III. Химеры множатся (1/1)

Химера плачет... плачет... не оттого ли что быть человеком хотела? А что ж человек? На что ему крылья химеры?— ...Ягами?— М? — Дни тянулись... свет тускнел. Опять. Шум уходящих поездов, серые стены.Тени несутся, что дикие звери... Вся эта суматоха уже настолько приелась, что на них — теней — никто уже не обращал внимания, как будто им было до этого дело... в ней уже не было чёрного и белого, не было и нет, есть только серый... и в нём всё: и смех, и стон, и крик. Этот мир кричит. Раз за разом, как по удару хлыста, осознание лезвием ножа пред глазами тех, кто ещё не отвёл взгляд. Рассекает язык, заставляя жадно глотать собственную кровь. Ты ещё этого не осознаешь, но уже захлёбываешься. Собственной кровью.Это и твоя боль тоже.Быть может...Они молча прошли в вагон прибывшего поезда. Рюга, как бы это ему и не свойственно было, не стал развивать разговор, разместившись подле Ягами, у дверей. Солнце скрывалось за линией горизонта. Поезд только начинал своё торможение, приближаясь к очередной станции, а чья-то душа уже скрылась за небес пеленой. Экстренное торможение, что игла, вонзившаяся в сердце. В вагоне оживление, из динамиков столь неубедительные просьбы не паниковать: ?Пожалуйста, сохраняйте спокойствие...?.Если веришь ты в ад и рай, то знай: попадёшь и под землю, и на небеса, ведь две эти части были в тебе всегда.— Идём, Ягами. — Двери открыты, пассажиров просят покинуть вагон. Над телом, что стервятники столпились люди с камерами, работники станции все пытаются тех отогнать. Стая полоумных обезьян.Об инциденте обязательно напишут в новостях, но ещё раньше это попадёт в социальные сети: чужое горе — чем не тема для разговора. Чужая смерть — такое захватывающее зрелище. Самоубийство — предмет презрения.— ...Ягами? — Вы когда-нибудь задумывались о том, что чувствует человек, глядя на покойника? Что видит он, живой, смотрящий на мёртвого? Представляет ли он себя или своих близких на месте ушедшего?Лайт не изменился в лице. О, если бы он знал, какой эффект окажет сие действо на его спутника, как так званый Рюга будет ночи на пролёт раз за разом прокручивать это в своей голове, как тот будет кусать локти, терзаемый сомнениями, и как вопрос ?да, что же это, блять, было?? засядет у того в голове, подарив бессонницу на долгие месяца, как этот взгляд, адресованный не ему будет всплывать пред глазами, лишь потому что... черт, это не по-божески... так игнорировать происходящее. Не по-божески смотреть и не видеть. Принимать смерть, как факт. Смерть как средство...— ...нет, ничего.... для забвения.***Остаток дня прошёл, как в тумане. Вернувшись в свою очередную штаб-квартиру, коей было ничто иное как комната в отеле, Эл пропал для всех: в дело ушёл с головой. На экране то и дело мелькали вкладки с новостями, и на каждой из них чёрными буквами на белом фоне виднелось: ?смерть?, ?самоубийство?... — Геноцид....одни пополняли собой и без того набитое бумагами безымянное дело. Другие же пополняли гору трупов своих собратьев, исчезая в истории браузера.Принтер воркочет — очередная распечатка. Вот только от этой на душе излишне волнительно. Самоубийство в Токийском метро. В памяти всплывают недавние события.— ...Ягами?Зрачки сужаются: сомнения вещь знатная, оттого столь и ненавистная... пугающая. Рука делает заметки на бумаге... одну. Одна заметка. Одна лишь буква..."L".... столь бережно выведенная детективом Эл, где L stands for Light.Что же ты такое, Ягами Лайт?***Ягами Лайту не спалось. Совсем. Съедаемый скукой и тоской, он раз за разом прокручивал в памяти произошедшее, отчего дыра в груди лишь разрасталась. Это неправильно, так не должно быть. Так не должно быть. ?