fourteen: the old man from the north (1/1)

(Писалось под: Anthesteria – Nuclear Winter [Dark Ambient])Руки немеют от холода. Я понимаю, что от стука кулаками в дверь проку нет, уж проще тогда будет ее выбить при помощи ноги. Отхожу на несколько шагов назад и прошу об этом Эрин: — Отойди, — решительно слетает с моих уст, и Новак переводит на меня испуганный взгляд, после чего спрашивает: "Ты будешь выбивать дверь?". — Ты видишь еще один способ, как попасть быстро в дом? Ей нужна наша помощь. Набираюсь смелости, мысленно готовясь к тому, что, после всего, Рокси, вероятно, выльет на меня океан чистейшего мата за вынесенную дверь, но это ради ее же блага. Веду мысленный отсчет от трех до одного и уже, было, приближаюсь к самой двери, напрягаясь для удара по поверхности, когда дверь внезапно отворяется, и на пороге появляется Грин. Перепуганная, шумно дышащая, не способная толком сказать ни слова, мокрая и обмотанная всего лишь одним полотенцем, как будто после душа, с влажными кончиками светлых коротких волос, трясущаяся, бледная, словно призрака увидела... Но не плачет, не бьется в истерике, лишь вскрикивает от неожиданности, когда я едва ли не налетаю на нее. — Боже! — странно, как я еще не издаю мат. Роняю облегченный вздох, ошарашено глядя в ее широко-раскрытые от страха ореховые глаза. — Рокси! — из нас троих в руки себя толком берет Эрин. — Ты цела? Не ранена, что произошло? — Та-а-ам, —Лишь тянет в ответ девушка, заикаясь. — Т-там... В го-гостиной... Там... В гостиной... Гостиной... — указывает трясущимся пальцем в сторону комнаты в доме.— Что там? — Эрин обеспокоенно берет Рокси за тонкое запястье.Я не задаю вопросов, обхожу Грин стороной, входя в дом без получения на то согласия, да Роксана и не против, вроде. Дверь за нами с Эрин закрывается, и я замечаю, как девушки забиваются в угол — Рокси от растерянного страха, а Эрин из-за чувства беспокойства и тревоги за девушку. Сестра Ронана впивается тонкими пальцами в воротник клетчатого твидового пальто Новак, а Эрин приобнимает испуганную девушку за хрупкие плечи. Хмурюсь, сдвигая брови к переносице, мои губы сжаты в тонкую полоску от напряжения. Осколки разбитой вазы, лежащие у стенки, дают мне понять, что девушка пыталась обороняться, поэтому, я вооружаюсь первым, что попадается мне на глаза — стулом. Прости меня, Грин, если придется его применить, сегодня у меня слишком много мыслей в голове о том, как разнести твой дом. Внутренние шутки, верите или нет, помогают, придают мне уверенности. Я ступаю очень аккуратно и максимально тихо, но не медлю. Достало. Нет, честно. Достало уже.Мы пойдем к мистеру Кампу за ответами. Этот до жути странный чувак, убирающий с дороги не просто снег, но и собственную труху, знает от том, что происходит, я более чем уверен в этом. Я едва ли не утонул. Эрин чуть не завалило книжными стендами в библиотеке, теперь Рокси всю трясет, она стоит будто ни живая, ни мертвая. А что они уготовили для Эллиотта? Нет. Хватит.Я слышу. Я слышу детский смех. Спешно захожу в гостиную, крепче обхватывая ножки стула. Меня бросает в мелкую дрожь и некое бессилие, когда я встречаюсь взглядом с ним — маленькому мальчику от силы полтора года, даже меньше. Улыбается мне, стоит на своих пухлых ножках. Темный пушок на голове, зеленый вязаный свитер с оленем, в грязноватых джинсах. А все во мне обрывается о того, когда я замечаю в его руках игрушку. Чужую игрушку. Игрушку, которою я когда-то подарил Мелани. Он сжимает белого кролика за полу оторванную и грязную лапу, и я как-то никну. Маленький, совсем еще ребенок... Я не знаю, что он сделал Рокси, но ей, кажется, здорово досталось. Он топает ножкой, произнося что-то непонятное, неразборчивое и в считанные секунды его тельце превращается в груду снега. При нормальных обстоятельствах я бы себе вмазал, сказав, что мне нужно больше отдыхать и что я, вероятно, сошел с ума. Это было бы лучшим вариантом, чем принять к сведению то, что на моих глазах только что маленький мальчишка, словно по волшебству, испарился, оставив после себя лишь снег.— Д-Дилан? — мой слух цепляет дрожащий голос Эрин, видимо, внезапная тишина здорово ее напугала. — Дилан, ты там?— Да, — отвечаю, собираясь уже возвращаться к ним с Рокси, но на всякий случай еще раз проверяю гостиную, каждый ее угол, все бросая косые взгляды на небольшую груду снега на полу. Вернувшись, я застреваю в дверном проеме, как-то не могу подойти ближе, не знаю. Мой взгляд падает на худое тело Рокси, едва стоящей на ногах. А я никогда не замечал, что она настолько хрупкая. У нее какие-то проблемы со здоровьем? Тонкая шея, проступающие ключицы... На плече виднеется некрасивый кругловатый шрам, который девушка отчаянно пытается прикрыть ладонью. Голые ноги совсем что спички. Эрин набрасывает на ее осунувшиеся плечи свое пальто, в которое Грин с благодарностью заворачивается, дрожащими от холода и страха губами говоря Эрин спасибо, на что Эрин молча качает головой, приобнимая ее плечо и растирая, чтобы как-то согреть. — Т-там... — заикаясь, выдавливает из себя Грин. — В гостиной... Там б-был... О-он...