eight: hi there, Ronan (1/1)

***(Создавалась под: bórneum–densité réalisable [vos débuts])Настроение просто шедевральное. Мальчик идет по широкой дороге в одиночку, грубо пиная снег носком ботинка. Первый сугроб — это задница Джордана МакКоя, самого ненормального одноклассника на свете. Ронан со всей злости футболяет ногой по снежной обрасти, отчего мелкие и пушистые снежинки разлетаются в разные стороны. Мальчик шмыгает носом, сам себе бросая короткое "вот тебе". Так гораздо проще "надрать" ему зад. Они с его мерзким дружком делают каждый день Ронана Грина сущим адом, но Грин не настолько маленький и беззащитный, чтобы просить сестру за него заступаться. Она же девчонка. Она не понимает, каково это. Второй сугроб — это лицо Патрика Свентона. Ронан наклоняется, чтобы огреть по снегу кулаком, и рука мальчика мягко и легко входит в белоснежную и холодную массу. "Разобравшись" со своими обидчиками, пацан с легкостью выдыхает, засовывая руки в карманы куртки. Стало легче. Его действительно отпустило. Красные от мороза щеки горят и щиплет от колкого ветра, стремящегося прямо в лицо. Дико неуютно, особенно в этой части трассы, где ничто не создает ветру преграду. Ронан прищуривает карие глаза, спешно поправляя шапку на голове и накидывая капюшон. МакКой и Свентон этим утром обозвали его космонавтом из-за немного смешного вида Грина в капюшоне. Пять минут после этого мальчик отчаянно хотел отстегнуть капюшон и никогда больше его не надевать. Сейчас же он возвращается к мысли, что в чертовом капюшоне ему тепло, пускай и выглядит он, как "дегенерат", по словам Джордана. А вообще ему следовало бы дождаться школьного автобуса. Рокси сегодня задержится в библиотеке со своим одноклассником, с которым она сдает проект по истории, а мама с папой не смогли его забрать раньше. А еще Ронана раздражает тот факт, что все в семье считают его маленьким. Ему десять. Он уже взрослый. Он достаточно взрослый, чтобы самому добраться из школы домой. Не нужна ему нянька. Ронан немного раздраженно поднимает взгляд на небо, сшитое "грязными", серыми облаками, которые к вечеру обещают осыпаться на город новым слоем снега. Город вечного Рождества. Город вечного снега.Ронан оглядывается по сторонам, продолжая свой путь. Мальчик вжимается в свою куртку, разминает костяшки калеющих от холода пальцев, стараясь ускорить шаг. Фрейе там, дома, одиноко одной, наверное. Нужно будет вывести ее на прогулку, поиграть с ней. Ведь ей так же одиноко, как и ему. Она единственная понимает его одиночество. Когда тебе не с кем поиграть, когда у тебя нет друзей... Ронан отдергивается, когда по щеке бьет неизвестно откуда взявшаяся голая ветка, царапая раздраженную от мороза кожу. Мальчик фыркает, потирая место удара, отчего кожа воспаляется только сильнее, реагируя на грубую ткань перчатки. Он пожимает плечами, опустив взгляд вниз, куда-то себе под ноги. Звучащий в голове неизвестный мотивчик навязчиво заставляет мальчика подпевать, тихо мычать, направляясь ускоряющимся шагом. Холодно. Зябко. Морозно. Почему-то дико хочется чая с печеньем. Или маминого фирменного какао со сливками и зефирками. Что-то теплое. И Фрейю под бок. И вообще, проспать бы всю зиму, словно медведь, она начинает медленно действовать на нервы. Здесь очень красиво, это да. Красота снежного леса завораживает. Красота скалистых гор, окружающих городок, — притягивает. Красота замерзшего озера Атабаска, впадающего в реку, — манит. Но это несколько настораживающая красота. Антураж. Декорации. Место проведения чего-то необыкновенно-скверного. Место, где происходят странные вещи. Ронан не успел толком познакомиться с Луи Бодлером, но помнит, как пропавший мальчик в последний свой день отвечал на уроке. Вместе с ним пропала его жизнерадостность, его улыбка. Хмурый город стал еще мрачней. Ронан знает, что что-то происходит. Он прекрасно помнит чье-то дыхание за своей спиной, на своих лопатках.