II. Песнь змей (1/1)

Кира сидел в своём кабинете и с беспристрастным выражением лица вчитывался в содержание, принесенной ему утром бумаги. Результаты ДНК-теста. Вердикт был один: кровные братья. Лучший школьник Японии — Ягами Лайт — его брат, о чьём существовании, до того злополучного для мальчишки дня, он и не подозревал. Ему на ум не приходило подобное: то, что он, вероятно, в семье приёмный — да и достаточно часто: слишком хорош вышел для такого отца, как Рюук; то, что у него есть брат-близнец —ни разу. Ни разу он не задумывался о вероятности подобного явления, всё это время, живя в одной с ним медиане. Отложив бумаги в сторону, юноша откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.Жизнь такая забавная штука.В комнате послышалось шуршание — Кира насторожился. Всё так же, сидя в кресле, с безмятежным лицом, он уже строил план N, на случай, если предыдущие не увенчаются успехом. Всё под контролем: он на своей территории — кто бы ни был этот наглец, он пожалеет о своём появлении на свет божий.Шаги ленивые, небрежные направлялись в сторону дивана, и вот — туша килограмм девяносто оккупировала предмет мебели.?Рюук?. — Заключил про себя шатен, предварительно выругавшись, и оказался прав в своих выводах: брюнет лет сорока расположился на зелёном кожаном диване и уже лез своими ручонками в тайник с алкоголем, коим был деревянный глобус.— А я-то думаю, что за мыши-гиппопотамы здесь лазят, а это всего лишь одна старая кляча, — Рюук проигнорировал ворчание сына, он был занят делами государственной важности — пытался открыть нетронутую бутылку виски. Покуда лохматое недоразумение в лице папочки, возилось с ужаснейшим изобретением человечества — пробкой, шатен решил взять ситуацию в свои руки, отобрав несчастный сосуд.— Причина вторжения. — Кира буквально нависал над Рюуком, глядя на него с нескрываемым презрение: он возвышался над ним, одна рука его покоилась на поясе, а вторая была занята бутылкой, глаза его, казалось, могли прожечь дыру даже в бетонной стене. В стене, но не таком бесстыднике, коим был его, как оказалось приёмный, отец: тот недовольно что-то себе пробурчал под нос и, откинувшись на спинку дивана, начал причитать о том, какие нынче дети неблагодарные пошли.— Ну-ну. — Кира не питал к отцу абсолютно никаких тёплых чувств, как это бывает в порядочных семьях: пред глазами Киры была всего лишь груда костей, мяса и жира. Всего лишь своенравная плоть, которая зовёт себя отцом и лжёт каждый словом, каждым движением своего скелета. Пред ним всего лишь навсего человек — пленник своих эгоистичных желаний. Всего лишь предсказуемое животное.— Как-то ты не рад встрече с братом. — Подперев голову рукой пророкотал мужчина.— Тебе этого не знать. — Бросив безразличный взгляд на отца, Кира отправился обратно — за дубовый стол.— Старик собирает семью за ужином. — Приподнимаясь с дивана, дабы занять более удобное положение тела — запрокинув ногу на ногу, осведомлял Рюук.— Того гляди откинуться решил. — Фыркнул юноша, усаживаясь в кресле.— Да пора уже, когда это было видано, чтобы люди жили больше ста лет.?Вот тебе и все семейные узы?. — Презрение с смирением в одном бокале.— Его тяжело назвать человеком из-за ряда причин.— Тебя невозможно считать человеком. — Вроде и упрёк, но сознание упрямо воспринимает за комплимент.— Тц... ?Я — Бог?. — Он в это верит — и он прощает человеку его длинный язык:— Того гляди заскучали вы, бедолаги, без меня. — Рюук держит паузу, по законам жанра сейчас должен последовать стремительный выпад — и он не заставляет себя ждать:— Мираи совершил самоубийство. — Молчание.Кира подпер голову рукой, на свой привычный —изящный — манер, и устремив взгляд в окно, о чём-то задумался. Рюук с нескрываемым интересом следил за реакцией, подливая масла в огонь:— Знаешь, это было со вкусом. Его тело нашли в саду на следующий день, к тому времени животные украсили мясистую картину своим участием. — Повисла тишина. — По его мозгу ползали бабочки.?Более абсурдного ничего ляпнуть не мог? — Осуждение, холодное, презренное чувство. — Ещё бы сказал, что в брюшной полости?.— И какой реакции ты от меня хочешь? О, это ужасно, отвратительно! Бедная, несчастная тётушка Мидора... — Кира вздохнул, унимая рвущийся наружу сарказм: — это было неизбежно, рано или поздно он бы это сделал. —Ему хочется оскалиться, но на лице проступает лишь смирение, как и в голосе: — Он был слишком слаб. — На последнем слове ему пред глазами предстало лицо Ягами, сердце неприятно сжалось. Был ли тот слаб? — ...для этого мира. Родился не в ту эпоху, не в той семье и не в том теле.— Удивительно, как только в Сатане старик увидел Бога.— Сочту за комплимент. Ещё что-нибудь занятное приключилось? Кроме того, во что я непосредственно был втянут. — Рюук повёл плечами, тяжело вести разговор с самой догмой: ультиматум в каждом вздохе. — Ясно. — На этом их разговор умер, Кира развернулся спиной к отцу и, уставившись в окно, канул в своих мыслях, чувствуя, как сердце бьется в груди. Это так мерзко: слышать собственное сердце. Он уже отвык от этого.***Вечерело. Особняк канул во мраке — слишком хорошо, чтобы быть правдой: стоит дойти до конца коридора, как вновь тебя ожидает радушная встреча с светом. Кира прикрывает лицо ладонью. В чём смысл этой проклятой показухи?Он заходит в обеденный зал, он уже и не помнит, когда последний раз был здесь. Падает на ближайшее место, о, как иронично: оно во главе стола. Ему плевать, так даже лучше. Закрывает глаза, закидывает ногу на ногу, руки скрещены на груди. Часы тикают. Он пришёл заранее.Людские шаги.Один за другим постояльцы заполняют помещение. Рядом с ним, по правую руку, опускается старый Армония, что стал голосом старика Камигами, как того парализовало: он доносил волю своего отца. Уже седой, почти весь облысевший: не мудрено лет эдак семьдесят ему — худой, обтянутый кожей череп, сухая белая, местами потрескавшаяся кожа и безупречная осанка, которой некоторым его детям следовало бы позавидовать.