— Мальчик? — кажется, мой ответ заставляет ее вздрогнуть. — Он успел уйти. Он что-то тебе сделал? — Э... Элли... Отт... Где он? — мне становится не по себе от того, как громко стучат у нее зубы, потому я снимаю и свою куртку, норовя набросить ее на плечи девушки, и она вздрагивает. — Гд-д-де Эллио-о-отт?— Я позвоню ему, — Эрин торопливо извлекает из кармана джинсов сотовый и отходит на шаг от нас, чтобы набрать номер Шистада. Рокси не сводит с меня испуганный, но не заплаканный взгляд. Ее трясет, кажется, ребенок заставил ее пережить нечто граничащее с шоком, именно на него я списываю реакцию Грин на мою непосредственную близость. Она немного пугается моих движений, пытается отойти, задерживает дыхание и ждет, словно я ее сейчас ударю или сделаю больно. Щурюсь, спешно убирая руку от плеча девушки, и она начинает дышать. Все так же хрипло и судорожно, но дышать. Не сводит с меня взгляд, видимо, поняв, что я не собираюсь причинить ей вред, и тогда сама делает ко мне шаг, но холод заставляет ее коленки подогнуться, и она чудом не падает на пол. — Так, — хрипло слетает с моих губ, когда я ее ловлю, хватая за руку. — Держу... Я тебя держу... Тише... — Господи, у нее что, вес отрицательный? Она такая легкая... Поднимаю ее на руки, ощущая, как она вся сжимается, напрягается, как-то все еще недоверчиво перекидывает свою руку, хватаясь за мое плечо. — Я... Я отнесу тебя в комнату, тебе нужно одеться, ладно? — Х-хорошо... — слабо кивает мне головой. Словно на руках у меня ничего нет, ей-Богу. Моя куртка оказывается слишком большой для нее, поэтому она немного "съезжает" с плеча вместе с пальто Эрин, вновь оголяя кожу, покрывающуюся мурашками, и молочный, немного красноватый шрам. Я хмурюсь, но не задаю вопросов об этом, ведь не похоже, что Рокси на них станет отвечать. — Что здесь произошло? — вместо это спрашиваю повторно, резко вспомнив, что девушка так и не ответила. Возможно, не захотела рассказать в присутствии Эрин... Или меня, ведь, скорее всего, случилось нечто слишком личное. — Э-Элли-и-иотт... Я могу рас-с-сказать то-о-олько ему...Прямо... Не знаю. Прямо обидно как-то. Я думал, что в своеобразной борьбе со всем этим мы все будем вместе, будем честны друг с другом. Происшествие на льду с Мелани открыло мне глаза, и я понял, что лучше быть честным не иметь секретов, чтобы потом никому не было больно... Для меня честность едва ли не самое важное в человеке. Что бы он ни натворил, я готов буду принять и простить, если человек честно признается. И все же я не виню Рокси за недоверие. Или за нежелание бередить старые раны. Я прекрасно понимаю значение слова "личное". Зайдя в комнату девушки, я аккуратно кладу ее на кровать, отходя на несколько шагов назад. — Я... Ну... — роняю робко, кладя руки на талию. — Я за дверью, что ли, подожду.— Не-е-ет, — протягивает односложно, и я понимаю, что она не хочет оставаться здесь абсолютно одна. — Ладно, я отвернусь, чтобы ты смогла спокойно одеться. Утвердительный кивок служит мне пинком к действиям, поэтому я оборачиваюсь, коротко облизывая губы кончиком языка. А еще решаю, что молчание и тишина — уж точно не то, что нам всем так нужно. — Я тут так подумал... — пытаюсь подобрать необходимые слова, чтобы начать разговор. — О-о чем? До моих ушей доносится поскрипывание дверцы шкафа, и мой взгляд невольно падает на отображение в зеркале. Кончики коротких волос все еще влажные, спешно расчесаны и приглажены тонкими пальцами. Она стоит ко мне спиной лишь в нижнем белье, с оголенной спиной выбирая себе чистую футболку и свитер с горловиной. Нет, я не могу сказать, что выглядит она, как ходячие кости, или что страдает анорексией. Сказал бы, что ее вид немного с этим граничит, что у нее явно, если не нарушение процесса потребления пищи, так конкретные проблемы с организмом. Две торчащие лопатки, тонкая, но заметная ниточка нанизанных бусин-позвонков, и ребра видны... Моя внезапная тишина заставляет Рокси Грин оглянуться, потому я спешно отворачиваюсь, пытаясь вспомнить, о чем вообще говорил.— Нужно навестить мистера Кампа... Всем нам четверым. Мне кажется, он следующее звено в нашем расследовании, — переминаюсь с ноги на ногу, слыша, как Рокси застегивает молнию на теплых, несколько дутых штанах. — Х-хорошо, — девушка все еще дрожит, но теперь, кажется, лишь от холода, страх отходит на задний план. Кажется, она действительно чувствует себя спокойней, когда рядом с ней кто-то находится. — М-м-моя м-мама ско-о-оро вернется с Р-Ронаном и Ф-Ф-Фрейей. — Не сегодня, разумеется, — добавляю, воспринимая ее слова за знак "позже". — Завтра. Мы сделаем это завтра. [...]Моя история о том, как мальчик в доме Рокси исчез, оставив после себя лишь груду снега, не воспринимается в штыки или с пальцем у виска. Странно, но это утверждает мою теорию о том, что дети "Холода" могут иметь какие-то особые способности.