что брошенные неосторожные слова не станут причиной серьезной ссоры. Мадонна же продолжала, как ни в чем не бывало. ― Папа Павел… я его неплохо знаю, он доблестен и великодушен, но он откажет Лоренцо. Даже Папа Римский не без греха ― старик скуп, а болезнь помутила его разум.― Не злитесь на Гульельмо, ― тихо произнес Франческо. Девушка непонимающе посмотрела на него, но юноша старательно отводил взгляд в сторону. ― Он не знает, как вас тяготит брак с Лоренцо.― Я не злюсь. Он молод и мечтателен, идеалы вашего отца вложены в него глубже, чем в тебя. Они с Лоренцо похожи, поэтому он так тянется к нему ― оба молодые идеалисты. Гульельмо просто не знает… ничего не знает, ― последние слова Маргери потонули в шепоте, она просто рассматривала свою расческу, и на какое-то мгновение, Пацци показалось, что девушка расплачется. Якопо уловил дрожь в её голосе, сдерживаемое дыхание, сжатые до побелевших костяшек кулачки. Но мгновение прошло, и Маргери снова стала непроницаемой. Она встала и подошла к Якопо, близко, положив руку ему на плечо и внимательно заглянула в глаза. ― Я поеду в Рим и навещу тетю, а когда вернусь, мы поговорим, ― Франческо вышел. Маргери привстала на носочки. Несколько секунд смотрела потемневшими от желания бездонными глазами, горячо дыша ему на подбородок, а затем жадно припала губами к его губам. ― Я незамедлительно вышлю ответ Павла, когда Лоренцо получит его, ― сдержанно оповестила она и вышла из комнаты.Якопо не стал ее удерживать.***Рим всегда нравился Маргери. Когда шесть лет назад в родах умерла ее матушка, отец перевез ее и новорождённого брата сюда. Девочка видела, что его сердце ― сердце гордого, холодного человека, сильного человека, каким отец всегда казался ― было просто разбито, разбито на тысячи кусочков. Смерть любимой жены подкосила его, и только дети и брат с сестрами помогали держаться. Одна из сестер была монахиней, она посоветовала брату уединиться с Богом, чтобы обрести покой. Когда младшему брату Маргери исполнилось три, отец действительно уехал в какой-то монастырь, и пусть монахом не стал, провел там почти полгода, после чего вернулся новым, обновленным человеком. Боль никуда не ушла, но стало немного легче, темная тоска превратилась в легкую грусть.О Маргери и ее брате заботились дяди ― со стороны матери и один со стороны отца. Но вскоре их семью потрясло новое бедствие ― у ее тетушки Гортензии случился выкидыш, и она умерла от обильного кровотечения. Ее муж ушел в монастырь, где скончался от сердечной болезни за год до того, как Маргери вышла замуж, указав своими единственными наследниками племянников жены.Дедушка настоял на браке, уверенный, что во Флоренции девушка будет в безопасности, особенно благодаря союзу с Медичи. Хотя, дедушка всегда презирал Медичи ― торгашей, выбившихся из низов. Этого брака не хотел никто из ее семьи, и Маргери порой удивлялась, как он вообще свершился. Дедушка, впрочем, ошибся ― Маргери скорей была бы в безопасности во Франции, где король Людовик XI с трудом собирал раздробленное королевство. Правление его было ознаменовано политическими интригами не самого благовидного рода, целью которых было объединение раздроблённой Франции и ликвидация самостоятельности крупных феодалов. В этом Людовику XI сопутствовала большая удача, чем его предшественникам.Отец был недоволен, дядя был недоволен, а младший брат цеплялся за юбку ее платья и плакал, прося не оставлять его, но Маргери все равно поехала. В Риме Маргери была известна под именем Мария, под которым ее крестили, и фамилия ее семьи не называлась вслух. Так было все еще безопаснее. Маргери лично познакомилась с мадонной Лукрецией Медичи, очаровывать она умела, а дядя со стороны матери уже успел договориться о браке. У мужа покойной тетки были еще сестры, очевидно, мать Лоренцо приняла Маргери за дочь одной из них, и не подумала о Гортензии из влиятельной семьи Франции. Так дороги привели Маргери в дом Медичи. Так велел долг.