Внезапный симптом. (1/1)

Как потом рассказывал Хейске, Руфь прямо-таки уломала взять её в отряд, ссылаясь на наличие у неё недурственных навыков боя на мечах; конечно, примерно нашего уровня, но кого же волнует такая ерунда. Вообще, по секрету говорил он, девушка в первый же миг показалась капитанам какой-то неприятной особой: и хитрость, и коварство, и лицемерие, – всё в ней было, но я помнила Руфь совсем другой.Эта девочка присоединилась к составу фехтовальщиков примерно в одно время со мной и была очень застенчивой. Из друзей, насколько мне известно, у неё был только телефон, где она читала книги и иногда писала сообщения семье. Руфь, симпатичная смуглая девушка и эрудированный трилингв, была из неполной семьи. Жила она с отцом, но так как мужчина после ухода жены пристрастился к выпивке, у него бывали моменты безумия. И тогда девочка бежала на улицу и терялась в огромном городе, полном пьянчуг, наркоманов и маньяков. Как-то раз её поймал один таковой, но всё обошлось – того уложил на лопатки появившийся из ночи Вадим и своей аристократической улыбкой, сам не заметив, пленил сердце девушки. Возможно, поэтому она пришла в додзё, а может, потому, что хотела научиться защищаться. Все её мечты были безжалостно разбиты о скалы реальности – объект воздыхания относился к ней не более чем к другу, впрочем, как и ко мне. Однако мы проводили время чаще, и это Руфь злило и расстраивало. Постепенно из тихой и стеснительной она превратилась в горделивую и двуличную девушку, добивающуюся своего путём лжи и лицемерия, и это её вполне устраивало. Такие перемены объяснялись легко – заключение психотерапевта говорило, что Руфь больна, а ей от такой болезни делалось только лучше. Она чувствовала себя свободно и думала, что такие ?адаптации? помогут ей справляться со всем, но жизнь ударяла её раз за разом, и однажды девушка попыталась повеситься. Сейчас знакомая попала в один с нами отряд, что, так-то, уже было явным нарушением главного правила Синсенгуми. Не знаю, как нужно было уговаривать Кондо и Хиджикату, чтобы те сдались и завербовали её, но в итоге она вошла в Синсенгуми как солдат восьмого подразделения. Начались деньки ненависти ко мне; я бы этого не заметила, если бы Руфь не высказала мне свои мысли при всех. С каждым днём психическое и физическое самочувствие ухудшалось, но, несмотря на это, мы с другом приспособились к окружающим нас условиям и не так бурно реагировали, если во время пребывания в столице около нас кого-то убивали. Всё же, когда-то это должно было случиться – ведь наше поколение выросло на фильмах, в основе которых насилие, и раз уж мы привыкли смотреть на смерти там, то и здесь сможем. Очень много я пропустила из-за того, что в одно прекрасное январское утро 1864 года элементарно не сумела встать с футона. Друг мой знал, каковой может быть истинная причина этого, но не говорил. Вообще, в последнее время он говорил очень мало, и мы виделись нечасто, потому что большую часть времени я проводила во сне – мучительном, не прерывающемся кошмаре. С относительным выздоровлением я поспешила заняться накопившимися делами. Вадим и Хейске уложить меня уже не пытались, потому что скелет, обтянутый кожей, с синяками под глазами, был настойчивее, наглее и упрямее. Да, не спорю, своим видом я распугала многих, в том числе новобранцев (эх, бедолаги), но это не было поводом запираться и отсиживаться в комнате. Первым делом я побежала помогать Юкимуре, потому что считала нечестным взваливать свои обязанности на чужие плечи даже из-за болезни, и девочка, ахнув при виде меня, чуть не упала в обморок. Всё нормально, пришлось соврать, и мы вместе продолжили работу по штабу. Чуть позже я заглянула к Саннан-сану – рад или нет, а сам обещал, что конспекты доделаем. Мужчина подпёр подбородок кулаком и