Холодное.С присвистом.Вызывающее мурашки по коже. В это верит только Рокси, родители посчитали присутствие "Ледяного монстра", "Холода" в комнате мальчика лишь ночным кошмаром. А Ронан не спал. Он помнит. Он знает. Он все слышал. А ведь Луи все еще не нашли... Интересно, как часто в этом городе пропадают дети? Почему пропал именно Луи? Или это неважно? Грин настолько погружается в собственные мысли, что не способен передвигаться аккуратно и осторожно. "Начищенная до блеска" лужа, затянувшаяся корочкой льда, становится причиной падения Ронана на устеленный укатанным снегом асфальт, и мальчик неодобрительно вскрикивает, роняя вздох:— Ай! Тело распластывается прямо на дороге, и младший из Гринов пытается нащупать хоть что-нибудь в воздухе, за что можно ухватиться и помочь себе встать. Падать куда проще, а здесь десятки слоев одежды превращают это в настоящее испытание. Мальчик чувствует легкую боль в лодыжке: какой бы крепкой ни была шнуровка ботинок, а она не смогла спасти от вывиха. Кажется, холод тормозит боль, "замораживает" ее, делает ее практически неощутимой, что позволяет Ронану повторить свою попытку подняться на ноги. Справившись, он принимается отряхиваться. А затем что-то начинает задерживать его движение. Странное жжение где-то в грудной клетке, словно ее буравят взглядом. И не одна пара глаз. Несколько. Странное чувство, словно кто-то смотрит на него, наблюдает за ним, молча, что-то обдумывая. Ронан неуверенно отрывает взгляд от своей куртки (хотя ловит себя на мысли, что ему совсем не хочется этого делать) и смотрит вперед, натыкаясь на три маленькие фигуры, стоящие в метрах пятнадцати от него.Трое.Возникнувшие из неоткуда. Два мальчика: один младше Ронана, на вид ему лет семь; второй старше, около двенадцати. И девочка рядом с ними, чей балабон на вязаной шапке немного растрепался. Минутой назад рядом никого не было, когда они успели прийти? Им не холодно разгуливать в таком виде? Холод ведь сегодня собачий! Мальчик помладше вообще одет в подобие пижамы. Рыжие волосы приглажены, бледные веснушки на носу и щеках едва ли можно различить на мраморно-белом лице. На девочке вязаный джемпер, к ткани которого прилипли снежинки. Бардовые варежки на ее руках ярко выделяются на фоне снега. Светлые волосы прямые, мертвые до посинения губы поджимаются в тонкую полоску. Мальчик постарше не отрывает от Ронана взгляд стеклянно-синих глаз. Они у него какие-то неестественного оттенка. Как океанические волны. Как лед, сковавший от мороза реку. Рукава голубой рубашки закатаны по локоть, оголяя тоненькие, как веточки, и худые бледные руки. Волосы темные, на просачивающихся сквозь верхушки солнечных лучах они отливают серебром. Один немного отклоняет голову влево. Другая опускает подбородок вниз, но не взгляд. Третий сутулится, отчего острые ключицы начинают обтягивать тонюсенькую, полупрозрачную кожу.Ронан ловит себя на мысли, что не дышит. Это вызывает зарождающееся где-то внутри ощущение жжения, вызывает легкое головокружение. А еще каждую клеточку в теле сковывает страх. Он разливается по венам, закупоривается в артериях, бьет по каждому оголенному нерву. Медленный, нарастающий, мучительно неспешный. И звенящая в ушах мертвая тишина наступает на стенки гортани. Разрывает буквально в клочья. Он рассматривает троих детей напротив. Они делают с ним тоже самое. У всех взгляд одинаковый, потерявший свой естественный цвет. Карий, серый, зеленый — каким бы он ни был — сменились призрачно-голубым. Блеклым, выцветшим, неправдоподобным, но по-странному прекрасным синим. Как снег. Как лед. Как зима. Холодный взгляд. Леденящий взгляд. — Привет, — наконец губы мальчика постарше шевелятся, с синих уст слетает слово. Голос странный, напоминает скрип, но тем не менее это слово, и голос вполне человеческий. — Ты, должно быть, Ронан?