Дядя с отцом и младшим братом жили… где-то. Маргери не знала точно. Они писали то из Англии, то из Шотландии. Первое время, девушка сильно тосковала, ей хотелось быть с ними, но теперь она наверняка знала, где ее место. Осталось только доказать это всем остальным.И пусть в Риме было много боли, Маргери его любила.На встречу с Папой Павлом они отправились немедленно, Маргери успела только поправить платье, но не успела придумать причину не ходить к нему вместе с Лоренцо. Как она и предсказывала, Папа Римский отказал Лоренцо, и девушка из-за всех сил старалась казаться безразличной к этому решению. Однако заинтересованный взгляд Сальвиати игнорировать становилось сложнее ― она не сомневалась, что юноша за спиной Папы был кузеном Пацци, и потом ее подозрения подтвердились. Они с Франческо были даже чем-то похожи внешне, не только именем, в них прослеживалась одна порода.?Он знает, кто я? ― поняла она, и успела послать ему вежливую, хищническую улыбку. Сальвиати ответил вежливым кивком.Маргери торжествовала. Мало того, что надежды Лоренцо не сбылись, так он принял решение еще и немедленно отправляться обратно, что означало, что и к тетушке, и обратно во Флоренцию, Маргери вернется без компании супруга.Но все было не так просто.― Останьтесь, ― внезапно предложил один из кардиналов Папы, делла Ровере. ― Хотя бы на одну ночь.Маргери хотела поскорее уйти. Ей не хотелось все это слушать, но покинуть просто так компанию мужчин она не могла. Кроме того, она могла услышать что-то полезное.― Кардинал Орсини устраивает прием. Будьте моими гостями.Лоренцо пытался возразить, но делла Ровере не оставил ему выбора. Маргери недовольным взглядом проводила кардинала, прикидывая, как можно было намекнуть ему на то, что это ― чистой воды предательство, но Медичи перехватил ее внимание.― Нам надо… ― начал Лоренцо, и его жена вскинулась.― Нам надо? ― повторила она. ― Я собираюсь ехать к тете, а не быть гостьей на приеме.― Разумеется, ― сокрушённо произнес Лоренцо. Маргери кивнула отцу Карло и, развернувшись, тихо, но быстро удалилась.Она шла через проемы и арки, прекрасно зная, куда ей отправиться. Она не станет проводить время с Лоренцо, ни за что! Даже если Рим рухнет.Санта-Мария-Маджоре являлась одной из четырёх главных базилик Рима, посвящённая Деве Марии Снежной. С основанием этой церкви связана интересная легенда XIII века. В IV веке трём людям: папе Либерию, римскому патрицию Иоанну и его жене, явилась во сне Дева Мария. Патриций и его жена были бездетны, и много лет молились о рождении ребёнка. Дева Мария во сне сказала патрицию, что ниспошлёт ему долгожданное дитя, если он выстроит церковь на холме Эсквилин, на том месте, где на следующий день обнаружит снег. На утро патриций поделился сном с женой, и оказалось, что она видела тот же сон. Вместе патриций и его супруга отправились к папе, и тогда выяснилось, что Дева Мария явилась и ему, и сказала во сне о необходимости строительства новой церкви и об указующем место снеге.Было пятое августа, жаркое римское лето, когда папа Либерий, патриций Иоанн и его супруга в сопровождении процессии духовенства отправились на Эсквилин. На холме, среди зелени, лежал чистый белый снег. Немедленно была на этом месте заложена церковь. Само событие получило название ?чудо о снеге?, и в честь него церковь была названа в честь Девы Марии Снежной.Тетушке Маргери ― Анне ― сказали еще в юношестве, что иметь детей она не сможет, поэтому, достигнув возраста двадцати пяти лет, из Франции она отправилась сюда, в церковь, которая была построена ради одного единственного ребенка. Маргери иногда сокрушалась, что редко бывает в этом прекрасном месте ― сама обстановка всегда успокаивала, разговоры с тетушкой приносили умиротворения. Анна была так далеко от всех интриг, политики, денег, что рядом с ней расцветала душа. Ей было почти пятьдесят пять, а женщина была все так же прекрасна ― вечная, неувядающая красота.