nine: let's play (1/1)

Маленькие ручки пробиваются сквозь снег.Это мертвые тела. Уже "Его"заблудшие души.***От лица Дилана."Конни Шеферд, мальчик восьми лет, пропал 17-го декабря 1985-го.В лесу нашли лишь его свитер. Следовательно, на мальчишке надета пижама. По словам родителей, за несколько дней до пропажи, Конни говорил, что "за ним пришли". Родители не поверили ему сразу, а потом было уже поздно".— Пришли? — переспрашиваю в голос? Подпираю кулаком щеку, всматриваясь в строчки газет, которые миссис Новак разрешила мне взять к себе домой. Беру в руки чашку кофе, с ужасом осознавая, что жидкости в ней больше нет. И уже давно.Господи, уже утро? Смотрю на зашторенное окно и устало тру лицо, нажимая подушечками пальцев на глазницы, смаргиваю сонливость, после чего откладываю прочитанную газету в отдельную стопку. Кофе. Нужен еще кофе. Больше. Или у меня не хватит сил выяснить, что здесь происходит, потому что с каждым новым именем я запутываюсь все больше и больше. Пропавшие дети — это те самые дети, которые бегали по дому Гринов? Те, что следили за мной, когда я добирался домой? Или нет? Что с ними произошло? Куда они все пропали? Более того... Их похищали или, может, они добровольно уходили? К кому? К "Ледяному монстру", который приходил к ним по ночам? Это его имел в виду Конни, когда сказал родителям, что за ним пришли? Черт. Касаюсь уголков глаз пальцами, жмуря веки. Гробовая тишина, стоящая в доме, меня убивает. Я так заработался, что даже не заметил, как мама с папой уехали на работу. Все равно сегодня занятия отменили из-за похолодания. Погода снова ужасная. Снег заметает улицы, которые городской дворник Чедвик Камп не успевает разгребать. Снова в этом ужасном леденящем ветре ощущаются нотки зловещего шепота, от которого дикая дрожь пробегается по коже рук, заставляя волосинки встать дыбом. В этом городе не такие зимы, как в фильмах: волшебные, с запахом мандаринов и имбирного печенья с какао, все в гирляндах и рождественских елках, с Сантой Клаусом и оленями, подарками и радостью. Здесь нет радости. Радость покинула этот город уже очень давно... Темнота. Холод. Мороз. Снег. Лед. Туман. Мгла. Низкая температура. Озноб. И дети продолжают пропадать. В этом месяце уже пропал ребенок... Кто пропадет в следующем?Поднимаюсь на ноги, издавая слабый хрип. Все тело ужасно затекло, ноги ватные, шея — лучше просто промолчать. Разминаю пальцами одной руки трапециевидные мышцы и затылок, в другой руке неся чашку, которую отношу на кухню. В доме как-то пусто. Он пуст уже 345 дней... Ровно столько я не видел Мелани. Ровно столько я пытаюсь ее найти. Захожу на кухню, ставя чашку в раковину, после чего открываю сервант, извлекая из него банку с кофе, стоящую на одной из полочек. Раньше мама прятала на ней леденцы от Мелани, чтобы она не съедала все сразу. Теперь прятать уже не за чем, никто туда не полезет. Снимаю пластиковую крышку, роняя вздох. А на дне банки не будет и чайной ложки. З а ш и б и с ь.— Блестяще, — говорю сам с собой, после чего достаю банку с чаем. Нет кофе? Будем пить чай. Наливаю в электрический чайник воду, после чего закрываю крышку и нажимаю пальцем на кнопку. Спустя несколько секунд тихий и постепенно нарастающий шум нагревающейся воды начинает ласкать мой слух. Пока чайник закипит, я успею прочесть и осмыслить еще одно объявление в газете. Запускаю длинные и тонкие пальцы в спутанные, темные волосы, взъерошивая их. Желудок урчит, и я ловлю себя на мысли, что неплохо было бы позавтракать, да вот как-то времени нет. К тому же собственной стряпней отравиться можно, я в кулинарии не мастер. Направляюсь к себе в комнату, ступая по деревянному полу, отчего слышен скрип половиц. Дизайн интерьера новый, но сам по себе дом уже довольно старый, я даже не могу четко сказать, в каком году он был построен. Окна в моей комнате плотно зашторены, потому в помещение вливается мутный и рассеянный дневной свет сквозь ткань занавесок. Я опускаюсь на стул, откидываясь на деревянную спинку. Цокаю языком, беря в руки газету за январь 1990-го года."Шестилетний Уилл Блу наконец-то нашелся через неделю после пропажи.Мальчик все это время скрывался в лесу, правда, полиции так и не удалось установить, от кого именно. По словам врачей, кроме полученныхобморожения и истощения, Уилл перестал разговаривать. Что напугало ребенка? Зверь? Чудовище? Напоминаем о том, что сестра Уилла, Айва Блу, пропавшая в феврале 1987-го, так и не была найдена. Уилл Блу на сегодняшний момент остается единственным ребенком, которому удалось сбежать. Сбежать? От кого? Ребенок не может рассказать. Удобно, не так ли? Или, может, его заставили молчать?"Единственный ребенок, который спасся? Кто-то из них находился в эпицентре событий, и ему удалось спастись? Уилл. Уилл Блу. Если он жив, то сейчас ему будет где-то тридцать с лишним... Он все еще здесь, в Атабаске?Я бы отсюда уже давно свалил, будь я на его месте.— Че-е-е-ерт, — неосознанно протягиваю.Усталость и сонливость как рукой сняло. — Твою ж мать! — выпаливаю, поднимаясь на ноги, при этом больно цепляя ножку стула собственной ногой. И все равно данное изречение больше касается удивления от новости, чем физической боли от "свидания" моего мизинца и деревянной певерхности. Наконец-то что-то пошло не так.Наконец-то хоть какая-то зацепка.Наконец-то кто-то действительно знает, что происходит.Наконец-то кто-то видел все это собственными глазами. Да!— Гри-и-и-ин, — слетает с моих уст как-то на автомате. Нужно... Нужно ей рассказать! Она должна знать. Ведь в этом замешаны мы оба. Мы оба слышали Их шаги в ее доме. Мы оба слышали Их голоса и ту песню. Они были там, нам не показалось...Несколько нервно отрываю сотовый от поверхности стола, снимая блок экрана. Пальцы дрожат от накатившего чувства какой-то странной эйфории от того, что все сдвинулось с мертвой точки. Я рад, но эта дрожь усложняет задачу набора ее номера. Прикладываю аппарат к уху, нервно отбивая ритм подошвой домашнего тапочка. Телефонные гудки действуют на нервы. Чертово протяжное "пи-и-и-и" начинает медленно выносить мне мозг. Сбрасываю, набирая ее еще раз. Роксана решила меня динамить? Замечательно, я счастлив. Окей, я ей не нравлюсь, но динамить-то зачем после всего? — Ну же, Рокси, — молвлю. И только телефонное молчание в виде периодических сигналов "пи" разговаривает со мной в ответ.