Первая мысль, посетившая голову, — молчать. Молчать, закрыв рот невидимой ладошкой. Ничего не отвечать. А в идеале взять и убежать, изо всех сил стараться бежать от этой троицы. Странные это дети. Ронан таких раньше не встречал. Но кивок головой перечеркивает этот план. Черт, что?.. Бледные, худые, подозрительные. Че-е-ерт, что с их глазами?— Я Джек, — представляется мальчик с темными волосами, и голос его даже не дрожит от холода. Словно он его не чувствует совсем. — Это Айва, — слегка кивает в сторону девочки рядом, которая растягивает бледные уголки губ в улыбке, — и Конни, — на этот раз отклоняет голову влево, в сторону стоящего рядом в пижаме рыжеволосого мальчика. Он поднимает маленькую и тонкую ладошку, едва ли шевеля кончиками пальцев в жесте приветствия. — Мы рады с тобой наконец-то познакомиться, Ронан, — уверенно, но с этими странными звуками скрипа, немного искажающего детский голос.— Откуда вы меня знаете? — слетает слишком резко, неожиданно смело, но вместе с тем настороженно. И по-странному тревога и страх медленно отступают. В конце концов Джек, Айва и Конни всего лишь дети. Просто дети. Такие же, как и Ронан. Ведь так?— Мы знаем всех детей в этом городе, Ронан, — на этот раз отвечает Конни. — Нас здесь не так много, как взрослых...— Нужно держаться вместе, — добавляет Айва.Спокойные.Пускай и внушают некое недоверие.Сами проявляют к нему интерес.А ведь с Ронаном никто в школе не хочет общаться из-за МакКоя и Свентона. Здесь у Ронана Грина нет друзей. Это ему не Техас. Здесь он один. Одинокий. И играть не с кем. Не с кем общаться. Не с кем быть самим собой, обыкновенным десятилетним ребенком. — Не хочешь с нами поиграть, Ронан? — Конни наклоняется, сгребая в ладонь кучку белого снега. Изначально Грину кажется, что мальчик, больше напоминавший своей бледностью ожившую фарфоровую куклу, сейчас сломается. Но Конни спокойно разгибается, поднимая на Грина взгляд исподлобья и улыбаясь немного странно, отчужденно. Впрочем, Ронан тоже чувствует себя отчужденным. Здесь ему нет места. Здесь он для всех странный. Как и эти ребята. Этот факт понижает позицию страха, царящего внутри, еще на одну ступень. Дыхание начинает восстанавливаться, четырехкамерное прекращает выламывать грудину. Конни лепит снежок. Айва переминается с ноги на ногу. Джек тихо хмыкает. — Мне домой пора, ребята, — неуверенно, все еще улавливая некие нотки страха. И к собственному ужасу — нотки досады. Ему... Ему действительно хотелось бы поиграть с этими ребятами, но ему, правда, нужно домой. Возможно, мама отпустит его после ужина погулять на часик-другой? — Мне действительно хотелось бы...— Жаль, — небрежно роняет Айва.— Нам так одиноко, Ронан, — Джек делает шаг ближе. — Возможно, я смогу погулять завтра... — внезапно добавляет Грин, мысленно отвешивая себе подзатыльник. Отчаянное одиночество заставляет его рассматривать все возможные варианты. Эти ребята сами предложили ему с ними поиграть. Эти ребята ни разу не обозвали его, как Питер и Джордан. — П-почему?.. — заикается, не в силах удержать вертящийся на языке вопрос. Почему они такие бледные, словно мертвецы?И, черт подери, что случилось с их глазами?— Почему вы в такой одежде? Вам не холодно? — заткнись. Заткнись, Ронан. Умоляю, закрой рот. Прекрати спрашивать. Но ему хочется. Любопытство медленно сводит с ума, переламывает внутри каждую косточку, заставляет ныть каждый сустав, выворачивает каждый чертов хрящ. Таких детей Ронан еще не встречал. Папа часто шутил что-то насчет того, что существуют люди, которые купаются зимой в проруби, которые таким образом закаляются. Быть может, эти дети не чувствуют холода? — Приходи к нам завтра поиграть, и мы расскажем тебе все, что захочешь, Ронан Грин, — Айва отступает на шаг назад, сутулясь. Чуть опускает голову вниз, словно ее тонюсенькая шея не способна удерживать тяжесть головы. — Мы будем ждать тебя здесь, в лесу, — добавляет Джек. Конни сутулится, отчего проступают ключицы.