Армония Джастин Бейондлемейсон.Обычно он сидит во главе стола, но сегодня — особый случай.Сестра его, Мидора, расположилась сразу напротив брата, заняв место по левую сторону. На ней не было лица, карие глаза не отражали ничего: она переживала гибель единственного сына — чёрные кудри её были собраны в не самый аккуратный хвост, из-за чего складывалось впечатление будто бы она только проснулась. Если Армонию поведение Киры никак не задело, то её напротив: возмущение проступило на несколько смуглом лице — большего она себе не позволила, да и не намерена была: состояние не то, чтобы начинать ссору.Жена Армонии, она же мать всея зоопарка — госпожа Ну — изрядно располневшая после родов, сидела рядом с мужем, одетая в своё любимое зелёное платье, не то чтобы оно было безвкусное... оно было не к месту, но её это мало заботило, она вообще была женщина оптимистичная, во всяком случае пыталась такою казаться. Постоянно восхищалась тем, какого хорошенького внучка принёс ей её непутевый сын, да и в целом бабуля была очень доброжелательна в отношении Киры, несмотря на весь его далеко нескромный характер.В зал вошла одна деловитая дама — блондинка, в белом официальном костюме. Одарив юношу скептическим взглядом, она проследовала к своему месту, напротив госпожи Ну.?Рэм?. — Одно лишь имя уже вызывало отвращение. Не ладил юный Ками с тётушкой от слова вообще, благо та разделяла эту неприязнь, да и в целом в особняке редко появлялась. Рэм была своего рода белой вороной: всё пыталась оградиться от семьи, что сама, что оградить свою дочь. Напрочь потеряв веру в кровные узы после инцидента, в котором погиб её муж.За ней следовала Миса, как всегда вся при параде: цветок на этой серой братской могиле. Милейше улыбаясь всем присутствующим, она заняла место подле матери.Слуги уже выносили первые блюда, когда заявились опоздавшие: Рюук и Сидо — два заядлых искателя приключений на заднее место и не только. Мужчины лениво передвигались по помещению, переваливаясь с ноги на ногу... судя по всему они уже немного приняли. Присутствующие молча проводили их взглядом.— Давно мы так не собирались... — начинал светскую беседу старик Армония, покуда слуга наполнял его бокал.От услышанного тона и этого столь раздражающего ?мы? тошнота подступила к горлу Киры, хотелось встать и покинуть зал без каких-либо объяснений, но он сдержался: в конце концов, коль уж он вынудил себя прийти сюда, он свое отсидит. На уровне подсознания он ненавидел это местоимение, оно не несло ничего хорошего, не для него: если кто-то говорит ?мы?, он пытается манипулировать тобой, втереться тебе в доверие, пытается присвоить твои заслуги себе, мнит себя равным тебе, наивно думает, что вас с ним что-то связывает, а порою просто избегает ответственности, боится произнести звонкое ?Я?, каждый раз прячась в толпе. Потому что так — комфортнее для конформных животных. Потому что так — по-людски.?Ну-ну?. — Оставалось надеяться, что дедуля сразу перейдёт к сути, к причине, чего ради всё это собрание, но нет же!— Нужно почаще собираться семьей, а то, как показывает практика, мы упускаем многое. — Кира закатывает про себя глаза, ему это претит. Они убивают его время — они убивают его. — Не так ли, Сидо? — Тот едва ли не подавился куском мяса, от столь неожиданного упоминания. — Когда ты покажешь нам своего блудного сына? — Не будь он столь бледен быть может ещё побелел бы: он так жарко распространялся о найденой пропаже ещё какую-то неделю назад, но сегодня, за этим столом, ему нечего сказать; он поник головою на пару мгновений, а после изрёк:— Он мёртв. — Повисла тишина, присутствующие замерли, и только Кира продолжал подносить к губам бокал, дабы пригубить вино; с нескрываемым интересом взирал он на дядечку, самодовольно улыбаясь.— Убийцу нашли? — Как и ожидалось: повисшее молчание прервал Армония.— Говорят, что смерть естественная: сердце в один момент остановилось.— У всех в здании. — По залу пронеслась волна хохота.— Красивая сказка для полиции.— В любом случае то, когда убийцу найдут — вопрос времени.?Удачи?. — В душе Кира ликовал: ему доставляло обсуждение его деяний. Он слушал легенды о себе же, он становился легендой.— Надеемся на это. — Молчание.— Не жалеет жизнь молодых нынче, — протянула старуха Ну, — да и старых тоже.Он не понимает их, не понимает то, как люди норовят выставить себя несчастнее других, будто бы это такое себе соревнование: кто больше истязался тот и выиграл.Убого.Слишком.Разговоры трусов и слабаков, которые одну единственную барышню не могут подчинить себе, хоть той и некуда бежать. Ничтожества. Она играет на их нервах, забавляется, а все лишь оттого, что больше в мире этом у неё никого нет.Для неё ты единственный, но ты упрямо обвиняешь её в походах налево, каждый раз, когда она ведёт себя излишне эгоистично, излишне холодно. Она бросается в слёзы, бьет посуду, угрожает тебе ножом. И вот — истерика у обоих. Знаете, а вы очень даже друг другу подходите. Одна дура от любви рвёт и мечет, а второй дурак всё повторяет. Забавная картина, вот только как показывает практика и грустная тоже. Жаль, когда влюблённые не понимают друг друга.Молчание затянулось, беседа всё никак не вязалась, каждый погружён в себя, кто-то от скуки, кто-то от горя, а кто-то давно сжёг все мосты, обрезав красные нити, не желая иметь ничего общего... с людьми? Нет, со слабыми животными, что уподобили себе Бога, а тварям иным — дьявола.Он не понимает людей, он знает, как использовать, он знает, как довести до края, но ему не понять их, ему не понять, какого это льнуть к свету и сгореть в алом пламени свечи. Он видит не свет, он видит пламя.Послышался скрип, а вскоре в обеденный зал прибыл виновник всего этого бардака — старик — надо же... лично! Года его обезобразили: тело расплывалось на инвалидном кресле, глаза уже мало что видели, да и сам он уже был именно что ?мало что?... не особо похож на человека. Присутствующие повставали в вежливом жесте. Аппарат вяло запищал, предположительно, это означало ?