nineteen: save tonight (1/1)

Она осталась одна.***Утро совсем раннее, сколько сейчас? Шесть? Семь? Раннее оно потому, что свет все еще борется с тьмой за господство над этим днем. Рокси медленно раскрывает глаза, пытаясь не шевелиться, чтобы не разбудить человека, прижавшегося сзади. Ей всего на пару мгновений кажется, что она вот-вот закричит и станет с ужасом выпутываться из объятий от чувства, что чьи-то руки греют ее пальцы, сжимая их в кулак. Но вместо этого спокойствие мягко ложится на нутро, а чужое умеренное и теплое дыхание обжигает затылок. Девушка пытается аккуратно сбросить с себя крепкую и теплую руку, чтобы изменить положение и повернуться к Дилану лицом. Попытка сделать это так, чтобы его не разбудить, увенчивается крахом. Дилан морщится, жмурится, устало трет пальцами глазницы.— Который час? — спросонья его голос звучит низко и тихо. — Не знаю, но еще рано, — Рокси отворачивается от окна, поворачиваясь лицом к О’Брайену. — Кажется, сегодня будет солнечно. — Аж не верится. А я уже так привык к снегопадам. Думал, весь город завалит полностью, — Дилан приподнимается, садясь вертикально, упирается локтями в собственные согнутые колени, заключая пальцы в замок. Все в теле болит от жесткости сегодняшней "кровати" и крепатуры после такого марафона по снегу, бега с препятствиями, когда на тебя валятся сосульки и за тобой гонится древнее, злобное скандинавское существо. — Блин, — он издает смешок, — меня словно палками побили.Парень оглядывается по сторонам, чувствуя, как тепло камина греет бок. Наконец можно рассмотреть все то, что вчера вечером не удалось рассмотреть при помощи фонарика. Домик и впрямь выглядит охотничьим: на стенке висит голова огромного лося, а на пыльном полу распласталась шкура убитого гризли. Кровати, как и прошлым вечером, здесь не обнаружилось, а значит здесь никто толком не жил, только пребывал на время охоты. В углу стоит шкаф с книгами, часть из которых пришлось сжечь, чтобы поддерживать тепло в камине. Окно в доме напоминает витраж, часть стекла внизу разбита, и сквозь эту небольшую дыру в помещение врывался ветер и залетал снег. Дилан разминает шейные позвонки, поднимаясь на ноги, ночь была не самой лучшей, не так уж и удалось поспать, ведь приходилось каждый час подниматься и подбрасывать в камин колотые дрова. Парень аккуратно трогает на ощупь свою одежду, которая прошлой ночью намокла в реке. Холодная, но сухая. Уже радует. Нет, слегка влажноватая, конечно, но нет особого выбора. — Через дверь мы с тобой вряд ли выйдем, Рокси, — Дилан бросает взгляд на перевернутый платяной шкаф, набитый разными тряпками, старой одеждой и еще кучей ненужного барахла. — Без посторонней помощи мы его не поднимем. — Тогда через окно? Грин снимает с веревки свои джинсы немного дрожащими руками, принимаясь спешно стягивать странные мешковатые штаны, найденные в шкафу, чтобы переодеться. — Видимо, да, — Дилан отвечает сбито и немного тяжко, обувая ботинки и затягивая шнурки потуже. Рокси немного нервно касается собственных запястий, подходя к окну. Выглядывает из него несмело, осторожно, все еще опасаясь, что скандинавское существо стоит по ту сторону реки. Но пусто. Там никого нет. Ее зелено-карие глаза расширяются, губы приоткрываются, подрагивая. — Дилан... Там... Там никого нет. Ни "Холода", ни его детей...О’Брайен поднимает на девушку хмурый и недоуменный взгляд, после чего подходит к окну, принимаясь высматривать местность — только река все так же бежит вниз, а по другую ее сторону пусто. Что-то в этой реке вчера сдержало "Ледяного монстра", не дало ему пройти дальше... Что-то в воде было? Или "Холод" не может ступать там, где у него нет власти? Ведь ему не удалось заморозить ее. Так или иначе, оставаться здесь нельзя. Пока светло, есть силы и никого нет на горизонте, нужно делать ноги. Найти Эллиотта и Эрин и просто делать ноги. — Как думаешь, где "Ледяной монстр"? — слетает с ее уст полушепотом.— Не знаю, — Дилан отвечает недоверчиво и напряженно. — Могу лишь предположить, что у него возникли дела поважней, чем ждать, пока мы выйдем из домика сами, хотя это звучит бредово. Дела поважней. Ну-ну. — Ладно, не будем терять время. Нам нужно найти Эллиотта и Эрин как можно скорей. Роксана Грин молчаливо кивает головой, отходя от окна. О’Брайен берет в руки фонарик, пытаясь его включить. Трясет, бьет об ладонь, но тщетно, в нем батарейки сели.— Мой фонарик сдох, — констатирует факт, запихивая предмет себе в рюкзак вместе с пустым термосом. Извлекает из отделения небольшой контейнер с сэндвичами, передавая его Рокси. — Держи, бери ешь, нам нужны силы. Первая мысль, посетившая голову девушки, — отказаться. "Новая" Рокси всегда мало ела, ведь уже привыкла не чувствовать голод, а если и чувствовать, то не придавать ему значение. А "прошлая" Рокси любила пиццу, грызть снэки за просмотром фильма и вгрызаться в чизбургер. Раз она решила хотя бы попытаться стать прежней, тогда почему бы и не начать есть?— Спасибо, Ди. — Нужно попробовать связаться с Эллиоттом и Эрин, — Дилан коротко утирает нос тыльной стороной ладони. — А если они на связь не выйдут? — Будем пытаться с ними выйти на контакт до тех пор, пока кто-то из них нам не ответит. Рокси понижает голос, опуская глаза вниз. А ведь... А что, если?..— А если... Если они... Ну... — пожимает плечами, шмыгая носом. Дилан подходит к ней аккуратно, мягко накрывая ее ладонь своей. Приопускает голову, чтобы поймать ее взгляд. — Эй, послушай, — практически шепчет. — С ними все в порядке, я уверен. И мы найдем их, — он заставляет Рокси посмотреть на себя и улыбнуться уголками губ. — Мы их найдем, я тебе обещаю. Рокси уже поняла, что свои обещания Дилан держит и если что-то обещает, то делает это. Девушка позволяет себе улыбнуться чуть шире и более искренней, а еще она доедает сэндвич полностью, согласившись плюсом разделить на двоих злаковый батончик. Странно. Странно не чувствовать гнев и ненависть каждую минуту жизни, не ощущать их при вдохе, не чувствовать, как они качаются сердцем вместе с кровью. Рокси подходит к маленькому круглому зеркалу, висящему на стенке над старым и разбитым умывальником. Воды в кране давно уже нет, лишь скрип издается. Девушка вытирает ладонью пыль с зеркала, делая глубокий вдох. В ответ на нее смотрит пара невыспавшихся, но живых зелено-карих глаз. Ее тонкие пальцы касаются светлых коротких кончиков волос, трогая их на ощупь. Почему именно блондинка? Почему не рыжая, не зеленая, не фиолетовая, а именно блондинка? Темные корни волос видны... У нее были такие красивые и длинные волосы...