тонко намекнул, что подскочила я рановато, но понял, что спорить бесполезно, и я, в конечном счёте, написала ему все уравнения реакций и формулы, что планировала, сопровождая пояснениями. Возобновились занятия по фехтованию. С недомоганием я пришла в назначенное время, и рыжеволосый гадко усмехнулся. Расположившись на ступеньках, Санджуро, Канрюсай, Судзуки и Чуджи играли в где-то урванное го и поочерёдно всплёскивали руками, громко обсуждали ход игры. Не выдержав, я попрощалась и сказала, что приду завтра, и в этот момент на моё костлявое плечо легла тяжёлая рука. Рыжий капитан, на полторы головы меня выше, задумчиво смотрел на моё бледное лицо с впалыми щеками и ничего не говорил.— Так что, будем в гляделки играть? — устало выдохнула я.— Ты себя видела? Я же тебя раздавлю, как муравья, — заявил парень с ухмылкой. Его дружки приостановили игру и покосились в нашу сторону. — Уверен? — он бросает вызов, и я его с удовольствием приму. Довольно издевательств. Решать дела будем прямо сейчас, силой, если словами не получается. Такеда присвистнул, когда я встала в позицию ин и приготовилась к атаке. Тани распростёр руки и мотнул головой, мол, нападай, не боюсь. Левая нога скользнула вперёд, и боккэн резанул воздух в сантиметре от правой руки самурая, а он, ловко уклонившись, подбросил до этого лежавший на лестнице боккэн, схватил его и нанёс мощный контрудар. Вадим говорил, что Тани был плохим бойцом, но на своём опыте я убедилась, что всё-таки он был на что-то способен. Блокировав удар, я ринулась вбок, и парень яростно рубанул над моей головой. Попался. Открылся для удара.Или же...Тани словно ветром сдуло, и я в оцепенении остановилась. Услышав шорохи за спиной, я развернулась, но отбиться не смогла – деревянный меч противника врезался в левое плечо, и я, прикусив руку, чтобы не вскрикнуть от пронзившей боли, опустилась на одно колено.Перед носом оказалась деревяшка. Синеглазый смотрел на меня с презрением и жалостью, а другие самураи продолжили игру, будто ничего не было. Унизительно. Хотя, о чём я только думала...— Санджуро! — рыжий оглянулся и встретился взглядом с Тодо, взявшимся невесть откуда. — Ты что творишь?! Боккэн взметнулся ввысь и устроился на плече самурая, который лишь наклонил голову набок.— Я сама виновата, — еле слышно пробормотала я, и Хейске подбежал и убрал мою руку с места, куда пришёлся удар. Через чёрную ткань сочилась кровь, и я выругалась. — Это слишком, — заявил Хейске, смотря на сослуживца, ведущего себя отрешённо. — Ты знаешь, что она слабее, и всё равно бил в полную силу. Ты намеренно её ранил. Я доложу командиру, хочешь ты того или нет. — И будешь дураком. Сама захотела выпендриться, так пусть теперь не ноет, — его взгляд метнулся в сторону, и он в последнюю секунду увернулся от деревянного клинка. Самураи, раскрыв рты, и слегка ошарашенный Тани увидели моего разъярённого друга, который даже не собирался останавливаться, и взмахнул боккэном, задев самурая по руке. Тот раскрылся от неожиданного удара, и Вадим с кличем атаковал снова. Готова поспорить, будь у него в руках катана, и рубанул бы он с такой же дурью, японца бы разрезало пополам, но капитан седьмого подразделения успел отступить на шаг назад. Санджуро, бросив в сторону боккэн, ринулся в бой с кулаками, и его оппонент, увернувшись, ударил того в солнечное сплетение. Под крики с просьбой остановиться самурай скрючился, и друг захотел нанести решающий удар, но не успел – перед ним вырос Такеда, загородив Санджуро, а со спины двумя руками схватил Мацубара и с трудом оттащил подальше.— Я убью тебя! — крикнул не своим голосом Вадим, и уже после этого на конфликт сбежалось несколько других капитанов.Чёрт...Что же я натворила.