five: an old legend (1/1)

***— Что не так с этими детьми?— Говорят, их похищает "Холод".***Скрип деревьев. Падает снег.Воет ветер.Ночь прошивает темной нитью все вокруг: дома деревни, лес, окружающий со всех сторон. Тусклый и выцветший, потерявший свои светлые краски, лунный осколок висит на черном холсте неба, его света так мало, чтобы спокойно видеть, но достаточно, чтобы различать силуэты. Мороз пробирает аж до костей, заставляя вжаться в мантию, частично защищающую от холода. Руки, кажется, привыкли к вечному холоду.Холодно.Морозно.Тихий гул совы, сидящей на ветках.Падающий снег заметает следы. К утру от них не останется и воспоминаний. Тихо, лишь ветер рвет глотку в порывистом крике-хрипе, раскачивая снежные кроны сосен. На дворе — ни души, но Сигрид все разно прячется за деревьями, боясь, что ее заметят. Не люди. Не они внушают страх. Что-то, что гораздо старше, что-то, что куда опасней, куда страшней. Что-то, что следит за каждым ее шагом, за каждым теплым выдохом, желая прервать, заморозить, умертвить своим холодом.Гулкий пульс.Вдох и выдох.Страх.Он в каждой клеточке тела, он в кончиках пальцев, невольно касающихся шершавой коры, он под кожей. И лопатки словно жжет от чьего-то взгляда, пронизывающего насквозь откуда-то из лесу. Сигрид откидывает темные волосы на спину, вдоль бусин-позвонков проходится неприятный электрический импульс. Это странное, постоянное ощущение чьего-то постороннего дыхания на своем затылке. Выглядывает из-за дерева несмело, держась руками за ствол. Сил нет. Тело норовит упасть прямо в сугроб и больше никогда не подниматься. Ей хотелось так поступить. Позволить холоду проникнуть в легкие, отобрать дыхание, сковать каждую клеточку. Позволить смерти отобрать блеск в глазах, потушить внутри огонь. Ей так этого хотелось. Ей так хотелось просто заснуть здесь, на снегу, и больше уже никогда не подниматься. Навеки сомкнуть свои глаза. Навсегда остаться холодной. Таково было ее желание, как только у нее забрали его. Она держала своего сына на руках лишь раз. Всего один раз...Волчий вой.Света нет.Звенящая тишина.Никто не должен ее увидеть. Это вызовет подозрения. Никто не должен знать, поэтому она не рассказала никому. Никому. Даже Йозефине, даже своей лучшей подруге, почти что сестре. Это опасно. Если этой ночью Сигрид суждено погибнуть, пусть лучше она умрет, пытаясь спасти его. Он не заслужил этого. Он заслужил жить. Пускай "Холод" возьмет ее вместо него. У него есть всего одно суровое правило: "Если не ты, значит кто-то вместо". Сигрид согласна. Они прячут его от нее. Не хотят, чтобы она привыкала к нему. Это для общего блага. Никто не должен привыкать долго жить. Здесь ты либо принадлежишь "Ему", либо умрешь от заболеваний, вызванных простудой. Тебя он получит в любом случае, хочешь ты того или нет. Все перед глазами девушки плывет, кости внутри ноют. Йозефина запретила ей подниматься с кровати ближайшие несколько дней, Сигрид слишком слаба, чтобы передвигаться в одиночку, но не попробовать — значить опустить руки и смириться.Зябко.Промозгло.До костей.Они держат его в доме на краю деревни. В самом последнем ее чертоге, а дальше — один только лес. Ловит ртом морозный воздух, обволакивающий горло ледяной глазурью. Подавляет кашель, спешно моргает. Они держат его там... В доме, на который смотрит Сигрид, выглядывая из-за очередного дерева. Делает глубокий вдох, оглядываясь назад. Время передумать еще есть. Она знает, сегодня ей не выжить, сегодняшний день очевидно станет ее концом. И девушка выбирает конец, чтобы спасти своего сына. Шаг вперед — и назад уже не вернуться. Шаг вперед — и смелость зарождается комком где-то в области желудка. Шаг вперед — она собирает все свои силы в кулак. Один лишь шаг. Второй.***От лица Рокси.