— Готова? — слетает с уст Дилана вопрос. Парень стоит у окна, вылазить через которое будет не так уж удобно. Оно сравнительно небольшое, довольно узкое, а еще вмонтировано прямо в стенку, подоконника нет. Роксана Грин встряхивает плечами, застегивая последнюю кнопку на куртке, и коротко кивает головой. Удар. Дилан выбивает стекло деревянным стулом, пытаясь счистить осколки с краев. Стеклышки падают как в снег, так и на пол лесного охотничьего домика. — Давай, — он опускает стул, отставляя его, после чего помогает Рокси перелезть через окно, подсаживая ее. Ее ноги грузнут в снеге, трамбуют его, и наконец девушка может стоять твердо и уверенно. Она поднимает взгляд на горизонт, жмурясь. Солнце поднимается яркое и теплое, от него, кажется, может начать таять снег. Глаза болят от того, как оно отражается от снега, все слишком белое. Слух цепляет кряхтение и прыжок. И вот Дилан уже стоит рядом с ней, делая глубокий вдох и громкий выдох. Территорию домика они начинают покидать лишь спустя минуту, до этого оба просто стоят и смотрят на заброшенное строение, которое спасло их этой ночью и открыло им друг друга. Этот домик будет помнить многое... Танец под Эда Ширана, обещания и признания. Дилан аккуратно берет Рокси за руку, а Грин спокойно позволяет. Нет, берет он ее не как ребенка, чтобы послушно шла следом. Не так, как если бы где-то здесь, на дороге, было бы препятствие, и нужна была поддержка. Совершенно по-другому. Он берет ее за руку потому, что сам того хочет. Потому, что обещал защищать.Потому что...Потому что рядом с ней он "прежний" Дилан, а она "прежняя" Рокси.— Пойдем? — Пойдем.***Под утро в салоне машины стало опять холодно, тепло собственных тел не позволяло нормально согреться. В голове Эрин промелькнула мысль, что, может быть, им стоило еще раз?.. Да вот только ноющая боль внизу живота откинула эту мысль. — Прости, — Эллиотту даже не нужно слышать ее едва улавливаемые и тихие стоны. — За что? — белье на себя Новак старается натянуть спешно. Холодно, а еще слишком светло, чтобы перед кем-то быть совершенно обнаженной, даже если вчера этот человек и так уже все видел и прикасался так, как никто другой. Девушка краснеет, понимает, что при утреннем свете Эллиотт прекрасно видит ее всю. Каждый участок кожи, каждый до конца не заживший синяк на теле после случая в библиотеке. Боже, как же здесь тесно, даже развернуться нельзя, даже спину выпрямить. Эрин заставляет себя дышать глубоко и размеренно, вздрагивая от холода, пускающего волну мурашек по ее коже, отчего та становится "гусиной". — За боль, — он подпирает рукой голову, рассматривая желтоватый синяк на ребрах Новак. — Тебе бы с любым парнем было бы больно в первый раз, даже с Диланом, так что не подумай, что я... Не нужно быть гением, чтобы понять, что Эрин хотела, чтобы это был Дилан. О’Брайен ей нравится, а вот с Эллиоттом, по сути, она и месяц не знакома. — Эл, хватит, — на ее губах появляется смущенная улыбка, а в голосе не ощущается жалости. — Мы сделали то, что было необходимо нам двоим, хорошо? Со мной все в порядке, правда. Не чувствуй себя в чем-то виноватым, — ее рука накрывает его. По-дружески, ведь они еще вчера пообещали друг другу, что то, что произошло, не имеет значения, это ничего между ними не изменило, ведь Новак по-прежнему влюблена в Дилана, а Шистад и вовсе выглядит асексуальным. — Мне... Мне было приятно, все, что могу сказать. Она начинает краснеть еще сильней. — А... — только не спрашивай. — А тебе понравилось? — У меня с сексом довольно сложные отношения... Но мне понравилось, да. И мы говорим не обо мне, а о тебе, так как у тебя это было впервые...Кончики его ушей начинают гореть. — Мы можем закрыть эту тему, пожалуйста? — С радостью. Эрин кое-как натягивает на себя полосатый свитер и джинсы. Зашнуровывает ботинки, после чего подвязывает в неаккуратный хвост на затылке темные волосы и берет в руки куртку, перелезая на переднее сидение, чтобы выйти из машины. Эллиотт следует ее примеру, протягивая руки в рукава серого свитера с горловиной. Парень нашаривает рукой очки, надевая их на переносицу.— Я выйду на улицу, посмотрю, где мы примерно. И рацию с собой возьму, вдруг связаться с Рокси и Диланом выйдет... Лавина утихла, бури никакой нет. За окном машины лес освещает яркое солнце, аж глаза режет от такого белого света. Щелчок двери, клацанье. Эрин накидывает на спину куртку, выходя из машины, и в легкие тут же попадает морозный воздух при вдохе. Новак оглядывается по сторонам, смотрит себе за спину, а затем на дорогу впереди, примерно понимая, где они сейчас находятся. Это все еще главная дорога, далеко в лес их не унесло, благо. И хорошо, что бампер вписался в плотный снежный сугроб, а не в дерево. Есть хотя бы шанс, что машина Дилана повреждена не сильно, и ей хватит сил завестись, как ребята расчистят снег. Мороз щиплет кожу щек, костяшки мерзнут, но вместе с тем в спину бьет тепло, даже кажется, что слишком жарко. Девушка отходит от машины шагов на двадцать, дрожащими руками перехватывая рацию и поднося ее к губам: — Есть кто на связи? Это "Рысь". Дилан, Рокси, ответьте... Прием.В ответ Эрин слышит лишь сбивчивое шипение, а еще, кажется, на связь пробиваются посторонние звуки, какие-то неразличимые фрагменты. Новак хмурится, повторяя попытку выйти на связь: — "Рысь" вызывает "Лань". "Орел", "Лань" от... "Эр..." — пробивается сквозь помехи. Ч-что? Это... Это его голос! Голос Дилана! "Эрин!" — Э... Эллиотт!? — Эрин кажется, что она проходит по всем кругам ада, пока добирается снова до машины, ведь снег на земле никто не расчищает, а он скользкий и массивный, легко упасть можно. А при беге — здесь прямо целое испытание. — Эл!— Что случилось? Из машины он выходит взволновано, напряженно и резко. — Дилан! Он только что выходил на связь! Я... Я слышала его, клянусь! Шистад забирает рацию из холодных рук Эрин, тут же зажимая боковую кнопку пальцами, чтобы его слова были слышны по ту сторону, человеку, находящемуся хрен-знает-как-далеко от них с Эрин: — "Орел", ты меня слышишь? Это "Лис"! Прием!"Эл... — связь все равно плохая, но становится все лучше, потому что блондин крутит колесико для большей четкости и вытягивает антенну. Внутри него аж тепло разлилось, ведь голос принадлежит Рокси. Живая. Они оба живы. Дилан помог ей пережить эту ночь. Это... Это главное. — Где вы?" — Где мы? — Шистад тут же спрашивает у Эрин. — Э-эм, — нервно тянет девушка. — Кажется, на трассе, ведущей в Эдмонтон...