ten: so many questions, so many secrets (1/1)

***От лица Рокси."Переохлаждение".Врачи по-прежнему записывают показания, моя мать нервно маячит перед глазами, дрожащим от страха и слез голосом зовет меня по имени, в сотый раз задавая вопрос: "Что произошло?". А я смотрю лишь на скорую машину, выгружающую каталку с бессознательным телом маленького мальчика, чья куртка вся насквозь промокла от оттаявшего снега. Смотрю и не могу унять дрожь в ледяных руках, ведь это я нашла его. В снегу, совсем одного, совсем замершего, вымотанного и, скорее всего, до чертиков напуганного. Ронан. Маленький и ни в чем не повинный Ронан, который стал жертвой. Жертвой чьей-то злой шутки. Планировалось, что я должна была стать этой самой жертвой. А ею был он, маленький и невинный мальчик. "Слабый сердечный пульс".А у меня учащенный. Такой, что аж грудину мне проламывает. Такой, что аж дышать трудно. Его везут по коридору больницы в палату, волоча за каталкой капельницу. Он... он так бледен... Мой маленький Ронан. Кажется, я ощущаю вибрацию телефона в кармане джинсов, хотя не могу точно вспомнить тот самым момент, когда всунула его по дороге в больницу. Я помню, как в последний раз держала его в руках во время звонка Дилана, прямо перед тем, как выйти на улицу и найти брата. Осознание бьет под дых и лишает возможности сделать вдох, стоит мне вспомнить причину звонка О’Брайена, его хриплый от страха голос и слишком быструю речь, как будто он пытался сказать мне все за несколько секунд, чтобы только успеть. Он предупредил меня о нем, о том, что мой брат был в опасности, но как он сам понял? В его доме были те дети... Они... Они ему сказали? Они все еще там? Как сам Дилан?"Дыхание слабое, холод замедлил кровообращение".Он. Лежал. В сугробе. Он ушел играть с ними, с Айвой, Джеком и Конни. Почему я позволила ему? Почему не запретила идти на улицу? Там было так холодно, там было так морозно... Что я за сестра такая? Я не уследила за ним. То, что произошло, это полностью моя вина. Он пострадал по моей вине. Я думала, дело было лишь в нас с Диланом и Эллиоттом, эта хрень творилась с нами, но не с моим братом. Почему он? Почему этот маленький мальчик? Мама трясет меня за плечи, сотовый в кармане по-прежнему вибрирует. Надо бы выключать режим "завтык" и прийти уже наконец-то в чувства, ответить на этот чертов звонок, кто бы мне ни звонил, поговорить с матерью. — Что произошло, Рокси? — кажется, Рейчел перестает плакать, но ее голос становится более звонким и громким. Она вот-вот даст мне хлесткую пощечину, дабы я смогла хоть как-то обратить на нее внимание; я чувствую, как мама напрягается, явно намереваясь мне вмазать, и в тот самый момент, за несколько секунд до того, как моя щека ощутит жар ее ладони, я вдруг снова начинаю себя ощущать. Поворачиваюсь к ней лицом, поднимая взгляд, и женщина издает слабый вздох облегчения. — Мама...— Что произошло с Ронаном, Рокси? — ее рука по-прежнему сжимает мое плечо, вжимается в него до боли, и я наконец начинаю ощущать, как ее пальцы впиваются в кожу. Отступаю от женщины на шаг, заставляя ее убрать руку. Ее прикосновение не было грубым, просто... Просто это напомнило мне о человеке, которого мне хотелось бы забыть. Что произошло? Хотела бы я знать, что именно.— Он ушел играть... — с уст слетают лишь обрывки фраз, не складывающиеся в цельную картину. Потому что как все это можно связать так, что в конечном счете Ронан оказался в сугробе? Замерзший, без сознания. — А затем я нашла его в снегу...— С кем он ушел играть? — С Айвой, Джеком и Конни, — их имена теперь уж точно надолго засядут в моей голове. А еще я считаю, что мама имеет право знать правду. Крохотный ее кусочек, больше я не могу ей рассказать, пока сама не пойму, что происходит. Я должна сказать ей то, в чем уверена, потому что она заслуживает знать. — И я думаю, что эти дети хотели сделать ему больно. Они хотели, чтобы он стал таким же, как и они. Похищенным. — Почему они хотели причинить ему боль? Ронан и мухи не обидит. — Я не знаю, — отвечаю как-то на автомате, неосознанно. Или осознанно, сейчас в этом разницы абсолютно нет, ведь я на самом деле не знаю, что произошло. Мой брат ушел играть, после чего нашелся в сугробе.— Ты мне чего-то не договариваешь, Рокси...— Что? — черт, собственный голос срывается на писк. Ври, Роксана. Ты в этом спец. Год и три месяца назад, в тот самый момент, когда твоя жизнь перевернулась с ног на голову, ты солгала родителям. И они поверили. Ври, Рокси, ты в этом ас. — Это все, что я знаю, мам.— Черт! — ругается Рейчел. — Где носит твоего отца? — отходит от меня на несколько шагов, спешно набирая номер папы. Женщина зачесывает длинными пальцами темные волосы назад, чтобы они не лезли в лицо, вытирая им вспотевший лоб. Прикладывает телефон к уху, ожидая ответа, а по ту строну доносятся лишь одинокие периодические гудки.