Айва опускает голову, но не взгляд.Джек отклоняется чуть влево.И движения как на повторе... Синхронно. Это они уже делали.Правда, Ронан слишком заинтригован и рад, чтобы подмечать странности. Само их знакомство — это уже странно. Появились из ниоткуда. Трое. Щуплые. Кожа бледная-бледная. Губы синие. Руки костлявые и тоненькие, как веточки. И глаза... Взгляд глаз неестественно синего оттенка. Еще немного, больше освещения, и будут выглядеть, как две неоновые лампочки в глазницах.— Ты же придешь к нам? — Конни оттягивает край ткани своей пижамы, в другой руке держа снежку. И снова кивок головы. Это не дает точное обещание. Но и не принимает отрицательную форму ответа. Ронан смотрит на Джека, Конни и Айву еще несколько мгновений, после чего зачем-то принимается на прощание им махать рукой. А затем, повернувшись к детям спиной, он продолжает направляться домой. Странные ребята. Немного пугают.Но в его десять лет он не совсем способен понять все. Для него их встреча означает надежду, но ни в коем случае не опасность. Надежду на то, что кто-то банально хочет с ним поиграть. Надежду на то, что у него, возможно, могут появиться друзья здесь. Пускай и такие странные. Но и его нельзя посчитать нормальным... Придет он или нет?Придет ли он завтра к Айве, Конни и Джеку?***"Эмили Кларк. 8-е января 1974-го года. Семь лет.По словам родителей, за несколько дней до исчезновения,девочка жаловалась на ночные кошмары. Монстры ваших детей реальны".А список все пополняется. Дилан записывает в блокнот новое имя, новую дату. Он был прав. За год исчезают трое. По одному в каждый месяц зимы. Но почему? Зачем похищают этих детей? Это какой-то ритуал? Поклонение чему-то сверхъестественному? Возникшие вопросы скапливаются под тяжестью черепной коробки, буквально разрывая ее в клочья. Кто писал эти статьи в газетах? Почему не обратились в полицию? Почему последняя зафиксированная в газете пропажа ребенка датируется 1996-м годом? Редактор газеты умер? Или кто-то заставил его замолчать? Так или иначе, с 1996-го года ни слова про исчезновение детей, но это ведь не значит, что череда убийств прекратилась, верно? Нужно поговорить об этом с кем-то, кто хорошо знает этот город. Нужно поговорить с кем-то, кто знает здесь каждого, каждый слух, каждый чертов уголок. Нужно поговорить об этом с Чедвиком Кампом. "Персиваль Джон Байерс III . Пропал без вести 5-го декабря 1983-го.Вместо Святого Николая к нему, видимо, пришел Крампус".Автор газеты словно насмехается. Он подает материал о похищении ребенка не так, как если бы с его объявлением обращались бы в полицию. Его самого будто забавляет абсурдных факт того, что никого из пропавших детей так и не нашли. "Джек Рэйдвуд. На момент исчезновения ему было тринадцать.Это произошло в ночь с 19-го по 20-е 1994-го. Если у кого-нибудь есть хоть какая-то информация о том, где сейчас мальчик,просим Вас обратиться в полицию и связаться с его родителями".Дилан всматривается в выцветшее и пожелтевшее с годами фото в газете. Волосы у Джека темные, счастливая улыбка растягивает уголки его губ. Мальчик прижимает к себе огромную и лохматую псину, которая высунула язык из-за жары. Так Рэйдвуд выглядел в последнее лето своей жизни. Жизни? Хах, звучит так, словно все поставили на этих детях крест. Будто они мертвы с концами. Где родители этих детей, почему они не продолжают искать? Почему сдались? Почему так легко опустили руки? О’Брайен хмурится, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Джек. Джек Рэйдвуд. Записывает еще одно имя в строчку блокнота, тяжко вздыхая. Рокси Грин ушла домой десять минут назад, все-таки, вечер уже. И ему пора закругляться, работа над проектом затянулась как-то. Он опускает взгляд на часы на экране телефона, а затем слух цепляет приближение чьих-то шагов. Поворачивает голову в сторону источника шума, взглядом натыкаясь на Эрин Новак. Девушка немного мнется, поджимает пухлые губы, проделывая себе путь к парню.