— Мы застряли в сугробе по дороге на Эдмонтон. А где вы? Прием."Мы пытаемся найти дорогу. В каком направлении находится Эдмонтон по отношению к Атабаске? Прием".— Эдмонтон находится на юге! — отвечает ему Эрин. "На юге? А при въезде в Атабаску с юга, там, разве нет заброшенной радио вышки? Прием", — на связь снова выходит Рокси. Эрин интенсивно оглядывается, замечая за холмом верхушку антенны. Бьет Эллиотта в плечо, заставляя обратить внимание на место, куда указывает Новак. За покрытым толстым слоем снега холмом, если ехать дальше по дороге, находится старая радиовышка. — Да, мы находимся от нее примерно в километре. Но мы не можем бросить просто так машину, нужно разгрести сугроб, в котором она застряла. "В багажнике должно быть что-то, гляньте, — Дилан забирает рацию из рук Рокси. — Мы будем у вышки ориентировочно через час, я знаю, где это. Там и встретимся. Прием". — Дилан, докладывайте о своем передвижении каждые десять минут, а мы постараемся разгрести сугроб, чтобы проехать. Прием. "Понял. Конец связи". Камень не только с души упал, но и с плеч, перестал чувствоваться в желудке, прекратил тяготить душу. Через час. Они встретятся через час. Всего один час... Всего лишь. — Та-а-ак, — голос Эллиотта хрипит, когда он вешает рацию на петельку на штанах и принимается открывать багажник машины. — Пока они в пути, мы постараемся максимально расчистить все, что сможем, — достает какое-то ведро, которым можно грести снег. — Держи, — шипя от неудобного наклона, парень передает ей инструмент. Эрин снимает с себя куртку, понимая, что в ней работать будет жарко и неудобно, потому Новак кладет ее на заднее сидение в салон, и лишь крепче затягивает волосы, собранные в хвост. — Как думаешь, где они были всю ночь? — слетает с ее уст, и девушка старательно зачерпывает снег ведром, отбрасывая мокрую и твердоватую массу в сторону. Снег тяжелый и липкий, из него хорошо лепить всякое. Эллиотт же орудует чем-то схожим с лопатой, так же снимая с себя куртку, ощутив испарину. — Не знаю. От физического труда кровь быстро циркулирует по телу, не позволяя испытывать холод. Жарко. Еще и солнце припекает. Кажется, все начнет таять, но мороз не позволит этому произойти. Ну, разве что только если совсем чуть-чуть. — Жарко, не так ли? — он тяжко дышит, делая несколько секундный перерыв, чтобы перевести дух. Упирается локтем в ручку лопаты, поднимая голову к синему небу. Яркий солнечный свет заставляет его нахмуриться. — Жаль, что здесь нет фонарей, вчера вечером так можно было бы и согреться. — Ну уж нет, тепло твоего тела мне п... — девушка издает смешок, запинаясь и прикладывая усилия, чтобы набрать как можно больше снега в ведро. — Понравилось б-больше! — Эрин Новак убирает за ухо выбившуюся темную прядь, а ее слова вызывают в Эллиотте смех. — Мне твоего тоже. — Еще бы! Я же горячая, красивая и вообще богиня, — Эрин не знает, почему так, но сейчас ей хочется смеяться. Тогда, когда они разговаривают, кажется, что время идет быстрей, да и очистка снега кажется не таким уж и трудным занятием. Главное просто не молчать. Или один час покажется нескончаемым столетием.— Ого! — Шистад поднимает на нее взгляд своих серебристо-голубых глаз, в улыбке облизывая сухие губы кончиком языка. — Ну и самомнение! ""Лис", ты меня слышишь? Это "Орел". Прием", — услышав голос О’Брайена, Шистад бросает лопату на снег, отцепляя рацию от штанины и зажимая боковую кнопку для того, чтобы быть услышанным. — Я тебя слышу. Прием. "У нас все чисто". — У нас тоже. Вчера мы видели массовую миграцию детей, они, как орда зомбарей, шли вдоль дороги мимо твоей машины. "Полагаю, они шли к нам". Что? — В-вы... Вы нашли, то, что искали? Вы нашли "Его". "Это "Он" нашел нас. Но все потом, при встрече. Нужно беречь заряд рации". Эрин обменивается с Элом обеспокоенными взглядами. Чтобы не терять время, ребята возвращаются к выкапыванию машины из сугроба. Когда половина снега была убрана, Шистад садится за руль, пытаясь завести машину. С т р у д о м. Завел, но вывернуть и развернуться на трассу не выйдет, нужно еще раскапывать.— Работает! — ликуя, молвит он. — Но нужно еще! Нам так не выехать, — он высовывает голову из окна, чтобы его слова были слышны Эрин. — Я уже не могу, у меня все болит! Можно я просто здесь сдохну? — раздраженно и устало выдавливает она из себя. — Никаких "сдохну", Новак! Ведро в руки и вперед, мы почти у цели! — блондин выходит из салона, подбирая с земли лопату. — Ладно, ты отдохни, а я продолжу. — Ты меня вчера без сил оставил вообще.— Да ладно? А мне кажется, что мне пришлось пыхтеть больше, — хрипло смеется Эл, отбрасывая снежную массу с лопаты в сторону. — Садись за руль и попробуй выехать. И помни, что задом сдавать нельзя, там дерево. Лес кажется таким необъятно большим, кажется, он протягивается вдоль всей Канады или хотя бы Альберты, ему нет ни конца ни края. Густые деревья покрыты снежным полотном, переливающимся бриллиантовой пылью на солнце. Ветер дует холодный, шатает ветки, стряхивая мелкий лед, неприятно царапающий кожу. Через десять минут у них все же получается выехать из сугроба на шоссе, и от радости Эрин даже внезапно крепко обнимает Эллиотта, целуя его в щеку. Но радоваться-то рано, да? Даже после того, как они, как договаривались, встречаются с Диланом и Рокси у радиовышки. Даже, если все оказываются живы и более менее невредимы. Ребята переглядываются друг с другом, понимая, что некоторые из деталей этой ночи нужно будет упустить. Эллиотт по привычке бросает на Дилана хмурый взгляд, прекрасно понимая, что что-то между ним и Рокси произошло. Рокси, она... Как-то изменилась, что ли? А еще он держит ее за руку. Дилан. Держит. Ее. За руку. О’Брайен, в свою очередь, с прищуром рассматривает виднеющийся из-под горловины свитера вишневый засос на шее Эла. — Вижу, вчерашний вечер многое прояснил, — слетает с губ Шистада, на что Дилан отвечает жестко подкалывающим сарказмом:— Вижу, вчерашний вечер испачкал мне обивку в машине, — переводит взгляд светло-карих глаз с Эллиотта на Эрин. Рано радоваться и ликовать, это, конечно, классно, что О’Брайен и Грин начали наконец друг-другу доверять полностью, и что Шистад и Новак, ну, тоже дурью не маялись ночью, но если говорить по делу, то эта вылазка ничего им не дала. Совсем не то, что ожидалось. "Холод" где-то в этом лесу, как и его дети. Этот факт остается неизменным.А кто еще может быть в лесу? Как насчет мальчика, возомнившего из себя героя и ушедшего в лес на поиски маленькой девочки, которая даже и не живая, вроде как? Как насчет него? М?