Опускаюсь на стул в коридоре, сутулясь, отчего проступают острые лопатки и ключицы у тонкой шеи. Нервная дрожь все еще бьет во мне ключом, потому пальцы неосознанно тянутся к тонкой цепочке с кулончиком-снежинкой, подаренному Эллиоттом. Кажется, это меня успокаивает немного, дыхание восстанавливается. Вынимаю сотовый из кармана, а на дисплее высвечивается звонок от неизвестного номера. Хмурюсь, чувствуя, как вдоль хребта мурашки искалывают спину. Мне никогда не звонят с неизвестного номера. Хмыкаю, засовывая телефон обратно в карман. Я по-прежнему перевожу взгляд на мать, расхаживающую вперед-назад и меряющую шагами коридор. Рейчел оставляет уже второе по счету голосовое сообщение отцу, первое из которых было невнятным из-за страха, слез и истерики, а второе — слишком эмоциональное, на повышенных тонах. Его нет рядом. А я все думала, когда он оступится, когда подведет нас? Когда он снова решит бросить маму? Это время уже пришло? Не прошло и полугода. Мы могли бы сюда и не переезжать, если бы знали, что он снова решит уйти. Факт остается фактом: Ронан пострадал, а Рона хрен знает, где носит. — Рокси! — я практически подскакиваю на месте от неожиданности, когда слышу знакомый голос Эллиотта в конце коридора. Переживание за малявку настолько обострило мои чувства и реакцию, что я буквально готова заорать от страха при любом внезапном шорохе. Поворачиваю голову, замечая Шистада, спешно направляющегося ко мне, а рядом с ним Эрин. И Дилан. Несколько бледный, все еще не пришедший толком в себя после случившегося у него дома Дилан. Что они здесь делают? Сама не могу понять, в какой именно момент поднимаюсь на ноги. Складываю руки на груди, дабы куда-то их деть, потому что внутри все затягивается в тугой узел, в ком, подступающий к горлу. Я не могу себя унять, спокойно стоять на месте. — Как ты? — Эллиотт спешно поправляет очки на переносице, после чего коротко взъерошивает светлые волосы. — Как Ронан?— Я не знаю, врачи ничего толком не сказали. Я... Я нашла его лежащим в сугробе, Эл... Я думала, что он... Что они его...— Они? — переспрашивает Эрин, но Дилан как-то игнорирует ее вопрос. — Кто "они"? О ком вы?— Они его не забрали потому, что в том месяце уже пропал мальчик, — Дилан говорит твердо и раздельно, и я перевожу на него взгляд. — Они не собирались похитить его на самом деле.Да, я знаю, это его теория о том, что пропадают в год трое. По одному человеку/ребенку в зимний месяц. Если они не хотели его "забрать", как остальных, то зачем и что они с ним сделали вместо этого? И как Дилан понял, что они пришли за ним, но не для того, чтобы похитить? Как он понял, что пришли именно за Ронаном? Как Дилан смог покинуть дом, когда там были пропавшие дети? Они... Они ведь уже не живые, да? Глаза у них мертвецки-бледные, неестественно синие, на человеческие совсем не похожи. Как Дилан понял, что делать? Как?.. Как вообще он встретился с Эллиоттом и Эрин? Все по порядку, вопросов слишком много.— Кто из вас мне звонил? — слетает с моих уст. — Я звонил тебе полчаса назад, хотел сказать, что забыл у тебя футболку, — Эллиотт прикусывает губу в ответе, отчего Дилан переводит на него прищуренный взгляд. — Ты опять не брала трубку. Десять раз в подряд. Подумал, что-то случилось. Я оделся и решил пойти к тебе. Когда пришел, в твоем доме никого не оказалось, но в след за этим из соседнего дома вышли Эрин с Диланом, и от отца Эрин мы узнали, что ты здесь. Мистер Новак врач.— То-есть, ты не звонил мне пять минут назад? — Нет, я же сказал. — Мне кто-то звонил с неизвестного номера... Мне никто и никогда не звонит с неизвестного номера. Я никому постороннему его не даю. А если... Если Шон как-то узнал его? Он отличный программист, ему взломать почту и узнать номер ничего не стоит. А если... Если это действительно он? И от одной только мысли об этом что-то словно до боли царапает стенки желудка, что-то колет мне где-то под ногтями от накатывающей волны страха. Я боюсь того, что это был Шон. Я боюсь того, что ему снова захочется сделать мне больно. Один из самых близких мне людей когда-то, от которого я ожидала такой боли меньше всего на свете. — Ты не давал Шону мой номер? — Шистад бледнеет на глазах. Я знаю, как ему самому тяжело. Удивление вперемежку с болью промелькнули в радужках его голубых глаз. Я о нем настолько плохого мнения?— Нет, Рокси, — в голосе ощущается обида. — Ты же знаешь, что я бы так с тобой не поступил. Если бы это был папа, он позвонил бы маме сначала. Так что этот вариант отпадает. Но если никто из ребят и не папа, тогда кто звонил мне? И вообще, почему меня волнует этот вопрос прямо сейчас? Сейчас это отнюдь не главное. Нашла о чем думать, Рокси. — Я едва ли убежал из собственного дома, — О’Брайен, не понимая, о каком Шоне вообще идет речь, решает вернуть тему необходимого разговора, который почему-то зашел совсем не в те дебри. На Дилане по-прежнему нет лица, он словно призрака там увидел. Или что-то такое, о чем ему точно не хочется рассказывать. — Клянусь, они бегали по моему дому, как тогда, помнишь? — он вопросительно кивает головой, на что я отвечаю коротким "помню". — Они... Я не видел их лиц, лишь силуэты...