садитесь?, так это было расценено всеми, а если так решили все, то согласно обществу, так оно и было.Стоило им занять свои места, как слуга, что сопровождал его, достал какую-то бумагу.?Завещание...? — Кире скучно, Киру таким не удивить, он подпирает голову ладонью, рассматривая старика: жалкое зрелище, тот вот-вот рассыплется, превратившись в груду песка... лета не щадят никого.— Всё остальное имущество, в том числе... — он ведь не собирается перечислять всё? — ...достанется господину Кире.Молчание. По ощущениям больше похожее на протяжный вой. Все взгляды устремлены на юного Ками, но тот и глазом не поведёт. Ему плевать.Вроде как.Он молча встаёт и покидает осточертелый зал, а вместе с ним и общество столь любимых родственничков, не сделав ни единого лишнего движения.Понеслись обсуждения, загудел улей: их захлестывают эмоции. Рюук гогочет, откинувшись на спинку стула: его гончая выиграла забег, улёгшись на старте — для того, что бы заслужить благосклонность общества нужно было всего лишь навсего плюнуть ему в лицо.Само его существование было вызовом, птица не желавшая летать.***Всё что слышит Кира, идя долгими коридорами — собственные шаги и тишина... она — его единственный собеседник уже который год, он уже и не помнит чтобы когда-то было иначе. В конце концов понять его мог только он.Он доходит до своего кабинета. Заходя, он не включает свет: насмотрелся уже за сегодня на вещи, того гляди вырвет от избытка однообразия.Так тошно.Он опускается на диван, занимает горизонтальное положение, умащивает голову на подлокотник.Тошно. Мозгу тошно, его выворачивает. Это не та тошнота, что идёт из желудка, эта берёт своё начало в голове: в голову уже не лезет информация, голова наелась, насытилась по самое ?не хочу? — её мутит.Он закрывает глаза, глубоко дышит: ему дурно. Состояние больно похожее на приступ.Черт, от этого просто невыносимо.Невыносимо жить в мире, в котором тебя ничто не удивляет, в котором все сценарии возможного развития событий проносятся в голове, а те что не пронеслись ещё — лежат где-то в подсознании. В мире, где вещие сны — не сказка, а результат тщательного анализа. В мире, где эффект бабочки лишён таинства.В мире, где смерть — всего лишь феномен.Это претит.Вдох. Выдох. И вновь вдох. Дыхание выравнивается. Система перезагружается. Сейчас станет легче, сейчас всё пройдёт. Время пусть и не лечит, но стоны твои оно заглушить сможет.Скрип: пол прогнулся под чьим-то весом.?Блять?. — Хочется браниться долго и искусно, хочется сорвать голос в протяжном крике.Невыносимо.Он сыт по горло людьми, по крайней мере на сегодня. Какого мазохиста к нему привела судьба?Рука касается выключателя — комнату озаряет свет.Желание броситься и растерзать на части лишь сильнее.Кто бы ты ни был, ты такая мразь.Кира жмурится, всё так же вальяжно возлегая на диване, повиснув на его подлокотнике. Он старается не думать — сейчас всё пройдёт, ну или хотя бы осядет.Пришелец хлопает в ладоши, медленно, четко, громко, каждый раз будто бы подрывая питарду. Это так раздражает, хочется по голове похлопать. Лопатой. Насмерть. За нарушение комендантского часа и личного пространства.— Так им ещё нос не утирал никто, я поражён.Тишина.— У тебя всё? — Без каких-либо эмоций, не заинтересовано, обыденно. Сдержанно.— Хочу свою долю.— А не многого ли ты хочешь? — Всё так же беззлобно, юноша просто вопрошает.— Не-а, — Рюук стоял опершись на дверь, по деловитому сложив руки на груди, — я знаю то, что может тебя уничтожить.?Не убедительно?. — Кира морщится, жмурится, будто бы ему нос щекочет солнце — в коим то веке он выглядит мило, как ребёнок; но не выдаёт никакой реакции на попытку шантажа.Слышно тиканье часов, он расслабляется. Зря, конечно, ведь враг не дремлет: он затягивает петлю на твоей шее, заносит нож над твоею головою. Рюук сокращает расстояние, достаточно тихо чтобы Кира его не заметил... во всяком случае сейчас. Резко подаётся вперёд и хватает Киру за волосы.— Я — твой отец, Кира, — Скалится. Вероятно, для пущего эффекта... — я тебя породил, я тебя и убью, — а Кира... Кира смеётся, не так с Рюука, как с своего состояния: он на пределе, он стоит на этой гребенной черте вновь, он на грани: ещё немного и он будет бросаться на раздражители, подобно блядскому животному, ещё немного и здравый смысл скажет ?всем спасибо, до свидания: дальше без меня?. Ещё немного и он, забыв о существовании какой бы то ни было морали, вцепится в чужую глотку.Ещё немного до падения.Этот мир безумен от рождения.— Поправочка, папочка: во-первых, как мы уже выяснили, не ты, — наиграно возражает, делая особый акцент на обращении: ему смешно, — а во-вторых... — он выдерживает паузу, благо она здесь к месту; одними губами шепчет: — ты не посмеешь. — Слишком интимно, слишком близко, слишком по-змеиному. Он шипит, его глаза блестят: он в себе более чем уверен.?Не сегодня и не в этих стенах?.Рюук чертыхается, а после, залившись хохотом, с любопытством взирает на сына: на того лице вновь то мертвецкое выражение покоя. Мужчина разжимает руку, Кира, поняв, что опасность миновала, вновь укладывается и сомкнув глаза продолжает борьбу с своим организмом.— Черти бы тебя побрали, Кира, да, видимо, они с тобою заодно. — Он слышит удаляющиеся шаги — он чувствует облегчение: мир его всё так же душит своими грубыми грязными ручищами, но сейчас он наконец-то может на пару мгновений дать слабину — отдаться, познать асфиксию, он может умереть, чтобы потом вновь ожить. Он может рассыпаться грудой пепла, что разнесёт по земле ветер.Он может забыться.Он не шевелится, он почти не дышит, он замирает. Для него время останавливается. Дремота окутывает его легкой серой дымкой — и он погружается в сон.— Какого это быть Богом в мире, кишащем людьми? Какого это жить миром, что жаждет твоего распятия?— Какого это быть Богом, Кира?Он стоял посреди безлюдного поля, грозовое небо над головой. Штормовой ветер в лицо — он не сдвинется с места, не моргнёт и глазом.?