***От лица Ронана.Я взрослый, мне уже почти одиннадцать. Мама с папой лишь учатся воспринимать меня не как ребенка, ведь в голове у меня все чаще и чаще проскакивают умные и "взрослые" мысли. Но, боже, если мне еще хоть раз придет в голову мысль, что идти в лес нужно именно ночью, — заедьте мне по роже, дайте мне подзатыльник и скажите, что я болван. И так, Ронан Грин, как тебе спалось в дупле? От скуки я начинаю разговаривать сам с собой. Нет, серьезно. Я и километра в глубь леса не забрел, как обнаружил широкое дерево с приличной дырой в стволе. К счастью, никакого спящего гризли там не оказалось, и я решил, что там можно заночевать. Прямо почувствовал себя Беаром Гриллсом, программы которого засмотрел до дыр. "Выжить любой ценой" моя любимая, она научила меня многому, а особенно тому, что лучше не есть термитов, найденных в старых пнях. Часов в шесть утра я проснулся от чувства того, что-то заползло мне под куртку и начало щекотать спину. Мне казалось, я еще никогда так не орал. Паук! Гребаный паук, представляете? Гре-ба-ный! По мне лазил чертов паук с липкими лапами. Как вспомню, так в дрожь бросает. Гребаный. Как круто говорить это слово и понимать, что тебя не накажут. С одной стороны круто, когда взрослых нет, ведь никто не даст тебе по губам за скверные слова, которые взрослым использовать можно, а детям нельзя. Никто не скажет "прекрати есть чипсы и смотреть фильмы, тебе спать пора". Но я скучаю. По папе. По маме. И я надеюсь, что скоро они вернутся. Я не выспался, практически устал, а еще за раз умял всю еду, что взял с собой. Прекрасно я отправился на поиски, разом съев все, что у меня было. А сейчас мне хочется еще. Стойте, кажется, у меня в кармане где-то была сдача с последней покупки продуктов. Я взрослый, мне такие вещи уже доверяют. Считать я умею и торговаться, кстати, тоже. Мы, Грины, разговаривать умеем, а словесные баттлы с моей старшей сестрой вообще дали мне бесценный опыт. Я же недалеко ушел в лес, верно? А куда мне идти я, примерно, знаю, мне так кажется. Джек, Конни и Айва завели меня туда однажды. Мелани помогла мне вспомнить... ***Благодаря ей, я помню все. Благодаря мне, она в ловушке. Включаем в себе режим "Джеймса Бонда" и "Черепашек-ниндзя". Если я ушел, никто толком не должен меня видеть или знать. Хотя, о чем это я? Я же собираюсь перед реальным походом в лес вдоволь наесться бургерами с картошкой фри и выпить пару чашек горячего шоколада. Я — взрослый, как заказывать — знаю. И все же в кафе я захожу напряженно, настороженно, занимая неприметное место (не у окна, разумеется). Мне сейчас легче воображать из себя агента под прикрытием, чем быть больным на голову придурком Ронаном, ушедшим из дома, не сказав ничего Рокси. Моя сестра сойдет с ума, как только вернется из этого их с ребятами палаточного лагеря в горах. Черт. На меня смотрит официантка. Блин. Закрываю лицо брошюрой с алкогольными напитками. Блин, не то взял! — Кхм, — слух цепляет ее откашливание. Ну, все, мне конец. Я труп. — Что... Что будешь заказывать? Молоденькая, но явно старше Рокси, девушка оглядывается по сторонам, явно ждет, что сейчас кто-то из взрослых сядет за мой столик. — Бургер с двойным кетчупом, но без майонеза, абрикосовый пирог и двойной горячий шоколад, — нужно вести себя уверено и спокойно, владеть ситуацией. Девушка-официантка не сразу начала записывать мой заказ, все бросая на меня подозрительные взгляды. — М-могу я спросить, где твои родители? Ты здесь один? — Разве вас бы в моем возрасте отпустили одну в кафе заказывать себе завтрак? — я вхожу во вкус быть смелым. — Я так не думаю, мисс, — с улыбкой качаю головой, и все же она не успокоится, пока я не скажу ей, что мои предки где-то рядом. Мой взгляд падает на окно, перед которым на улице стоит машина. К счастью, в ней сидит какой-то седовласый дед в огромнейших очках, намного больше, чем у Эллиотта. Понятия не имею, кто этот штрих, но сейчас он будет моим спасительным билетом получить завтрак. — Видите того дедушку в машине? Это мой дедушка, — господи, пусть только эта девушка его не знает, или моя идеальная ложь накроет все медным тазом. — У него болят колени, потому он не смог выйти вместе со мной, дал мне деньги на завтрак, — для полного убеждения достаю из кармана мятые доллары, демонстрируя, что действительно заплачу за завтрак. — А еще мы спешим, если вы понимаете, о чем я. Не стой, как вкопанная. Мне нужен завтрак. Девушка уходит, недоуменно на меня оглядываясь, но через какое-то время возвращается с моим заказом. Быстрее. Нужно есть быстрее. Вгрызаюсь зубами в бургер, проглатывая его, практически не прожевав, на это нет времени. Мне не нравится, как подозрительно на меня смотрит официантка. Горячо. Горячий шоколад прямо язык обжигает, и мне становится неприятно от терпкого ощущения во рту.Фак. Девушка разговаривает с кем-то в костюме. Охранник? Менеджер? Мне крышка. Это знак. Время валить. Абрикосовый пирог я надкусываю три раза, но не доедаю, так и оставляю его на тарелке. рядом положив мятые доллары. Черт, кажется, мне не хватило пяти баксов на оплату своего завтрака. До конца не прожевав пищу, спрашиваю, где у них здесь уборная. Менеджер, да, вот, с кем она разговаривает, будучи сбитым с толку, как-то указывает мне направление, и я, взвалив на плечо рюкзак, спешу покинуть кафе, но не через входную дверь. Проверят же. Запираюсь в туалетной кабинке, поднимая голову вверх: окно, это прекрасно, только жаль, что высоко. Вот же ж хрень! Мне приходится стань ногами на туалетный кружок, да еще и на носочки, чтобы открыть засов. Пожалуйста, пусть с другой стороны будет снег... Так, а теперь как бы мне в унитаз не провалиться?