— Лиц? — Эрин хмурится, переведя взгляд серо-голубых глаз с Дилана на меня, а после — на Эллиотта. — Ради Бога, о чем идет речь? — Как только я смог выбраться, я тут же рванул к Эрин, думал, по дороге вообще сдохну, так дышать было больно и холодно. Этой ночью я домой не вернусь, да ну на хрен, — Дилан отрешенно качает головой и выставляет руки перед собой, словно сдается. — Они смеялись, бегали, а затем кто-то из них назвал имя Ронана, словно хотел предупредить... Так я и понял, что все это время они хотели "забрать" твоего брата, — чрезмерная жестикуляция позволяет ему избавиться от чувства паники. Кто-то из детей назвал его имя? Почему? Зачем? Кто-то... Кто-то из них предупредил нас? Кто-то хотел помочь? Или же все это был частью плана? Что, если так и было нужно? Кто назвал его имя? Кто из детей? — Я... Я проснулся тогда и вдруг осознал, что уже где-то слышал имена Айвы, Джека и Конни. Это они, Рокси, о них мы читали в газетах. Джек Рэйдвуд, Конни Шеферд и Айва Блу, — так вот, почему имена казались мне такими знакомыми. — Никого из них так и не нашли. Но есть одно "но". Хоть какая-то зацепка, — Дилан окидывает коротким взглядом Эла, который внимательно его слушает, а после вновь переводит его на меня. — В 1989-ом году пропал один мальчик, и неделю спустя его нашли. Он жив. Это первый раз, когда кого-то нашли и вернули, Рокси. Его зовут Уилл Блу. Он был братом пропавшей Айвы. Вы с Эллиоттом читали утром статью в газете о нем. — Но если он жив, то ему сейчас как минимум тридцать, — Эллиотт хмурит брови, сдвигая их к переносице, отчего и без того вечно пасмурное выражение лица становится до невозможности хмурым. — Именно, вам не кажется, что это уже хоть что-то? — Дилан на мгновение замолкает, ожидая нашей реакции. — Я спросил у Эрин, живет ли семья Блу в Атабаске. И они все еще здесь.— Я все еще не понимаю, зачем ты спросил, и о чем идет речь, — между прочим молвит Эрин, которую начинает раздражать тот факт, что мы трое здесь на нервах, а она даже не понимает, что происходит. — Я хочу навестить семью Блу, — уверенно, окончательно и твердо. Дилан складывает руки на груди, переминаясь с ноги на ногу. — Этот дурдом я больше не вынесу, мне нужны ответы. — Как очнется Ронан, я схожу с тобой, — соглашаюсь с его планом, и Дилан согласно кивает головой.Ответы нужны сейчас, как воздух. Потому что вопросов слишком много. Слишком много секретов. — Мама жутко переживает, будет расспрашивать меня об этих детях... — опускаюсь на стул, вздыхая. Эллиотт вообще позволяет себе лечь на скамейке рядом, подперев затылок собственной рукой. Дилан садится на мягкий стул напротив, после чего и Эрин опускается рядом с ним. — Ты рассказала матери о детях?! — О’Брайен одаривает меня испепеляющим и удивленным взглядом, словно не может поверить в то, что я сделала. — Ты?..— Лишь об Айве и Джеке и Конни, с которыми он ушел играть, — а вот теперь я пытаюсь убедить себя в том, что поступила правильно. Когда Дилан так смотрит, внушать себе собственную правоту становится не очень легко. — Ты... Ты рассказала ей о них?— Они напали на моего брата, Дилан, что еще я должна была сказать? — цокаю языком, хмурясь, и тут же получаю ответ на собственные слова:— Но они его не "забрали", — делает заминку, сглатывая скопившуюся в ротовой полости жидкость, после чего продолжает: — И ты знаешь, почему, — да, Диланова теория "трех". На мгновение повисает тишина, которую снова ломает О’Брайен. Он неосознанно проходится кончиком языка по обветрившимся сухим губам. — Мне кажется, что-то просто пытается нас напугать? Ч... Что-то? Кто?— Напугать? — Эллиотт издает хриплый смешок. — Оу... А что я видел по Skype, — он откидывается спиной на лавочке, фыркая, — то было действительно жутко, должен признаться. Что-то пытается нас напугать. А вопрос становится все больше и больше. Так много вопросов. Так много секретов. — Кто-нибудь может, пожалуйста, объяснить мне, какого черта здесь происходит и о чем вы говорите? — Эрин уже не выдерживает, срывается на раздраженно-жалобный крик. А я как-то совсем забыла о том, что она не знает. Еще один секрет, который нужно открыть. А я бы лично, предпочла бы остаться в неведении. Как кто-то однажды сказал, мы только думаем, что хотим знать больше, ведь, узнав, мы тут же хотим забыть все. — Потому, что я не понимаю.Не сговариваясь, переводим взгляд на Новак, которая обиженно прикусывает нижнюю губу, вскинув бровь. Неприятное ощущение, да? Находиться в компании, в которой обсуждают что-то такое, чего ты не понимаешь, чего не знаешь. — Может, хватит меня уже игнорировать? — пожимает плечами, поочередно смерив нас взглядом.