Сон??Звучит выстрел, слышен топот. На него несутся всадники на чёрных конях. Они его не видят. Он идёт им навстречу, они скользят мимо, он ожидает увидеть что угодно: кровь и трупы, сожжёное селение, чуму, но за их спинами нет ничего: всё та же земля, без единой выемки от копыт. Он щурится: он не любит алогичность, в своей голове особенно. Он оборачивается, чтобы ещё раз взглянуть на тех людей, но их след простыл.?Допустим?.Он ступает осторожно, излишне восприимчив к изменениям в окружении. На горизонте виднеется дорога, выложенная из камня, он останавливается перед ней, оглядывается по сторонам: пусто и сыро. Он на распутье, у него десятки тысяч вариантов, а казалось бы дорога-то одна. Он сознательно отказывается от всех иных, он идёт по тропе: интерес — дело такое — кругом грязь да слякоть. Здесь прохладно. Луна восходит занимает своё место небосклоне, озаряя собою окрестность, свет ее отражается от водной глади озера. Кира глядит в воду: странное дело... поверхность мерцает, а дно темнее смоли, в сравнении с ним даже грязь отливает серебром. Тени сгущаются, обступая его со всех сторон....и по логике вещей ему должно быть тревожно, но там — внутри — тишина: хоть ты бомбы взрывай — ничто не шелохнётся. Подсознание не удивлено: ?Ну, тени и тени, что с них взять...? — и то не диво: он не из суеверных. Прагматик до мозга костей, чего вы от него хотели? Он отступает назад, плевать, что у теней появились глаза, плевать, что они скалятся, шипят — и они замолкают. Кругом темно — смена декораций. Он в какой-то избе, свеча вяло освещает помещение, дитя спит в колыбели. Он проходит мимо, направляясь к двери, но оно хватает его за одежду: ребёнок хочет чтобы тот остался с ним. Кира оборачивается: о, это так несвойственно ему — и в один момент всё исчезает: есть только он и белое пространство. Оно слепит.?Странно?.Ходит из стороны в сторону, пока не натыкается на что-то твёрдое. Медленно и плавно ведёт рукой по незримой стене — и ничего.?Надоело?.Он идёт по воздуху: ощущение как на коньках — так же скользко, порою зябко, хочется вздрогнуть. Свет меркнет — он у себя в кабинете, наблюдает за собой же: он перебирает бумаги, сидя за столом. Он подходит ближе: договор о купле-продаже имущества, в них виднеется имя.Ягами Лайт.Он заглядывает в глаза юноши: сейчас он не уверен в том, кто перед ним... впервые за долгие годы.— Тебе пора. — Шатен отрывается от чтения документов, смотрит в упор, улыбается уголками губ. Так радушно, что у Киры даже не появляется желание удавить того, как это часто бывает — ?совет себе свой сам посоветуй?. Они молчат.Черт побери, это... неловко? Какая нелепица.Он просыпается ближе к полуночи, по собственной воле, сам вырывает он себя из царства Морфея — тело немного ломит — это поза услужила; внутри мороз и пустота — чувство будто бы внутренние органы кто-то взял да вынул — и не такое бывает, когда пересекаешь черту. За окном полная луна красит мир в холодные тона, как будто в нём ещё недостаточно льда.***Прошло больше двух недель с момента происшествия. Жизнь вновь шла своим чередом. Школа — дом — уроки — сон. Ягами Лайт ничего толком о случившемся родственникам так и не рассказал: сослался на то, якобы не помнит, да и желанием вспоминать не горит; отец хоть и пытался выудить из сына информацию, прибегая к самым разным методам ментального давления, но был своевременно остановлен женским составом их сборной по футболу нервов семейства, который в свою очередь настаивал на посещении юношей врача и психолога, в профилактических целях, конечно; но и от этого юноша умело увернулся. Лайт не хотел обсуждать случившееся, ни с кем: он был в смятении, всё внутри смешалось, спуталось в массивный ком, а распутать его никак не удавалось: слишком много всего за раз. Отцу поручили расследовать загадочное убийство в офисе Ёцубы — от участия в этом Лайт тоже отказался, чего нельзя было сказать о его привычке доставать всю необходимую информацию самостоятельно, суя свой опрятный носик не в своё дело... хотя, почему же не своё? Отец предлагал поучаствовать? Предлагал, значит, хоть Лайт и отказался, но право имеет; а дело то было действительно занятное: ни у одной жертвы не нашли признаков насильственной смерти, просто сердца в один момент взяли и остановились, тест на наркотики и следы препаратов в крови тоже не дал результатов.— Интересно, что Кира на этот раз намешал...О том, кто убийца, Ягами уже знал: так уж получилось — чего нельзя было сказать о мотивах совершённого преступления: устранение конкурентов? Тот человек не был похож на того, кому легко стать поперёк дороги, а СЕО Ёцубы не показался ему достаточно амбициозным для подобного шага... но если взять за мотив личную неприязнь.Ягами морщится, а после делает очередной глоток мятного чая: он изрядно подсел на него в свете последних событий. Нервишки то и дело поплясывали то налево, то направо, иногда даже сказки рассказывали о том, как несправедлив этот мир... но не будем об этом.У него к ним тоже личная неприязнь.Если подумать то этот Кёске был невменяемый... черт, да у них в Ёцубе все такие были, чего один вид тюремщика стоил: его бы в психушку. Где гарантии, что они по пути к тысячи долларов за бумажку не замучили пару-тройку десятков сотрудников других корпораций? Да и вспоминая Кёске Ягами не уверен не было ли за тем замятых дел о изнасиловании, рукоприкладстве и убийстве: в конце концов в этом мире всё решают деньги — так уж сложилось.?Ягами, ты оправдываешь убийцу?. — Он громко вздыхает, трёт переносицу и, переключив вкладку на окно браузера, листает новостную ленту, не особо-то и вчитываясь в её содержание.— ...Быстро осмотрел и сказал транспортировать сюда.У этого человека должно быть было противоядие — ведь это яд, ну или по меньшей мере вещество с достаточно интересными — летальными — свойствами. — Ягами не сомневался.?Он — гений?.