Анна была рада племяннице.― Мария, ― произнесла она мягким, нежным голосом, когда девушка зашла в ее комнату. Маргери присела в легком реверансе благодарности перед настоятельницей, что привела ее сюда, и наконец улыбнулась тетушке.― Миледи, ― Маргери улыбнулась и поклонилась, хотя ее тетя Анна давно уже не была леди. Она была монахиней, и это она должна была кланяться, но мадонна не могла себе позволить проявить такое неуважение к дорогому человеку.Монахиня поднялась. Она была совсем худой, но высокой, и ее волосы, заплетенные в толстую косу, отливали теми же осенними листьями, что и длинные волосы ее племянницы. Рыжий всегда был отличительный цвет у женщин их семьи, у мужчин был лишь намек на этот огонек.― Твоя французская выправка никуда не делась, ― улыбнулась Анна, и обняла Маргери. Девушка была в закрытом, строгом синем платье, а ее волосы были убраны под голубой платок. Она была воплощением покаяния и смирения, и только Маргери знала, что в ее жилах такая же ядовитая кровь как у нее, а в голове ― тот же расчетливый разум.― Франция ― моя душа. Рим ― мой разум. Италия ― моя плоть.― Как я тебя рада видеть, дитя.Маргери улыбнулась.― Я присылала деньги для содержания церкви. Надеюсь, они дошли.― Конечно. Мы все молимся за тебя. Господь не забудет твоей помощи. Но деньги это пустое. Лучше расскажи мне, как ты. Ты выглядишь несчастной, ― произнесла она, осматривая ее бледное, скорбное лицо. ― Как твои дела, мы давно не общались. С твоим мужем все хорошо?Анна была единственной, кто открыто выступила против брака Маргери и Медичи. Тогда они собрались на ужин ― дедушка, два его сына, тетушка, сама Маргери, а ее младший брат играл около камина в лошадки. Дедушка убедил отца отдать ее руку Лоренцо. Совсем еще юноше, чей род был богат, но уж точно не знатен. Отец и дядя словно воды в рот набрали. Одна Анна дерзнула высказаться против этого брака?— в ту пору уже монахиня, та, которая никто не шла против воли отца! Дедушка побелел, как снятое молоко, а отец Маргери весь затрясся.Как же Маргери было не любить ее после этого?― Нет, ― сухо произнесла девушка, крепче сжимая ладонь тетки. Но, сообразив, что она сказала, Маргери покачала головой. С Анной можно было говорить откровенно, но все―таки она была монахиней, и ее реакция на прелюбодеяние обещала быть однозначной. ― Простите, я оставлю исповедь при себе, чтобы не омрачать ваш разум. Но я хочу, чтобы вы знали, что я буду надеяться на расторжение брака.― Что? ― удивленно переспросила женщина, недоуменно глядя на девушку. Маргери посмотрела на нее спокойными, холодными голубыми глазами, в которых не было ни капли нежности или доброты. Как всегда, когда она говорила о Лоренцо или о Медичи.― Не говорите никому, но это правда. Наш брак закончен.Анна какое-то время молчала. Маргери смотрела на нее, уже прекрасно зная, что может сказать ее тетя-монахиня. Мадонна помнила Анну другой, не просто тихой и покорной, хотя и волевой характер не оставил ее даже в стенах монастыря. Маргери помнила, в течение трех лет после слов врачей о том, что Анна не сможет иметь детей, женщина еще жила в их доме во Франции. Жила как королева, она содержала великолепный двор, полный музыкантов, артистов и шутов, давала пышные пиры и турниры. Теперь она также использовала свое новое положение, чтобы расширить возможности дома своего отца, для своих братьев и племянников. Их некогда большая семья стала меньше, но им по-прежнему было за что бороться.― Я надеюсь, что ты не предала свой долг, как жены, ― аккуратно произнесла Анна.Маргери усмехнулась и склонила голову, хотя даже не пыталась изобразить раскаянье.