Каждый день я пропадала в лаборатории, ведя с Саннан-саном записи и проводя различные эксперименты. Нередко к нам присоединялся Ямадзаки, и я с ним сдружилась, если это можно так назвать. По памяти нарисовала схемы систем организма, рассказала учёному об открытиях в биологии, сделанных в конце девятнадцатого века, в двадцатом, образовавшихся теориях, гипотезах, правилах и положениях. Мужчина охотно перенимал опыт, что заставляло радоваться. Но не стоило забывать и о том, как это могло повлиять на развитие дальнейших событий (скорее, повлияло), поэтому мы договорились, что записи будут храниться у него в надёжном месте и не распространятся. Проводя время на свежем воздухе и раскладывая по полочкам всю информацию, которую необходимо было на следующий день представить Яманами, я краем глаза увидела белоснежный шарф. Хаджиме любил бывать на прогулке, и его нисколько не колебало моё слишком близкое присутствие. Самое приятное – он всегда молчал. Ни разу не начинал бесед по собственной инициативе. Бывало, конечно, что его находил и принимался подкалывать Окита, но только в единичных случаях. Я тоже не говорила – не хотелось нарушать тишину и тем самым мешать самураю.Мы встречались во дворе засим ещё чаще и наблюдали за постепенными изменениями в пейзаже, действиями людей. Потом он уходил, и мне ничего не оставалось, как проводить время в полном одиночестве, размышляя о том, что будет дальше. С другом мы тоже тренировались, как только рана на плече затянулась; я сходу определила, что стиль его боя кардинально поменялся. Парень стал более быстрым и ловким, но менее напористым, чем прежде.— И тебя, смотрю, затронули изменения, — парируя удар и отпрыгивая назад, сказала я. Через секунду об этом и пожалела, когда боккэн оппонента ударил по руке и выбил оружие. Реакция была заторможенной, и я зашипела от боли только по прошествию ещё двух секунд. — Ох, прости, — Вадим отбросил деревяшку и одним шагом преодолел расстояние между нами.— Всё нормально. — Осматривая руку, он кроме покраснения так ничего и не увидел и поднял искренне виноватый взгляд, а затем опустил голову.Сколько можно, подумала я; в сотый раз вздохнув, обняла его. Парень, помешкав, в ответ стиснул меня в объятиях, что точно уже не поддавалось пониманию и описанию.— Вадим?— Пока есть возможность. Больше не будет, — выглянув из-за дружеского плеча, я увидела, как мелькнула чья-то фигура между опорами. Ох, хоть бы не Хиджиката.— Да что с тобой в последнее время? — выкарабкавшись из рук, я с непониманием покосилась на парня. Я боялась, что нас кто-нибудь увидит. Точнее, ещё кто-нибудь.— Я и сам не понимаю.— Влюбился парень, — откуда-то взявшийся Харада широко улыбнулся, и мы оба побелели, а затем залились краской. — Ну, что теперь-то стесняетесь? Всё, хватит с меня загадок в поведении людей, обидных шуток и глума. Я развернулась и стукнулась лбом, а когда открыла глаза, увидела Руфь в обрамлении летающих перед глазами ?звёздочек?. Та держала боккэн на плече и изучающе меня осматривала. А потом, одарив меня презрительным и колким взглядом и гордо вздёрнув нос, прошла мимо. Со слезами на глазах я убежала в комнату и до следующего утра не выходила. ***От одной только мысли о том, что я должна сходить к Соджи, стыла кровь в жилах. Однако я понимала, что медлить нельзя – нужно как можно раньше начать лечение его недуга.Пройдя тенью по всему штабу, я так и не встретила капитана первого подразделения, и, уже отчаявшись, пошла обратно, как меня окликнули. Это бежал Хейске, причём с патрулирования – и как он вообще меня находит? – и по обеспокоенному лицу парня я догадалась, что что-то происходит. Все мои опасения оправдались, когда он добежал и на выдохе выпалил имя Окиты. Мы пулей вылетели со двора, и Тодо сказал: — Сначала его скрутило от кашля, потом он чуть не потерял сознание, — мы бежали по пыльной промёрзшей земле куда-то за пределы штаба, и я представить не могла, что нужно сделать, чтобы помочь Соджи. Я помнила, что первый серьёзный приступ настиг его в Икеда-я, то есть как минимум через четыре месяца, но то, что случилось сейчас, заставило меня в корне усомниться в той информации, что я узнала от Вадима. Кажется, теперь абсолютно всё будет идти не по плану, в том числе болезнь Окиты. И это полностью наша вина. — Почему ты не позвал Ямадзаки или Саннан-сана?!