Господи, Грин, ты еще невыносимее, чем я думал. Тяжко вздыхаю, кладя одну руку на талию, а второй потирая лоб. В голову приходит одна немыслимая идея, за которую хочется себя одновременно и похвалить, и двинуть по роже хорошенько, чтобы одумался. Серьезно, Дилан? Ты серьезно? Блин, она должна знать, это важно.Срываюсь. К черту чай. К черту все. Снимаю со спинки стула синий свитер, по ходу выхода из комнаты натягивая его поверх серой футболки. Оттягиваю край ткани вниз, поправляя ее и спешно спускаясь вниз по лестнице. На секунду замираю, стараясь вслушаться в тишину, которую разрывает на куски воющий на улице ветер. Колкий и сухой снег заметает окна, мороз рисует на их поверхности различные кружевные узоры. Наспех завязываю шнурки, обувшись, а потом неаккуратно и кое-как обматываю связанный бабушкой синий шарф вокруг шеи. Аккуратно и бережно засовываю газету в рюкзак, как доказательство, после чего снимаю пуховик с крючка в коридоре. Чертова молния поддается не сразу, кусочек ткани "зажевался" собачкой, потому я ругаюсь себе под нос матом. Это все Грин. Это все она виновата в моей спешке. Раздраженно извлекаю ключи из кармана, проворачивая замок входной двери. Улица встречает меня неприятным колким ветром и мелким крошевом льда, царапающим кожу.Не хочет слышать мой голос по телефону? Ладно.Значит, будет лицезреть мой лик.Я заставлю ее слушать найденную мной информацию. ***Роксана Грин кладет в чай ровно столько ложек сахара, сколько просит Эллиотт. Друг ее детства сидит по другой край стола от девушки, поправляя очки на переносице и поднимая голову вверх, чтобы рассмотреть кухню в доме Гринов. — У тебя здесь мило, — хмыкает, после чего опускает взгляд на хаски, лежащую на полу. Фрейя встретила его очень даже тепло. Кажется, собака больше защищает семью не от незнакомых людей, а от чего-то темного. Стоит Эллиотту восстановить с Фрейей зрительный контакт, как собака начинает вилять пушистым хвостом, завернутым в "бублик". — Не то, что сырой номер мотеля, в котором я живу.— Спасибо, — отвечает девушка, расколачивая сахар и передавая чашку Эллиотту. Шистад вытягивает руку, чтобы дотянуться за керамической кружкой, и рукав свитера оттягивается назад, оголяя шрам на запястье. Не такой, чтобы вскрыть вены, да и нанесенный был не по той причине, да и вообще не по собственному желанию. "Подарок" Шона. Он много "подарков" оставил им обоим. Физических, эмоциональных. Как говорится, "на всю жизнь". Заметив взгляд Рокси, сфокусированный на тонкой молочной полоске, Эллиотт спешит оттянуть рукав вниз, назад, замечая, как Рокси на автомате потирает плечо сквозь клетчатую рубашку. Эллиотт знает расположение каждого шрама на ее теле. Особенно те, которые оставил Шон, пускай и случайно. Или нет, он хотел причинить боль. Ему нравилось...— Ты... Ты с ним разговаривал после того, что произошло? — Грин ловит себя на мысли, что ее руки дрожат, потому она старается не выказать чертову дрожь, крепче обхватывая чашку с горячим чаем, чье тепло до физической боли обжигает пальцы. Взгляд на Эллиотта не поднимает, смотрит четко на прозрачно-коричневую жидкость в чашке. — Он... Он тебе звонил? — Я сменил номер. Даже если бы он и позвонил мне, мне пофиг. Я не взял бы трубку, — делает глоток, обжигая горло, не подождав минуту, пока остынет. И во рту сразу все немеет, язык начинает неприятно покалывать. Почему? Почему так обязательно говорить о Шоне? Почему нужно говорить о том, что является не самым приятным куском памяти? — А ты разговаривала?— Нет, — она отвечает тут же и несколько резко.Минутное молчание. Взгляды прячут куда-то друг от друга: Рокси постукивает короткими ногтями по поверхности деревянного стола, Эллиотт рассматривает метель за окном, и это заставляет его неожиданно вспомнить кое о чем, тут же сменив тему тем самым:— Совсем забыл... — молвит, и девушка хмурится, поднимая на него взгляд. Шистад принимается засовывать руку в узкий карман джинсов, извлекая из него тоненькую серебряную цепочку с висящим на ней кулоном-снежинкой. — У меня есть для тебя подарок, Рокси... Не смог тебя поздравить на твой прошлый день рождения, так что... Он спрыгивает со стула, обходя стол, и подходит к Грин. — В общем, с опоздалым тебя днем рождения, — прочищает горло, протягивая девушке украшение, — и вообще, со всеми прошедшими тебя праздниками... И теми, что еще наступят.— Эллиотт, я... Я не могу, — она прикасается к кулону-снежинке на тонкой цепочке. — Это же... Настоящий? — Нет, — с сарказмом смеется Шистад. — Это обыкновенный металл. Пускай он молвит это и в шутку, но его слова почему-то дарят Роксане облегчение. Уголки губ Рокси растягиваются в улыбке, она бросает на блондина короткий взгляд. Такой он ее помнит: улыбающейся, смотрящей открыто. Только волосы у нее были темными и длинными... И внутри она была не такой покалеченной. — Давай помогу, — он молвит немного сбито, и девушка едва ли кивает головой, поворачиваясь к парню спиной. Секундой позже он уже застегивает серебряную застежку, позволяя кулону-снежинке лечь на грудную клетку чуть ниже впадинки между острых проступающих ключиц. — Спасибо тебе, — Рокси касается пальцами к тонкой цепочке, принимаясь теребить ее, поджимая губы.В следующий момент они оба поворачивают головы в сторону гостиной, откуда доносятся победные возгласы Ронана. Пацан сидит на диване, сев по-турецки, согнув ноги в коленях. Резко вскидывает плечами, уворачиваясь куда-то в сторону вместе с приставкой, которую держит в руках. Управляет джойстиком, чтобы победить виртуальных врагов в одной из тех кровожадных мальчишеских игр, которые не одобряет Рейчел Грин. Она считает, что это здорово портит психику ее сына. — Похоже, Ронану здесь нравится, — хмыкает Эллиотт.— Как и любому другому ребенку, — Рокси пожимает плечами. — Не город, а просто сплошная рождественская сказка, — роняет вздох. — По тону твоего голоса не похоже, что ты в особом восторге от этого места, — Эллиотт хмурит брови, сдвигая их к переносице. Или Рокси только кажется, что он хмурится, у Эллиотта всегда выражение лица было таким. Немного печальным, немного угрюмым. Хмурая туча. — Выкладывай.— Да забей, не бери в голову, Эл...