Внезапно просыпаюсь от криков, судорожно вбирая в себя воздух. А кончики моих пальцев словно ощущают шершавую поверхность коры ствола дерева. Мой сон приобретает неописуемой реалистичности. Тру ладонью вспотевший лоб, вздыхая и стараясь перевести дыхание, и внезапно понимаю, что крики — не мои, они за стенкой, исходят из комнаты Ронана. Откидываю одеяло, понимая, что вспотела, мне жарко. Огромная шерстяная грелка под боком отказалась спать в гостиной на первом этаже, я и десяти секунд не выдержала Фрейиного скулежа, пустив ее к себе в комнату. Мне с ней как-то безопаснее. Мне рядом с ней спокойно.Хаски издает короткое "гав", спрыгивая с кровати, и по комнате тихим эхом проходится стук ее коготков на массивных лапах об ламинатный пол. Пытаюсь включить лампочку на прикроватной тумбучке, потом с горечью осознаю, что из-за снегопада у всего города вырубило электричество. Великолепно. Глаза привыкают к темноте, силуэты находящихся в комнате предметов становятся различимыми, что позволяет мне подняться на ноги, при этом не споткнувшись обо что-нибудь по ходу. Носки скользят по ламинату, я набрасываю на худые плечи накидку, заворачиваясь в нее, и открываю дверь комнаты.— Должно быть, кошмар приснился, — слышу рядом Роново немного сонное бурчание, папа стоит у двери комнаты Ронана, держит в руках светильник на батарейках, а затем, услышав скрип половиц, поворачивает ко мне голову. — О, и ты встала, Рокс? С мамой бросают на меня короткие взгляды. Фрейя бурчит, пытаясь лапой открыть дверь в комнату, и проникает в помещение, когда папа помогает ей, потянув за ручку. — Папа! — мой брат издает хнык. Не такой, как если бы его обидели. Такой, как если бы его напугали до смерти, что довольно необычно. Ронан любит смотреть всякую дичь про зомби, про апокалипсис, про всякое дерьмо, ломающее детскую психику. Он не боится таких вещей, он был бы рад, если бы мы все действительно сражались бы с зомби, боролись за каждый день своей жизни. Мечта любого несносного мальчишки. Но если Ронан не боится этого... Тогда что его так напугало? — Здесь кто-то был! — мелкий говнюк подпрыгивает на кровати, судорожно дышит, утирая слезы с щек. Ронан щурится от света в отцовских руках, поджимает к себе коленки.— Ты о чем, милый? — мама обеспокоенно опускается на край кровати, тонкими пальцами убирает прилипшую ко лбу челку Ронана. Фрейя вынюхивает пол, словно проводит свой, специфический анализ, а затем запрыгивает на кровать Говнюка, позволяя мальчику себя обнять. Сейчас ему это нужно. Сейчас ему это необходимо. — Фре-е-ейя, — тянет тихо, шумно втягивая в себя воздух и постанывая. При свете светильника в отцовских руках Ронан выглядит довольно бледным, не выспавшимся, уставшим. Но в зелено-ореховых глазах читается страх. Ночные кошмары? Я так тебя понимаю, Ронан. Так тебя понимаю.— Милый, ты спал.— Здесь кто-то был! В моей комнате! Он стоял надо мной и смотрел, как я сплю! — восклицает. — Прямо тут, у моей кровати! — брат указывает пальцем на место, где, по его словам, кто-то стоял. Папа подсвечивает фонариком пол, силясь найти следы, а вместо этого находит лужицы воды, маленькими озерами раскинувшиеся на ламинате. Мужчина хмурится, сдвигая густые брови к переносице, бросая короткое "какого хрена?". Обходит лужи, направляясь к окну, дергает за створку. Наглухо заперто. Никому сюда не проникнуть через окно. Шкаф?— Кого ты видел, Ронан? — мама заботливо гладит мальчика по голове, и я выпрямляюсь, чувствуя, как во мне все напрягается, вот прямо по струнке.— Ты видел ребенка? — выдвигаю свои предположения, серьезно глядя на младшего брата. А может, я не сошла с ума? Может, Ронан тоже это видит? Может, это видят только дети, потому что только они во все это и верят? Может, то, что происходит со мной, происходит и с Ронаном? Но мальчик лишь качает головой:— Я не видел его лица, лишь отчетливо слышал его рваное и присвистывающее дыхание. Е... Его?— Чье дыхание, Ронан? — спрашиваю, и брат поднимает на меня зашуганный взгляд.