— Ямадзаки где-то в городе на задании, а Саннан-сана я в штабе не нашёл, — какая же замечательная новость. Впереди показались голубые хаори немногочисленных подчиненных двух подотрядов, и в руках у одного из них лежал побледневший Соджи. Испарина покрыла его лоб; полуживого самурая трясло, и испуганные самураи так же не знали, как поступить в подобной ситуации. Я, подбежав к капитану, от ужаса потеряла дар речи. Протянув к парню дрожащие руки, и сразу же отдёрнув, я повернулась к Хейске:— Вести его нельзя. Нужны носилки. Бежим. Тодо спрятал лицо в ладонях и вздохнул. Мы сидели у комнаты Соджи и надеялись на лучшее. Ждали. Всё, что я смогла сделать – уложить парня и дать ему лекарств, которые бы облегчили состояние на время. Уже смеркалось, когда мы услышали сдавленные стоны из комнаты. Без всякого предупреждения Тодо сдвинул бумажную дверь, и нам предстал Окита, прилагающий титанические усилия, чтобы подняться. Конечно же, попытка была прекращена, и русоволосый парень, уже неулыбчивый, лёг обратно, смотря на нас застеленными пеленой глазами. — Окита-сан, всё будет хорошо, — тихо уверила я его, хотя сама боялась, что глубоко ошибаюсь. Это уже явно не первая стадия заболевания, и, кто знает, может, те способы лечения, что мне известны, уже не помогут. Он попросил воды, и Хейске убежал на улицу.Парень с трудом прошептал:— Ты знала? — я кивнула и отвела в сторону грустный взгляд. — Я собиралась сегодня вам сообщить, что придётся пройти небольшой курс принятия лекарств, чтобы погасить симптомы кое-какой болезни. Вышло, что очень сильно опоздала. — ...Это туберкулёз, не так ли? — только не улыбайся, прошу, от этого становится страшно. Окита закрыл глаза и выдохнул. — Что ж, раз все уже знают...— Знают только Сёмэй-кун и я, — перебила я его, и он повернул голову. — Вы не хотите, чтобы мы рассказали об этом остальным, так? К сожалению, Окита-сан, о вашей болезни должны знать ещё как минимум двое. — Значит, теперь я бесполезен... Меня отставят. — Нет, — решительно ответила я. — Мы вылечим вас, Окита-сан. Обязательно. Откуда тогда у меня было столько уверенности, я не знаю. Главное, что парень немного расслабился и, выпив принесённой ему воды, уснул.Выйдя из комнаты, я засмотрелась на чистое звёздное небо. Такое же, как в первый день моего появления в этом мире... Шорохи стихли, замолчали голоса, всё вокруг уснуло. И только не спалось ещё одной особе, которая стояла рядом уже минимум с минуту.— Сон нейдёт? — прикрыв зудящие глаза, спросила я, и девушка недовольно хмыкнула.— Ни в одном глазу, — Руфь медленно пошла в направлении своей комнаты, как что-то заставило меня заговорить:— Ты слышала, что с ним. Не говори никому.— Они сами всё узнают.— Я тебя предупредила. — Что мне от твоих предупреждений? — девушка размашисто развернулась, и костлявая ладонь уперлась в опору, на уровне моих глаз. Злость в глазах полыхала пламенем, нежно-розовые губы скривились в полубезумной улыбке. Я нахмурилась. — За спасение, конечно, спасибо, но я всё так же тебя терпеть не могу. Не говори со мной, иначе я за последствия не ручаюсь.