— Рокси, что случилось? — он вновь опускается на свой стул, после чего ставит руки на стол, принимаясь подпирать им подбородок, тем самым демонстрируя, что он готов слушать ее. Несколько мгновений Грин смотрит на него в упор, после чего откидывается на спинку стула и тяжко вздыхает:— Ну, хорошо, — вновь обхватывает чашку с чаем (скорее, для уверенности, чем из-за желания жажды), который начал остывать. — Только не смейся, ведь если ты начнешь, я больше не... — остаток ее слов размывается фразой Шистада, который перебивает девушку, решая с ходу опровергнуть ее предположения: — Я хоть когда-нибудь давал тебе повод в себе усомниться, Рокс? — Ладно, — вскидывает бровь. — Когда мы в последний раз разговаривали с тобой по Skype, ты помнишь, что я тебе сказала тогда? Про мальчика? — она делает логическую паузу, ожидая его реакцию, и Эллиотт кивает головой с коротким "помню", означающим, что девушка может продолжить: — Были еще дети... Странные дети, Эл... Я не могу избавиться от ощущения, словно они преследуют меня. Я видела их. Маленькие. За своим окном, прямо на улице. В футболках, платьицах, свитерах... — Рокси одаривает друга коротким взглядом, наблюдая за тем, как лицо его делается максимально серьезным, словно он внимательно вслушивается в каждое сказанное ею слово. А еще он начинает бледнеть, словно ему знакома та дрожь, с которой Грин рассказывает ему об этом, не по наслышке. — Я слышала, как они бегали здесь, по моему дому, Эл. Мы с Диланом слышали их. Они смеялись и... И пели на каком-то непонятно языке, — наконец выдавливает из себя, после чего вдруг берется за голову, принимаясь ее сжимать. — Этим мы с Диланом и занимаемся, пытаемся понять, что происходит. Изучаем объявления о пропавших детях, которые пропадают только зимой, и их так и не находят, — она рассказывает ему все, и от этого почему становится легче. Поднимает на Шистада взгляд каро-зеленых глаз, коротко проходясь кончиком языка по шершавым губам. — Мне кажется, я схожу с ума, Эллиотт. Несколько секунд он молчит, словно переваривает все сказанное ею. Трудно. Как и трудно больше держать в секрете истинную причину того, почему он бросил все и приехал к ней. Не просто ведь так, да? Он что-то видел. Ребенка. Как и говорит Рокси. Быть может, это сумасшествие заразно или сумасшедшими становятся не в одиночку?— Ты помнишь, что произошло в тот день, когда мы последний раз разговаривали с тобой по Skype? — он отчего-то понижает тон голоса, словно сейчас кто-то еще посторонний может его слушать. — Помнишь, как все закончилось?— У нас снег оборвал провода, электричество пропало на несколько дней, — немного мямлит, щурясь.— Правильно, — он кивает головой. — Тогда у тебя вырубился свет, и связь пропала вместе с видео-сигналом, ведь так? — спрашивает, и молчание Грин служит ответом. — А у меня на видео ты зависла, Рокси. Все в твоей комнате зависло, кроме кое-чего. Изначально мне показалось, что в дверном проеме твоей комнаты я видел Ронана, но затем вспомнил, что у Ронана темные волосы, — от слов Эллиотта Рокси ощущает, как целый муравейник холодом искалывает кожу ее спины, кровь стынет в жилах. В тот день в ее комнате действительно кто-то был. Она отчетливо чувствовала холод постороннего дыхания. Ей не показалось... — За твоей спиной стоял какой-то мальчик, — он несколько судорожно делает глоток чая, смачивая сухость в горле, отчего голос становится более ровным, но не без эмоций. — А знаешь, что окончательно добило меня, Рокс? Ты не двигалась, ты зависла, а то, что было позади тебя, приближалось к тебе все ближе и ближе. Я не знаю, как это вообще можно объяснить, это не поддается логике. Мальчик все продолжал подходить ближе. Не было похоже, что ему была интересна ты или он хотел как-то тебя обидеть. Худой. Маленький. С порванными на коленях джинсами и клетчатой рубашкой. Я подумал, было, что у меня просто переизбыток кофеина в крови или усталость совсем уже сводит меня с ума... — вздыхает. — Но, Рокс, Богом клянусь, та хрень, что стояла за твоей спиной, смотрела четко мне в глаза... Мальчик словно пытался что-то сказать... Черт, я не знаю, — поправляет очки пальцем, выпрямляя спину, которую до этого времени сутулил. — Это априори невозможно...— Мне кажется, что ты приехал сюда не просто так, Эл. — Ясен хрен, что не просто так, — трет лоб тыльной стороной ладони. — Я хочу выяснить, что за дерьмо я видел в тот вечер.— Я не об этом, — делает паузу, после чего мысленно дает себе пощечину. Фраза, которая вот-вот сорвется с губ, звучит слишком эпично, прямо как в малобюджетных ужастиках или страшилках, которыми запугивают детей. Тем не менее это чистая мысль и довольно тревожная. Предполагается, что она вызовет нервный смешок, а вместо этого и так никудышные нервы совсем сдают свои позиции, и Эллиотт громко сглатывает, стоит Рокси сказать: — Что, если что-то хотело, чтобы ты приехал сюда? И все внутри как на иголочках. Малейших внезапный звук — и все к чертям.Рокси вздрагивает от неожиданности, едва ли подавляя писк, когда внезапный дверной звонок разрушает повисшую нагнетенную атмосферу страха. — Ты кого-то ждешь в гости? — Эллиотт вскидывает бровь, складывая руки на груди. — Нее-е-ет, — несколько ошеломленно протягивает Грин, поднимаясь из-за стола, чтобы направиться к холл и открыть двери.***Че-е-ерт подери! Переминаюсь с ноги на ногу, вжимаясь в куртку. А мороз сегодня зверский, однако. Оглядываюсь назад, совершая это движение ни столько для того, чтобы удостовериться, что за мной никого нет, сколько для того, чтобы вообще пошевелиться. Роксана вообще будет открывать, или как? Ладно, не отвечать на мои звонки, но заставлять мерзнуть-то за что? Наконец дверь ее дома щелкает и открывается, и я облегченно вздыхаю; на пороге стоит Рокси, окидывая меня удивленным и недоуменным взглядом.— Д-Дилан? — протягивает неуверенно.— Нет, — ворчу раздраженно, но стук собственных зубов от холода не позволяет голосу звучать так, как следует. — Это Санта Клаус на оленях, подарки привез, — плююсь сарказмом, и девушка закатывает глаза.— Что ты здесь делаешь? — она кутается в клетчатую рубашку, пряча пальцы в длинные рукава. — Ты хотя бы трубку брать умеешь? — достаю из кармана пуховика сотовый, демонстрируя количество попыток ей дозвониться. — Ты не отвечала, я решил прийти к тебе, чтобы надоедать тет-а-тет, воочию, — ее словарный запас вновь сокращается до закатывания глаз. — Ладно, — пожимаю плечами, шмыгая носом, — ты меня впустишь, есть разговор? Рокси немного мнется на месте, после чего отходит на шаг назад, позволяя мне войти. — Я не одна, — молвит, закрывая двери.