— Дыхание ледяного монстра, — вся абсурдность его слов заключается в том, что говорит он несусветный бред с таким лицом, словно действительно его видел. Мама улыбается, а папа издает смешок. Наверное, не творись со мной какой-то неведомой херни, я тоже бы засмеялась, причем громче всех, чтоб аж до сорванного голоса. Моему брату померещился какой-то "ледяной монстр". Пф. Смешно. Но смеяться мне как-то не хочется. — Ты насмотрелся ужастиков, дорогой, — Рейчел откидывает темные и прямые волосы на одно плечо, позволяя им ниспадать каскадом вниз. — Монстров не существует.Папа открывает шкаф, раздвигает развешанную на вешалки одежду, и стучит по поверхности дерева внутри, демонстрируя, что монстра нет и в шкафу. Нагибается, ставит фонарь на пол, опираясь на руки, заглядывает под кровать, а затем хмыкает:— Я проверил все точки в этой комнате, Ронан, здесь никого, кроме тебя, нет. Если бы и был, то как он зашел? — чешет затылок, а затем приседает на корточки напротив сына. — Тем более, как бы он вышел, пройдя мимо нас с мамой, м? — заботливо кладет свою руку мальчику на плечо. И в этот момент я начинаю верить. Я верю, что мужчина, сидящий напротив сына, действительно пытается исправить все косяки. Верю, что он сам того хочет, что ему нравится убеждать сына, что никаких монстров не существует. Верю, что ему не плевать на нас, что он... Он исправляется, становится лучше. Сейчас он тот самый заботливый и любящий отец, в котором я нуждалась год и три месяца назад. — Ты можешь быть абсолютно спокоен, Ронан, здесь никого нет.— Но я, правда, его видел, я слышал, как оно дышит. У него дыхание морозное, скрипучее и веет... — делает короткую паузу, стараясь подобрать нужные слова. — Смертью! — наконец выпаливает. Папа снова издает смешок, поднимаясь на ноги, а Фрейя переводит на меня умный взгляд, словно пытается что-то сказать. — Думаю, Рокси будет не против, если Фрейя сегодня поспит с тобой? — мужчина оборачивается ко мне лицом, а я немного отклоняю голову вправо, не отрывая взгляда от необычайно умных карих глаз собаки. Смотрит так, словно отчаянно хочет мне что-то сказать, вот только не может...— Хочешь?.. — неожиданно слетает с моих уст, и руки, сложенные секундой ранее на груди, опускаются вниз. — Хочешь, сегодня я посплю с тобой? — серьезно? Ты действительно это предложила, Рокси? Ты это сказала? Это твоя идея? Прямо как раньше. Прямо как тогда, очень давно, когда ты была маленькой. Вероятно, минут через пять я дико пожалею о предложенном мною выходе. Но, тем не менее, я ловлю на себе облегченный взгляд брата, который кивает головой поуверенней. Мама с отцом переглядываются, а потом оба соглашаются и, через несколько минут, окончательно выяснив, в порядке ли Говнюк, закрывают за собой дверь, оставляя включенный фонарь на комоде."Ледяной монстр".Я не верю ни единому слову Ронана с того времени, как он только появился на свет.Но я отчего-то верю Фрейе, которая положила голову мальчику на колени, позволяя ему себя гладить. Ронан что-то видел. — Ладно, пацан, — вздыхаю, жестом указывая на другой край кровати, — двигайся. Брат послушно подвигается, освобождая место, отдает мне свою вторую подушку, слабо улыбаясь. В обычное время я бы сострила, использовала бы момент для годной шутки и издевки. Как-то нет у меня охоты сейчас швыряться саркастическими плевками. Да и одной в комнате как-то оставаться не хочется. Направляюсь к кровати, затем чувствуя неприятное ощущение, что наступила на что-то мокрое. Вода. На полу холодная, талая вода. И холодок по спине проходится. "Ледяной монстр"? Это уже слишком. Но маленькие следы от растаявшего снега — это другое. С чем-то подобным мы уже имели дело. Что-то подобное — для меня уже старая песня. Опускаюсь на кровать, накидывая на себя одеяло, свет не гашу по просьбе Говнюка и поворачиваюсь лицом к окну, подкладывая руку под подушку.