― Предала. Обоюдно. Но у меня были на то причины, но я вам о них скажу, когда решусь на развод. До этого прошу лишь забыть об этом. Мой дедушка настоял на этом браке, но мне он счастья не принес.Анна какое-то время молчала.― Сообщить об этом твоему отцу? ― наконец спросила она. Маргери отрицательно покачала головой.― Нет. Пока что хватит того, что это знаете вы.― Прелюбодеяние страшный грех, ― сказала Анна, и Маргери вздохнула. Она это знала. Как и то, что тетя сейчас начнет небольшой монолог, в котором призовет Маргери одуматься. Не вернуться к Лоренцо, но перестать совершать грех. Но Анна, как всегда, удивляет ее. ― Но любовь ― нет. Надеюсь, тебя связывает любовь с мужчиной, с которым ты делишь постель.—?Это Якопо Пацци, ― шепотом призналась она. ― Он из знатного рода, богат, хорош собой, надежный и верный. С ним я чувствую себя в безопасности.И это тоже было правдой. Якопо был всем для нее. Маргери даже не подозревала, что она может любить кого-то настолько сильно.Анна какое-то время думала о чем-то своем, а потом кивнула.― А что еще нужно женщине в наше время, верно? ― монахиня поцеловала племянницу в щеку и проникновенно посмотрели своими в глазами в ее. ― Береги себя, береги свою душу.Про семью Пацци Анна кое-что слышала, и даже немного больше, чем немного. Маргери была молода, ей не было еще и тридцати, но дедушка и отец воспитали в ней практических, холодный ум. Анна вспоминала одну прошедшую и забытую всеми историю. Маргери была поздним ребенком своего отца и матери, ее родители женились по страстной любви. Яков был старшим сыном своего отца, ему было двадцать, когда он женился и он надеялся, что жена подарит ему долгожданных сыновей. Но прошло пятнадцать лет брака, а наследника мужского пола все не было, и положение их семьи было весьма непрочным. Только Яков был женат ― брак Гортензии был бездетен, Анна не была замужем, а их второй брат не стремился заводить жены, больше интересуясь политикой.Дедушка Маргери на тот момент был в небывалом отчаянье ― он ждал внуков, а их не было. Он даже сказал, что если родится девочка, она станет наследницей всего, что он имеет. И через два года родилась Маргери.Рождение Маргери обрадовало всех, и пусть роды были тяжелыми, и мать, и новорожденная были в порядке. Торжества по случаю рождения девочки были на редкость пышными. У Маргери был только один изъян?— её пол. И с этим она успешно боролась ― она была наследницей, как и обещал дедушка, и никогда не забывала об этом. Поэтому и пошла за богатого Лоренцо Медичи, который тоже был наследником.Но Маргери никогда не была чем-то идеальным, не внутренне уж точно. Она очень рано начала проявлять свои природные способности?— в десятилетнем возрасте она неплохо говорила по-гречески, по-итальянски и по-французски. Её латынь была безупречна?— на этом языке девушка не только читала сочинения римских историков, но и писала пространные письма своим родным. Она осознавала всю отвесность лежащих на ней обязательств, и все-таки в чем-то она могла оступиться.Она была огнем надежды их семьи долгое время и под ее легкой женской рукой, семья обещала процветать в будущем.Для принцессы всегда ищут принца, но Маргери полюбила далеко не ангела, а приземленного. Она с ним не оглядываясь была готова скакать в горизонт, но верность всегда возвращала. И так легко ― и будто на века, и будто далеки от других. И порою даже вопреки. Маргери любила этого юношу, Анна уж не помнила, кем он был ― бродячим музыкантом, художником, но точно помнила, что за душой у него не было ни гроша.