— Я помню, у тебя здесь находится младший брат и злобная псина, которая откусит мне руку если что, — я даже не успеваю закончить фразу, как Фрейя бросается на меня со счастливым скулежом, словно ей позвоночник ломает от радости при виде меня. Становится своими массивными лапами мне на плечи, толкая к стенке, и мне едва ли удается сохранить позицию, чтобы не грохнуться на паркет, позволяя собаке зацеловать меня шершавым, но теплым языком до смерти. — Привет, Фрейя, — отвечаю тихо, запуская пятерню в густую шерсть хаски. Рокси Грин до сих пор удивляет то, с каким рвением меня встречает Фрейя, если учесть тот факт, что собака ее, а не моя. — Нет, здесь Эллиотт, — отвечает Грин, прочистив горло, и тут, в подтверждение ее словам, Эллиотт Шистад выходит из кухни, замирая в дверном проеме. — Привет, — коротко здороваюсь с ним. В ответ он молчаливо кивает мне головой, одаривая прищуром. Тем же самым, как в день нашего с ним знакомства. Кажется, он сильно рад моему визиту. Что ж, знай я заранее, что у нее здесь гости, притащил бы плюшки и зефирки к чаю. Блять. — Привет, Дилан! — доносится голос Ронана из гостиной. Мальчику приходится повысить тон голоса, чтобы я его услышал. Приветствую его в ответ, после чего пацан звонко спрашивает: — У меня здесь новая версия "GTA", сыграешь со мной? — На приставке? Господи, как же давно это было... Как же давно я вообще играл в компьютерные игры. — Обязательно сыграю, чувак, только сначала мне нужно кое о чем поговорить с твоей сестрой, ладно? — расстегиваю куртку, снимая шарф. Рук практически не чувствую от холода, костяшки дико ноют, словно их переламывают, и они наспех зарастают перед тем, как сломаться вновь. — Круть! Буду ждать, Ди!Краем глаза цепляю недоуменный взгляд Рокси. Ее так удивляет, что ее брат называет меня сокращенно по имени и просит меня с ним поиграть? Ее удивляет то, что мы легко нашли с ним общий язык, что оба обожаем передачу "Выжить любой ценой" Беара Гриллса? Мы пацаны, мы всегда найдем, о чем разговаривать. Быть может, с сестрой у них не самые лучшие отношения, но я ему нравлюсь. По крайней мере тем, что не стыжусь здороваться с ним в школе. Ее брат, кстати, мне тоже нравится куда больше, чем она сама. Девушка жестом указывает направляться на кухню, и я закидываю рюкзак на плечо, почему-то впервые замечая, что в Рокси что-то не так. Что-то новое. Что-то такое, что ярко бросается в глаза. Тонкая шея оголена, так как светлые короткие волосы подобраны в пучок на затылке. Клетчатая рубашка обтягивает худые плечи, растянутая горловина футболки оголяет одну острую, проступающую ключицу, а на шее висит тоненькая серебряная цепочка с кулоном в виде снежинки. А еще почему-то резко вспоминаются ее броские и довольно абсурдные слова о том, что у нас с ней не будет секса. Пф!Прохожу на кухню, Эллиотт облокачивается пятой точкой об столешницу возле плиты, а Рокси начинает суетливо доставать из серванта еще одну чашку, чтобы сделать чай. Даже не спрашивает, хочу ли я, это будто не обсуждается, мне это необходимо, чтобы согреться, а я, собственно, и не протестую. — О чем ты хотел поговорить? — спрашивает, ставя чайник на плиту, поджигая одну из конфорок. Бросаю короткий взгляд на Эллиотта, который смотрит на меня в упор, скрестив руки на груди. Блин, как бы... Он сейчас вообще не будет отдавать дупля, о чем идет речь, да и не нужно ему это знать, потому что, если он человек логики, то сочтет этот разговор откровенным бредом. — Я о нашем с тобой проекте, Рокс. Я взял несколько газет домой, чтобы изучить информацию в них... Маму Эрин удивило, почему нас с тобой интересуют исключительно "зимние" выпуски, — стараюсь подбирать слова так, чтобы Рокси поняла контекст, потому что, скажи я напрямую, это действительно будет звучать, так, словно я что-то выкурил, дурь какую. — Ты же помнишь мою теорию исчезновений, да?— По трое, — разворачивается ко мне лицом, после чего кивает головой и принимается всматриваться в мой усталый вид, хмурясь. — Ты всю ночь читал газеты, что ли?— Да, — выпаливаю, после чего отвечаю спешно, дабы мысль не покинула голову: — Но этим утром я обнаружил кое-что новое, — принимаюсь извлекать из рюкзака газету. — Ты помнишь, что в предыдущих газетах не упоминалось, чтобы кого-нибудь нашли? — спрашиваю, и Роксана вновь кивает. Отлично. Коротко прохожусь кончиком языка по внутренней стороне щеки. — А в этой газете впервые сказано, что кое-кого нашли, — протягиваю выпуск девушке, и она начинает хмуриться еще больше, беря его в руки. "Шестилетний Уилл Блу наконец-то нашелся через неделю после пропажи.Мальчик все это время скрывался в лесу, правда, полиции так и не удалось установить, от кого именно. По словам врачей, кроме полученныхобморожения и истощения, Уилл перестал разговаривать. Что напугало ребенка? Зверь? Чудовище? Напоминаем о том, что сестра Уилла, Айва Блу, пропавшая в феврале 1987-го, так и не была найдена. Уилл Блу на сегодняшний момент остается единственным ребенком, которому удалось сбежать. Сбежать? От кого? Ребенок не может рассказать. Удобно, не так ли? Или, может, его заставили молчать?"— Что-то не так, — слетает с моих уст. — Что-то впервые пошло не так. Этот человек вернулся. Уилл. И если он здесь, в Атабаске, то нужно спросить его о том что он видел. — Не думаю, что он что-то скажет, судя по заключению врачей, Дилан. — А вдруг? Может, мы узнаем, что им от нас нужно.— Это пропавшие дети, да? О них речь? — Эллиотт чуть вскидывает голову вверх, насупив брови. Одариваю его прищуром, после чего вопросительно перевожу его на Рокси, стоящую рядом с Шистадом. — Он знает, Дилан.— О чем? — спрашиваю. Как много она ему рассказала? Что вообще она ему рассказала. Чуть отклоняю голову в сторону, наблюдая за тем, как Рокси откладывает газету, свернув ее, после чего принимается заливать кипяток в чашку с чайным пакетиком мятно-ромашкового зеленого чая. — О детях, Дилан, я рассказала ему.Хм, странно, что он еще не назвал ее чокнутой, не покрутил пальцем у виска, не сказал, что лечиться пора, что не позвонил в дурдом, чтобы нас с ней в него определили как пациентов. О чем еще она ему рассказала?— Он знает о том, что мы слышали их бег и пение здесь, в этом доме, знает, что мы пытаемся отыскать в газетах. Да? И его это не удивило? Я бы, услышав такое, начал бы смеяться. Громко, надрывно, нервно. Сказал бы, что это превосходный сюжет для ужастика... А на лице Шистада сама невозмутимость. Или, может, он сам что-то знает? Эллиотт уже, было, начинает открывать рот, чтобы что-то сказать, но Рокси его опережает, желая поскорее избавиться от этого долбаного чувства секретности и недомолвок, потому что ее уже, видимо, от них тошнит. Пусть все обо всем знают. Когда все в теме, так проще решать задачу:— Он видел мальчика в моей комнате, стоявщего за моей спиной, когда мы общались по Skype. В тот самый день, когда свет в городе пропал, за несколько мгновений до этого. Потому он приехал сюда.