— Я уже собираюсь, да, — Дилан немного мямлит, складывая газету в стопку. — Да я не поэтому подошла, — улыбается несколько смущенно, заключая тонкие пальцы в замок.— Нет-нет, мне действительно нужно домой, но я помогу тебе немного прибраться тут, — поднимается на ноги из-за стола, принимаясь брать на руки стопку. — Что ты хотела?— Да так, — Эрин пожимает плечами, переминаясь с пятки на носок. — За несколько этих дней мы как-то общались очень мало, я уже начала думать, что ты злишься на меня за что-то...Девушка поднимает вторую стопку газет, направляясь за одноклассником. Новак слышит, как Дилан издает смешок, фыркая:— Злюсь? За что мне на тебя злиться, ты ведь самый добрый человек, которого я знаю? — произносит это с неким дружеским теплом. — С чего ты взяла? — он кладет газеты на их положенное место, забирая новую стопку из рук Эрин и одаривая ее коротким взглядом, когда девушка опирается плечом на железную подпорку стенда с книгами, прикусывая нижнюю губу. Взгляд О’Брайена почему-то отчетливо цепляет эту деталь, вот только внутри у него не зарождается ничегошеньки. Эрин пытается казаться желанной, сексуальной. А Дилан ничего не может поделать, в его глазах она лучшая подруга, человек, который знает его так, как никто другой. — Не знаю... Вы с Рокси так увлечены проектом... "Вы с Рокси". Так дело в ней?Эрин делает мелкий шаг ближе к Дилану, и парень чуть приопускает голову, чтобы посмотреть ей в глаза. Он к ней настолько близко, вернее, она к нему, что ее тело находится практически между стендом с книгами и телом О’Брайена.— Почему вас так интересует то, что произошло с этими детьми?— А тебе разве не интересно? Этих детей все еще не нашли, как и Мелани, — взгляд почему-то начинает темнеть, стоит тонким пальцам Эрин Новак коснуться ткани его вязанного свитера на плече. Она неуверенно кладет сначала одну руку, затем вторую. Вопрос "что ты делаешь?" так просится вылезти наружу, стать услышанным, но ответ на него и так очевиден. Наверное, год назад Эрин нравилась Дилану. Да, определенно. Ее губы, которые она прикусывает, взгляд ее глаз, мягкость ее волос и аромат шампуня. Но многое изменилось. Дилан "остыл", как тот чай, он увидел в Новак не просто девушку, которую когда-то хотелось целовать, но и надежного друга. Друга, которому веришь, который всегда рядом, который поддержит. И сейчас он ощущает внутри зарождающееся чувство неопределенности. Она находится рядом, красивая, ее дыхание все сильнее обжигает кожу его щеки. — Ты этого хочешь? — наконец спрашивает Дилан.— Чего хочу?— Этого, — молвит, но на ее прикосновения не отвечает. Ему, правда, хочется ответить, все это время он подозревал о ее чувствах. Времени как-то не было. Все было нормально до исчезновения Мелани. Дилан был совсем прежним... — Ты хочешь "нас"?