Мне казалось, что именно Эллиотт будет тем человеком, который будет противоречить и перечить мне во всем. Глупым назвать я его отнюдь не могу, у него, как и у меня, особый склад ума, вот только я анализирую все, выдвигаю гипотезы, а он опирается на голые факты, даже в шутку все сводит к мифологическим фактам. Признаю, есть в этом что-то такое стоящее, и все же рациональная часть меня не готова это принять. — Хорошо, мы зайдем в гости к Чедвику Кампу, — тем не менее, он соглашается этим вечером практически во всем со мной. — Дельная мысль. Поправляет очки на переносице пальцем, молча наблюдая за тем, как Рокси пьет чай и как Эрин обеспокоенно потирает ее плечо. Я перевожу хмурый взгляд с Шистада на Роксану, понимая, что они оба обмозговывают то, что рассказала ему девушка. Из всего сказанного ею ему сбитым шепотом я смог различить лишь два слова: "Шон" и "потеряла". Шон. Опять это имя. Кажется, Рокси очень не любит, когда Эллиотт произносит его вслух, да и ее друг не в особом восторге. Новая фигура на шахматной доске? Ш о н. Кто он такой? В Атабаске я, вроде, не знаю никаких Шонов. — Моя мама согласна, — окончательно произносит Эрин. Так, стоп, я немного выпал из реальности... — На что согласна? — переспрашиваю, прикусывая верхнюю губу. — Она согласна, чтобы мы все заночевали у меня в комнате, только если не будем устраивать никакие вечеринки и будем тихими, — Новак отбрасывает на спину темную косичку, пожимая плечами. — Она немного приболела, но согласна. — В этом нет необходимости, — голос Рокси уже не дрожит, но все равно есть еще в нем что-то такое... Словами не описать. Холод? Нет... Нечто иное. Тревога? Вероятнее всего. — Мама скоро вернется с Ронаном и Фрейей.— Мы не оставим тебя после такого одну, Рокси, — Эрин качает головой, настаивая на своем, а потом поднимает взгляд на Эллиотта, стоящего у окна, и обращается к нему: — Тебя это тоже касается, Эл. — Э... — с неожиданности протягивает Шистад. — Ну... Мне и в номере мотеля неплохо... — отвечает так, словно не при делах здесь вообще и не является частью этой неразберихи. — Я не хочу создавать тебе неприятности, Эрин. — Черта с два мы позволим тебе уйти, — издаю смешок, хмыкая. — Прикуете меня к батарее, если я не захочу? — бросает в мою сторону едкий сарказм. — Найдем способ сделать так, чтобы ты не отпирался.От моих слов Эллиотт Шистад несколько бледнеет, спешно промаргиваясь, а потом снимает с переносицы очки, принимаясь протирать линзы краем вязанного свитера. Я сказал что-то не то?..Окидываю его прищуром, замечая в нем нервное напряжение. Кто-то не любит такие "мини-тусовки"? Резко вспоминаю грубую реакцию Рокси на предложение подготовить проект об истории города. Эти двое явно что-то скрывают от меня. Шон. Это точно кто-то, кого знают они оба, о ком отзываются весьма нелестно. Кажется, он когда-то был их другом? А что, обычно, делают друзья с друзьями? Предают?Лгут?Скрывают правду? Или что-то похуже? [...]Свет в доме Новаков не горит, тишина кажется относительно полноценной, если бы не воющий ветер на улице, поднимающий в воздух опавшую снежную и колкую пыль. Новый снег не падает, да и куда уже, если наметет больше, под его слоем явно можно будет кого-то похоронить. Темно. Мне не спится. Сижу на подоконнике, глядя в окно, всматриваюсь в лесополосу, отделяющую дома узенькой дорогой. Мне все кажется, что они стоят там. Стоят и наблюдают, прячутся за деревьями, обхватывая своими маленькими ручками широкие сосновые столбы. Бросаю короткий взгляд на Эрин и Рокси, крепко спящих по разные стороны кровати Новак, а нам с Эллиоттом достались спальные мешки на полу. После множества наведенных аргументов Шистад все же согласился на то, чтобы заночевать у Эрин, и все же вел себя очень странно и осторожно. Вместо чая на ужин выпил лишь стакан воды, словно кто-то захотел бы его отравить, поужинал малым количеством, разделив полноценную тарелку спагетти с куриными кусочками на пару с Грин. Я не считаю его странным, ведь любой реакции должно быть логическое объяснение. Это просто психологический фактор, не иначе. — Ты не спишь? — мой слух цепляет шепот Шистада, и в бледном свете луны, падающей на часть комнаты Эрин, я замечаю его лицо. — Не могу уснуть, — качаю головой, отвечая также шепотом.Эллиотт тихо расстегивает и выбирается из спальника, устало потирая затылок. Наблюдаю за тем, как блондин подходит ко мне, тоже забираясь на подоконник. И на какое-то время повисает тишина, мы просто смотрим на деревья, кроны которых покрыты снегом, рассматриваем горы, верхушки которых виднеются из-за леса. Небо чистое, звездное, лишь огромный бледный месяц висит на нем, как пришитый нитками. — Они там, да? — спрашивает тихо-тихо и, вроде, ответа не ждет, уже зная его. — Где-то в лесу. — Они ничего тебе не сделают, — уверенно молвлю, ведь я верю, что завтрашний, а точнее, уже сегодняшний визит к городскому дворнику даст нам хоть что-то весомое. — Ты не можешь быть в этом уверен, Дилан, — качает головой, после чего вновь устремляет свой взгляд куда-то на вид за окном. Красиво. Живописно. И все же есть в этой красоте что-то напрягающее, беспокойное. Лес кажется таким темным, словно за его тенью действительно прячется что-то. "Холод" и его дети. — Спасибо тебе, — Эллиотт вновь нарушает