Немного приоткрываю рот, вскидывая брови. Что ж, его история звучит не менее бредовее, чем наша. "Наша"? Стоп. Нет. История Рокси отдельно. Меня интересует лишь та часть, в которой замешана Мел. Так что "ее" история и "моя", которые почему-то начали идти параллельно. Или теперь уже три истории? Теперь и Эллиотт с нами? Восхитительно. А вместе ехать крышей веселей, да.Повисает некое молчание, которое накатывает вместе с неловкостью. Я опускаюсь на стул, Эллиотт немного смещается в сторону, а Рокси расколачивает сахар в чае, даже не спрашивая меня, пью ли я его "без" или "с". Молча ставит чашку на стол, поджимая губы. Ей так легче? Легче, когда все обо всем знают, когда у нее нет секретов от других? Или это один из тех немногих секретов, которые ее тяготят? Что, если один из них заставляет ее быть такой черствой и "ледяной"? Что, если этот секрет она не может никому раскрыть, как и я рассказать о Мелани? А ведь я нечестен с ней в отношении нашей с ней работы. Я не рассказал ей всего. Толком вообще ничего не рассказал о том, почему взялся изучать старые газеты, почему меня это волнует так сильно. Она не задает вопросы, это главное. — Ладно, я сейчас вернусь, — наконец Роксана нарушает молчание, одаривает нас с Эллиоттом коротким взглядом, после чего выходит из кухни. Роняю вздох, ощущая, как недоверчивый взгляд серо-голубых глаз буром просверливает во мне дыру. Эллиотт просто молча поправляет очки, возвращая руки в обратную позицию, складывая их на груди. Перевожу на него взгляд, щурясь и прикусывая внутреннюю сторону щеки. — Окей, — откидываюсь на спинке стула, цокая языком, — в чем твоя проблема, чувак? Что-то не так?— Не так? — Шистат на мгновение отводит взгляд на свою кружку. — Нет.— Серьезно? — сарказм слетает с моих уст. — Тогда почему ты смотришь на меня так, словно я в чем-то виновен, с первого дня нашего знакомства?— А ты виновен? — коротко спрашивает блондин, и я хмыкаю. Виновен? В чем? — Думаешь, я лгу? — цинично процеживаю сквозь зубы, вскинув бровь.— Лжешь? Нет, — издает смешок. — Я думаю, ты чего-то недоговариваешь, Дилан, скрываешь что-то и используешь Рокси в своих личных целях. Кто поверит во всю творящуюся хрень, основываясь лишь на услышанных шагах и пении? И ты поверил Рокси просто так... Нет, думаю, ты веришь ей потому, что что-то знаешь, — молвит, насмехаясь. Серьезно, Эллиотт? Думаешь, что тебе удастся меня прочесть? Думаешь, сможешь меня "вывести на чистую воду"?Я всегда выбираю фразы. Всегда. — Кто бы говорил, Эллиотт, — закатываю глаза, раздраженно цокая языком. — Ты поверил Рокси, основываясь на том, что видел в экране. А к окулисту ходить не пробовал? — кажется, мои слова его задевают, и он несколько нервно снимает их, держа оправу тонкими пальцами, и принимается протирать стекла краем ткани своего свитера. — Правильно, лучше протри, а то еще вдруг у тебя из-за этого в глазах троится, — фыркаю, и Эллиотт издает смешок, качая головой. Чай ромашковый, заваренный для того, чтобы успокоить нервы. А нервы Шистада, кажется, успокоятся лишь тогда, когда он плеснет этот чай мне в рожу. — Не говори того, чего не знаешь. Ты не знаешь, что я видел, — отвечает холодно и несколько грубо.— А ты не знаешь, что мы слышали, — отвечаю ему в тон. — Слушай, Эллиотт, мы знакомы всего ничего... Что я уже успел сделать, что ты меня так ненавидишь? Чего ты цепляешься ко мне?— Кто сказал, что я тебя ненавижу? — он вновь надевает очки, коротко приглаживая светлые волосы длинными пальцами. — У тебя такой вид, словно ты мне сейчас задвинешь кулаком или хребет мне вытащишь через рот.— Я не ненавижу тебя, Дилан, и не придираюсь к тебе, — делает паузу, прикусив нижнюю губу. — Я тебе просто не доверяю, — пожимает плечами. — Рокси никогда не умела выбирать друзей, никогда. А я смотрю на тебя и нутром чую, что ты что-то скрываешь, — ну просто кэп. — Ты не знаешь Рокси так, как я. Она может триста раз казаться сильной, хочет, чтобы ты ее такой воспринимал, но я знаю, какая она на самом деле. Поэтому, если ты хоть чем-то ее обидишь, О’Брайен, будь уверен в том, что вырванным хребтом ты не отделаешься.— Заметано, — только успеваю ответить до того, как Рокси появляется в дверном кухонном проеме. И наша бурная беседа тут же резко прекращается, стоит девушке войти. — О-о чем разговаривали? — спрашивает, немного запинаясь. Эллиотт уже, было, собирается что-то сказать, но я его опережаю:— Да так, ни о чем особом. Обсуждали приближающуюся "Зимнюю ярмарку" и удивительную мерзость погоды, — отвечаю, делая глоток чая. — Не так ли, Эллиотт? — обращаюсь к другу Грин, и мы обмениваемся с ним натянутыми улыбками. — Точно, — молвит, соглашаясь о всем сказанным мной. ***Ронан Грин тяжко вздыхает, когда его виртуальная тачка вписывается в дерево. Такую красотку разбил. Он нажимает на джойстике кнопку "Меню", чтобы переиграть уровень и пройти его, не угробив при этом такую красивую машину. Мальчик только-только собирается нажать на кнопку "переиграть", когда его взгляд цепляет чей-то силуэт в окне напротив. Он отрывает глаза, поднимая их чуть выше, и полупрозрачная тюль дает не сразу понять Ронану, кто наблюдает за ним, кто безмолвно зовет его "играть", не стуча в окно, не звоня в дверь. Окна гостиной выходят на задний двор. Они пришли к нему, чтобы он вышел с ним поиграть. Айва и Конни. Что ж... Давай поиграем.Ронан выходит из игры, отключая приставку. Спрыгивает с дивана, ощущая, как ноги затекли. Мальчик подавляет тихие стоны, когда неприятное ощущение дикого покалывания всей кожи сопровождает каждый его шаг. Он молча прокрадывается в коридор, принимаясь шнуровать ботинки и обматываться шарфом. Айве и Конни не нужно звонить в двери, чтобы Ронан вышел с ними погулять. У них была договоренность. Сегодня на Айве все та же шапка, тот же свитер. Ничего не меняется. Конни, который по-прежнему находится в пижаме, даже не трясет от холода. Он стоит в снегу ровно, улыбается уголками губ, смотрит исподлобья, чуть отклоняя голову влево.Они пришли к нему, чтобы поиграть...Что ж, они поиграют.***Скрип половиц в коридоре выдает Ронана Грина с концами, потому мальчик сам заходит на кухню, дабы сестре не пришлось его звать.