— Без рукопрекладства, Ронан. Или я тебе их сломаю, — цежу, но с моих уст это звучит слишком неубедительно. Пацан все равно ластится ближе ко мне, чувствую, как его маленькие кулачки упираются мне в спину. — Сказала же, спи на своей половине, — раздраженно бросаю. Фрейя немного смещается, удобнее размещаясь в ногах между мной и братом, залезает под одеяло, издавая тихое и удовлетворенное урчание. — Рокси? — Ронан практически шепчет, и я чувствую, как его дыхание обжигает мне лопатки. — М-м-м? — тяну.— Почему ты решила, что я видел ребенка? — Не знаю, детям обычно снятся другие дети, страшные дети, — отвечаю не сразу и несу какой-то бред, мысленно задаваясь вопросом "что?!". Времени нет, чтобы придумать что-то получше.— Здесь, правда, кто-то был, — шепчет слабо. — Ты же мне веришь, Рокси?— Спи давай, — закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на сонливости, все еще не покинувшей мое тело. — Рокси, ты мне веришь?Через какое-то время я перестаю что-либо чувствовать, проваливаюсь в сон. Ронан все еще прижимается ко мне со спины, но больше не зовет меня, потому что угроза получить в глаз оказывается с его стороны вполне реальной. Я теряю нить сознания и до самого утра больше уже не вижу снов.***До ушей мальчика доносится мирное посапывание сестры. Он ее сейчас позовет жалобно — она его не услышит. А если и услышит, то потом зарядит кулаком в живот, буркнет, что он кретин, и ляжет дальше спать. Или еще хуже — уйдет к себе в комнату, оставив его одного. На комоде за спиной стоит фонарик, и мальчик клянется всем на свете, что пятью минутами раньше он источал больше света, чем сейчас. Словно свет в нем постепенно гаснет. Будто его миллиметр за миллиметром поглощает кромешная и бесконечная тьма, которая, в конечном счете, окутает комнату, завернет ее в свою шинель. Ронан чувствует, как страх снова накатывает на него волнами, как шумно начинает кровить внутри четырехкамерное. А свет в комнате все гаснет...— Рокси... — роняет вздох ее имени, но девушка не отзывается, лишь удобнее укладывает голову на подушку.Ронан молча считает про себя до десяти, пытаясь успокоиться. Не оглядывается назад, лишь сильнее прижимается к сестре, которая во сне убирает его руку со своей талии. Чувствует, как тихо, но ритмично вздымается грудная клетка Фрейи. — Рокси, — вновь роняет, дергает сестру за руку. — Рокси, ты спишь? — а в ответ — лишь сонное бормотание.В комнате практически темно. Света в фонаре осталось совсем немного. Еще всего пара минут — и идеальная, абсолютная темнота наступит на стенки гортани, отпечатается на обратной стороне век, проникнет в легкие, вошьется под кожу. Ронан утыкается лбом в спину девушки, прощупывает острые, выпирающие бусины-позвонки. Раньше Рокси не была такой худой. Раньше она не была такой злой и колючей. Раньше она любила своего брата, Ронан помнит те времена, они были сравнительно не так давно. Мальчик отвлекает себя мыслями о прошлом, не замечая, как обстановка в комнате погружается во мрак. — Рокси... — молвит, но никто ему не отвечает. Вздрагивает от неприятного электрического импульса, прошедшегося вдоль позвоночника, когда слух цепляет знакомый, пугающий скрип чьего-то дыхания за спиной. — Ро... Замолкает. То, что было в комнате, смотрело на него, вернулось. То, что было в комнате, кажется, никуда и не уходило, оно скрывалось в густой темноте, выжидая нужного момента.То, что было в комнате, снова здесь."Оно" за спиной. "Оно" наклоняется ниже, практически над ухом мальчика. Ронан жмурит веки, начиная шептать про себя веселый стишок, словно щит. В этот момент, не думать о том, что над ним кто-то стоит, самое правильное решение для него. Это единственное, что он сейчас может. — ...