Пыхчу, отталкиваясь ногами и повисая на оконной раме. Я узкий, пролезу. А вот мой рюкзак так не считает. Дерьмо. Я завис. Я застрял! Болтаю ногами в воздухе, пытаясь вылезти. — Воу! — вскрикиваю, когда мое лицо, а потом и тело, падают в мягкий снег на улице. Спасибо. Спасибо, снег, ты так меня выручаешь, дружище. Расскажи я Рокси о том, что сделал, не поверит же. А теперь бежать. Стряхиваю снег с лица и с куртки. Жмурюсь яркому солнцу, набрасывая капюшон. Начинаю убегать, едва ли не падая. С этим снегом у мистера Кампа будет много работы... Скорее, весна настанет, чем он успеет разгрести все эти завалы. Здесь идти с трудом удается, что уж говорить о беге? Как по песку бежишь словно. Перебегаю улицу, стараясь прятаться за машинами, и как только достигаю лесополосы, так стремглав бегу туда и не останавливаюсь до тех пор, пока не оказываюсь от дороги метрах в ста. Устал, как черт. Дышу тяжело и громко. А нужно размеренно, вдох через нос, а выдох через рот, как тренер на физкультуре учил. Я быстрый. Я был самым быстрым из мальчиков и девочек в моем классе, когда мы жили в Техасе. Возможно, сегодня мне моя способность быстро передвигаться поможет. Ведь теперь я уже не тот глупый мальчик без друзей, теперь я умный мальчик, который знает, что не у всех потенциальных друзей хорошие намерения. Иду вперед насторожено, все время оглядываясь по сторонам. Дыхание более-менее восстановилось, и теперь уже нет ощущения Лондонского пожара в легких. Заправляю замерзшие руки в карманы куртки, хмурясь. Становится тихо. Так тихо вокруг, что слышно лишь мое дыхание и сердцебиение. Я ненавижу тишину, нужно срочно начать разговаривать сам с собой. Нужно поставить самому себе вопрос, над которым мне придется много думать, и когда я буду думать, мне будет не так не по себе. Итак, Ронан Грин, как тебе такие приключения? О, приключения я люблю. Вот только не на мой зад. Как-то все в этом городе слишком живо, слишком громко. В моей жизни все было размеренно и спокойно до нашего переезда в Атабаску, и весь экшен я получал лишь от фильмов ужасов, программ про выживание и компьютерных игр. А сейчас я словно сам попал в одну из этих Вселенных. Да, знаю, что такое Вселенная в свои десять. Мама всегда говорила, что я не по годам умный и смекалистый, а Рокси это всегда бесило, мол за умные проделки меня стоило бы наказать, посадить под домашний арест, но я еще мелкий, даже по росту я немного ниже, чем другие ребята моего возраста. Я размышлял над приключениями? Да. Их я люблю, но, как я сказал, не на свой зад. Я сказал слово "зад", есть здесь кто-нибудь, чтобы сказать мне, что это нехорошо и некультурно? Что, никого? За моей спиной раздается треск веток, я резко замираю на месте, вбирая в себя холодный воздух. Что-то внутри меня словно обрывается, самое гадкое чувство на свете. Я как будто собираюсь рассказывать долбаный стих перед всей школой. Да, я сказал "долбаный". Разворачиваюсь медленно, на каблуках. Пусть только это будет не какой-нибудь там медведь или еще хуже... Ребенок. Неживой, холодный, навеки замерший в своем теле. Слух цепляет странное сопение. Вряд ли дети сопят. Или... Или "Ледяной монстр". Олень?.. В паре шагов от меня стоит настоящий олень! Глазам не верю! Делаю аккуратный шаг ближе, улыбаясь и протягивая руку, чтобы погладить его. Лесное животное резко поднимает на меня взгляд, и я задерживаю дыхание. Красивый... Такой красивый и так близко... Я почти к нему прикасаюсь, когда что-то, находящееся за моей спиной пугает его. Существо издает испуганный визг, толкая меня рогами в снег. Я падаю, вскрикивая, и тут же отползаю на несколько метров подальше, хотя олень принялся убегать в лес. — Твою же! — затыкаю себе рот ладонью, замечая фигуру, испугавшую оленя. Только не кричи, Ронан главное, не кричи. Тебя не должны слышать. Хотя, полагаю, они уже и так знают, что я здесь. По моему дыханию. По биению сердца. У них ведь теперь всего этого нет... Он стоит прямо передо мной. Как и вчера. Все в той же шапке с ушками и балабоном, прикрывавшей рыжеватый чуб, в свитере с оленем, черных ботинках и потертых джинсах. Его руки худые и долговязые, запястья узловатые, тонкие, как веточки. Такое ощущение, что, перед тем, как стать "одним из них", детей морят голодом. Ну или просто они сами с годами усыхают, я такое в одной передаче видел. — Рик... — шепчу немного облегченно, и все же это напряжение не сбавляет. — Ты меня не послушал, Ронан. Ты не послушал Мелани, — его голос необычайно холоден, мальчик выглядит серьезным, глядя на меня этими своими стеклянными глазами с синевой. — Ты бы бросил друзей в беде, Рик? — я начинаю подниматься на ноги, отряхиваясь. — Ты же знаешь, что тебе из этого леса уже не выйти. Ты пришел к "Нему". Сам. "Ледяной монстр" знает, что ты здесь. Ему это прошептал ветер. Ветер? Как скверно это звучит. — Без Мелани я не уйду, Рик. — Тебе ее не спасти, Ронан. Но ты можешь попытаться спасти самого себя, если побежишь, — Рик все стоит на своем, но и я тоже: — Ты же знаешь, где она, да? Знаешь ведь? Ты же ее друг. Не будь ты ее другом, ты бы не стал меня отговаривать, ты бы привел меня прямо к "Нему", — вау, я действительно звучу, как взрослый. Нужно давить, нужно дожимать, ведь, рано или поздно, под натиском каждый согласится. — Пожалуйста, Рик... Помоги мне. Помоги мне понять все это. Помоги узнать, что сделала моя сестра или та девушка Сигрид. Помоги мне узнать, что "Ледяной монстр" делает с вами, что он делает с людьми. Помоги мне найти Мелани. Ее родители по ней очень скучают... Ее брат... Ее брат ее очень любит. Помоги мне узнать правду ради них. Тишина. Глаза Рика кажутся такими пронзительными, словно он мне в душу смотрит. — Я приведу тебя к ней, хорошо. Ты обо всем узнаешь, Ронан. И ты поймешь, почему она не может вернуться. Но это требует жертв. Жертв? — Ч-что я должен сделать? — мой голос искажается дрожью. Рик делает шаг ко мне, оказываясь рядом. Я не дышу, не дергаюсь, все во мне оцепенело от напряжения и некого страха.— Никто не должен почувствовать твое тепло. Никто не должен услышать твое дыхание. Никто не должен понять, что у тебя живое сердце. О нет. Боже... Его холодные пальцы касаются моего виска. — Т-ты меня убьешь? — начинаю судорожно дышать носом, плотно сомкнув губы. — Ты станешь таким же, как и я, но на время. Навеки нас замораживает "Холод". Ты уже чувствовал подобное с Мелани, когда она возвращала тебе воспоминания. Всего пару секунд, но ты чувствовал. Мне придется отдать тебе часть своего холода и забрать у тебя тепло. Н-на время? То есть, я же потом стану собой, так? Я... Я же вернусь прежним? — Это вся жертва? Звучит не так уж и страшно. — Нет, это страшно, Ронан. Потому что ты можешь потерять себя в той тьме что будет внутри тебя. И она никогда не уйдет полностью, назад ты самим собой не вернешься. — У меня не будет биться сердце? Я?.. Я не буду дышать? Или я стану холоден ко всему? Холоден к миру, к тому, что я любил? Готов ли я на это ради Мелани, ради Рокси, Дилана и мамы с папой? Меня зовут Ронан Грин и еще я, кажется, сегодня умру. — Ты сам поймешь, — серьезно молвит Рик. — Это больно? Ты умрешь, Ронан, но по какой-то причине будешь ходить, бегать, разговаривать и петь. Боже, можно я просто уеду в Техас? Там тепло, там солнечно, там не было всего этого дерьма. — Сейчас узнаешь...