Парню ещё и очень повезло: вероятно, доза, которой он был одарён, не была смертельной, ну или над ним смиловались...От этого человека несло могильным холодом.?Да ну нет...? — верится с натяжкой.Звучит выстрел. Птицы взмывают ввысь. Сердце бьется в агонии, но он уже его не слышит. Перед глазами проносится его смерть: мозг рисует картины умерщвления: то, как падает замертво, как кровь окрашивает зелень в алый, но у неё не особо получается — получается грязь. Безвкусица: из человека получается грязь, грязь под ногами других людей, что ещё живы. Смерть — нелепый художник.Минута, две. Юноша открывает глаза: он ещё жив. Пистолет отведен в сторону, в дереве дыра от пули, та застряла не дойдя и до середины.— Беги и не оборачивайся. — Его несостоявшийся убийца поворачивается к нему спиной и удаляется: он так уверен в себе.?Дважды...?На днях он убедился в том, что брат имел место быть: об этом свидетельствовала реакция матери на его незамысловатую уловку. Да, легче изощриться в манипуляции нежели спросить прямо: вопрос щепетилен.Он откидывается на спинку стула и сложив руки на груди утыкается взглядом в экран монитора.Он хочет его видеть, он хочет с ним поговорить, он хочет узнать ответ на вопрос ?Почему??. Да черт побери! Он хочет узнать что в этом мире он такой не один!***— Кто этот молодой человек? — Кира обращался к Рюуку; впервые за долгие годы жизни он был вынужден предпочесть одиночеству компанию отца: проклятые светские вечера. Он ненавидит их, он ненавидит лесть, ненавидит пустословие: от неискренность его пробирает током. Он чувствует ложь каждым сантиметром своего бренного тела.— Понятия не имею. — Надпивая своё шампанское, фырчал брюнет, не особо заинтересованный черноволосым молодняком, что сумел привлечь внимание сына: его куда более интересовала компания юных девиц, что расположилась неподалёку.— Хорошо, спрошу по-другому: кто привёл сюда крыс? — Поворачиваясь спиной к объекту обсуждения, делая вид, что очень занят выбором закуси, продолжал Кира, выделяя каждое слово в вопросе и делая особое ударение на наименовании, давая понять важность этой проблемы.— Кира-Кира, как же ты не любишь средний класс. — Издёвка, звучащая, как нравоучение. — Радушнее нужно быть к людям. — Покачивал головой брюнет, подавляя зевок.— К людям, но не крысам, Рюук. — Безэмоционально настаивал на своём юноша.— Не знал, что ты такой суеверный.— Это называется настороженный, папочка, настороженный. — Пригубив мартини продолжил своё кривляние шатен, ему доставляло обмениваться колкостями с отцом: — Предусмотрительный, реалистичный, наученный горьким опытом. И просто ахуеный — Молчание. Рюук следит за перемещениями чёрной макушки по залу, Кира же боковым зрением наблюдает за мимикой родителя: лицо того решило застыть.— Он мне тоже не нравится. — Спустя минуты две заключает брюнет, его зрачки едва сузились, отчего взгляд, да и сама гримаса казались до ужаса неестественными.— Он лжёт не так, как они. Он не верит в свою ложь: из чего следует, что он принципиальный кретин. — Пригубив напиток, шатен всё продолжает свои умозаключения: — Он прибыл сюда не ради светского вечера, а ещё его осанка искусственная: она доставляет ему дискомфорт, он не привык к такому положению тела, но его искусно натаскали, учитывая тот факт, как онные твари к нему тянутся.— Надо же, детектор лжи заговорил. — Шатен фырчит в ответ на колкость:— Ещё хоть слово в этом духе и я не пожалею мартини чтобы промыть твою головушку, papá. — Молчание. Кира прикрывает глаза каждый раз, когда губы соприкасаются с бокалом, ненавязчиво приглядывая за незнакомцем.— Как думаешь, он знает, что мы за ним наблюдаем?— Да. — Он отставлять свой бокал: ему хватит на сегодня спиртного. — И он очень хочет познакомиться.— С тобой? — Рюук вопросительно вздёрнул бровь.— С тобой... ?Меня здесь уже не будет?. — Кира глядит в окно, он даже не скрывает то, что обеспокоен происходящим: он излишне задумчив.— Чего?! — Вскрикивает Рюук в возмущении.— Не кричи. — Почти шепчет шатен, не отвлекаясь от своего ?увлекательного? занятия.— Я не из ваших. — Понижает тон брюнет.— Не из моих точно... — Кира окидывает взглядом Рюука и с усмешкой добавляет: — ещё и не в моём вкусе, а вот про его... — Он видит, видит то, как напряглась фигура: сейчас будет ход — ему пора. Крестный поход его не застанет. — Ой, не знаю. — Самодовольная улыбка застыла на лице юноши: игра началась — а сам он без каких-либо предупреждений теряется в толпе, растворяется, как соль.— Кира! — Окрикивает его отец, но шатен игнорирует: он направляется на верхние этажи, он хочет побыть наблюдателем. Он хочет побыть один.Лохматый незнакомец уже приближался к месту, где только что стоял Кира мило беседуя с отцом — тот снова оказался прав. Брюнет осмотрелся по сторонам.?А теперь дилемма: обратится ли он к ?королеве матери??? — Кира занял удобную позицию: он прямо над ними, как не задери голову они его не увидят, а вот он всё видит сквозь зеркала. Он зрит сквозь толпу.— Простите, а где юноша, с которым Вы всё это время беседовали? — Кира не может разглядеть слова, но он знает: этот человек интересуется им.Рюук смотрит на подступившего к нему сквозь шипящий напиток: он принимает решение для себя, он размышляет, оценивает ситуацию.?Ну что же, папочка?..? — на губах Киры всё та же игривая улыбка.Он играет, да... Он — актёр этого театра абсурда.Рюук так и не изменился в лице за последние минуты, нет, не потому что он лишён каких бы то ни было эмоций и впечатлений от происходящего: он не верит подступившему к нему мальчишке. Да, мальчишке. Ему не нравится пустота в того глазах: он видит в них непростительную для всех Камигами вещь — нет, не ложь. Не ложь. Ему не нравится то, что юнец не преклоняет колено и вообще ведёт себя как-то чересчур фривольно... с Кирой то всё понятно — его порода: такая же бессердечная тварь, с уймой неугомонных амбиций, способная пробить своей упрямой головешкой стену из железобетона, но при этом не стесняющаяся извернуться в самой извращённой позе ради достижения желаемого, черт, даже его на такое падение не хватает, но этот... он ему противен. Быть может в нём взыграли родительские чувства, впервые за двадцать лет, быть может это был привитый ему с детства аристократизм, но ?