молчание, и я хмурюсь, искренне не понимая, к чему это он: — За что? — За Рокси. Ты спас ее сегодня... — бросает на меня короткий взгляд, и я ловлю себя на мысли, что очки свои он оставил на тумбочке. — Вы с Эрин. — Вы тоже меня тогда спасли на озере, — пожимаю плечами. — Все нормально. То, с каким беспокойством он говорит о Рокси... Я не могу этого не замечать. Кажется, что их связывает не просто крепкая дружба, как нас с Эрин, а что-то большее. Нет, не то, к чему, вероятно, идут наши с Новак отношения, а какой-то секрет, опора, доверие. Он стоит за нее, а она за него. Мой взгляд падает на запястье Шистада, на котором при свете луны я замечаю шрам. Не такой, как если бы он пытался покончить с собой, а такой, как если бы нанес его себе нехотя, в ходе несчастного случая или отчаянной обороны от кого-то. Иногда я себя ненавижу. Мне хватает всего взгляда на что-то, чтобы производить в голове лживые и, вероятнее всего, неправильные выводы, используя свое проницание. Я, конечно, часто оказываюсь прав, но бывают случаи, когда и у меня ломается мозг, мой внутренний Шерлок уходит в чертоги разума и грустно играет на скрипке пальцами без смычка. Брунь. Заметив мой взгляд, Эллиотт не пытается спешно спрятать запястья, это выдало бы то, что с этим шрамом у него связано много плохого. Наоборот, он лишь напрягается, вспоминает, кто я, и что мы не друзья, и отводит взгляд к окну. — Ничего не говори, — процеживает сквозь зубы. — Что я не должен говорить? — недоуменно спрашиваю, хотя, кажется, понимаю, что он имеет в виду. Эллиотт знает, что мне хватает всего нескольких слов и комбинаций, чтобы создать целую теорию. — То, о чем ты думаешь. Ты понятия не имеешь, — слетает с его уст холодно. Он как Рокси. Сильный. Волевой. Холодный и непроницаемый. Я не пытаюсь стать его другом, просто пытаюсь понять, могу ли ему доверять... У меня таких людей немного, аж целая Эрин. — А что я думаю? — бросаю еще один короткий взгляд на его запястье. — Не знаю. У тебя в голове слишком много всего, О’Брайен, я тебя часто не могу понять, — язвит, щурясь, и я издаю тихий смешок: — Сказал человек, говорящий загадками. — Ты меня не знаешь. — Как будто я пытаюсь заглянуть тебе в душу, ей-Богу. — Может, и не пытаешься. Я не знаю, — роняет, вздыхая тяжко. — Я, блять, уже и не знаю, когда новый человек мне лжет, а когда нет, и от этого начать ему доверять раз в сто сложнее, — как с языка снимает. — Друзья не должны причинять боль друзьям, — слетает с его уст задумчиво, и он потирает свой шрам на запястье подушечкой большого пальца.Я не могу, оно само из меня вырывается. Я даже жалею об этом, спустя секунд пять:— Это сделал Шон? Ваш с Рокси друг? Шистад замирает, окидывает меня взглядом холодных, широко распахнутых голубых глаз с поджатыми в тонкую полоску губами. Он выдерживает паузу в несколько секунд, растягивающихся в целую вечность, и я уже мысленно себе даю плюхи по роже, понимая, что задел что-то слишком личное, глубинное, тайное. Это как если бы они стали меня расспрашивать о Мелани, кроме тех фактов, что им известно. Что ей было пять, она исчезла почти год назад, на кладбище есть ее могила, и что она завела меня на замерзшее озеро, где я едва ли не умер. Это как если бы меня спрашивали, читали ли мы вместе какие-то книжки, как проводили свободное время. То, что я считаю личным и даже не могу рассказать Эрин. — Шон — нам не друг, — все, что произносит Эллиотт до конца этой ночи и, кажется, утра. Он аккуратно слазит с подоконника, возвращаясь к своему спальнику. Я же еще какое-то время сижу на месте, глядя в окно. Меня бросает в дрожь, начинает мурашить.А они там, ведь так? Их ручки обхватывают столбы деревьев, за которыми они прячутся... А из гущи леса, самой его тьмы на меня смотрят "Его" глаза, полные смертельной бездны, холодные, как Северо-Ледовитый океан, неестественно синего оттенка. ***Новый день обещает быть кое-чем интересным... Правда, Рокси не ожидала, что "новости" начнутся прямо с утра. Утро проходит в относительном молчании: Эрин робко натягивает на себя вязаный джемпер на пуговицах, пытаясь скрыть синяки на теле, и снимает со сковородки яичницу, выкладывая ее на тарелку; сама Рокси кладет сахар в чай, делая несколько глотков; Эллиотт угрюмо помогает Эрин накрыть на стол, а Дилан достает поджарившиеся кусочки хлеба из тостера.— Могу быть уверена, что мистер Камп не будет особо счастлив видеть нас на пороге своего дома, — молвит Эрин. — Он должен что-то знать, — сделав глоток чая, произносит Шистад. — Мой брат едва ли не умер. Мой отец пропал, — слетает с губ Роксаны Грин. — Не откроет мне двери — я к нему вломлюсь, на хрен. — Я тебе в этом помогу, — уверенно поддерживает ее Дилан. — Мне стоило сделать это еще тогда, когда Мелани пропала.