— Я пойду немного погуляю, Рокс, ладно? — Там холод дикий, куда ты собрался? — девушка вопросительно кивает головой. — Гулять с Айвой, Джеком и Конни, — пожимает плечами пацан, натягивая на уши шапку. — Ладно, только не долго, а то мама будет волноваться, да и простудишься еще, — наконец отвечает Рокси. Ронан согласно кивает головой, уже собираясь развернуться и уйти, когда Грин его вновь окликает: — И, Шкет! Капюшон не снимай, так теплее, — произносит, и мальчик отвечает ей коротким "хорошо". — И, Ронан! — она делает некую паузу, прежде чем продолжить предложение: — Будь осторожнее, далеко не уходи от дома. — Хорошо, — он отвечает ей тихо. — Извини, Ди, — обращается ко мне, — в следующий раз обязательно сыграем, ты приходи в гости.— Да я не в обиде, — качаю головой, пожимая плечами. — А знаешь, — чешу бровь пальцем, после чего засовываю принесенную мной старую газету обратно в рюкзак, начиная проделывать шаги к выходу из кухни, — подожди меня немного, я выйду с тобой вместе. Все равно я уже сказал Рокси все, что хотел, — поджимаю губы, и мальчик делает утвердительный кивок головой.Спешно надеваю на себя пуховик, и чертова молния снова заклинивает. Ненавижу. Закидываю рюкзак на спину, роняя вздох. — Ладно, я тебе перезвоню, Рокси, позже, — молвлю, и Грин кивает головой. — Только прошу, сними трубку, окей? — спрашиваю, и девушка издает смешок.Молчаливое поджатие губ служит для Шистада и меня знаком прощания. Обмениваемся натянутыми улыбками, после чего пацан толкает руками входную дверь, и мы оба выходим на улицу. — Ну что, Ронан, погодка не для душа, верно? — смеюсь, и мальчик фыркает, ругаясь себе под нос:— Черта с два я еще просижу в доме хоть минуту. Это печальное выражение лица Эллиотта вгоняет меня в депрессию.— Думаю, твоя сестра это оспорит, — смеюсь, спускаясь по ступенькам крыльца Гринов. — Вот поэтому я хотел бы иметь старшего брата, такого, как ты, — мальчик с улыбкой пожимает плечами. Что-то внутри меня разливается жидким теплом по венам. Младший брат. Я всегда мечтал иметь младшего брата. Вместо этого у меня была сестра... И я ее не уберег. Не смог спасти. Я не хороший человек, Ронан. Я очень нехороший человек...— Кто твои друзья? — с улыбкой меняю тему. Я знаю практически каждого ребенка здесь. Городок не такой уж и большой. — Джек, Айва и Конни, — отвечает пацан.— Джек Морис? — Э-э-эм, — он тянет, закусывает губу, и я начинаю хмуриться. Нет, у Морисов Джейк, а не Джек. — Наверное, Морис, — отвечает. Айва... Знакомое имя... Где я мог слышать его раньше? — Ладно, я пойду? — Конни. Конни Рассет? Нет, того мальчика зовут Конрад, я уверен. Айва, Джек и Конни. Конни, Джек и Айва... — Да-да, не буду задерживать... Ты, это, не задерживайся, чтобы Рокси не переживала. — Идет, — пожимает плечами. — Тогда еще увидимся, Ди. И помнишь, ты торчишь мне партию игры на приставке, — Роксана точно не обрадуется тому, какими словами оперирует ее младший брат, но ее приложенная к этом рука ощущается, у мальчика язык подвешен, как и у его сестренки. — Помню-помню...С его губ слетает короткое "счастливо", чье физическое тельце в виде пара растворяется секундой позже в морозном воздухе. Я принимаюсь спускаться вниз по улице, направляясь к себе домой, а Ронан — напротив подниматься вверх. Коротко оглядываюсь назад, замечая лишь слабый силуэт его темной куртки, который выделяется на фоне падающего снега. — Джек... Айва... Конни... — бурчу их имена себе под нос. Хм. Где-то я их уже слышал...***Давай поиграем.Ставка — твоя жизнь.Выиграешь — останешься в живых.Проиграешь — станешь навеки "Его".(Писалось под: Bórneum – VI . Phare fatigué)Снег неприятно царапает кожу щек, умудряясь каким-то неизвестным способом проникать за шиворот, под шарф, прикасаясь к разгоряченной коже. Ронан шмыгает носом, пряча руки в карманы, и неожиданно вздрагивает, когда его новые друзья выходят из-за широких столбов деревьев, за которыми прятались, чтобы их не увидел Дилан. Конни растягивает губы в улыбке, ступая по снегу, отчего его ботиночки домашние тапочки с пушистым балабоном оставляют после себя следы. Ронан все еще не может понять, как мальчику может быть не холодно на таком морозе. Айва направляется следом, слегка размахивая тонкими, как веточки руками. Она на порядок выше Ронана, но не Джека, который так же идет рядом с двумя другими детьми. Бледные. Расхрыстанные. Кожа — словно мрамор, словно мел. Они настолько бледные, что их тельца трудно различить на фоне снега. Это можно определить по контуру их выделяющейся ярким цветом одежды и волос. Темную, как смоль, макушку Джека покрывают белые хлопья. Они запутываются в волосах Айвы, они совсем незаметны на макушке Конни. Ронан обещал им, что поиграет с ними. Казалось, что все станет привычным, но вид ребят по-прежнему будит внутри колкую тревожность. Они не такие дети, с которыми он ходит в школу. Они не такие дети, которых он видел в Техасе. Он таких еще не встречал... Холод пробирается под одежду, вшивается под кожу. От него не спасают даже варежки, шарф с шапкой и теплый свитер. Скрежет собственных зубов действует на нервы, от мороза ноют суставы, каждый хрящ внутри. А Айва, Конни и Джек идут рядом с Ронаном так спокойно, словно сейчас лето, жара под тридцать градусов, дышать трудно, воздух горячий.Они совсем не чувствуют холода.У них глаза неестественно синего, мертвого оттенка.Ронан думал, что сможет свыкнуться с этим. Ронану пока не удалось.— Куда мы идем? — он первым нарушает тишину, которая неприятно режет слух на пару с колким ветром.— Скоро ты узнаешь, — отвечает Джек, одаривая его бесцветной улыбкой. — Мы очень рады, что ты согласился пойти с нами, — дополняет Конни.— Мы представим тебя другим, — Айва идет рядом настолько близко, что ее рука случайно соприкасается с Ронановой. Пускай надетая на ладонь перчатка и не позволяет оценить холод ее рук в полной мере, Грин более, чем уверен, что они у нее — словно лед. Даже холоднее. "Другими?" — мысленно повторяет про себя мальчик. И что-то ему не совсем улыбается эта идея. Как и идти за ребятами куда-то в лес. Почему нельзя было поиграть где-то в парке, как все нормальные дети? Почему обязательно нужно куда-то идти так далеко? Рокси просила его не уходить далеко от дома. Кажется, поздно уже возвращаться. — Другими? — переспрашивает дрожащим голосом. — А сколько вас всего?— Ты все узнаешь, Ронан, — Айва кивает головой.