— Я точно вернусь? — Главное не забывай, кто ты и ради чего ты это делаешь, Ронан. Верь мне. Поверить мертвому мальчику, который собирается убить меня на время? Класс! Каждый день такое делаю. Мне страшно. Мне действительно страшно... — Рик?.. Рик, постой... Р...***Это не сравнить ни с чем. Словно жизнь выкачивают, но вместе с тем тело наполняется чем-то иным. Кончики пальцев Рика, приложенные к виску Ронана, светятся синим. Губы Грина приоткрыты, кажется, ему хочется кричать, но он не может. Кожа бледнеет, пульс замедляется. Где-то в голове подрывается динамит от недостатка кислорода в легких. Больно. Это действительно больно. Ронану так хочется, чтобы Рик прекратил. Ему хочется плакать, сжаться в ком и плакать. В нутро проникает что-то непонятное, как туман, как густой дым, окутывающий сознание. Сначала этот дым растворяет в себе все эмоции, он забирает страх, уносит его прочь, вытесняет сквозь поры в коже из тела. Затем забирает боль, ее больше нет. Следующим пропадает дыхание, последняя струйка горячего пара вырывается из уже замерзшей груди. А затем останавливается и сердце, совершается последний удар. А дальше нет ничего. Словно никаких органов внутри нет. П у с т о т а. Он пуст. Рик отпускает Ронана, отходя от него на шаг. Глаза. Его глаза стали неоновыми. Неестественно синими. Ронан ничего не чувствует. Ни холода, ни тепла. В куртке ему ни морозно, ни жарко. Нет чувства голода, нет ничего, он даже не чувствует вес собственного тела. Внутри все действительно словно умерло, но именно та тень, тот туман заставляет работать мозги. — Ты знаешь, кто ты? — спрашивает Рик.Все кажется далеким, все мысли, все жизненные факты. Но Ронан знает, кто он, знает, зачем пришел, знает, что сделал. Мальчик помнит сестру, отца и мать. Прекрасно и отчетливо. Но нет ни тоски, ни любви, ни ненависти. Эмоций нет. — Меня зовут Ронан, — его голос холодный, словно сквозит ветром. — А как зовут меня? — Рик. — Ты знаешь, зачем ты здесь, Ронан? — Рик обменивается с ним холодными взглядами. — Я здесь, чтобы найти Мелани и узнать правду. — Ты все еще этого хочешь? — Да. Рик кивает головой, и Ронан кивает ему в ответ. — Пойдем. У нас не так много времени. День. Всего один день. Быть м е р т в ы м целый день. Рик ведет Ронана за собой, уводит куда-то глубоко в лес. Деревья здесь широкие и раскидистые, за стволами вполне можно спрятаться, что и делают дети. Им можно не бояться, здесь чужих нет, здесь нет тепла, нет жизни. У высокой сосны стоит темнокожая девочка с курчавыми волосами. Ее холодный взгляд встречается с ледяным взглядом Ронана, когда они с Риком проходят мимо. Их много. Их здесь так много... Раньше Ронан бы начал паниковать, но паники нет. Что это такое? Все, что живет внутри, вытесняет сознание — "Холод". — Если ты проживешь сутки без встречи с "Ледяным монстром", ты вернешься, снова станешь живым, — Рик понижает голос до того, чтобы его слова были слышны лишь Ронану. — "Оно" касается наших сердец своим посохом, не дай ему к себе прикоснуться. Или ты застрянешь навеки. Таков обряд. Рик останавливается у большого дуба, у корней которого расположено огромное и беспросветное дупло. Кажется, Ронан должен спросить за фонарик, но шаг Рика во тьму дает ему понять, что фонарик не нужен. Дупло оказывается тоннелем, растянувшимся на километр, не меньше. Рик был прав, фонарики не нужны, та штука внутри, вместо жизни, и есть сама тьма. Брат Роксаны Грин просто идет вперед, не боясь заблудиться. И пусть в тоннеле кромешная темнота, но Ронан все видит. И камни под ногами, и стенки тоннеля. И свет впереди. Синий, ледяной, холодный. — Куда мы идем? — спрашивает шепотом. Ведь настоящие дети не спрашивали бы, потому что уже знают. Они знают, что это за место. — Это дворец "Ледяного монстра". Наш дом. Это место кажется каким-то другим миром, и не в том смысле, что на небе здесь висят три Луны и два Солнца... Все здесь выглядит стеклянным, все сделано изо льда. Здесь постоянно падает снег, но на земле его размер не увеличивается с падением. Ледяной замок окружен чем-то и как будто бы ничем одновременно. Его ледяные и острые шпили подсвечиваются синим, словно неоном, тем же цветом, каким горят сейчас глаза Ронана Грина. Песня, здесь все время звучит какая-то песня, Ронан не знает языка, на котором ее поют, но понимает сразу. Мальчик уже слышал эту песню прежде, ее пели дети тогда, в лесу, когда Джек привел его в ловушку. Эта песня о божестве со смертоносным взглядом, о вечной зиме, постоянном холоде и снеге. — На каком языке эта песня? Рик бросает на Ронана короткий взгляд.— На древнескандинавском. Когда я умер, я даже не знал, что такой язык существовал. Почему мы все понимаем его, я не знаю. Это... Это просто часть нас. Часть того, что мы такое.Древнескандинавский. Значит, "Ледяной монстр" как-то связан с мифами. Ронан помнит, как проходил их в школе, даже помнит имена богов. Сейчас вся информация, которую мальчик получил за жизнь, кажется ему бесполезной, но он точно помнит, что имя "Ледяного монстра" в списке не значилось.Ронан прислушивается, внимательно рассматривает все вокруг. — Любопытство не умерло в тебе до конца. Ты нас выдаш, — серьезно произносит Рик. — Не глазей и сделай вид, что уже видел все это, Ронан. Мы идем на огромные риски, находясь здесь, многие знают, как ты выглядишь. Ты меченый, ты — ребенок, которого выбрал "Ледяной монстр" в этот месяце. Нам нужно быть осторожными, они тебя узнают и выдадут ему.— Ты боишься? — срывается с уст Грина. — Я не знаю, что значит "бояться". Люди. Помимо детей здесь есть люди... Они спокойно куда-то себе идут по ледяному замку. Если бы у Ронана билось сердце, он бы сейчас, наверное, получил инфаркт. Если бы он мог дышать, то вмиг забыл бы, как. Если бы он что-то чувствовал, он бы сейчас расплакался от того, кого он видит в коридоре. Может, ему только кажется это, может, это все мираж, воображение, которое, видимо, тоже не умерло. Та же куртка. Та же небритая щетина. То же пальто и сумочка в руках. Те же темные и красивые волосы. Но глаза уже не их. Теперь они синие, холодные, как у Рика. Как у Ронана. К сожалению, фраза "там мои родители" звучит неестественно холодно, безэмоционально. Вот, почему Рокси уже пару дней не могла дозвониться маме. Мамы больше нет. Как нет и отца. Безразличие обжигает ледяное сердце, и Ронан продолжает идти дальше вслед за Риком. Грин не может чувствовать скорбь, не может чувствовать боль. Мальчик не умеет плакать. Он просто проходит мимо них, обмениваясь холодными взглядами с Роном и Рейчел. Их забрал "Холод". Он забрал их всех. — Провинившихся держат здесь, в этом крыле, — Рик указывает рукой на лестницу, ведущую вниз.