Она становится на носочки, дрожит практически вся в его руках, несмело целует его в уголок губы, прижимает к себе еще сильнее, зарываясь тонкими пальцами в его темные волосы. Дилан отвечает не сразу, как-то вынужденно. Только потому, что этого хочется ей. Только потому, что она друг, но для нее он нечто большее. Так не должно быть. Это неправильно. Дилан немного подается вперед, отчего острые лопатки Эрин и низка ее жемчужных позвонков впечатываются в твердые обложки книг. Это странно. Странно целовать ее, странно чувствовать, как ее язык медленно проникает в собственный рот, как она близка тебе совсем не в дружеском смысле. Пускай он целует ее, пускай его ладони обхватывают ее лицо, а где-то внизу живота становится жарко, но она для него по-прежнему лучший друг. Дилан сам разрывает поцелуй. Он сам шумно дышит ей в губы, но не тянется к ним, чтобы еще раз поцеловать. Просто потирает указательным пальцем кожу ее щеки, отстраняясь. Ему бы так хотелось, чтобы этого никогда не случалось. Ему так хотелось, чтобы они оставались лучшими друзьями. Он любит Эрин, он дорожит ею, только немного не так, как этого хочется Новак. Она хочет большего, а Дилан не может этого ей дать.О’Брайену почему-то кажется, что лучшее, что он сейчас может сделать, это просто уйти. Молча. Любое слово может либо все испортить, либо дать лживый шанс. Им двоим есть, над чем подумать. Ей — понять, действительно ли она чувствует к нему то, что чувствует. Ему — видит ли он в ней что-то большее, чем просто лучшего друга.Она коротко облизывает губы кончиком языка, глядя ему в спину. Он снимает со стула свою куртку, проходясь по нижней губе подушечкой большого пальца.Правильно это было или нет?Да плевать, все равно после того, что только что произошло, их отношения уже никогда не будут прежними. ***Роксана Грин устало трет лицо замерзшей ладонью, открывая входную дверь дома ключом. Девушка едва ли не заваливается на спину, когда массивные собачьи лапы становятся на ее грудную клетку, толкая назад, а шершавый, но теплый язык Фрейи вылизывает кончик носа девушки. Рокси смеется, запуская пальцы в шерсть хаски, и собака довольно урчит, наслаждаясь вниманием хозяйки. Она никого не встречает настолько же тепло, как девушку. Может, потому, что между ними есть какая-то невидимая связь? Может, потому, что они обе что-то знают, у них есть общий секрет? — Привет, красавица, — Рокси наконец снимает с себя пальто и шапку, и собака издает громкий, но короткий лай. Девушка поднимает взгляд на кушетку в гостиной, где Ронан читает свой школьный учебник, а Рон что-то старательно ищет в интернете, работая тачпадом своего ноутбука. Мистер Грин прищуривается, а затем сам себе кивает, словно соглашается с каким-то утверждением, звучащим в его голове. С кухни доносится аромат печеного мяса на ужин, а слух цепляет звон тарелок, оповещая о том, что Рейчел сервирует стол. — Привет, милая, — мистер Грин растягивает губы в улыбке, поворачиваясь к дочери лицом. Девушка тихо здоровается с ним в ответ, кивая головой:— Привет.Наверное, она все еще ждет тот самый момент, когда Рону взбредет в голову снова уйти от них, бросив. Но мужчина все еще здесь, принимается объяснять схему решения квадратных уравнений своему сыну.— Рокс, давай, помой руки, и зови всех за стол, ужин готов, — слышится голос миссис Грин в дверном кухонном проеме. Женщина вытирает руки о полотенце, затем заправляя за ухо выбившийся локон темных волос. — Ладно.Девушка поднимается по лестнице на второй этаж, устало бредя к себе в комнату. Толкает рукой дверь и оставляет рядом со стулом свою сумку. На тонком запястье находится резинка, которую Грин использует для закрепления хвостика, собрав в неаккуратный пучок на затылке короткие светлые волосы. Блондинка. Почему для кардинального изменения имиджа она выбрала именно белую краску? Почему нельзя было стать рыжей, к примеру? Рокси хмыкает, босиком ступая по теплому полу. Обувается в плюшевые домашние тапочки, выходя из комнаты и гася свет. Наконец-то нормальное освещение, наконец-то более-менее тихий день. Она бросает взгляд на отображение блика света в зеркале, находящемся в ее комнате, и память впивается в сознание неприятными осколками. Рокси прекрасно помнит, как девушка по имени Йозефина с длинными серебристыми