— Сколько нас, — молвит Джек.— Почему мы в такой одежде, — поддерживает Конни.Они все трое отвечают практически синхронно. Словно у них на троих один коллективный разум. Никто и никогда не говорит ничего по одиночке, они поддерживают друг друга, дополняют, заступаются за сказанные друг другом слова, подтверждают их правдивость. И голоса у них схожие, но разные тембры, разные октавы. Только общее шипение и странный скрип, словно деревья шатаются от ветра. — Тебе будет весело с нами, Ронан.— Тебе с нами понравится.— Тебе понравится наша игра. — Ты захочешь остаться.— Мы научим тебя петь.— Нам будет весело.В этот момент мальчик уже не может понять, кто говорит за кем, в какой очередности. Все сливается в одну какофонию, стоит ему осознать, что автомагистральной дороги уже не видно, теперь лишь голые лесные деревья и эфемерные руки леденящей пустоты обнимают за плечи. На дно желудка словно несколько кирпичей падает от какой-то резко накатывающей тяжести. Что-то внутри связывается тугим узлом тревоги, и дыхание сбивается, стоит Ронану заметить, как из-за деревьев выходят другие дети. Постепенно. В платьицах, в майках, в свитерах и куртках, порванных джинсах и ночной рубашке, в кедах, домашних тапочках или зимних ботинках. Маленькие, тощие, щуплые, практически бледные, как снег. Тоненькие шеи, тоненькие пальчики на длинных руках. Плечи осунувшиеся, проступают ключицы, ребра, низка бусинок-позвонков. Некоторые из них одеты так, словно они пришли прямиком их 70-х и 80-х, с насмешливым принтом на футболках про Микки Мауса и Тома и Джери. Все из них смотрят исподлобья на Ронана этим своим навеки "замерзшим" взглядом. И от этого мальчику становится не по себе. Грин старается не задерживать свой взгляд ни на ком дольше нескольких секунд. Плотно стискивает зубы, оборачиваясь, издает тихий, едва ли различимый стон. Что-то не так. Он не должен был соглашаться играть с этими детьми. С этими детьми что-то не так... — С нами ты навсегда забудешь чувство холода, Ронан, — Джек останавливается, как и Айва, Как и Конни.Ронан начинает чаще дышать, ловя себя на мысли, что его левый глаз охватил нервный тик. Он сжимает ладошку в кулак, держа его в кармане, думает, так ему станет спокойнее, но не становится. Мальчик принимается оглядываться по сторонам, понимая, что подходящие к нему дети начинают становиться в своеобразный круг, окружая его. Сердце нервно ударяет по ребрам, словно в гонг, когда слух начинает цеплять тихое пение на неизвестном ему языке. Они поют. Окружают со всех сторон. Все громче и громче...— Джек, что вы делаете? — он переводит взгляд на троицу, которая привела его сюда, в лес. — Не бойся, Ронан. Тебе нечего бояться, если ты будешь "Его" слушаться. "Оно" сделает так, чтобы ты больше никогда не чувствовал холод. "Оно" сделает нас вечными друзьями, и ты больше уже никогда не будешь одиноким...— "Оно"? — переспрашивает хрипло, ощущая, как на него начинает накатывать паника. Он дышит громко, рвано и часто. Обрывки его дыхания паром рвутся ввысь, завиваясь змейкой. Джек сказал "Оно"? О чем он? О ком он говорит? О... Сердце падает в пятки, страх крадется по венам, заставляет слезы проступить, обжигая глазницы. Все троится, фокус картинки перед глазами размывается. Кажется, с собственных губ начинает слетать "мама" и "прошу, не надо".Ронан резко оборачивается, понимая, что пение становится все громче. Дети опускают головы вниз, но не взгляды, отчего все начинает казаться экстремально зловещим. Раз...Два...Все как в замедленной съемке.Три...Тяжкий вдох и выдох, сопровождаемый замедленным сердечным пульсом. Глаза мальчика расширяются от ужаса, когда он вдруг осознает, что его тело перестает отбрасывать собственную тень. Вместо этого тень становится больше. Намного. В несколько раз. Четыре...А голову приходит ужасающее осознание того, что за его спиной кто-то стоит. Он узнает это дыхание с присвистом. Он знает эту тень. Это "Оно". "Оно" здесь. "Ледяной монстр". "Холод". "Оно" хочет, чтобы Ронан к нему повернулся лицом, чтобы посмотрел прямиком в эти глазницы. "Оно" не касается земли, передвигается бесшумно. Но "Оно" здесь... Пять...Паническая сухость в горле, от страха коленки подгибаются. Ронан морщится, после чего неуверенно разворачивается к "Нему" лицом. Кожа "Ледяного монстра" не похожа на человеческую, сморщенная, сухая, черствая, как у мумии. То, что считается кожей, настолько тонкое, что просвечиваются ребра, внутренности, мертвая синяя кровь. Длинные седые волосы развеваются на ветру. "Оно" выше обыкновенного человека, чтобы посмотреть "Ему" в лицо, необходимо поднять голову высоко вверх. И Ронан неосознанно становится на носочки, уже не ощущая, как собственные слезы скатываются по щекам, обмораживая кожу. И мальчик перестает дышать, уже не в силах оторвать взгляд от двух неестественно синих осколков льда, вместо глаз... Тебе понравилась игра?Ты жив?Твое сердце все еще бьется?***Темнота так привлекательна, не так ли?В ней можно спрятать все. Даже то, чего ты боишься больше всего на свете. (Писалось под: Snow Ghosts – The Hunted)Обнаруживаю себя лежащим на кровати. Кажется, сон меня сморил-таки. Газеты служат своеобразным одеялом для меня. Видимо, я уснул, читая. Пообещал себе всего полчаса. Ага, как же, Дилан? Уже пять часов вечера. Солнце начало садиться, темнеет слишком быстро. В моей комнате снова мрак, хотя я не припоминаю, чтобы зашторивал занавески. Свет в моей комнате не горит, только несколько полосок света, льющиеся в комнату из окна. Я откладываю газету в сторону, взглядом цепляя объявление о находке Уилла Блу. Тру пальцами глаза нажимая на уголки глаз, после чего смаргиваю остатки сна, взъерошивая примятые волосы. Поджимаю губы, начиная читать строчки объявления еще раз. Уилл Блу. Был найден через неделю. А его старшую сестру Айву так и не нашли.— Айва... — хмурюсь, перечитывая имя еще раз. — А-Айва, — протягиваю, после чего мои глаза расширяются от осознание, которое ударило по голове, словно молотом. "Кто твои друзья?" — "Джек, Айва и Конни".Айва. Айва Блу. Подрываюсь на ноги несколько резко, отчего голова начинает кружиться. Спешно разгребаю пальцами блок газет за это утро. Имена знакомые. Я знаю. Я их уже слышал. Я уверен. Вот оно! Конни Шеферд. Пропал в декабре 1985-го. Конни. Конни и Айва. А Джек, я так полагаю, Рэйдвуд.Пропавшие дети. Дети, которых так и не нашли.Дети, которые прекратили расти.