— Все не так просто, Эрин... — Эллиотту первому удается взять себя в руки и как-то лояльно ответить. — Все очень... — он опускает глаза куда-то вниз, почесав пальцем висок, и не договаривает начатую фразу, так как Новак перебивает его, все еще возмущенно откидываясь на спинке стула и закидывая ногу на ногу: — Все всегда сложно и запутанно, Эллиотт, а попробовать объяснить мне никак нельзя? Она может не поверить нам. В такое вообще с трудом верится. Потому что это какое-то дерьмо, хрень, так не бывает. Эти дети, этот чертов холод... Что за фигня вообще? Дилан уже, было, открывает рот, чтобы что-то сказать, наверное, собираясь в двух словах объяснить Эрин, что происходит (хотя лично я не имею ни малейшего понятия о том, как это вообще можно объяснить двумя словами), но тут же его закрывает, когда пространство в коридоре разрывает злой женский крик. И вся наша четверка становится невольными зрителями разворачивающейся драмы, которую устраивают мои родители, в частности мама. Отец наконец пришел, запыхавшийся, бледный, явно чертовски уставший, и мне даже становится жаль его, глядя на то, как мама смачно влепляет ему леща, звонкую затрещину, от которой аж в ушах шумит. Хоть кому-то она дала-таки пощечину, хоть на ком-то сейчас спускает свои гнев, страх и нервы. Он зовет ее по имени, в тысячный раз говорит, что задержали на работе и не смогли отпустить, даже зная, что случилось с Ронаном. А вернее, не зная. Он просто лежал в сугробе без сознания, его маленькие ручки торчали из-под пушистого шара снега, бледные, практически синие от того, насколько он замерз. Папа пытается схватить запястья мамы, тем самым прекратив ее удары по его грудной клетке с криками о том, где его, блять, вообще носило. Его сын в больнице, а он сам хер знает где шлялся. "Рейчел!" — и одно только ее имя с его уст. Этого достаточно, чтобы мама снова заплакала. Он пытается ее обнять, но Рейчел отбивает его руку, после чего сама уже тянется к нему. Она и злится на него, и ненавидит его, и в то же время нуждается в его поддержке, его присутствии, его теплых руках, обнимающих за плечи. Ненавидит его и любит. — Прости, — он целует ее в лоб, в волосы, старается всячески загладить свою вину. И не только за то, что его не было рядом сейчас, а за все те несколько лет, когда его вообще не было в нашей жизни. Кажется, ему действительно очень жаль. — Я должен был быть здесь, с тобой и Рокси. — Но тебя не было, Рон. Тебя никогда не было рядом. Мне становится как-то не по себе от знания того, что ребята наблюдают за моими родителями. Отчего-то хочется стыдливо закрыть лицо руками и прикинуться, словно я этих людей не знаю. Конечно, в каждой семье не без персонального пиздеца, но в моей как-то все действительно через жопу. То, как маме было тяжко растить меня и Ронана в одиночку. То, как отец ушел, а затем решил вернуться в нашу жизнь. То, какой я стала год и три месяца назад. То, что случилось с Ронаном сейчас. Сплошная череда верных реакций а когда будет просто жизнь? Будет ли вообще спокойствие? Хотя, признаться, я не представляю свою жизнь аморфной и спокойной. Прошлая Роксана Грин смогла бы. А я не та Рокси и никогда уже ею не стану. Шон убил ту Рокси, раздавил ее, задушил ее. Уничтожил и стер в пыль. От прежней Рокси не осталось ничего. Дверь палаты Ронана отворяется, и из нее выходит доктор, на чьем бейджике написано "Доктор Новак". Мужчина поджимает губы, перекладывая из рук в руки медицинскую карту пациента. — Состояние мальчика стабильно, он будет в порядке, — молвит отец Эрин, и я с облегчением вздыхаю. Мама облегченно зажмуривает веки, обнимая папу только сильнее. — Среди основных симптомов я могу выделить сильное переохлаждение, но он у вас крепкий мальчик, за несколько дней на ноги встанет, но я хотел бы, чтобы он остался на эти несколько дней здесь, — а о другом и речи быть не может. — Спасибо вам, — мой папа крепко пожимает руку отца Эрин, а у самого глаза блестят от счастья. — Он что-нибудь сказал? — мама делает мелкий и неосознанный шаг вперед, не сводя взгляд с мистера Новака. — Думаю, вы можете сами у него спросить, Рейчел. Ронан пришел в себя, и я могу дать вам минут пять поговорить с ним, после чего мальчику понадобится горячий чай и крепкий сон, он довольно слаб. Мама переглядывается с отцом, после чего берет его за руку, неуверенно, но спешно направляясь к двери палаты их сына. Я поднимаюсь на ноги, принимаясь следовать их примеру, но родители тут же в плотную подходят к кровати Ронана, а я застреваю где-то в дверном проеме, опираясь плечом на раму. Мама спешно утирает слезы с щек, глядя на то, каким уставшим и вымотанным взглядом на нее смотрит собственный сын. Бледный, под глазами мешки, улыбается слабо, вытягивая к отцу руку, который тут же сжимает ее, пытаясь согреть. Мама заботливо убирает тонкими пальцами челку со вспотевшего лба Ронана, чья кожа покрылась мелким бисером холодного пота.— Что произошло, милый мой? — Я... — голос слаб, и мальчик прочищает горло, после чего он начинает звучать более громче и увереннее: — Я не знаю. Не могу точно вспомнить, что произошло.— Если тебя кто-то обидел, Ронан, тебе не нужно бояться, — папа подносит костяшки сына к губам, все еще отогревая его руку в своих. — Мы найдем того, кто это сделал, — кто-то сделал? Да, маленький мальчик в одиночку не вырубил бы самого себя и не засыпался бы снегом, словно лег в маленький снежный гроб. — Мы найдем его и накажем, он заплатит за все, ты только скажи нам, что случилось...— В том-то и дело, я не помню, что толком стряслось... Я вышел гулять с друзьями, кажется, а дальше все как в тумане...