Люди не должны искать смерти?. — Кричал его внутренний идеалист. Но правда. Правда иная.Мир твой пуст, в нем ни души.Иглой беды пронзает грусть тебя в тиши.Он смотрит на небо и видит лишь смог. Смог. Смог. Грязь. Гниль... гниль. Куски мёртвой плоти, что отслаиваются от неба, отчаянно пытаясь заставить его кровоточить. Его небо — мертво. Мертвым рождено. Мертвым воспитано. Мертвым жило. Оно мертво.— Скука!— Damn it, darling.История движется по спирали. Вниз. Следующая остановка — ад. История движется по спирали.Больно. По спирали.Осознавать. Вниз.Ты — человек и ты обречён влачить это бремя.?Мне жаль?. — Застывшая желчь на зубах.Твой череп целуют чьи-то холодные губы.А ты их ищешь своими наощупь.***— Кира?Суматоха и не собиралась уходить, а всё почему? Потому что похороны — это праздник, хоть и последний. Жаль, что Кира праздники не любил, они его, в общем-то, тоже не любили... но это уже не столь важно. Вглядываясь в лицо столь беспардонно прервавшего его витание в облаках пришельца, юноша сощурился и так и не распознав в нем ни одного родственника, озвучил интересовавший его вопрос:— Ты кто? — Мальчонка растерялся, услышав столь непривычный тон, и учащённо заморгал.Послышался топот и вскоре, с выражением лица ?здравствуйте, я ваша тёща?, с улыбкой во все тридцать четыре зуба и два глаза, на пороге кабинета объявился Рюук.— О-о-о! Вы уже успели познакомиться, сынишки?! — Воскликнул он, за что удостоился взгляда старшего.?Ты — идиот??— Как? Нет? — Продолжал Рюук, наводя беспорядок на голове четырнадцатилетнего мальчишки, Кира страдальчески вздохнул, наблюдая за этим зрелищем. — Минору, пойди поздоровайся со старшим братиком. — Шатен протянул руку, откинувшись на спинку стула. — О-о-о! Посмотрите! Возгордилась ворона белая!— Комментировал Рюук. — Обними его, пусть не выделывается!?Мальчик, сходи погуляй?. — Читалось в горящих глазах Киры. Минору уже поравнялся со столом, когда молодой Ками принялся выводить цифры на листе бумаги, указывая в строке назначения платежа ?на карманные расходы?. Брюнет следил за этим действом боковым зрением и легко махнул головой из стороны в сторону, когда Кира собирался было поставить точку, вынуждая того добавить ещё один ноль к получившемуся числу и галочку ?ты у меня ещё получишь, мелкий засранец?.?Гуляй долго, мальчик?. — Шатен легко приобнял того, засунув за шиворот чек, и Минору, справившись с поручением отца, поспешил удалиться, сопровождаемый лисьей улыбкой Киры и криками недоумевающего Рюука.— Странный он, — фырчит неудавшийся папаша себе под нос, глядя в распахнутую дверь.— Так кто он? — Повторяет всё тот же вопрос шатен. Рюук смеётся и изрекает:— Твой брат. — Кира щурится, теряясь в догадках, что задумал его старик, но не отвечает ничего.Тишина овладевает помещением, превращая то в свою обитель, отчего голос вторгшийся в сей темных приют, звучит излишне звонко:— Я своё возьму. — Зрачки шатена сужаются, придавая глазам звериное выражение, он изрекает на чистом английском:— Now I see. — Мальчишка — пешка всего лишь в лапах старого лжеца, хотя, вполне сойдёт за ладью, при нужном стечении обстоятельств. От раздумий его отвлекает писк смартфона, уведомляющий о новом сообщении, он тянется к устройству рукой, даже не зная, какими душевными муками для него обернётся увиденное, что у него, подобно Гамлету, в голове засядет вопрос ?быть или не быть??***Лайт до боли сжимает костяшки пальцев, сидя на заднем сидении автомобиля. Он не уверен ни в себе, ни в этом проклятом злом роке. Вероятно, именно поэтому, первое, что слышит он, делая шаг из салона, он воспринимает, как проделку воображения:— Ты всё сделал правильно. — Кира стоит в десяти метрах, на нём пальто цвета застывшей крови, возможно, оттого Ягами чувствует привкус собственной на губах — это будоражит. Лайт не придаёт значения услышанной фразе, ему это кажется, изрекает для себя он и стремится было начать разговор с приветствия, ещё не зная, что брат научен стрелять на поражение. — Это было правильное решение. — Кира делает шаг вперёд и Ягами было хочется спросить ?