И все. Это были единственные толковые реплики за все утро, кроме "доброго утра" и "пойдем". Одевшись и выйдя из дома Новаков, Рокси замечает свою маму выезжающей из гаража на машине. Женщина паркуется на обочине, но не ставит блок сигнализации, открывает дверь и выходит из салона, увидев свою дочь на пороге соседнего дома. — Привет, мам, — Роксана Грин спускается по скользким ступенькам, держась за поручень, и подходит к Рейчел. — Ты куда-то едешь? — О, доброе утро, милая, — кладет свою теплую ладонь дочери на щеку, после чего немного отклоняется в бок, здороваясь с Диланом, Эрин и Эллиоттом, стоящими на прочищенной от снега тропинке, ведущей к дому Новаков. — Думала, уже не застану тебя, поэтому написала записку, оставила ее на камине. — Что-то... Что-то случилось, мам? — девушка обеспокоенно берет Рейчел Грин за руку, не сводя с матери взгляд орехово-зеленых глаз. — Я... Я не могу сидеть, сложа руки, Рокси. Не могу ничего не делать, когда они даже не пытаются его найти. Поэтому... Я поеду в соседний город, буду искать его там, пообщаюсь с полицией... — Если ты сможешь подождать хотя бы час, то я поеду с тобой... — Нет. Я не хочу, чтобы ты ехала со мной, Рокси, — Рейчел поджимает губы от того, что слова даются ей нелегко. — Я оставила вам деньги под доской в полу возле камина. Этого хватит на месяц вам двоим. Ты... Ты у меня взрослая, — женщина с нежностью гладит дочь по голове. — Ты должна присматривать за Ронаном, ты старшая сестра. Давай ему лекарства, води к отцу Эрин. И... Боже не забывай есть, прошу. Я не хочу вернуться и найти твой ссохшийся труп, ладно? Пообещай мне, милая, что позаботишься о Ронане, Фрейе и себе. — Мам, — Рокси щурится, немного отклоняя голову. — Как надолго ты уезжаешь? Секундное молчание дает Рокси понять, что не на день и не на два. — Я постараюсь вернуться к вам как можно поскорей, я обещаю. Буду звонить каждый день. Рокси, ты обещаешь мне, что будешь кушать и позаботишься о Ронане? Пообещай мне. Ты — это все, что у него остается. — Мам... Слезы накатываются на глаза, тем не менее Роксана подавляет их. Железное правило, что никто больше не увидит, как она плачет. Холодная. Сильная. Стальная. С кусочком льда, вместо сердца. Не позволяющая себе слабость. — Я люблю тебя, девочка моя. Мы с папой любим тебя и очень гордимся тобой. — И я тебя люблю, мам. Я позабочусь о Ронане, обещаю, — девушка отвечает на объятия матери, крепко прижимая женщину к себе.— Береги себя, Рокси... — И ты себя, мам... Вернись. Вернись к нам поскорее, ладно? — Еще какое-то время не выпускает Рейлел из своих объятий. — Мама, вернись, хорошо? Обещай вернуться. Пообещай мне. — Я вернусь, Рокси. Что бы ни случилось, я найду любой способ к вам вернуться. ***Его называют Старцем с Севера.Никто не знает, сколько ему лет, откуда он появился там.Из тьмы тысячелетий, говорят, с начала времен.***(Писалось под: Blake Neely – Oh, Mommy!)Направляемся к Чедвику Кампу молча — разговор Рокси с матерью убил настроение и отбил любое желание заводить какой-либо разговор. Ее мать поехала искать отца в другом городе, оставив их с братом одних... На Рождество, на встречу Нового Года. Бросаю короткий взгляд на Рокси, поджимая губы. Хочется выпить горячий чай, чтобы согреться от холода. Я закашливаюсь, чувствую, как что-то в легких у меня булькает. Черт. Кажется, тот случай на льду не прошел для меня бесследно. Эрин сказала, что мне нужно сходить к ее отцу, чтобы он меня послушал и прописал лекарства, а я все откладываю. Признаться, стараться не кашлять этой ночью составило мне немалого труда, пришлось спать сидя оттого, что в лежачем положении я чувствовал удушье. Ночка была не айс, в общем. — Кхм, — стараюсь прочистить горло, замечая, как все трое на меня таращатся. Я здоров. Просто горло болит. Всего лишь провалился под лед замерзшего озера Атабаска. С кем не бывает? Да, вот только после такого, обычно в больнице лежат до полного выздоровления, а я бегаю по морозным улицам, как ни в чем не бывало. — Все в порядке, — молвлю немного грубо, чтобы отбить чувство любого беспокойства. Не обо мне сейчас думать нужно, а о том, что будем спрашивать у мистера Кампа. Поднимаю взгляд на его дом. Сейчас все вокруг видно идеально, небо серое, но снега нет. Лишь пронзительный ледяной ветер, пробирающий аж до костей. Я щурюсь, замечая слепленного снеговика, находящегося за домом городского дворника. Странно. Обычно, все дети лепят их во дворе, вставляют вместо носа морковь, могут надеть на "голову" ведро, а на ветку-ручку какую-нибудь варежку — образ классического снеговика — детской зимней забавы. Но здесь иначе. Странная снежная масса стоит так, словно не многие должны видеть эту снежную статую. Останавливаемся в метрах двух от крыльца мистера Кампа, замирая на месте, чтобы удостовериться, что все остается в силе, что все готовы.