поскачем , "и-го-го"... — повторят про себя несколько строчек, не открывая глаза. А "Оно" не уходит. Холодно дышит в спину с каким-то странным присвистом, заставляя мальчика от страха накрыться одеялом с головой. Он трясется, смотрит куда-то в одну точку на спине Роксаны, кусая костяшки пальцев. И сон не приходит к нему аж до самого утра. Аж до того, пока лучи света не разрушат тьму, вливаясь в окно серостью нового дня, не сулящего ничего восхитительно прекрасного. ***— Расскажешь родителям — голову откручу, — мямлю, зажимая зубами сигарету. Подношу к кончику горящую зажигалку, а затем делаю втяжку, обжигающую легкие. Под моими глазами залегли синяки от недосыпа, под глазами Ронана — мешки, словно он всю ночь беспросветно пил, не смыкая глаз. — Ты вообще спал, Говнюк? — Прекрати меня называть Говнюком, Рокси. Или ты у меня вечно будешь именоваться Стервой, — огрызается Ронан. Он стоит рядом со мной за школой, наблюдает за тем, как я курю, и растирает подошвой ботинка грязь об асфальт, переминаясь с ноги на ногу. — Ты хотя бы знаешь, что такое "стерва"? — спрашиваю, и пацан утвердительно кивает головой. — Ты для своих десяти лет, Ронан, слишком хитрожопый и умный, знаешь? — подмечаю, делая затяжку. Дым проникает в легкие, "согревает" все внутри. Я раньше и не курила толком. Эллиотт тоже. А вот Шон любил забивать кальян, скручивать косяк, а затем видеть цветные сны наяву. Он любил выпить. Я хоть и курю, но к алкоголю в жизни не притронусь. — Сочту это за комплимент, — издает саркастический смешок. — И родители, кстати, и так знают, что ты куришь, Рокс, нет смысла прятаться и скрываться. Маму это только расстраивает, — вытирает нос перчаткой, шмыгая. — Меня тоже многое расстраивает, Ронан, такова жизнь. А вообще, тебе пора на занятия, нет? — Они начинаются у меня в то же время, что и у тебя. Почему тогда ты не идешь? — мой младший брат вскидывает бровь, хмыкая. Всегда, зараза маленькая, найдет, где меня подколоть, где упрекнуть. Что ж, я попробую тоже.— То, что у тебя, Говнюк, здесь нет друзей, еще не значит, что ты должен за мной таскаться всюду под видом того, что мы тусим, — докуриваю, а затем бросаю окурок наземь, втаптывая его в снег носком ботинка. — Или ты боишься, что "Ледяной монстр" за тобой придет? — издаю смешок, и лицо Ронана белеет, становится практически цвета снега. — У тебя, Стерва, тоже нет друзей, — бросает с обидой, и я ощущаю неприятный укол где-то внутри. Четенько, Ронан. — И вообще, это не смешно! В моей комнате кто-то был. Я слышал, как он дышал за моей спиной. Он был в комнате всю ночь. Пока ты спала, — говорит несколько отрывисто, и я хмурюсь, серьезно глядя на брата. — Почему ты мне не веришь? — Потому, что монстров не существует, Ронан. Тебе приснилось, — цежу. Брат плотно и обиженно сжимает губы в тонкую полоску, бросая на меня злой взгляд. Бурчит что-то о том, что я такая же, как и родители, а ведь ему на секунду показалось, что я действительно верю ему, что он не сумасшедший и ему не приснилось. Как и мне в первый наш день приезда казалось, что мальчика, стоящего на дороге, мальчика, которого мы едва ли не сбили, видела не только я. А ведь вчера на полу действительно были следы от талого снега. Словно кто-то пробрался в дом. Словно Ронан прав, кто-то был в его комнате, кто-то смотрел на него и дышал этим своим холодным дыханием с хриплым присвистом и сковывающим каждую клеточку ощущением медленной смерти... — Пошли в школу, — молвлю, и мелкий уродец упрямо бьет ногой по снежному сугробу, заставляя снежные "осколки" немного отколоться от основной массы. ***Странное это чувство, не так ли? Чувство, словно ты мыслишь в неправильном направлении.От лица Дилана.Странно. Странное ощущение, словно я ошибаюсь, прошивает каждую клеточку моего тела насквозь. Я щурюсь, зачеркивая ранее записанные заметки в блокноте гелиевой ручкой. Вычеркиваю из списка предположений то, что кажется в край абсурдным. Например это: "Была украдена в целях продать в рабство". Под чем я был, когда записал это предположение в блокнот? Что я курил? Или отчаяние в тот момент заставило рассмотреть меня все возможные или невозможные варианты? Бред. Строю из себя умного копа, ссылаясь на свою загадочность и молчаливость. Поднимаю короткий взгляд на миссис Граймс, учительницу истории, осознавая, что, в идеале, мне необходимо ее слушать, вникать