— С кем ты играл, Ронан? Дай мне имена каждого, я узнаю их номера и позвоню их родителям.Здорово будет спрашивать у родителей насчет детей, которые считаются мертвыми уже много лет.Молодец, папа.Отличный план.Только старую рану разбередишь этим людям.Но за попытку скажу "молодец". — Я... Я не помню...На мгновение Ронан переводит на меня взгляд, и я чувствую это накатывающее странное чувство неопределенности. Хмурюсь, выпрямив спину. Есть что-то такое, что мы оба скрываем от родителей. Тот разговор про "Ледяного монстра" и чувство преследования. Мои губы приоткрываются на автомате, но я не произношу ни слова. По взгляду Ронана невозможно понять, помнит ли он, что с ним случилось. Возможно, он не хочет рассказывать об этом маме с папой, чтобы они не посчитали все это шуткой и бредом, как тогда, когда в его комнате кто-то был. А может, он не хочет помнить то, что видел тогда, и его мозг сам автоматически блокирует память. Я не знаю... Я уверена лишь в одном. Дети не хотели на самом деле похитить моего брата, для них это было что-то в качестве веселья, игры. А значит, Дилан прав. Его теория "трех" верна.Но зачем тогда им понадобился Ронан? Почему они имеют к нам такой интерес?Лишь потому, что мы начали "копать", пытаясь выяснить, что происходит?***(Писалось под: Terror[east]–Desolation [Dark Ambient] )От лица Дилана.Ночь снова была довольно тревожной, правда, я вырубился примерно в час ночи на диване в комнате Эрин, у которой остался на ночь. Кажется, недосып становится стилем жизни. Новак серьезно настояла на том, чтобы я рассказал ей. Ей пытался кто-то звонить с неизвестного номера, но она выключила телефон, чтобы ничего ее не отвлекало. Она не смеялась, слушала внимательно, но по глазам ее я видел, что она не сильно уж верит во все сказанное мной. Потому что здравого смысла нет, он отсутствует напрочь. Потому что это необъяснимая и неведомая хрень. А кто поверил бы, пока не встретится с этим лицом к лицу? И все же я не часто поднимал на нее взгляд. Это позволяло мне не возвращаться к мысли о случившемся между мной и ней в библиотеке. Когда мы поцеловались, тем самым разрушив что-то между нами. Я старался об этом не думать, как не думаю и сейчас. Мне пришлось рассказать ей обо всем. Даже о той части, о которой не знает Рокси. Мне очень не хочется верить в то, что Мелани исчезла так же, как и эти дети, потому что если это на самом деле так, то я не знаю, что делать. Я не могу быть уверенным в том, что слышал вчера ее голос в коридоре моего дома. Я не уверен в том, что именно она сообщила мне о Ронане. Мне пытались помочь или это было так нужно? Всего-то детская забава, которыми я уже сыт по горло. Чем больше я начинаю узнавать о том, что происходит, тем больше вопросов появляется по ходу. Это становится невыносимым. Зато все, что мы узнали, привело нас к одному маленькому и крошечному кончику огромного клубка событий. И, даже если это и одинокая нить, просто запутавшаяся в клубке, но не являющаяся его частью, все равно нужно ее распутать, чтобы она не мешала следствию. Я говорю о семье Блу, чей адрес подсказала мне Эрин. Думаю, это первое, о чем нужно разузнать, это даст нам что-то понять... Или не даст ничего, но попробовать стоит. Во всяком случае, я не шутил, когда говорил, что хочу навестить эту семью. Грин, отвечая, что пойдет со мной, не шутила тоже. Если это хоть на каплю позволит мне узнать больше о том, что случилось с Мелани... Всего на одну каплю, то... То все будет не напрасно. Роняю вздох, наблюдая за тем, как змейка пара от моего дыхания, слетающая с моих губ, рассекает пространство. Переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь согреться и не задубеть. Утро встречает меня промозглым холодом с сухостью, отчего снег под подошвами ботинок неприятно скрипит, из него даже снежку не слепишь, не говоря уже о снеговике. Вжимаюсь в собственную куртку, шмыгая носом, и морозный воздух проникает глубоко в легкие, покрывая их тоненькой корочкой льда. Подавляю кашель, вызванный ощущением, словно в горле растет целая плантация перечной мяты, и упираюсь спиной об широкий столб дерева, скрещивая руки на груди и оглядываясь по сторонам. Опять опаздывает. Непунктуальная до ужаса. Правда, сегодня ей простительно, она сама провела не самую лучшую ночь в больнице, находясь с родителями и братом. Ощущаю вибрацию сотового в кармане. Наверное Рокси. Хотя, нет, мой взгляд цепляет ее фигуру, наконец направляющуюся в мою сторону вдоль улицы. Девушка поправляет синюю шапку, после чего засовывает руки в карманы. Может, это Эрин? Хотя я разговаривал с ней минут двадцать назад, когда покидал ее дом. Родители? Беспокоятся за то, почему я не ночевал дома?Облизываю губы, извлекая телефон из широкого кармана пуховика. А на дисплее высвечивается звонок с неизвестного номера. Прямо как вчера кто-то пытался звонить Рокси и Эрин. Хмурюсь, отчего брови сдвигаются к переносице, и сбрасываю, не отвечая на звонок, так как Грин остается только пара шагов, чтобы дойти до меня.