волосами и бледной кожей смотрела на нее в отображении. Она все еще помнит прикосновение ледяных пальцев во сне, которое оставило лилово-зеленый синяк наяву. И этот странный сон про Сигрид до сих пор продолжает ей сниться. Странный сон заканчивается обыкновенно, сама Рокси не просыпается раньше будильника. Хоть что-то нормальное. Можно было бы еще добавить слово "абсолютно", не будь этот сон обрывком целостной, но до безумия странной картины. Помыв руки в ванной на втором этаже, девушка спускается вниз по лестнице, заключая пальцы в замок. Семейный ужин? Звучит здорово. Кажется здорово. Вот бы и было бы все здорово, только бы как всегда не испортить, нет, не залажать весь вечер. Рокси с ее отцом в этом нет равных. Потому, входя в кухню, Роксана Грин строго приказывает самой себе:"Что бы ни было, держи себя в руках".Рейчел искренне смеется с того, как ее муж пытается взять кусочек отварного картофеля китайскими палочками, но еда то и дело выпадает обратно в тарелку, потому Рон просто тяжко вздыхает, накалывая картофель на палочку, словно вилкой. Ронан хихикает, едва ли не давясь соком, а Рокси опускается за стол, хмурясь. Она может. Она может разрушить эту идиллию. Ей это под силу. Но вся правда в том, что в данный момент ей этого совсем не хочется. Ей хочется обыкновенный день. Нормальный день. Без всякой хрени. Без обид. Она смотрит на отца, и уголки ее губ растягивается в улыбке.— Вы только гляньте на Рокси, — мистер Грин не верит своим глазам. — Она, оказывается, улыбаться умеет. — Эй! — девушка возмущается, смеясь, и складывает руки на груди.Она действительно устала злиться на отца. Она устала ждать от него чего-то плохого. Быть может, он действительно изменился? Может, Рейчел улыбается не потому, что должна показать детям, что сильная духом, а потому, что элементарно счастлива? Может, ему действительно жаль? Дать?.. Дать всем шанс быть счастливыми? Рокси не замечает, как кладет себе в рот еду, пережевывает кусочек мяса. Впервые за это время она даже чувствует, как в ней проснулся аппетит. Будто Рональд никуда и не уходил вовсе. Словно год и три месяца назад ничего не произошло.— Как прошел твой день, Рокс? — мистер Грин спрашивает искренне. Рокси так хочется верить в то, что улыбка у него не поддельная. Она так устала быть черствой к людям, испытывать причиненную ими боль, причиняя в ответ. Быть может, это только сегодня у нее день такого просветления? Определенно.Утром девушка снова встанет не с той ноги. Снова будет ненавидеть отца, злясь на то, что его не было рядом.Что он не уберег ее.Снова будет ненавидеть своего брата, надеясь однажды свернуть Говнюку шею.Снова будет ненавидеть всех вокруг.Будет хейтером, сорока пятью килограммами ненависти.Взгляд исподлобья.Недоверчивая, настороженная.Снова будет рассматривать в зеркале свои шрамы на теле и вспоминать Шона.А сегодня она просто Рокси. Просто Рокси, которая снова ест. Рокси, которая снова смеется. Рокси, которая чувствует, что дома ее любят, что здесь тепло.— Хорошо, — слетает с ее уст спокойным голосом. Впервые отцу хочется ответить спокойно, не так, чтобы ответные слова своей остротой напоминали лезвие ножа. — Мы с Диланом готовим проект по истории.— Диланом? — переспрашивает Рейчел. — Что за Дилан? — улыбается уголками губ.— Мой одноклассник, живет вниз по улице... — внезапно запихивает за щеку картофель и удивляется тому, как это приятно, быть "нормальной", "обычной", снова есть, снова улыбаться, снова чувствовать дома уют, единство. — И еще... Эллиотт приехал в город навестить...— Эллиотт? — Рон едва ли не давится едой. Он прекрасно помнит Эллиотта, того блондинистого мальчика в очках с толстыми линзами. Эллиотт и Шон. Два пацаненка, звавших Рокси с ними гулять. — Так пускай на чай заходит. Он здесь надолго? Где остановился?