— Что "Ледяной монстр" делает с провинившимися? — Они сидят два года взаперти, в полнейшем одиночестве. Похоже на тюрьму. — Тебя так запирали? — Да. Меня поймала Айва, когда я наблюдал за тем, как мой маленький новорожденный брат спал. Здесь время кажется бесконечным, но для нас это просто мгновение. Как новое "завтра". Здесь снова темно, но не полностью, в сумраке видно достаточно. Клетки здесь ледяные и висят они в воздухе. Ронан не умеет больше изумляться, поэтому "вау" в голове кажется неуместным. — Мелани находится чуть дальше, ты ее найдешь. Я дам вам немного поговорить наедине. Но недолго, Ронан. Это очень опасно для тебя, — Рик с ним дальше не идет. — Если что-то пойдет не так, убегай. Тебе покажется, что не за чем, но ты все равно убегай, Ронан. Ты не должен быть здесь. Ты не должен стать одним из нас навсегда. Этот круг нужно разорвать. — Я понял, — отвечает брат Рокси, кивая головой. Мальчик продолжает свой путь один. Все смотрит на клетки, некоторые из которых пусты, а в некоторых сидят дети. Мелани он находит через секунд тридцать, девочка сидит посреди висящей в воздухе клетки, вертя в руках единственную игрушку — плюшевого кролика. — Мелани, — его голос звучит холодно, отдаленно, непривычно безэмоционально. — Я тебя нашел. Ты в порядке... — Ронан? — девочка откладывает игрушку в сторону, придвигаясь ближе и обхватывая маленькой ладонью ледяной прут. — Ты... Ты один из нас? Не может быть. Рик разве не передал тебе мое послание? Тебя не должно здесь быть. "Ледяной монстр" не должен знать, что ты здесь. — Я не стану таким, как вы, навсегда. Я должен вытащить тебя отсюда. Тебя и теперь уже и Рика. А еще мне нужны ответы. Хоть что-нибудь. "Холод" забрал у меня родителей, Мелани. Мои мама и папа здесь. Как бы сейчас хотелось заплакать. Но Ронан даже не понимает, зачем это делать. Внутри лишь пустота. — Что ты хочешь знать? — Как вы становитесь такими, я уже понял, Рик объяснил мне. Я в опасности теперь даже сильней, чем был, когда умел дышать.— Рику не стоило делать это с тобой. — Такова цена. И я ее заплатил. Расскажи мне о Сигрид, Мелани. Почему "Ледяной монстр" считает, что это моя сестра? Мелани обхватывает прутья своей клетки обеими руками и начинает шептать, чтобы смысл ее слов был понятен и доступен лишь Ронану: — Это было много столетий назад. Ребенок Сигрид должен был принадлежать "Ледяному монстру", община, в которой жила Сигрид, приносила каждый месяц по ребенку в жертву этому древнему божеству, — пятилетняя девочка говорит необычайно умные слова, это весьма необычно, но брат Роксаны просто слушает ее и не перебивает. — Сигрид отказалась жертвовать сыном, и вместо этого в жертву принесли ее двоюродную сестру и лучшую подругу, Юзефину. Но "Холоду" не понравился этот бунт. И так началась его война с Сигрид. Ее давно нет в живых, и она стала причиной того, почему ему пришлось покинуть родной дом. Твоя сестра — это Сигрид. У твоей сестры ее душа. Твоя сестра выглядит так же. У мальчика нет времени на удивление, да он и не знает, что это такое, поэтому следующий вопрос следует тут же и с тем же холодом в голосе: — Можно ли как-то убить это существо? — Я не знаю, — Мелани немного приопускает взгляд, отчего светлые пряди в хвостиках падают ей на лицо. — Но в городе есть человек, который может знать. Мы никак не можем попасть к нему в дом, он всячески его оберегает от нас и от "Ледяного монстра". Моему брату и твоей сестре нужно обратиться к мистеру Кампу. — Если все-таки есть способ его убить, что будет с вами, вы исчезнете? Интересный, кстати, вопрос, но Ронан не знает, что такое "интерес". — Я не знаю. Но если исчезнем, все это прекратится. Это все, что ты хотел узнать? Тебе пора уходить, Ронан. Ты... Ты скоро станешь собой. — А теперь расскажи мне, как открыть эту клетку, я без тебя не уйду. Без тебя и Рика. — Ронан, мы не можем вернуться, нам некуда. Мы неживые. И ты сейчас. И можешь навечно стать таким, как я. Быть может, не самая худшая идея? Родители здесь... Но Рокси... Его сестра ведь останется совсем одна. Ронан должен вернуться. — Я без вас не уйду, Мелани. Вернись к брату. Если не к родителям, то к брату, он все знает. — Я едва ли его не утопила в проруби. Дилан меня не простит.— Тогда... Вы... Вы можете пуститься с Риком в бега. Убежать. Или пожить в моем доме, там никто, после убийства "Злобного Санты" не живет. Раз я живу у тебя, ты будешь жить у меня. Там вас никто не станет искать, если вы спрячетесь. Там "Холод" вас с Риком не найдет, вы холодные, в вас нет тепла и нет жизни. Так что скажи мне, Мелани, как мне отпереть эту клетку? Если на все плевать, чувств нет, тогда почему что-то внутри все еще пытается их спасти? "Не забывай, кто ты и зачем ты это делаешь", — в голове мелькают слова Рика. А Ронан и не забыл. Девочка мешкает пару секунд, безотрывно глядя Ронану в глаза. Синева встречается с синевой, холод с холодом, лед со льдом, и в конечном счете с ее губ слетает лишь одна фраза: — Раз это лед, так сломай его! Мелани отползает в другой край клетки, наблюдая за тем, как мальчик снимает с себя рюкзак, замахивается им и со всей дури заезжает по ледяным прутьям. Ломаются с треском. Падают на пол, как и клетка. На самом деле выбраться отсюда довольно легко, но так как в тебе нет никаких эмоции, то зачем? Да и куда? Куда бежать? Это место — теперь твой дом. — Быстрее! Нужно найти Рика! — и крик звучит не так воодушевленно. Грудная клетка Ронана отдается одиночной вибрацией. Одинокий сердечный стук, запускающий внутри жизнь. Это чувствуется будто толчком изнутри. Странное ощущение. Но все ускользает, сердечная мышца замирает, и снова наступает пустота.