свои твари лучше чужих ангелов? — кричит сознание, заставляя отказаться от радости лицезреть возмущенное лицо Киры.Он опускает бокал.На расширители отступив от края и охватив рукой перила, с глазами старого скептика, стояла вышеупомянутая тварь. Ей интересно лицезреть происходящее, она любит глядеть на то, как в смятении мечутся души, особенно, если раннее эти души вопили об обратном. Он зрит в зеркала, но они не отражают сути: они не отражают дрожи — лучшего в любой манипуляции. В чём смысл играть с чужой душой, если не чувствуешь то, как треплется она в руках? Такая хрупкая. Это расстраивает. Немного. Самую малость.Рюук фыркает, как бы говоря о том, что поддерживать беседу он не намерен и вообще ?что ты от меня хочешь, щенок??, но всё же выдавливает из себя сочащуюся ядом фразу:— Как видишь: его здесь уже нет... — а после задумчиво добавляет: — занимательный мальчишка, конечно. — Кира знает, что незнакомца не устроил ответ отца: тот напрягся — он это видит, ощущает, как стали натянуты того нервы: тот впивается пальцами в свои же ладони. Ему это нравится. Это будоражит. Он чувствует привкус крови на губах: перед ним очередное загнанное в угол животное, ещё один объект изучения, который он изрядно измучает, чью душу распотрошит, тот, кого он сломает и по итогу выкинет, как надоевшую игрушку. Перед ним то, что позволит убить столь надоедливое время.— А куда он мог направиться не знаете? — Рюук пожимает плечами, взгляд его принимает сочувственное выражение: бедный глупенький человечишка. Он? Он знает: он с ним почти двадцать лет прожил — тебе-то какое дело? Не ясно сказали, что разговора не будет? Незнакомец недоволен сложившейся ситуацией: здесь за настоять на своём вполне могут перегрызть глотку, причём не моргнув и глазом — поклонившись он удаляется из поля зрения Рюука, Рюука, но не Киры. Шатен стоит оперевшись на перила и подперев голову рукой, наблюдает за незваным гостем: он расстроен, ожидания вещь не оправдала. Он смиренно прикрывает глаза.?Шоу фриков?.Рюук неторопливо поднимается к сыну, лениво ступая по мраморным ступеням, и пройдя по расширителю занимает место рядом. Кира не глядя протягивает ему сложённый в двое кусок бумаги — чек на круглую сумму.— Надеюсь, ты понимаешь, что мои услуги ты не можешь купить за деньги. — Высокомерно, очень. Рюук тянет руку к листку, но Кира отдергивает его:— Что ж, вот и славно: тогда это тебе не нужно. — Он не смотрит на отца, всё так же погружён в наблюдение за игрушкой. И кто же здесь высокомерен, отец? Кто здесь мера?— Не неси чепухи, когда это масло было лишним на бутербродах с икрой. — Выхватывая бумажку, причитает Рюук, рука юноши замирает в том положении на некоторое время. Смешок срывается с губ: это забавно — но минутная радость быстро проходит: он оживает, чтобы вновь замереть. Стоит свесив руки, погружённый в свои мысли.— Он странный. — Задумчиво тянет брюнет, глядя сверху вниз на незнакомца.— Не местный.— А ещё хам. — Добавляет Рюук, чуть ли не вскрикивая последнее слово, на манеру обиженной барышни.— Недостаточный прогиб? — Смешок.— Да.— Значит принципиальный баран, у нас такие не живут. — Выплевывает на одном дыхании.— Ну да, ты же у нас исключение: баран — священное животное семьи. — Рюук сощурившись глядит на Киру, что так и не изменил своей позе, лишь губы растянуты в усмешке и вновь шепчут проклятые слова, полные иронии и яда:— Надо же, впервые слышу, что я не беспринципная тварь.— Временами с тобой случается. — Сказанное вынуждает юношу посмотреть на отца: слишком несвойственный тон. Слишком...Искренне.Юный Ками задерживает взгляд на Рюуке, некоторое время изучая его лицо: показалось или нет? Но тот действительно не шутит, голос звучит более чем убедительно: — В тебе принципов больше, чем во всех здесь присутствующих вместе взятых. — Кира не уверен, что это то, что он хотел услышать и уж точно знает, что это не то, во что он хотел бы верить.Они молчат. И пускай там, внизу, играет музыка и щебечут люди: здесь тишина и в этой тишине нет ни единого людского слова.***— Ребята! У нас в классе новенький. — Радостно осведомляла учительница английского; рядом с ней стоял темноволосый юноша, школьная форма была ему явно велика. — Рюга, можешь занять любое свободное место.?Странный какой?. — Ягами проводил сутулого мальчишку взглядом: тот занял место за соседней партой.?Бр?. — От воспоминаний всё так же пробирало дрожью. Тело помнит. Этот парень... он похож на его тюремщика: тот тоже был худощавый, сутулый и с мешками под глазами.?Рюга Хидэки... родители назвали его в честь певца? Если подумать, о нём тогда мало кто знал... —Ягами ощущал на себе прожигающий взгляд и ладно, если бы это была какая-нибудь одноклассница: Рюга сидел, согнувшись пополам и с пальцем во рту, рассматривая лучшего школьника Японии. — Странный какой?.Учительница будто бы и не замечает ничего, продолжая начитывать материал урока.?Ребёнок-даун? Но что он делает у нас в школе...? — так он думал тогда: до первой контрольной, когда он начал заподазривать неладное, осознание того, что ему немного сели на хвост, пришло уже позже, ровно как и желание поджечь собственный хвост, который ещё и при деньгах оказался, чем быстро заслужил и внимание, и хорошее отношение чуть ли не всего класса, если не школы.?Спокойно, Ягами, ты всё ещё лучший?. — Успокаивал он себя, сидя за партой, и работало же! До поры до времени: Рюга обеспокоенный отстранённостью шатена решил наладить контакты, подкравшись к тому на перемене:— Лайт-кун, мне очень совестно, что я отбираю чужую славу. — Лайт лишь вопросительно вздёрнул бровь. — Если я могу что-то для тебя сделать — ты только скажи.?