— Я не знаю, пап, но остановился он в местном мотеле. — Приглашай его к нам на чай завтра, я пирог как раз испеку, — миссис Грин одаривает дочь коротким взглядом, делая глоток красного вина из бокала. — А как твой день прошел, Ронан? Мальчик отрывает взгляд от своей тарелки, поднимая его на отца. На этот раз не молчит, как обычно, утаивая что-то, что испортило ему настроение. На этот раз не вызывает в Рокси чувство перелезть через весь стол, скинув на пол всю посуду, чтобы удушить его. — Я, кажется, завел друзей сегодня... Их зовут Джек, Айва и Конни. — Они учатся с тобой в одном классе, милый?— Н-наверное... Я не видел их прежде, но мы здесь так мало... Они хорошие, мам, — черт подери, Роксана Грин доходит этим вечером даже до той точки, что она рада за эту Малявку. Странный вечер.Но счастливый. Редкий.Но запоминающийся.Счастливый.Но счастье когда-нибудь заканчивается, верно?Возвращаться в комнату как-то не особо хочется. Рокси с ужасом осознает, что это весьма приятно — не злиться на всех за собственные проблемы. Но скопившееся горой домашнее задание считает иначе. Девушка поднимается вверх по лестнице, все еще улыбаясь. Касается перил, помогая себе быстрее достичь второго этажа. Свет в коридоре блеклый, приглушенный, не раздражает глаза. Рокси заходит к себе в комнату, закрывая за собой дверь. Фрейя спокойно свернулась клубочком на кровати Грин, поджав хвост. На улице снова похолодало, снова от мороза суставы выворачивает. Снова ветер такой сильный, разносящий по улицам уже опавший на крыши, колкий и колющийся снег. Свет фонарного столба на улице освещает все вокруг себя в радиусе трех метров, дальше улицы сковывает кромешная тьма. Девушка устало опускается на стул, придвигаясь ближе к столу, открывает крышку ноутбука, запуская процессор, и принимается листать книгу по биологии, бегло изучая заданный домой параграф. Ей даже не хочется думать о том, что они с Диланом обнаруживают в газетах. Даже о том, почему последняя пропажа датируется 1996-ым годом, но дети все равно исчезают. Даже о том, что им с Диланом нужно будет поговорить с городским дворником Чедвиком Кампом, чтобы узнать, кто был редактором газеты в прошлом веке. Он должен об этом знать. Рокси так хочется просто ни о чем не думать, вытрясти из себя все мысли. Опустошить голову. Изъять. Закрыть. Запломбировать. Забаррикадировать вход, чтобы мысли не ломились внутрь. Такая себе ностальгия по прошлому. По тем временам, когда Рокси была хорошей, когда она была светлой, "чистой"...Внезапный лай собаки заставляет девушку вздрогнуть. Фрейя спешно спрыгивает с кровати, подбегая к окну, и начинает лаять, не прекращая.— Фрейя, ты чего? Эй! А ну, хватит!Но хаски не слушается, все продолжает гавкать на окно, становясь массивными лапами на подоконник и выглядывая на улицу.— Фрейя! — девушка шипит. — Я кому сказала! Грин поднимается на ноги, направляясь к окну, и то, что она видит, в конец разрушает идеальность сегодняшнего вечера. У них не счастливая семья. Глубоко внутри она все еще не простила отца. Желание свернуть Ронану шею не пропало. И она не та добрая Рокси, что прежде. Новоприобретенные скептицизм и недоверие вновь накатывают волнами. Каждую клеточку тела сковывает напряжение и страх. Фрейя гавкает на Них. Она чувствует Их присутствие. Шерсть встает дыбом, хаски пялится в окно, скалясь и демонстрируя Им свои острые клыки. Они стоят там, внизу. На улице. На холоде.Ни живые, ни мертвые.В платьице. В красном свитере. В клетчатом комбинезоне. Их ботиночки оставляют на снегу следы. А Их взгляды льдисто-синих глаз смотрят прямо вверх, на силуэт Роксаны Грин. Мурашки по коже. Рокси обнимает себя за плечи, начиная вслушиваться в завывание ветра за окном. Завывание, за которым едва ли можно различить детский шепот.