— Привет, — девушка здоровается несколько устало, и если в обычное время ее приветствие пестрит цинизмом и сарказмом, поддерживающимися эффектным закатыванием глаз, то сейчас ее "привет" звучит так, словно между нами нет никакой неприязни, мы никогда не конфликтовали и вообще... Дружим. Дружим?Что ж, "уставшая" Рокси мне, сказать по правде, в каких-то моментах даже нравится.— Как Эрин восприняла все?А как еще это можно воспринять?— Она не перебивала и слушала внимательно... — вздыхаю, выпрямив спину и встав ровно. — Она действительно хочет верить нам, но ей сложно, — молвлю, и Рокси издает лишь короткое "да уж", хмыкая и поджимая губы. — Она не видела этого сама. И сказать по правде, мне и не хочется, чтобы она видела, это же, блять, просто нахрен мозг взорвет. Пусть хоть у кого-то из нас ум будет светлый. — Я бы тоже не поверила без доказательств.— Как Ронан? — спрашиваю с ходу, после чего указываю рукой в сторону правильного направления к дому семьи Блу. — Он крепко спит, — Грин бросает на меня короткий взгляд зелено-карих глаз, поджимая к себе плечи. — Просыпался дважды, пил лекарства и наминал куриный бульон. — Скажи, он не жаловался тебе на ночные кошмары? — внезапно слетает с уст. Наверное, этот вопрос начал мучить меня еще с тех самых пор, когда я понял, что ее брат в опасности. Вопрос звучит несколько спонтанно, я даже не знаю, что отвечу на него, если Рокси что-то спросит об этом. Нужно было не спрашивать...— В каком смысле, ночные кошмары? — она вскидывает бровь, бросая на меня немного подозрительный прищур, словно я знаю намного больше, чем сам говорю. — В таком... Может, ему снились какие-то чудовища?..— Где-то с дней десять назад он проснулся от крика посреди ночи, — она кивает головой, и от того, каким оказывается ее ответ, что-то словно вливает бетон мне в грудину, отчего дышать становится трудно. — Говорил, что в его комнате кто-то был, что он видел силуэт "Ледяного монстра", — это же... Это так же, как было и с Мелани... Все началось с того, что ей приснилось, что кто-то пришел за ней. Она назвала его "Ледяным монстром". Прямо как в детских местных страшилках, которыми пугают детей. — Но там никого не было, папа проверил все окна, они были наглухо закрыты, а через дверь никто бы не смог пройти неуслышанным. Мама с папой ему не поверили, — мои родители тоже не поверили Мелани. И я не поверил. Детское воображение бывает слишком жестоким и красочным. Поэтому детей и проще всего запугать, им никто не поверит. — Я тоже думала, что ему приснилось... Но если взять во внимание всю творящуюся чертовщину, то и его кошмар можно счесть отнюдь не фантазией и не вымыслом. Ронан тогда так посмотрел на меня, Дилан, что я не могла ему не поверить... — а я не поверил тогда. Если бы поверил, Мелани была бы рядом. — Только не говори Говнюку, что я тебе рассказала, ты ему нравишься, похоже... А почему ты спрашиваешь?Черт. Че-е-е-е-ерт. — Эу, — запинаюсь и чешу висок, — в каких-то из объявлений в газетах говорилось, что дети, перед тем, как исчезнуть, жаловались родителям на "Ледяного монстра", являющегося им во снах, так что... — по ходу нахожу выход из положения.— Это как про того, кем пугают детей, по словам Эрин?— Точно. — А, что если этот "Ледяной монстр" — не просто городская легенда? Что, если это человек, похищающий детей? Помнишь, в первый день нашего с тобой знакомства мы шли через лес и увидели кого-то на дороге? — такое забудешь. То, что мы видели там, не касалось земли ногами, Оно словно слегка парило над ней. Оно скрывалось в тумане, выло как ветер. То, что мы видели там, было не человеком.— Если "Ледяной монстр" — человек, то сейчас Ему как минимум семьдесят, Рокси, если прикинуть, что похищать детей Он начал лет так с двух. Нет, здесь что-то другое...— Думаешь, разумно идти в дом Блу? — Ты передумала? — Нет, просто... Мы затронем далеко не самую приятную тему для них, если они вообще нас впустят или захотят с нами говорить. — Это единственный способ хоть что-то узнать пока. И не парься, я придумал причину нашего к ним визита. Рокси лишь положительно кивает в знаке согласия, что поручает мне во всем разобраться, и вынимает из кармана одну руку. Девушка оттягивает край своей куртки вниз, оглядываясь назад. Мы направляемся в ту часть города, в которой я бываю крайне редко. Здесь дома старые, в них живут люди, которые поколениями обитают в Атабаске. Улицы немного мрачнее, чем в центре горда, но люди все равно здесь есть. Несколько наших с Грин одноклассников живут здесь, в этом районе. Странно, как такой сравнительно небольшой городок может оказаться таким большим...