в суть, ведь зачем же я тогда взял факультатив по истории? История мира мне не так уж и интересна, история Америки или Канады — тоже. Куда захватывающей мне кажется история этого маленького городка, его население, его легенды. Миссис Граймс рассказывает про французские колонии на территории современной Канады, а я тем временем продолжаю вычеркивать из списка самые нелепые предположения того, куда подевалась Мелани. "Была выкрадена инопланетянами". Серьезно, Дилан? Звучит еще сквернее, чем если бы ее захотели продать в рабство. Это все выводы, которые ты смог сделать за 338 дней? Занятно. Коротко прочищаю горло, наблюдая за тем, как Эрин Новак старательно делает конспект урока. Ей нравится история. Ей нравится учеба как таковая. А мне как-то не очень. Даже не знаю, как так вышло, что мы начали общаться. Даже не понимаю, почему она все еще со мной дружит после пропажи Мелани. Я много хамлю Эрин. Много перед ней извиняюсь, а она прощает с улыбкой. Девушка, которую одобряют мои родители. "Была убита". Вычеркиваю. Это предположение я сделал через две недели после того, как она исчезла. Ее тело так и не нашли, быть может, ее закопали где-то в лесу. Но кому понадобилось убивать маленькую, ни в чем не виновную девочку? "Погодные условия". Прикусываю зубами кончик ручки, всматриваясь в строчки. Мелани не была настолько глупой, чтобы играть близко к озеру. Она была маленькой, но не глупой. Но этот вариант я не исключаю. Ставлю рядом с ним точку, а затем поднимаю взгляд на миссис Граймс, спрашивающей у Роксаны Грин что-то о том, сколько колоний было у Франции. Грин отвечает не сразу, тянет, словно пытается вспомнить. Под ее глазами залегли тени от усталости, выдающие бессонную ночь. Мне тоже спалось не очень. Зачастую снится звонкий голос Мелани, ее неотчетливый силуэт. Она просит у меня помощи... Но я ее не спас ни в одном своем сне. Я не спас ее наяву. В голову почему-то бьет воспоминание о дне нашего с М-Мирандой знакомства. Не та часть, где ее застарелый, но такой отчаянный сарказм заставлял мои уши кровоточить, а та, где мы оба видели что-то такое, что нельзя объяснить, чему нельзя поверить сразу. Нельзя поверить вообще. Потому что это уму не постижимо. А ведь до ее приезда я действительно ссылался на то, что по Атабаске где-то ходит-бродит серийный маньяк-педофил. Мелани была не единственной, кто пропал той зимой. До приезда Рокси я рассматривал все "адекватные" факторы исчезновения. После ее приезда — я рассматриваю все допустимые и недопустимые. По спине пробегается холодок от воспоминания о том, что было вчера во время того, как я возвращался домой. Десятки. Десятки маленьких ручек, обхватывающих стволы деревьев. Если бы мне было десять, я бы думал, что это эльфы из какой-нибудь гребнутой Лапландии прячутся за деревьями, заранее выполняют поручения Санты, следят за поведением детей, чтобы составить список тех, кто в этом году получит подарок, а кто нет. Господи, что? Что за бред? Я не верю в Санту. Но ручки там все же были. Кто-то за мной следил, я знаю, тайно за мной наблюдал. Вновь перевожу взгляд на Рокси, немного сутулясь, а затем опускаю глаза на страницу блокнота. Приоткрытые губы немного подрагивают, я прищуриваюсь, а затем клацаю ручкой, "выдавливая" стержень. И, спустя 338 дней со дня исчезновения Мелани, я записываю новое предложение. Предположение, которое не раз приходило мне на ум, но не было ничего такого, чем можно было бы это доказать, потому что это просто нереально. Или реально? Запускаю длинные пальцы в собственные темные волосы, не отрывая взгляд от кривоватых буковок, выведенных на бумаге, пара слов, образующая одну, но трудно объяснимую фразу:"Похищена. Похищена чем-то". Теряю счет времени, не замечая, как заканчивается урок. Чувствую, как чья-то теплая рука ложится мне на плечо, и отрываю взгляд от страниц блокнота, поднимая его на Эрин.