Сдохни?. — Удивительно, как только у Ягами глаз не задёргался: как у этого наглости хватило то... так и хочется дать по морде; но Ягами сдержался: он бы не был лучшим учеником, если бы не умел во время натянуть невинное выражение на своё личико и прикинуться дурачком:— Рюга, я правда не совсем понял о чём ты, но ты меня ничем не обременяешь, не беспокойся. — Ещё немного и он светиться начнёт своею доброжелательностью.— Хорошо. — Рюга криво улыбнулся в ответ, хотя ?крипово? лучше характеризует эту улыбку. — Тогда Лайт-кун не откажется прогуляться со мной после школы?— Да, конечно. — Сказал быстрее, чем подумал: учтивость сработала сама, на автомате.?Блять. — Хочется биться головой об парту. — Молодец, Ягами!??За что?!? — Вопрошал он себя, спускаясь на школьный двор, где его уже ожидали: как бы он этого не хотел, но ?слово дал — держи?. В следующий раз будешь лучше контролировать свой поганый рот...— Пойдём?— М? Да.В целом, прогулка вышла очень даже ничего: Рюга оказался вполне сносным собеседником, если забыть о вечном желании Ягами ему врезать. Чем-нибудь тяжёлыми, чтобы не зазнавался. Нет, ну или хотя бы в рожу кулаком... а так очень даже ничего... если забыть про отсутствие такта у Рюги. Полнейшее отсутствие такта. А ещё эти странные привычки. Да, в целом, ничего так... но бесит.***Кира ехал домой после тяжелого трудового дня: он давал понять правительству, что кем бы они себя не мнили, они не представляют для него ни малейшей ценности, ровно как и авторитета — будут зубами землю пахать. Он — не всепрощающий старик Ками, что слепо верил в людей. Он — жестокий Бог... и он лишён веры. С ним нельзя договориться: ему можно только подчиниться.Его слово — закон.Система — это он.Так изматывающе и... скучно: раз за разом под твоими ногами хрустит чей-то хребет, тобою растоптана чья-то жизнь, что так наивно верила, что она вправе занимать позицию выше в иерархии. Даже немного жаль. Гибнут от собственной тупости и упрямства. О, это ужасно, но самодовольная улыбка играет на губах: так по-животному, так по-людски.Расположившись на заднем сидении автомобиля, Кира находился в лёгкой дремоте: вроде и не сон, но окружение мозгом целенаправленно игнорируется. В голове слова сменяются словами: варианты рассматриваются и откидываются — так выглядит блядский вечный анализ — уродский цикличный процесс: ты можешь быть под наркотой, влиянием спиртного, ты можешь быть на грани, но сознание будет вопить о том, что оно в общем-то ещё с тобой, а значит не закончена игра, значит ещё властвуешь ты — значит, что пора разбить в кровь свои костяшки, на последнем издыхании, забывая о боли, гордости и чести, цепляться за своё — всё: любой ничтожный шанс.?Люди такие меркантильные...? — хорошее заключение в конце рабочего дня: ещё немного и можно было бы объявлять запой, но нет: господин Камигами слишком горд для зависимости.Глядит в окно — на лице тоска: он сыт по горло этой гнилью с запахом тухлой рыбы, нет, он не внюхался, он всё так же чувствует это — это тошнотворно: картины серого человеческого муравейника.Он видит уже хорошо знакомого юношу в компании того самого незнакомца. Зрачки непроизвольно расширяются. Удивлён ли он? Быть может. Происходящее отрезвляет, вырывает из объятий небес, заставляя с грохотом ударяться о землю.— Останови машину. — Приказ... но этот убийственный тон можно было и не применять: Миками бы и так не ослушался.Он идёт следом, регулярно теряясь в тенях ночного города, тех, что не развеял свет фонарей: ему не нравится, что этот тип ошивается возле Ягами и он не уверен, кого из этих двоих он хочет удавить первым: брата или подозрительную особь.Они прощаются квартала за три до дома Ягами. Черноволосый паренёк заворачивает за ближайший угол, уходя из поля зрения шатена... двух шатенов.?Первая проехавшая здесь машина будет его?. — Минута, две, Ягами уже скрывается из виду: плевать, он знает, где тот живёт.Три, четыре: он просчитался? Быть не может.Пять.Ничего.Кира недоволен. Он разворачивается и бредёт обратно, даже не подозревая, что машина ускользнула у него из-под носа. Сделав огромный круг, он таки оказывается на пороге дома... своего?Он нажимает кнопку звонка, он уже всё продумал: в любой неловкой ситуации включай дурачка — он вышел погулять. Двери открыла мать, хоть она и была удивлена внезапной прогулке сына, но не смотря на все подозрения, в том числе одежду, которую она не припоминала, она впустила его в дом, не задавая лишних вопросов. Он поднимается вверх по лестнице, там должны быть спальни, открывает первую попавшуюся дверь — и находит Ягами в комнате: тот уже спит, ну или опять играет в спящую красавицу — вновь не столь важно: Кира пришёл поговорить. Он запирает за собою дверь: будет неудобно, если жильцы увидят двух Лайтов, очень неудобно. Проходит вглубь комнаты и ?украв? стул, присаживает возле спящего мальчишки.— Лайт. — Мягко, даже как-то сладко, даже как-то... страшно. Кире. От себя же. Юноша зарывается носом в подушку.— Мам, ну ещё пять минут. — Сегодня Ягами сам того не подозревая опять совершил невозможное: загнал Киру в ступор. На лице так и виднеются слова:?Твою мать, что?!?Браво, Ягами!?Стоп. Темно же ещё?. — Ягами открывает глаза, чтобы встретиться с такими же — карими:?Мама?? — Хочется отпустить себе пощечину за такую нелепость, но он не двигается, он замер, он молчит, хорошо, хоть рот не разинул, а то точно бы муха залетела, хватит и его круглых глаз. Нервно сглатывает, приводя своё лицо в порядок: он не ожидал. Кира вздыхает, наблюдая за реакцией парня: всё же шокирован он не один — а после озвучивает интересующий его вопрос:— Человек, с которым ты шёл, кто он? — Спокойно, расчетливо. Убедительно. Ягами молчит, он не знает, что ответить и должен ли он вообще отвечать. Он хотел видеть брата, он хотел говорить с ним, но сейчас он в растерянности:— Какое это имеет значение? — Зрачки Киры сужаются, вопрос бьет по его самолюбию: действительно, какое ему дело до мальчишки? Никакого. Он фыркает и встаёт уходить.