А ее дедушка… Отец Анны ― Роберт ― был непререкаемым авторитетом в их семье, если бы он сказал им сброситься со скалы, все бы уточнили ― с какой именно. Он получил семейной дело в плачевном состоянии: дедушка Анны ― добродушный, веселый, щедрый и добрый ― был крайне слабовольным, жаждущим угодить, медленным до гнева, быстрым до прощения и слишком доверчивым. Он видел хорошее в каждом, великом и малом, но эта доверчивость ослепляла его от угроз своему дому. Он ссужал огромные деньги людям, которые никогда даже не думали вернуть ему долги, а вместо этого открыто смеялись над ним и игнорировали его приказы. Даже гости и слуги его двора издевались над ним в лицо, шутя про беззубых хищников, которыми они стали.Прадед Маргери умер внезапно: он был немолод и сильно растолстел, и однажды, когда он взбирался по крутой лестнице в свои покои, его сердце не выдержало. Дед Роберт быстро взял управления домом и деньгами в свои руки,Неудивительно, что с тех пор дед Маргери жил ради семьи и имени. Покрыт сединами, он много морщин и боли на успех и славу выменял. Не мог подумать даже, что однажды ?простака? в дом внучка приведет. Как деревья листопад осенью ― не теряя часть себя привык терять близких, стирать, чистить тех, кто не подчинится. И с ним пытался объясниться, подкупить ― не важно, но тот был то ли дураком, то ли отважным.Бродячий музыкант и Маргери общались долго, не следя уже за временем, и провожая, Роберт даже наградил благословением. Хотя и знал, что не позволит внучке ― единственной наследнице ― быть с нищим. Ушел лишь бы, и правда, что он тут ищет?Он знал, что будет завтра. Маргери уехала вместе с матерью в Рим на несколько недель, а когда приехала, своего возлюбленного уже не нашла. Роберт не только выгнал бродячего музыканта из замка, отобрав у него драгоценности и одежды, что дарила возлюбленная, но и приказал две недели водить его в голом виде по улицам Франции, как можно дальше от замка; при этом музыкант должен был говорить каждому встречному, что он ― продажный мужчина и вор, который не стоит выше обычных проституток.И жалко было парня ― молодой, конечно, речи нет. Но, что не сделаешь ради любимой внучки.Маргери в ту пору было пятнадцать. Она два дня не разговаривала с отцом и дедом, а потом вошла в их кабинет, когда они работали, и спросила:― Дедушка, ты меня любишь?― Тебя и только, ― честно ответил Роберт. Маргери кивнула.― Спасибо, ― сказала она человеку, который уничтожил ее возлюбленного.Якову было жаль дочь, но что он мог подделать? Отец Маргери не доверял смеху и стал очень жестким человеком, как и его отец. Маргери ― которую она ласкова называли Мария ― была их единственной любовью.Анна на интуитивном уровне чувствовала, что даже любовника она выбрала под стать себе. Она пришла к Якопо Пацци искать не просто любви, она пришла искать союзника. Ей повезло.Пацци были во Флоренции одним из самых благородных и богатых семейств. Главой дома являлся мессер Якопо, и во внимание к его происхождению и богатству народ даровал ему рыцарское звание. У него не было детей, но множество племянников, сыновей его братьев Пьеро и Антонио. В свое время Козимо Медичи, считаясь с богатством и благородством этого семейства, выдал свою внучку Бьянку за Гульельмо в надежде, что, породнившись между собой, оба семейства объединятся и тем самым затихнут ненависть и вражда, порождаемые зачастую простой подозрительностью. Но случилось иначе?— так неверны и обманчивы человеческие расчеты! Отец Гульельмо умер, и в день похорон Якопо разорвал помолвку своего племянника и девочки Медичи.Советники Лоренцо все время убеждали его, как опасно и противно его собственному могуществу допускать, чтобы еще в чьих-то руках сосредоточились и богатство, и власть. Из-за этого ни Якопо, ни его племянникам не поручали важных постов, хотя все считали, что они их достойны. Отсюда начало недовольства Пацци и начало опасений со стороны Медичи.Анна всегда знала, что Маргери взяла лучшее от их семьи ― упертость, ум, сообразительность, природное коварство и жестокость. Она всегда получала то, что хотела, была преданна семье и во всем искала выгоду. Анне всегда было интересно, во что это выльется в будущем. Что же, получается, это вылилось в супружескую измену.