— Хэй, — девушка улыбается, растягивая пухлые губы в улыбке. — Урок уже закончился, пойдем, — она опускает голубые глаза на блокнот, и ее улыбка немного ослабевает. Эрин знает, чем я занимаюсь, она знает обо всем. Но если не я, то кто? — Д-да, — немного запинаюсь, — конечно.Засовываю ручку и блокнот с учебником обратно в сумку. Поднимаюсь из-за парты. Взваливаю на плечо рюкзак, взглядом цепляю направляющуюся к нам Грин. Девушка убирает за ухо светлую, выбившуюся из маленького хвостика на затылке прядь волос, а затем отклоняет голову влево, разминая тонкую шею, прикрыв веки. — Кто-то сегодня спал не очень хорошо? — язвлю, и Рокси дарит мне наигранную улыбку, раздраженно цокая языком. — Поспишь тут, конечно, — коротко процеживает.— Я слышала ночью собачий лай, Рокс, — Эрин откидывает на спину темные волосы. — Не знала, что у вас есть собака, — пожимает плечами, улыбаясь.— Ну-у, — тянет Грин, — технически, до вчерашнего дня у нас ее и не было. Я привела Фрейю к нам в дом, — уголки губ Рокси немного растягиваются, девуша вскидывает брови, а затем продвигается дальше по ряду, направляясь к выходу. Ф-Фрейя... Фрейя? Странная кличка для собаки.В коридоре стоит какой-то шум. Думается мне, что опять брат Рокси влез в какую-нибудь драку со своими одноклассниками. Я подхожу к своему шкафчику, чтобы взять необходимые учебники, а затем странно оглядываюсь на кабинет директора, в окне, сквозь жалюзи которого, можно заметить двух взрослых людей: мужчину и женщину. Я узнаю их по лицам не сразу, лишь тогда, когда мужчина разворачивается полубоком. Мистер Бодлер, который живет со своей семьей выше по улице. Что он тут делает?— Что происходит? — кажется, этот вопрос я задаю в голос, так как Эрин принимается на него отвечать, ну а я не припоминаю, чтобы она владела телепатией. — Мистер и миссис Бодлер сегодня здесь все утро, Дилан. Раздают листки с информацией о пропаже их сына Луи, разговаривают со всеми, с кем могут, с теми, кто с ним общался.— Луи исчез? — перевожу на подругу хмурый взгляд, закрыв шкафчик. Прикусываю внутреннюю сторону щеки, обхватывая пальцами обе лямки рюкзака, словно его шлейки врезаются мне в плечи. — Как именно?— Никто не знает, — Эрин пожимает плечами. — У Луи не было особых врагов, он был хорошим мальчиком. Мелани была не единственной, кто исчез в прошлом году. В этом году пропажей Луи все не ограничится, я это чувствую.— Два дня назад, — отвечает девушка, а затем переводит взгляд на Рокси, которая щурится, пытаясь что-то сказать:— На днях утром папа подвозил меня и Ронана в школу, и мы встретились со старым дворником...— Мистером Чедвиком Кампом? — уточняет Эрин так, словно у нас здесь очень много пожилых дворников.— Да. — И что? — стараюсь говорить как можно менее грубо и резко, и Грин поднимает на меня свой взгляд орехово-зеленых глаз. — Он сказал моему папе одну интересную и очень странную вещь... — немного "мажет" словами, словно старается их правильно подобрать. — Точнее, это было больше похоже на предупреждение. Он сказал, что папа должен нас беречь, — она переводит взгляд с меня на Новак, которая только крепче прижимает к себе учебники. — Тогда мне казалось это чертовски странным, но теперь его слова немного приобретают смысл, мне кажется. Эрин издает смешок, и мы оба переводим на нее нахмуренные взгляды.— Что такого? — удрученно спрашивает Рокси, и Эрин хлопает ее по плечу, улыбаясь:— Все знают, что у мистера Кампа мозги повернуты, он немного сумасшедший. Решил вас напугать, так как вы приезжие, а ему не нравятся чужие, — кивает головой в сторону Дилана, — два года назад он и Дилана так пугал. Рьяно отстаивает одну легенду. — Погоди, — бросаю, — он не говорил мне ни про какую легенду.