— Не приближайся к нему. — Сказано на пути к дверям.?Молодец, Ягами, хорошо поговорили!? — Нет, сегодня он, определённо, даст себе пощёчину за своевременную подходящую реакцию на события.— Его перевели к нам в прошлом месяце. — Кира замирает в шаге до двери. — Называется Рюгой Хидэки, но...— Не веришь? — В голосе прослушивается еле заметное любопытство. Ягами едва заметно кивает, давая понять, что да, так оно и есть, Кира глядит на него через плечо.?А мне значит веришь??— Да. — Вот и пойми: у дураков мысли сходятся или это заторможенная реакция на вопрос. — Он странный. — Воспоминая всплывают пред глазами. — Очень. — Молчание.— Можно я задам один вопрос? — Кира уже потянулся к замку, когда Лайт прервал тишину.— Задавай. — Пауза: Ягами подбирает слова, вероятно.— Почему ты не убил меня? — С привкусом сомнений: видимо, не один день его мучил этот вопрос.— А должен был?— По логике вещей — да... Причём дважды. — Он замолкает и наблюдает за реакцией собеседника: нужно ли ему пояснять с чего такие выводы??Смышлёный?.— У меня было ужасно хорошее настроение. — Шутливо уходит от вопроса: он не желает отвечать.?На большее можешь не расчитывать?. — Доносится до Ягами — и вновь молчание. Повисшую тишину разрывает скрип дверной ручки.Он ушёл.***Он ищет Бога третий год. Он бредит Богом каждый час, тот в чьё существо не верят люди, тот, кто повинен в бедах их, он на земле?— Эл это знает. Убийца, в чьих руках судьба, он здесь.Он рядом.Он хорош, как зверь занесённый в красную, а то и чёрную книгу, тот кого считают вымершим, а порою и не существовавшим, из него так хочется сделать чучело и пригвоздить его к стене: трофей для победителя туша иного владыки. Каждому в этом мире нужен Бог. Ему нужен его Daemon-like human-God. Эл хочет лично провести распятие, он хочет вершить суд над Высшим Судьёй. Ведь он?— справедливость.Он?— справедливость.Нет, не так…Он властен над Богом.—?Эл, ты уверен, что не гоняешься за плодом своего воображения? —?Шли пятые сутки без сна, старик Ватари, при всей его терпимости уже подумывал о необходимости вмешательства в деятельность его не родного, но всё же сына?— а как иначе? Он же его вырастил.—?Ватари, не будь я в здравом уме, я бы не был здесь. —?Очень сомнительное заявление, Эл. Очень.—?Я его нашёл. —?Молчание.Тишина, хоть и по ощущениям хуже скрежета стекла.На пороге комнаты стоял Бейонд, держа руки за спиной и расплывался в дьявольской улыбке. О, как это часто бывает: хочешь добиться чего-то?— будь готов продать душу дьяволу: тот не глух к людской мольбе, ему не чужда человеческая страсть.Ведь дьявол не Бог: ему не плевать.Эл щурится, машет рукой, тем самым говоря ?продолжай?, но Бейонд игнорирует его: проходит и падает на диван, спиной к двойнику (кто ещё чей двойник). Лоулайт тянется к пачке сигарет, преспокойно лежавшей на столе, возле клавиатуры.Черт, этот так нервирует.Руки достают всё сами: ему так хочется курить.—?Эл, ты главное когда куришь?— выдыхать не забывай. —?Он не оборачивается, он чувствует запах. Молчание. Вновь. Слышно тиканье часов. Отдаётся эхом в голове. Эл выдыхает с едва заметной горечью:—?Кто он? —?Эл, ты же и сам знаешь ответ: он?— Бог. Твой столь желанный оппонент-наркотик. Бейонд продолжает расплываться в улыбке и пусть Эл этого не видит?— плевать. Он молчит?— удерживает интригу. Нет, не так: Лоулайт должен молить его, Лоулайт должен взвыть в истерике?— и тогда, быть может, Бейонд приоткроет ему эту завесу тайны. Хотя бы немного.—?Кто он? —?Повторяет свой вопрос, шипя на кошачий манер, Эл.Это больно.Бейонд заходится смехом. До коликов в животе. Он насмехается над ним.—?Кто он?! —?Боже праведный, где твоё терпение, Эл? Куда подевался твой хвалёный холодный расчёт? Неужели, когда дело доходит до него у тебя теряются границы? Ладно, кого мы обманываем, ты их сознательно преступаешь.Бейонд молчит, улыбкой ему сейчас готов уступить и сам Чешир: у того лишь жалкая арбузная корка. Лоулайт вздыхает и показательно отворачивается к компьютеру. На экране новостная лента, а там… всё как обычно: смерть на экране, она же в эфире. В этом мире опять кого-то убили:?Японский миллиардер Онно Камигами скончался от сердечного приступа?.?Плевать?. —?Говорит самолюбие.?Ни черта!??— Вопит жажда, выступая жилой на лбу.Just give me that fucking name! It will be enough!Он стискивает окурок в зубах. Голову пробирает пульсирующая боль. Он готов удавить Бейонда за каждую секунду этой тишины. За каждую секунду своего поражения. Он забрал у него первенство.Какова только блядь.—?Что ты хочешь? —?Одному лишь Богу известно, сколько стоило Элу выдавить из себя эту фразу. Хотя почему же одному… Бейонд догадывается, но он хочет большего. Эта тварь должна страдать так, как страдал он, за прутьями камеры, задыхаться так, как задыхался он, живя с проклятой удавкой на шее?— ?второй?, в то время как ?первый? уж успел и позабыть о нём. Мразь. Бёздей самодовольно хмыкает. О, да, сейчас он непревзойден. Эл вскипает, хоть и внешне кажется предельно спокойным. Да, верно: он на пределе. Жажда подбирается к тронному залу. Он преклонит колено и будет следовать за ней… уйдёт за ней в пламени свечи сгорая…Боже, храни королеву!Храни ту, что дала право на жизнь.…да вот только неведано когда сгорит.Рождённые гореть тлеть не будут.Эл горит, горит жаждой: ему так хочется впиться клыками в тело. Он так долго ходил кругами, за столь манящим ароматом. Неведомой дичи. О, да, он именно такой. Подобен золотой антилопе, лишь своим следом способный свести с ума охотника.Человек-бог, человек-тварь.Человек.Так и хочется причаститься.К распятию.—?Неужели тебе ни капельки не жаль?—?Нет.Смех… Бейонд. Конец терпению. Руки на шее?— прелюдия к удушению.—?Я не знаю. —?Игривая улыбка на устах. Эл скрипит зубами, кривится в стервозной гримасе.Нет.Ему плевать…Аха-ха-ха.Ему плевать.***Серое небо, раскаты грома. Человек в бордовом пальто бредёт по темному коридору. Ступает по памяти, влачит свою душу. Не человек… тварь, влачащая свою тушу.