Возможно, все было не так уж и плохо. Если говорить сухо, то Якопо Пацци был тем человеком, к которому Маргери бы разрешили уйти, если бы она кого-то спрашивала. Но Маргери уже давно перестала быть девочкой. Душу ее отца разделили, и Маргери получила ровно половину, мужская душа соединилась с нежной душой матери, и родилась Маргери.Анна любила племянницу, и хотелось бы верить, что душа девушки будет спокойна рядом с любовником. Маргери была достаточно упряма и своевольна, чтобы бросить вызов Медичи и разорвать свой брак, но почему-то до сих пор этого не сделала. Анна понимала, почему, и все же ей хотелось верить в лучшее.Ко двору кардинала Орсини Маргери вернулась уже поздней ночью, когда празднество подходило уже к концу. Девушка глубоко вдохнула, оглядывая помпезный дом ― кардинал не отличался скромностью. Она ненавидела ночевать в чужих домах, и даже во Франции, когда ездила со своим отцом на разные торжества, всегда предпочитала долгие пути обратно, чем постель в чужих стенах. Отец ворчал, но всегда сопровождал дочь обратно.Дом Медичи она так же не любила. Постель была неудобной и холодной, Маргери засыпала поздно и просыпалась с рассветом, стремясь покинуть кровать, в которой спать было тяжело и страшно. Их с Лоренцо комнаты находились в разных уголках дома, но встречались они все равно чаще, чем хотелось бы. Чем хотелось бы ей ― поправила она саму себя. В последнее время Лоренцо излишни интересовался делами своей жены. Маргери не могла найти этому хорошее объяснение. Это волновало, а потому она спешила крыться из дома Медичи, скрыться, где угодно ― на улицах Флоренции, или, что вероятно, в доме Пацци.Она стала проводить там очень много времени, и дело даже было не в связи с главой семьи, а в том, что там было спокойно. Пока Якопо работал, она могла выспаться. Сна все равно было мало, Маргери сильно похудела. Ее мужа это волновало. Ее любовника это волновало. Но в последнее время тревожности было излишне много.Она нервно заломила руки. Предчувствие не обманет, Маргери твердо знала. Пусть она не обладала способностью предвидения, интуиция никогда не подводила ее.Услужливый слуга проводил ее в комнату, и Маргери испытала смешанные чувства ― спать она будет одна, это хорошо, но комната Лоренцо располагалась совсем рядом. Мадонна тяжело вздохнула ― надо было все-таки остаться во Флоренции, с Якопо. Сейчас бы она не мучилась чувством одиночества и страха. Но разговор с тетей действительно принес облегчение ― Маргери поняли и не осудили, наоборот, пожелали счастья.Возможно, все действительно могло стать лучше.Он пришел, когда Маргери уже была готова ко сну. В длинной, темно-синей рубашке, она сидела перед зеркалом и расчёсывала длинные рыжие волосы. Она сразу вздрогнула, увидев его позади себя, быстро встала и повернулась.― Я зашел пожелать спокойной ночи, ― тихо сказал Лоренцо, не стремясь подойти ближе. Его жена напряженно сжала расческу в руках. Медичи посмотрел на ее блестящие рыжие волосы, и вспомнил с каким восторгом гладил их в первую брачную ночь. Ему тогда было всего семнадцать, он искренне полагал, что ему нужна только Маргери, потому что она была прекрасной.― Так желай и уходи, ― прохладно произнесла она. Давно прошло время, когда всегда осторожная Маргери кидалась на него с ежедневными придирками, издевками, едва уловимыми угрозами и подлыми намеками. Но тогда она испытывала хоть что-то, а сейчас была холодна и спокойна, точно замерзшая ветвь дерева, шипела как змея, плевалась ядом, и Лоренцо не знал, что было хуже. Он не мог бороться с Маргери, никак не мог, не было таких средств, но на злость можно было отвечать, повышать голос, спорить до хрипоты, а сдержанность выбивала из колеи.