— Эрин сказала, что дом семьи Блу находится на холме в конце улицы, вон он, — указываю пальцем в сторону дома, и Рокси переводит взгляд в сторону холма. — Самое ужасное, что может быть, это если нам не откроют, — уже приближаясь к дому, молвит Рокси. Дом семьи Блу стоит как-то отдельно от остальных, его окна выходят на скалистые горы, облитые снежной глазурью, а ближайший дом располагается от него метрах в ста пятидесяти. Местность здесь довольно пустынная, у самого дома стоит чахлый и засохший сад, за которым никто не следит; деревья сухих веток все во льду. Дом в два этажа выглядит вполне обычным, кое-где видны выполнения ремонтных работ, которые выделяются за счет трухлявости и цвета досок, которыми закрывали дыры, от тех, которыми изначально "обшивали" сам дом. Я и Грин немного медлим, перебрасываясь короткими взглядами, прежде чем взяться за дело. Роняю вздох с коротким "ну, что ж", и поднимаюсь по ступенькам крыльца, собираясь позвонить в двери, но звонка рядом не обнаруживается. Сжимаю пальцы в кулак, стуча по деревянной поверхности, и заранее прочищаю горло, чтобы звучать более уверенно. Секунд десять идеальная тишина наступает на стенки гортани, нет никакого ответа, потому я повторяю стук, оглядываясь на Роксану. Возможно, здесь никого нет? Только я собираюсь постучать в дверь в третий раз, как хриплый и низкий женский голос, доносящийся по тут сторону деревянной поверхности, несколько грубо задает вопрос, тем самым останавливая мою руку:— Кто вы и что вам нужно? — Э-э-э, — немного обескураженно и сбито с толку, но затем я беру себя в руки и начинаю говорить все так, как продумал: — Доброе утро, меня зовут Дилан О’Брайен... — не успеваю я договорить, как дверь отворяется, а на ее пороге появляется женщина на вид лет шестидесяти. Выражение лица у нее какое-то отнюдь недоброжелательное, она выглядит так, словно всегда и всем недовольна. — А, это Роксана Грин, — продолжаю уже не так уверенно, как начал. Женщина переводит беглый взгляд с меня на Рокси, тихо хмыкая. — Вас зовут Эстер Блу, да? — спрашиваю, и женщина коротко кивает головой. — Мы учимся в старшей школе Атабаски, и нам задали один школьный проект про население нашего города...— Я знаю, почему вы здесь, — Эстер меня перебивает, издавая смешок. — Можешь не заливать мне здесь, мальчик, ни про какой проект. К нам всегда люди приходили за одним, — она замолкает на секунду для того, чтобы в следующий момент продолжить свою речь громче и немного агрессивней: — Чтобы посмеяться над мои Уиллом и потешиться над смертью Айвы! Никто не верит Уиллу! — не верит? До сих пор? Значит, это была правда, что он жив? — Так что если и вы пришли сюда для того же, — женщина злобно брызжет слюной, окидывая меня и Рокси испепеляющим взглядом, — тогда катитесь-ка отсюда! — миссис Блу уже, было, думает эффектно и с грохотом закрыть дверь перед нами, как Рокси внезапно хватается за ледяной металл дверной ручки, практически выкрикивая:— Мы верим! Эстер вновь открывает двери не сразу, сначала глядя на нас недоверчиво через маленькую призму. — Мы здесь, чтобы сказать, что верим Уиллу, — поддерживаю Рокси, хотя сам не понимаю, что такого Уильям Блу мог рассказать. В газетах говорилось, что с тех пор он стал плохо разговаривать, прекратил развиваться. — Прошу вас, Эстер, — Рокси делает один шаг вперед, и женщина на немного приоткрывает дверь шире. — С моим младшим братом произошел несчастный случай, но я думаю, что все было не случайно. Прошу, позвольте нам всего лишь поговорить с Уильямом. Я думаю, он сможет нам помочь.Эстер роняет тяжкий вздох, после чего снова хмыкает, но распахивает дверь до конца, безэмоционально процеживая сквозь зубы короткое "проходите". В ее доме не слишком темно и не слишком светло. Обыкновенный старый дом: половицы скрипят под ногами, старая деревянная лестница ведет на второй этаж. Поеденные молью занавески на половину завешивают окна. Стены увешивают старые картины, на подоконниках стоят засохшие фиалки. Мы с Рокси неуверенно снимаем куртки, вешая их на старые крючки в коридоре. — Полагаю, вы замерзли, — Эстер переминается с ноги на ногу, наблюдая за тем, как я снимаю обувь и как Рокси заправляет за ухо светлый локон. — Проходите в гостиную, я приготовлю вам чай, — с этими словами миссис Блу начинает медленно направляться в сторону кухни, вскоре исчезая где-то за поворотом. Обмениваемся с Грин коротким взглядом, после чего она неуверенно делает шаг в сторону гостиной комнаты.На деревянном столике лежит вязанная крючком ажурная салфетка, старые часы, висящие над камином, отбивают периодический ритм. Тик-так. Тик-так. Телевизор напротив старого дивана включен, по нему показывают какое-то смешное шоу, но звук на нем убавлен до того, что голосов не различить, слышен лишь закадровый смех. Я подхожу к полке над камином, на которой стоят несколько книг, всякие безделушки и с пяток выцветших и старых фотографий в рамочках. На одной из них вся семья Блу в сборе. Мистер Блу стоит в военной форме, а на его шее сидит маленькая девочка. Рядом стоит его жена, Эстер, держа на руках новорожденного сына. Такая идиллия была... Что стало с этой семьей? Ко мне подходит Рокси, начиная рассматривать фотографии.— Это... — она указывает пальцем на девочку на фото, но не договаривает фразу.