что, собственно, он сделал??, когда Камигами изрекает третье одобрение и Лайту хочется рассмеяться. Он — прав, этому не может быть сомнений. Лучшие не ошибаются. Ему смешно, смешно, потому что он усомнился в себе до физической тошноты. Хочется запрокинуть голову и залиться смехом. Кира улыбается уголками губ и жестом просит следовать за ним, и тот подчиняется, без слов, оставив позади то, что было дорого однажды(а было ли?). Скажи, Ягами, было ли сердце в твоей груди?***Он в замкнутой помещении, сидит за столом, перед ним лист бумаги и ручка, напротив, там, за стеклом, люди. Выстроены у бетонной стены, что на расстрел — в шеренгу.— Ну, и? — Голос доносится из-за спины. Ему уже порядком надоело ждать. Всё, что требуется от Ягами — поставить свою подпись, одну жалкую закорючку, — этого будет достаточно. Во всяком случае, на сегодня. Кира склоняется над ним, напоминая о том, что время подходит к концу. Он ощущает его дыхание у виска, оно отдаёт могильником... или ему так кажется.?Убей одного или умрут все?. — Пять слов — условие задачи. На размышления и препирания три минуты, две из которых позади.— Сорок секунд, — объявляет Кира, прислонившись к стене за спиной. В камеру заходят люди, вооружённые автоматами — и Лайт начинает задумываться, а правда ли здесь всё ?понарошку?, хоть и раннее решил для себя, что ?ну, не расстреляет же он их?. — Двадцать пять. — И Ягами начинает бить мелкая дрожь, его сердцебиение учащается, зрачки расширены.— Пятнадцать. — И Кира машет рукой автоматчикам, не сводя взгляда с наручных часов.— Десять. — И все прицелы направлены на людей, стоящих у стенки, а Ягами как никогда раннее страшно ошибиться.— Пять. — Кира прячет руку с часами в карман и досчитывает сам: — Четыре, три, два... — Один щелчок пальцев и... — Огонь. — И череда выстрелов. Ягами вскакивает с своего места, не веря свои глазам, его рот приоткрыт в немом шоке. За стеклом пол залит кровью...Кровь, что вода, омоет землю.— Да как ты?! — Он бросается в сторону брата, хватая того за ворот рубашки, с целью не то ударить, не то задушить, а тот стоит, вздёрнув подбородок, и смотрит на Ягами с неким вызовом и в то же время презрением.?Попробуй?.Ягами скрипит зубами, в приступе ярости.— Я? — Едва слышный смешок срывается с уст Киры и эхом отдаётся в сердце Лайта:?Я?. — Игла проходит насквозь, вынуждая сглотнуть подступившую горечь. Он отпускает ворот рубашки, в глазах его ярость истлела, оставив по себе ноющую боль, они померкли. Клинки приставлены к его горлу. Кира наблюдает за изменениями в лице Ягами, со своей вечно надменной улыбкой и убедившись, что игла достала до дна сосуда, хмыкает и уходит, оставляя Ягами одного в обществе нелепо раскрашенных серых стен.Это — их блядская комедия написанная алыми кляксами, такая же безвкусная, как и её чернила... чернила.Да, чернила они заменят. Непременно. ***— И всё же почему ты предпочёл людям химеру? — На лице его чистое любопытство, нескрываемое, без нот корысти в отливающих алым глазах. Юноша молчит и не находя слов устремляет взор в небо, туда, где солнце канет, ртутью расплескавшись на горизонте, отпуская свою душу вместе с облаками пара.Он не знает сам. Он гнался за жар птицей, в надежде ухватиться за её перо, что ярче пламени в глазах его горело... и он ухватился. Лишь ухватившись осознал: всё то было ложью. Прекрасной, белой... такой трепещущей... такой живой. Ложь рождённая его же головой.