— Угрожаешь? — сжав руку Руфи, я неторопливо её опустила. Черноволосая всё ещё испепеляла меня взглядом; не желая более вести бессмысленную беседу, я отступила ближе к комнате и села в сейза. Она, втянув через ноздри холодный воздух и сжав кулаки, через время исчезла с энгавы. Из комнаты вдруг прозвучал шёпот:— Когда мне станет лучше, обещаю, я с ней разберусь, — я горько усмехнулась и сказала, что не стоит. — Уходи отсюда, Лора-чан. Я справлюсь. Через ширму он не мог видеть, как я мотнула головой. Желания отвечать уже не было, и я, закутавшись в кэндоги сильнее, приготовилась к длительному ночному дежурству. Ранним утром, с первыми лучами негреющего уставшего солнца, я очнулась от дрёмы из-за того, что меня тормошили за плечо. Подняв взгляд слезящихся глаз и сфокусировав его на пришедшем, я увидела взволнованного Хейске. Он убрал руку и довольно громко, до звона в ушах, спросил:— Ты что тут делаешь?!— Ohayou, — зевнув в кулак, сказала я. Миловидное лицо парня преобразилось – он не на шутку разозлился и впервые за всё время нашего знакомства начал ругаться, а я, ещё не опомнившись, сидела и смотрела в одну точку. — Тише, Окита-сан спит. — С вашими криками о такой роскоши можно не грезить, — несколько раздражённо отозвался голос из-за сёдзи. Соджи лёг на бок и прошуршал одеялом. — А я говорил тебе уходить. Из-за угла резко выбежал Вадим, с которым мы не общались уже несколько дней, хоть и жили в одной комнате, и удивлённо уставился на меня и Тодо. Мигом он оказался подле нас и в точности, как Хейске, принялся меня отчитывать. Не соображающей головой я пыталась воспринимать и японские, и русские возгласы, но тщетно. — Вы что такие нервные? — холодно спросила я, прервав тираду, и оба парня замолчали. — Хотите погалдеть – идём, но мешать Оките-сану не позволю, — друг мгновенно принял хмурый и напряжённый вид. — Насколько всё плохо?— Хуже, чем можно представить. — Выпейте это, пожалуйста, — я протянула фарфоровую чашку Оките, и он поморщился от исходящего из неё запаха. Из-под густой русой чёлки на меня в недоумении уставились зелёные глаза.— Отравить хочешь? — скулы, обтянутые кожей, вспыхнули румянцем, и я возмущённо воскликнула:— Непременно! Весь вчерашний день просидела за зельеварением, думая лишь о том, как бы вас убить, — губы парня изобразили улыбку, он бледной рукой принял чашку и, зажмурившись, выпил всё содержимое, после чего недолго откашливался. — И всё-таки та ещё дрянь, — сглотнув ком и держась за горло, ответил он. Я пожала плечами. — Зато поможет.Нездоровая бледность лица Соджи сменилась почти нормальным оттенком кожи, а в глазах за все два дня показался слабый блеск, возможно, надежды на поправление. Он затянул потуже повязку на растрепавшихся волосах и перевёл взгляд на меня с подносом в руках, настойчиво ждущую, когда он ляжет, но сам Окита, похоже, спать не собирался. — Кондо-сан и Хиджиката-сан до сих пор считают, что у вас грипп с осложнением, если вы это хотели узнать, — разорвала я неловкое молчание кратким докладом. Окита моргнул пару раз и посмотрел на собственные руки, лежащие на коленях. — Я не настолько глуп, чтобы верить тебе всецело. Ты врёшь, говоря, что болезнь ещё поддаётся лечению, так? — волнение отозвалось резкой болью в сердце. Я тяжело задышала и упёрлась одной рукой в пол, видя, как всё мутнеет. Всё же... как же я устала от всего. Парень взял меня за плечи и спросил, всё ли нормально, и я кивнула. Боль стихала, давая собраться с мыслями и ответить.— Ваш туберкулёз ещё не достиг последней стадии, Окита-сан. Если будете делать всё, как я скажу, с высокой вероятностью победите эту болезнь. А если будете перенапрягаться и пропускать приём лекарств, то...— Погибну. В любом случае. — Соджи закрыл глаза и опустил руки. — Ты же не дашь мне участвовать в дальнейшей жизни отряда, и мне ничего не останется, как...— Простите, — подняв поднос, я направилась к выходу. — Через некоторое время я снова приду.— ...Спасибо, — покачав головой на внезапную благодарность, я задвинула сёдзи, оставляя парня наедине с жуткими мыслями.