Спустя мгновение девушку передергивает от внезапного звона столового фарфора, Который миссис Блу ставит на старенький стол дрожащими руками. — Это Айва, да? — Моя дочь не любила фотографироваться, — женщина бросает короткий взгляд, после чего раскладывает по чашкам пакетики с чаем. — Это практически единственные фотографии с ней. — Вы сказали, что она умерла... — хмурюсь, отступая от камина на несколько шагов. — Айва пропала, и ее не нашли, но почему вы думаете, что она мертва? — чувствую, как самому себе хочется заехать по лицу за такой вопрос, но мне необходимо понять. — Я просто знаю. Мать всегда чувствует, когда с ее ребенком что-то происходит, акогда пропала Айва, через несколько дней я ощутила пустоту, — женщина отвечает спокойно, но в ее блеклых глазах все равно вспыхивает искорка боли. Эстер разливает кипяток по чашкам, немного переливая воду за края, отчего, она переливается на блюдца. — Присаживайтесь, а я попробую позвать Уилла к столу. Возможно, Дилан, мне понадобится ваша помощь. — Ладно, — согласно киваю. — Я... Я тоже пойду с вами, — выпаливает Грин, не выявляя ни малейшего желания оставаться одна здесь. — Как хотите, — Эстер холодно и безразлично пожимает плечами, принимаясь медленно подниматься на второй этаж. Неуверенно заношу ступню на первую ступеньку, ощущая, как неприятный издаваемый скрип половиц заставляет мурашек пробежаться по спине. Ужасное чувство неопределенности давит на грудину. Рокси не отстает, старается держаться максимально близко ко мне, неосознанно цепляясь тонкими пальцами за мой свитер.— Мы же сможем с ним поговорить, да? — слетает с ее уст.— Попробуйте, — хмыкает миссис Блу. — У меня тридцать лет ушло на то, чтобы как-то его разговорить, может, у вас получится это лучше. Рокси дергает меня за рукав, заставляя немного опешить и обернуться к ней. Я знаю, Грин. Я знаю. Эстер ведет сморщенной рукой по перилам, после чего выбирается на второй этаж и замирает. — Возможно, Уилл скажет вам не так много, как его комната, — обращается к нам женщина, и я хмурюсь, насупив брови и пытаясь понять смысл ее слов.Е... Его комната? Что?Несколько стуков в дверь — и Эстер тянет ручку вниз, не дожидаясь ответа. Заходит внутрь, а мои ноги словно ввинтились в пол, я не могу заставить себя туда войти. Только Рокси закатывает глаза, тихо назвав мое имя, и немного подталкивает меня вперед. Колени отчего-то делаются ватными, не слушаются совсем. Первое, что попадает в глаза, это не взрослый с виду мужчина, который сидит на стуле у стола, по-детски размахивая ногами, а стены его "подростковой комнаты", увешанные различного вида бумагой с практически идентичными рисунками. — Уилл, — Эстер заботливо кладет свою дрожащую руку на плечо взрослого мужчины, который отрывается от рисования, услышав ее голос. — Уилл, у нас гости, пойдем пить чай. — Гы, — слетает с уст Уильяма, от которого не может оторвать взгляд Роксана. В тридцать с хвостиком его волосы практически седые. Сам он выглядит старше, чем ему есть. Мужчина протягивает своей матери очередной рисунок, ожидая ее ответа.— Очень красиво, Уилл, — Эстер на рисунок даже не смотрит, она знает, что нарисовал ее сын. Кого он изобразил. В его комнате рисунки одинаковые... Подхожу к стенке, и мои губы приоткрываются в немом "это что, блять, за хрень?". На его рисунках у "Ледяного монстра" нет глаз. Лишь два осколка льда в глазницах. На рисунке чудовище не имеет кожи, или она у Него настолько бледная, что просвечиваются все кости, мертвенно-синие артерии с синей кровью. Ребра. Их пар раза в два больше, чем человеческих. Долговязые руки и длинные светлые отросли на голове, смахивающие на волосы. Рисунок детский, хаотичный, совсем непрофессиональный. Его легко можно посчитать чем-то непонятным, выдуманным, но мужчина рисует только его. Существо на бумаге чем-то похоже на Санту Клауса, только злого, опасного, смертельно опасного. Не-е-е-ет, это не Санта. Это Оно. "Ледяной монстр". — Уилл, пойдем пить чай...— Ча-а-ай, — протягивает мужчина, откидывая карандаш. — Ча-а-а-а-ай...— Да, Уилл, чай, все правильно. — Дилан, — шепот моего имени слетает с губ Рокси. Оборачиваюсь к девушке лицом, которая находится от меня в нескольких шагах и сжимает в руках старую толстую тетрадь. Подойдя к ней, опускаю глаза на раскрытый лист, который Роксана сжимает дрожащими пальцами. Почерк корявый, неравномерный. Буква отделена от буквы. Уилл записал всего несколько слов, которые повторяются вновь и вновь. В каждой клеточке. На каждом листе. На каждом. Чертовом. Листе."Онаэтогонехотелаонаэтогонехотелаонаэтогонехотела".Как сумасшествие. Как зацикливание. Как попытка выписать из себя то, во что никто другой не верит.Кто этого не хотел? Айва? Чего она не хотела? Она не хотела, чтобы ее брат стал таким же? Это она спасла его?Рокси поднимает на меня взгляд в тот самый момент, когда я беру в руки еще одну тетрадку, раскрывая ее. Грин выглядывает из-за моего плеча, рассматривая рисунок за моей спиной и подходя на шаг ближе, отчего ее горячее и рваное дыхание касается моей шеи. — Это Он, да? "Ледяной монстр"? — спрашивает тихо.— Я думаю, Уильям называет Его иначе... — молвлю, и Грин опускает хмурый взгляд на тетрадь в моей руке. Листаю тетрадь пальцами, на чьих страницах написано одно слово. Одно имя.Имя, повторяющееся в написании. В каждой клеточке. На каждой странице. Его имя..."ХолодХолодХолодХолодХолод". — Он называет Его Холодом.