— Готовы? — слетает с моих уст, и я окидываю ребят взглядом. Эллиотт поправляет очки на переносице, Рокси заправляет руки в карманы горнолыжной синей куртки, а Эрин переминается с ноги на ногу. — Я не знаю, будет ли этот визит напрасным или нет... Во всяком случае, мы сможем, если что, вычеркнуть мистера Кампа из списка. — Давайте сделаем это, — Эллиотт первым начинает подниматься по трем скрипящим от старости ступенькам крыльца. Сам дом выглядит довольно старым, но он не лишен какого-то тепла и уюта. Звонок в дверь странный — еще колокольчик, который нужно дергать за ниточку, которую Эллиотт аккуратно оттягивает вниз, и по ту сторону двери раздается звон. Секундная тишина. Я слышу, как громко у меня стучит сердце под ребрами. Я задерживаю дыхание, когда дверь открывает маленькая девочка, аккуратно выглядывая из-за маленькой щелочки. — Вы кто? — Здравствуй, — вежливо здороваюсь с ней, понимая, что она смотрит четко на меня своими серыми глазами. — А твой дедушка дома? Мы хотели бы с ним поговорить... Девчонка не успевает ответить, рядом с ней появляется старик лет семидесяти-восьмидесяти. Мне всегда становилось не по себе от его стального и сурового взгляда глаз цвета жидкой ртути. Когда он хмурится, создается впечатление, что глаз нет вовсе, так они скрываются густыми седыми бровями. — Сколько я тебе раз говорил, Герда? Сначала спрашивать "кто?", а потом только открывать, а не на оборот, — обращается он к внучке. — Прости, дедушка, — извиняется девочка возраста моей Мелани. Только у моей сестры были светлые, пшеничные волосы, а у Герды Камп они темные. И взгляд не такой. И голос.— Ступай играться с братом, милая, — несмотря на свою суровость и громкий, тяжелый голос, к малышке он обращается как-то нежно. — Мистер О’Брайен? — он обращает ко мне свое внимание, так как я стою к нему ближе всех. — Что привело всех вас в мой дом в этот дивный день? Чем могу быть полезен?Что-то внутри меня подстегивает съязвить, что мы пришли на чай, но я понимаю, что шутки и излишний сарказм здесь неуместны, хотя мне они нужны, чтобы немного успокоить свои нервы. — Нам кажется, что вы единственный, кто знает обо всем том, что происходит... — беру на себя смелость говорить за всех. — Не понимаю, о чем вы, Дилан, — Чедвик чуть приподнимает голову вверх, открыто глядя мне в лицо, и мне вновь становится не по себе. — Если вы о том, что "Злой" Санта каждый день убивает кого-нибудь, то нового про Барри Хайда я вам ничего не скажу, я уже рассказал полиции все, что знал, — мистер Камп уже думает, было, закрывать дверь, но я хватаюсь за ручку: — Я не о Барри Хайде, сэр, — мужественно выдерживаю его стальной взгляд, и, кажется, мужчина понимает, о чем я, прекращая попытки закрыть перед нами дверь своего дома. Он выдерживает логическую паузу, переводя свой ледяной взгляд с меня на Рокси, с Рокси на Эрин и Эллиотта. — "Оно" забрало мою сестру, мистер Камп... Прошу вас. Расскажите нам, что "Оно" такое, — ловлю себя на мысли, что прошу у него помощи искренне, ведь сейчас я запутался во всем, как никогда прежде. — Его зовут "Холод" в этих краях, мистер О’Брайен, — Чедвик тяжко вздыхает, в конечном счете останавливаясь взглядом на мне. — Проходите. Я испытываю некое облегчение, войдя к нему в дом. Здесь немного странно... Пахнет хвоей, звучит очень странная музыка, словно из средних веков. Женщина играет словно на арфе и поет песню на странном языке, кажется, норвежском или шведском — мне не разобрать, я в этом не спец, в отличии от Эллиотта, чья специализация в университете — английский язык и литература. Перекидываюсь кротким взглядом с Грин, принимаясь осматриваться. Снимаю с себя куртку, вешая ее на крючок в коридоре, и поднимаю голову наверх, когда мое внимание привлекает скрип ступенек лестницы, ведущей на второй этаж. — Дедушка? — недоуменно обращается к Чедвику Кампу мальчик лет тринадцати, спускающийся со второго этажа. — У нас гости? — спрашивает он. У него каштановые, слегка вьющиеся волосы и ряд веснушек на лице. И тот же взгляд стальных, льдисто-серых глаз.— Да, — отвечает внуку мужчина. — Будь добр, Олаф, приготовь нашим гостям чай, они, вероятно, замерзли. Герда? Олаф? Семья мистера Кампа не из Канады, не так ли? Пройдя в гостиную, украшенную еловыми веточками, я принимаюсь осматриваться: старый камин, в котором тлеют поленья, у стенки стоит шкаф с множеством книг в старых и ветхих переплетах. На полу лежит ковер, на котором стоит кресло-качалка, в углу у окна стоит живое сосновое дерево, украшенное старинными гирляндами... Уютно. Мы же располагаемся на старом диване, который пружинит под нашим общим весом. — Вы сказали, что его зовут "Холодом" в этих краях... — мягко и вкрадчиво начинает Рокси, и я даже удивляюсь тону ее голоса. — Значит, он известен и в других местах? Люди его называют иначе?— У индейских племен есть сказания о нем. Они называют его Старцем из Севера, — мистер Камп усаживается в свое кресло-качалку, не сводя с нас свой суровый взгляд. — Кельты считали, что "Холод" был рожден во тьме под толщей снега, а жизнь ему дало нечто нечеловеческое, нечто могущественное, очень сильное... — Кельты? — слетает с уст Эллиотта. — Сколько ему лет? — Никто не знает, сколько ему лет или откуда он на самом деле появился, но предания и легенды о нем были у всех народов мира. — Что он за существо? — напряженно роняет Эрин. — Скандинавское божество. Злой дух времени, который становится лишь злее и ненасытней с течением времени. Древние народы боялись его и почитали, они считали, что он мог наслать на их деревни лютый холод, если они его не задобрят. Их ждала бы холодная смерть под слоем снега, когда