― Маргери, мы… ― он сделал шаг вперед, не зная, что хотел сказать. Маргери не отшатнулась, как, бывало, раньше, но выставила вперед руку в предупреждающем жесте.― Не подходи, ― приказала она, и Лоренцо послушно замер.― Неужели нет возможности остудить ярость в твоем сердце? ― мягко произнес Лоренцо. Он заметил, как презрительно поджала губы его жена. ― Прошло уже два года. Когда закончится наша вражда?Она посмотрела на него холодными, голубыми глазами, полными страха, ненависти, и жажды мести. От всего этого Лоренцо затошнило.― Когда ты или я проиграю, ― наконец огрызнулась она.― Я не хочу обидеть тебя еще больше.Она сжала руки на ночном платье на уровне живота, и ее всю затрясло от гнева. Глаза Маргери сверкнули злобой и чем-то еще, чем-то таким, что испугало даже Лоренцо ― юношу, который был выше и сильнее нее. Ненависть вызревала в жене все сильнее и увереннее, и к ее неожиданной правдивости Медичи оказался не готов.― Я до сих пор чувствую эту боль по ночам. Ты не можешь обидеть меня сильнее, потому что это невозможно, ― Маргери не спешила поворачиваться к нему спиной, ждала, пока он уйдет. ― Уходи, Лоренцо.Юноша вздохнул. Он ничего не мог сделать. Маргери никогда не скрывала, что желает его смерти, часто бросалась намеками вроде этого, но это мало походило на вызовы, что бросали враги семьи Медичи ― те обещали уничтожить, Маргери же предлагала войну. Лоренцо не мог с ней воевать, он не хотел быть причиной ее проигрыша.Лоренцо не знал, на что она была способа, что может предпринять, но вопреки всему, она не спешила с ним разводиться. Это удивляло Лоренцо ― зачем он ей? Одно ее существование рядом причиняло боль, и Медичи думал, что в этом было дело. Маргери каждодневно напоминала ему о том, что он сделал. И эту кару он был готов нести столько, сколько его жена пожелала бы.Кроме того, не в его силах было отпустить Маргери― Спокойной ночи, Маргери, ― сказал Лоренцо. Маргери не ответила, выпрямляясь в полный рост и лишь продолжала холодно смотреть в глаза своего мужа. Считать себя жертвой ― удел слабых, безвольных, трусливых. Таким грехом она никогда не страдала. Лоренцо вздохнул, понимая, что не получит от нее ответа, и тихо вышел.Мадонна сглотнула. На вкус слюна оказалась горькой. Маргери неожиданно согнулась пополам, не в силах вздохнуть. Дыхание перехватило, перед глазами поплыло.― Мадонна, ― служанка Сара, молоденькая девушка лет двадцати, мгновенно оказалась рядом. Не скрывая волнения, она быстро подхватила мадонну за руки и уложила на кровать. Маргери закашлялась, содрогаясь от боли.Сара смотрела на нее какое-то время, задумчиво, и Маргери не стала торопить ее что-то сделать ― она знала семью Сары, у всех них был какой-то определённый дар, связанный с медициной. По крайней мере, чаще всего именно Сара ― или ее брат Джеймс ― помогали Маргери.Сара крупно вздрогнула, и Маргери опустила взгляд. Боль прошла, но между ног было липко и влажно. Руки Сары были испачканы в чем-то липком и красном, залившем платье Маргери.—?Ты беременна? —?услышав такое предположение, мадонна замерла, совсем позабыв, что Сара судит с высоты своего жизненного опыта, а подобные кровотечения случались с матерью служанки именно во время беременности. Сара привыкла к ним, но теперь в ее глазах плескался ужас.― Не может быть, ― растерянно произнесла Маргери, и в ее глазах появился тот же страх, что и у служанки. К беременности Маргери была совсем не готова.― Наверное, это женские дни, ― попыталась найти разумное объяснение этому девушка, чтобы успокоить свою мадонну. ― Я сделаю тебе легкий отвар, он поможет облегчить боли. И сменю белье. Вам нужно отдыхать.Маргери благодарно кивнула, даже нашла в себе силы для робкой улыбки. Она откинулась на подушки, ощущая, как неприятно сорочка липла к ногам, и прикрыла глаза.