Пение стихло, вместо этого что-то неприятно начинает резать слух. Сирена? Напоминает... Даже не понятно, что напоминает, Ронан ничего подобного не слышал в жизни. Да и Мелани тоже. Да и другие дети тоже, кажется. Рика они находят у выхода из подземелья. Мальчик сложил руки на груди, насторожено и недоверчиво прислушиваясь к странному и ничего хорошего не сулящему вою. — Ты это слышишь? Что это за звук? — услышав шаги Ронана, спрашивает Рик. Вопрос мальчик задает раньше, чем успевает увидеть маленькую Мелани, которую Ронан ведет за руку за собой. — Ты... Ты сломал клетку и вытащил Мелани?! — и только пусть кто попробует сказать, что это прозвучало сухо, без нотки удивления. — Мы сваливаем. Сейчас же! — Я знал! Я знал, что ты втянешь меня в дерьмо по уши, Грин. Не стоило тебе доверять вообще! Не стоило тебя сюда приводить! — шипит Рик, кажется, сам недоумевая от того, как злобно это только что прозвучало. — Это была злость только что в твоем голосе? — Ронан холодно выгибает бровь, смеясь. Смех притворный, кажется, совсем не настоящий. — Я не знаю, что такое злость, — сухо процеживает сквозь зубы Рик. — Ты забрал у меня тепло, может, и эмоции тоже забрал? Так или иначе, чувак, смирись. Нас теперь трое. И сейчас мы выберемся отсюда. Что бы ни было. Возьми меня за руку и просто беги, Рик. Беги так, как никогда прежде. — Если мы умрем, я тебя убью, — слетает с уст рыжеволосого мальчика. — Мы и так мертвы, Рик. Мелани уже как год, ты — восемь лет, а я всего пару часов. — Да? Так мне хочется еще побыть настолько же мертвым. Дети... Их так много... И они все знают. Знают, что Мелани была наказана, но сбежала, выбравшись из клетки. Дети знают, что Рик ей помогал с первого дня ее появления здесь. "Его" дети знают, что Ронан практически один из них. М е ч е н ы й.Ребенок этого месяца. Нужно лишь прикоснуться посохом "Ледяного монстра" к его сердцу. Тогда он навсегда останется таким. Их все больше, и они начинают кричать. Ронан бросает последний взгляд на родителей, прекрасно понимая, что больше их уже, вероятно не увидит. Ни слез. Ни жалости. Ни отчаяния. Все это придет тогда, когда его сердце снова забьется. А сейчас... А сейчас он просто смотрит на них в последний раз, крепче перехватывая руку Мелани. Тоннель уже недалеко, но впереди целый лес. Лес, в котором "Холод" сейчас и находится. Нельзя, чтобы существо почувствовало Ронана. Нельзя, чтобы "Ледяной монстр" узнал. Нужно добраться до людей быстрей, чем монстр доберется до них. Но лес большой, извилистый. Только сюда Ронан шел полдня. Что ж, дорога домой обещает быть сложной. Ронан говорил, что любит приключения? Конечно, только не на свой зад. ***От лица Дилана.Красота. Эти двое испачкали мне сидение. И фару переднюю разбили. Я смотрю на них через зеркало заднего вида: сидят по разные стороны, не смотрят друг на друга, даже не разговаривают. Да ладно, после такого станут делать вид, что ничего не было? Эллиотт знает, что я сделал выводы лишь из одних его засосов на шее, и отрицать не стал. А я и не думал, что Эрин такая, ну... Дерзкая, что ли. На нее это не похоже. И все же они с Эллиоттом сделали это. Надеюсь, не для того, чтобы насолить мне? Потому что мне жалко лишь машину. Я не зол, но очисткой сидения я заниматься не буду. Это было их рук дело. Хотя одна мысль насчет их жаркой ночи у меня все же есть: холод. Физическая близость как способ согреться. Если так, у них не было выбора тогда, здесь стоял вопрос о выживании. И тогда им просто пришлось... Вот так согревать друг друга. Без... Без любви, без особых чувств...Оба смотрят в окно, только в разные, а еще стараются не смотреть на меня. Им даже говорить ничего не нужно, я все понял. Я не ревную Эрин к нему. Пускай. Но, если я не ревную, почему тогда часть меня хочет съездить ему по роже? И дело здесь не в испачканном заднем сидении. Нет. Я с Рокси. Я буду рядом с ней и буду всегда ее защищать. Я дал слово. А еще я сам этого хочу. Никто больше не сделает ей больно. Никогда.Машину я паркую неподалеку от нашего дома, потому что весь наш двор заполнен полицейскими машинами. Я хмурюсь, напрягаясь. Что?.. Что за?.. В последний раз они так же были у нашего дома год назад, когда пропала Мелани. — Дилан? — Рокси неуверенно и аккуратно зовет меня по имени. Не отзываюсь, выходя из машины. Чувство дежавю накрывает меня волной, я начинаю дышать шумно и сбито, сердце аж заходится. В прошлом году было все так же... Именно так же. Офицеры полиции у дома, один из них даже на коне прискакал, как принято во множестве городов Канады. Все было как в замедленной съемке. — Эй, парень, сюда нельзя! — броские слова адресуются мне, но мне пофигу. — Я здесь живу...Захожу в дом, морально готовя себя ко всему. Что-то с мамой? Наверняка что-то с ней. Ей без Мелани проходится очень тяжко, я же вижу. Неужели она не выдержала? Нет. Это не мама. И даже не мой отец. Оба сидят на диване с чашками остывшего кофе, уставившись в пустоту. На полу лежит Фрейя, скуля от досады. Я... Я не понимаю, что происходит. Нашли Мелани? Ее тело? Но я-то знаю, что она теперь такое... Ее не могли найти. — Пап? — мой голос дрожит от неуверенности. Я перевожу недоуменный взгляд с плачущей мамы на хмурого и молчаливого отца. — Что произошло? — Кажется, этот дом проклят, Дилан... — бесцветно слетает с его губ папы. Я... Я не совсем его понимаю. — Погодите... А где Ронан? — оглянувшись по сторонам и не замечая младшего брата по близости, спрашивает Рокси. Моя мама поднимает на нее заплаканный взгляд, всхлипывая. — Мальчик пропал. Так же, как и наша Мелани... Ушел ночью и не вернулся...Твою же! Я разворачиваюсь к Рокси лицом, делая к ней аккуратный шаг. Девушка чуть отклоняет голову влево, и я вижу, как у нее дергается левый глаз. Хватаю ее за локоть, чтобы удержать, если она вдруг начнет падать. У нее подкашиваются коленки, и она оступается, впиваясь мне в руку. Черт. Черт, Рокси... Скажи... Скажи что-нибудь. Грин обшаривает пространство потерянным взглядом, наполняющимся слезами. — Р-Рокси?.. — тихо зову ее по имени.— Он забрал их, — Роксана спешно вытирает слезу со своей щеки. — Всех их, Дилан.Всех, кто был ее семьей. Всех, кого она любила. Как здесь можно быть "прежней", доброй и отзывчивой? Она несколько раз моргает, поднимая на меня совершенно другой взгляд. Взгляд, который я в ней ненавижу, Взгляд, который меня пугает, который отбрасывает "нас" с ней на самый старт. Холодный. Пронзительный. Злой. "Новая" Рокси, ненавидящая весь мир, здесь, она никуда не ушла. Она все время была здесь. И сейчас "новая" Рокси отпускает мою руку, одарив меня (а затем и всех в комнате) холодным взглядом, и выходит из гостиной, после чего и из дома, после этого и из зоны своего комфорта и спокойствия. Смотрю ей в след — девушка не оглядывается. От попытки пойти за ней меня останавливает Эллиотт, дергая за плечо. Подхожу к окну, наблюдая за ее действиями. Тощая, злая на весь мир Роксана Грин достает из пачки сигарету и поджигает ее кончик, делая затяжку, после чего запускает одну руку себе в спутанные светлые волосы и начинает кричать что есть сил и насколько хватает объема легких. Так громко, как только может. Так долго, насколько хватает голоса.