даже домашний очаг не согрел бы. Все они говорили, что он носил одеяния, сотканные из ветра и снега, и что борода у него напоминала острые сосульки. Характерными запоминающимися чертами была бледная, голубоватая и морщинистая кожа, словно ее вовсе и нет, а еще глаза — две светящиеся, гипнотизирующие льдины, в которые заглянешь раз — и замерзнешь навеки. Люди приносили некую жертву ему в дар, надеясь, что это спасет от лютых морозов их скот, и деревня переживет зиму. — Детей... — слетает с моих уст предположение. Олаф с Гердой ставят на стол поднос с кружками чая для нас, внимательно разглядывают взглядом наши лица, после чего их дедушка просит их достать какую-то книгу с полок, установленных у стенки, обращаясь при этом на каком-то скандинавском языке. Норвежский? Исландский? — Верно, мистер О’Брайен. Они приносили в жертву детей, по одному ребенку в месяц "Холод" забирал себе и оставлял жильцов деревни в покое на долгую весну, лето и осень. Чтобы не вызвать у него гнев, кельты верили, что вечно зеленое еловое дерево сможет уберечь их от всех бед. Еловое дерево? Современное Рождественское дерево?— Они украшали его внутренностями, не так ли? — Эллиотт Шистад не сводит хмурый взгляд с Чедвика Кампа. — Очень хорошо, мистер Шистад. Да, они верили, что жертвоприношения смогут усмирить божество и подарить им покой. Вы изучали традиции скандинавских племен? — Я немного изучал культуру... Руны, пантеон богов. Но про "Холод" я не слышал. Это мой предмет в университете. Мистер Камп принимается открывать книгу с непонятным названием. Мой взгляд падает на текст, и я понимаю, что даже "одним глазком" не смог бы прочесть то, что там написано. Это явно не английский, буквы больше напоминают транскрипцию.— Вы не найдете его имя ни в одном современном издании учебников. Широко известен он был так же и среди славянских племен, — при этих словах Эрин напрягается. Ее предки из Украины могли что-то знать об этом. Это было давно. Очень и очень давно... — У них ледяное существо считалось тремя разными богами: Зимник приносил за собой морозы, от которых люди замерзали насмерть. Вихрь величался богом снегопада и громов. Но самым страшным из них был Карачун — он мог отнять жизнь, всего лишь взглянув на жертву. — Если он — скандинавское существо, то как он попал сюда, в Канаду? — я следующим задаю мучающий меня вопрос. — Никто не знает. Есть много поверий. Одни говорят, что его занесло сюда северными ветрами, а другие — что его сюда привез путешественник несколько столетий лет назад, —мистер Камп пытается вычитать что-то дельное в книге, которую ему принесла Герда. — Скажите, а имена Сигрид и Юзефины как-то связаны с "Холодом"? — спрашивает Рокси, и я перевожу на девушку недоуменный взгляд, впервые слыша эти имена. — Да, — отвечает старый дворник. — Есть одна легенда о Сигрид Отважной, но никто не знает, насколько она правдива. Это было очень давно, многое затерялось во времени, передаваясь из уст в уста. Все, что я знаю, так это то, что Сигрид была первой, кто не подчинился воле "Ледяного монстра". Она не пожертвовала своим собственным ребенком на благо деревни, она даровала ему жизнь. Все знали, что у божества есть правило: "Если не ты, так кто-то вместо". Сигрид удалось спасти ребенка, но не лучшую подругу Юзефину, ставшую жертвой "Холода". Говорят, Юзефина стала призраком, скитающимся по вечным снежным землям, и не может обрести покой, — так, ладно. У мистера Кампа явно талант рассказчика. Рассказывает так, что мурашить, на хрен, начинает. — "Отважной" Сигрид прозвали из-за того, что одной ночью она ушла в лес и не вернулась, а вместе с ней и божество уже больше никогда не возвращалось в поселок. Никто не знает, что произошло, и как ей удалось увести беду от поселка, но ее жертва была достойна того, чтобы сложить легенды о ее храбрости. — Почему дети поют на каком-то странном языке? — спрашивает Эллиотт. — Этот язык больше уже нигде не звучит. Это праязык, древнескандинавский язык, на котором разговаривали люди, когда родилось это божество. Оно разговаривает с ними на нем. — Можно ли его как-то остановить? — Многие пытались, многие обратились в лед, замерзли навсегда. Божество не убить. Нам остается лишь ждать... Или уезжать. Куда-то туда, где нет снегов и морозов, где всегда тепло. — Что "Холод" делает с детьми? — наконец, Эрин озвучивает вопрос, который нас всех интересовал так давно. — Никто не может описать это словами. Они не живы и не мертвы. Это что-то среднее. Чары? Обряд? Заклинание? Никто не знает, никто не возвращался из-под его власти тьмы, чтобы это описать, поделиться знаниями, опытом. Но вы и сами видели, мисс Новак, как "Ледяной монстр" гипнотизирует детей, перед тем, как превратить в своего шпиона. Ч-что? Все во мне падает куда-то в пятки. Эрин что-то видела и не сказала мне? П... Почему она ничего не рассказала мне? — Эрин? — я произношу ее имя вслух? Мы все обращаем на нее свое внимание. Я замечаю, как девушка краснеет и пытается спрятать взгляд, как будто в чем-то виновата. На ее глаза накатываются слезы, блестящие от языком пламени в камине. — Вы не рассказали друзьям, мисс Новак? — Чедвик Камп удивленно вскидывает бровь. — Это очень важно ведь. Это касается пропажи сестры вашего друга. Мое лицо становится каменным, глаза расширяются, я чувствую, как все во мне напрягается. — Что? Эллиотт и Рокси с приоткрытыми от удивления ртами переводят на меня удивленные взгляды. — Эрин, о чем говорит мистер Камп? Новак на меня не смотрит, ее лишь начинает трясти от чувства паники и некого страха. — Эрин, о чем он говорит? — давлю, произнося грубей и громче, отчего ее аж передергивает.