Дети, которые пришли за... Я думал, их целью был странный интерес к Рокси. Как я мог не подумать о том, что дело может быть не в ней, а в ее брате? Почему они пришли за ним, если в этом месяце уже был похищен ребенок? Что я просчитал? В чем ошибся?Джек, Конни и Айва. Ронан ушел с ними... Черт подери! ОН. УШЕЛ. С НИМИ! Твою ма-а-а-ать! Дерьмо! Дерьмо! Спешно извлекаю из кармана телефон, снимая блок, но тут отвлекаюсь на шум, который раздается в коридоре, за закрытой дверью моей комнаты. Смех. Детский. Отчетливый. Кто-то бегает по второму этажу. Кто-то здесь, в моем доме. Как тогда, у Гринов. Все во мне напрягается. Каждый мускул, каждый нерв. Стискиваю челюсть, поджимая губы. Им забавно? Им смешно? А я не в настроении играть. Коротко оглядываюсь на стоящую у кровати металлическую биту, которую с недавних пор всегда держу под рукой. Сжимаю ее рукоятку, коротко облизывая губы кончиком языка. Ну уж нет!Сжимаю биту крепче, широким шагом направляюсь к выходу из комнату и тяну на себя металлическую ручку, выскальзывая наружу. В коридоре темно, свет в доме не горит. Родители еще не вернулись с работы, потому фактически здесь только я. Фактически. Дом выглядит пустым, но я знаю.Я здесь не один. Топот детских ножек, смех за моей спиной. Я резко оборачиваюсь назад, крепче сжимая биту в руках. Дышу тяжко и громко, втягивая воздух через ноздри. Прищуриваюсь, стараясь рассмотреть кого-нибудь. Сердечный пульс учащается до ритма поезда.— Кто здесь? — я физически чувствую, как ветер, созданный спешным движением, касается моей кожи, заставляя волну мурашек прокатиться по спине. Характерный звук шагов слева — и я оборачиваюсь, замечая чью-то тень. — Я тебя слышу, — говорю четко и громко, чтобы каждое мое слово было слышимым. — Я слышу, как ты прячешься от меня. Покажись!Шмыгаю носом, делая аккуратные шаги вперед. Они прячутся, я знаю. ***А мальчик стоит за его спиной, тяжелым, стеклянным взглядом синих, как лед, глаз исподлобья буравит лопатки парня. Некогда белая футболка мешком висит на его худых, угловатых плечах. Кожа мертвенно-бледная, губы цвета сирени плотно сомкнуты в тоненькую ниточку. На коже щеки трещина, как если бы треснул лед от морозов; трещина, как если бы фарфоровая чашка упала и разбиралась, и ее пытались бы склеить. Мальчик с коротким "ежиком" на голове издает смешок, его холодное дыхание обжигает разгоряченную кожу Дилана, заставляя его вздрогнуть. Он чувствует чужое присутствие. Он знает, что здесь кто-то есть. Парень спешно оборачивается, но не замечает за собой никого. А в конце коридора спиной к нему стоит маленькая девочка. В красном болоньевом комбинезоне. В полосатом свитере с горловиной. Два хвостика цвета спелой пшеницы, некогда подвязанные яркими ленточками, растрепались. Глаза Дилана расширяются, когда он замечает ее маленькую фигуру в конце коридора. С приоткрытых губ слетает тихий вздох, а все внутри сжимается в крошечный ком, после чего падает куда-то вниз, звонко разбиваясь. Он не видит ее лица, но помнит ее одежду.Он помнит ее такой. Такой она была в последний день их встречи.***— Мелани? — теперь мой голос дрожит. Я едва ли заставляю себя не упасть. Это... Это она? Это ее комбинезон. Ее ленточки в волосах. Они у нее светлые, как и у мамы. Это... Моя Мелани? — Это ты? Не дышу. Сердце не бьется. Кровь не циркулирует по артериям. Все во мне замирает, когда девочка издает смешок, а потом принимается убегать направо, так и не оборачиваясь ко мне лицом. Но прежде, чем скрыться из виду, девочка произносит лишь одно. Лишь имя. И я узнаю ее голос. Пускай и искаженный шипением и скрипом. Но он ее. Я ведь помню, каков он, не так ли? Я помню. Она называет всего лишь имя, которое переворачивает во мне все. Которое дает хлесткую пощечину, звонкую и ощутимую затрещину, леща, который снова приводит меня в чувства:— Ронан.Ро... Ронан... Ронан Грин!Дрожащие руки извлекают из кармана джинсов сотовый, который едва ли не выпадает у меня из рук. Меня дико колотит, дыхание сбитое, голос не свой. Кое-как набираю номер Рокси, моля всех существующих Богов во всех религиях, чтобы она подняла наконец трубку. Прошу тебя, Рокси! Умоляю тебя, Рокси! Прошу так, как никогда! Ответь на этот чертов звонок. Блять!"Привет, Дилан, что случилось?" — по ту сторону наконец доносится ее голос, и я облегченно вздыхаю, прикрывая веки. — Мы ошиблись, Рокси... Мы... Мы ошиблись в расчетах про пропажу, потому что этого не может быть... — нервно шмыгаю носом, утирая вспотевший лоб тыльной стороной ладони, запуская пальцы себе в волосы."О чем ты?"— Они здесь, Рокси, в моем доме, сейчас, — отвечаю резко, стараясь перебороть страх, который сковал тело. А в ответ до меня доносится лишь ее обрывистое дыхание. — Я слышу их смех, я слышу, как они бегают мимо меня, я чувствую холодный воздух, которые они разгоняют. Мы ошиблись, Рокси. Это не мы с тобой, нет-нет, — шумное дыхание размазывает половину моих слов, потому я пытаюсь взять себя в руки. — Рокси... — называю ее по имени, но девушка не отвечает.Черт.***Роксана Грин поднимается на ноги с дивана. Ее дом пуст, Эллиотт ушел уже почти, как час назад, а родители не и возвращались домой, как и Ронан. Лишь она и Фрейя. И Дилан по ту сторону трубки, чей голос вызывает неистовую дрожь."Рокси... Рокси, ты меня слышишь? Это ОН! Они пришли за НИМ!" — он практически кричит в трубку хриплым и не на шутку испуганным голосом. Взгляд Грин цепляет неестественно большой сугроб на ее дворе, который виднеется из окна. Девушка прищуривается, пытаясь понять, не показалось ли ей, что из-под слоя снега торчат чьи-то маленькие руки. Чьи-то тоненькие пальчики пробиваются сквозь снег, и Роксана ловит себя на мысли, что перестает дышать, не может просто. Телефон выпадает из ее рук, хотя Дилан все продолжает кричать, зовя ее по имени. Девушка распахивает входную дверь, кутаясь в клетчатую рубашку. Преодолевает ступеньки собственного крыльца в считанные секунды, понимая, что каждую клеточку ее тела сковывает внутренняя дрожь. Девушка опускается на колени прямо в снег, оказываясь рядом с сугробом, из-под которого торчат чьи-то маленькие руки. Ее дрожащие пальцы невольно касаются кулона-снежинки на шее. Роксана аккуратно счищает снег с того места, где, как ей кажется, должно быть лицо. И ее глаза расширяются, все внутри сковывает леденящий ужас, который не оставляет даже возможности на крик. Лишь хриплый шепот, которого хватает, чтобы сбито прошептать лишь имя:— Ронан...