— Она вам не рассказала, что видела? Я удивлен. В вечер пропажи вашей сестры, Дилан, я, как всегда, убирал улицы. Был очень удивлен, когда увидел мисс Новак, следующую за вашей маленькой сестрой Мелани, убегающей в лес. Тогда-то мисс Новак и увидела впервые "Холод". Он пришел за Мелани, так как выбрал ее жертвой того месяца. З л о с т ь. Она царапает ногтями стенки моего желудка, норовя вырваться изнутри. Мне хочется выкрикнуть, что он лжет, что зря обвиняет Эрин, ведь она ничего не видела. Лжец! Он все врет! Это неправда! Эрин не стала бы мне лгать!Но заплаканное выражение лица девушки говорит мне совершенно об ином, подтверждая слова Чедвика Кампа. Все... Все это время... Она знала, что случилось с моей Мелани и не сказала мне... Я думал, что ее похитили. Я думал, ее убили. Думал, потребуют деньги за возвращение, и я бы, блять, почку продал, чтобы только ее вернуть. Я думал, она убежала и потерялась. Думал, с ней произошел несчастный случай. Я думал, ее загрызли волки в лесу или она утонула в озере Атабаска. Думал, замерзла насмерть. Я... Я стоял на ее могиле, наблюдая за тем, как пустой гроб опускали в землю. А Эрин знала. И она позволила мне считать и смириться с тем фактом, что моя младшая сестра умерла. — Ты лгала мне, — процеживаю сквозь зубы от злости, шумно дыша. — Все это время... — я не могу поднять на нее взгляд, я больше и не хочу на нее смотреть. Я... Господи, блять, я верил ей... А она... Она все это время знала, что произошло с Мел. — Прости меня! — не выдерживает, взрывается в порыве плача, рвущего нутро. Слезы скатываются по щекам, обжигая кожу, и в заплаканных голубых глазах плещутся океаны сожаления. — Я так боялась! Так боялась, что, если я расскажу, оно придет и за тобой! — Ты позволила мне считать ее мертвой. Позволила мне продолжать искать ее там, где ее и не было, — меня сейчас порвет. Я не могу поверить в то, что она сделала. Я сплю? Ведь это же Эрин. Человек, которому я верю полностью и всецело. А верю ли теперь? Я не уверен. — Дилан, прости меня! Пожалуйста, прости! Я хотела тебе рассказать! Столько раз хотела... — У тебя столько было много шансов это сделать... — и в конечном счете ко мне приходит боль. Человек, который занимал в моей жизни далеко не самое последнее место... Человек, с которым я делился самыми глупыми и отчаянными идеями, рождающимися в моей голове... Человек, которому я доверял больше, чем порой самому себе, мне лгал, обманывал, скрывал правду. Целый год я думал самое худшее насчет исчезновения Мелани. А она все это время знала правду. — Прости меня, Дилан! Срываюсь. Пробуду здесь хоть еще одну хренову секунду — и я за себя не ручаюсь, я, блять, точно разнесу здесь что-то, еще в порче имущества обвинят. Краем глаза цепляю остывший на столике чай, к которому так и не притронулся, и оцепеневших от неожиданно всплывшей правды Рокси и Эллиотта, но не придаю никакого значения этому. Насрать. Пофиг. Мне нужно уединение. Я хочу побыть один. Мне нужен чертов морозный воздух, чтобы от него аж мозги застыли. Широкими шагами добираюсь до коридора, снимая с крючка свою куртку. — Дилан, постой! — жалостливый и хриплый голос Эрин врезается мне в лопатки. — Не ходи за мной! — Погоди, прошу! Открываю дверь, выходя на морозный холод, и Эрин выходит вслед за мной в своем легком вязаном свитере на пуговицах, не беря с собой пальто.— Дилан! Дилан, скажи, что прощаешь меня! Как я могу сказать то, чего сделать не могу? Я не могу ей солгать о том, что прощаю. Я НЕ прощаю. Я, блять, чувствую, как доверие, выстроенное за два года дружбы, разрушается на чертов конструктор, на кубики. Назад уже по той же схеме не собрать. — Дилан! — Вернись в дом, Эрин, — шиплю, не оглядываясь, а еще не прекращая спешно идти прочь от этого дома. Пиздец. Просто... Я не могу в это поверить. Из всех людей, кому я верил... Почему именно она? Почему Эрин? Это что-то с родни кинжала прямо в грудину. Думал, от предательства буду ощущать ноющую боль в спине, но нет, болит где-то под сердцем. Я кашляю, подставляя ладонь ко рту, а потом сплевываю наземь слизкий сгусток, которого, кажется, хоть жопой жуй в моих легких. — Дилан! Дилан, прости меня! Прошу! Твою ж мать! Пинаю ногой снег от злости, отчего белая масса попадает мне в ботинок, касаясь голой кожи под штаниной. Что, обычно, делают друзья с друзьями? Предают? Лгут? Скрываю правду? Или что-то похуже?Они называют его Старцем с Севера. Год назад он забрал мою сестру Мелани. И человек, которого я считал другом, все время об этом знал.