— Это потому, что это полнейший бред, Дилан, — Эрин отвечает спокойно, по прежнему улыбаясь. Поняв, что ни я, ни Грин тем более не отдаем дупля, о чем она говорит, Новак принимается объяснять. — Серьезно, ребят, это детская страшилка, которой родители пугают детей, чтобы те не убегали в лес, когда темнеет, словно их может кто-то утащить, а на деле они просто замерзнут от холода; чтобы не подходили к озеру, потому что кто-то затянет их под воду, а на самом деле лед на озере может треснуть. Это все, — пожимает плечами. Перекидываемся с Грин взглядами, а затем снова сосредотачивая свое внимание на Эрин. — Ну хорошо, — девушка закатывает глаза, вздыхая. — Существует одна старая местная легенда о так называемом "Холоде".— Легенда о чем? — спрашивает М-Миранда, и я задаю параллельный, по сути, идентичный вопрос в тоже время:— О чем? — О "Холоде", — спокойно отвечает Новак, переведя голубые глаза с меня на Рокси. — Здесь в городе уже издавна водится легенда о том, что "Холод" похищает людей. Кто-то представляет его, как злого Санту Клауса, а у кого-то фантазия побогаче, его называют "ледяным монстром", — Эрин смеется, а я краем глаза замечаю, как начинает бледнеть Грин. На ней лица нет, словно призрака увидела... Она тоже помнит, как что-то нас преследовал. И, клянусь, "Его" ноги не касались земли. — Это только легенда, расслабьтесь, ребят. Меня такой байкой тоже в детстве пугали мама с папой. Здесь это в порядке вещей. А вот шерифу прибавится работы с поисками Луи. Не хотелось бы заявлять о его некомпетентности, но он еще ни одно дело толком не закрыл, — поддерживаю. А дело Мелани так и не продолжили расследовать. Они ее так и не нашли. — Идемте, сейчас начнется урок французского, — бросает Эрин. Меня не покидают мысли о том, что я не могу видеть целостной картины. Всегда найдется такой пазл, который не впишется, появление которого заставит начать думать иначе.Я ошибался.Так во многом ошибался.Мелани, возможно, не убили, я не могу быть уверен. Возможно, ее просто... Похитили. Я не верю в эту легенду о каком-то "Холоде". Но одно я знаю точно. За несколько дней до своего исчезновения, моя сестра жаловалась на ночные кошмары. Ей снилось, что над ней кто-то стоит, кто смотрит на то, как она спит. Она говорила, что слышала "Его" хриплое и холодное дыхание. И единственное, что я помню отчетливо, что навсегда отпечаталось у меня в памяти, это то, как она назвала "Его". "Ледяной монстр". Мелани назвала "Его" "Ледяным монстром".***От лица Эллиотта.Выстукиваю пальцем хаотичный ритм по столику в комнате. Смотрю куда-то в пол, размышляя. Много размышляя. От мыслей голова болит, и я снимаю очки, устало потирая глазницы пальцами. Черт, ну и дичь вчера приключилась, даже заснуть нормально не смог. То, что я видел на экране по Skype, — априори не возможно. Изображение Рокси застыло, словно из-за плохой связи не грузился видео-контент. Но то, что стояло за ее спиной... Ребенок. Он двигался, он подходил все ближе. Смотрел не на девушку, а куда-то в камеру, словно видел меня, словно я — был его объектом. Выстукиваю ритм, щурясь. Опускаю хмурый взгляд на телефон в руке, принимаюсь заново набирать номер Грин. Она не выходит со мной на связь целый день с того момента. "Привет. Это Рокси Грин. Вы можете оставить свое сообщение, которое мне будет лень прослушать, или можете его не оставлять, чем упростите и мне, и себе жизнь".И так уже восемьдесят третий раз. Я не изводился бы так, если бы в последний момент не увидел что-то, что до чертиков пугает. Я бы чувствовал себя спокойней, если бы Рокси пропала на несколько дней просто так, но точно не после того, что я видел на экране. Возможно, мне это только показалось, кофеин в моей крови мог вызвать галлюцинации. Я бы даже так и посчитал, если бы наш с Рокси разговор был про солнышко и цветочки, если бы я не слышал дрожь в ее голосе, когда она говорила о том, что кто-то душил ее. — Счастливого Рождества, Эллиотт, — слышу знакомый голос одногруппницы, и поворачиваю голову в сторону двери, которая оказалась незапертой. Мари заглядывает в комнату, машет мне рукой в перчатке, улыбаясь. — И тебе, Мари, — поджимаю губы в улыбке, а затем прекращаю улыбаться, когда девушка закрывает дверь.Выстукиваю пальцем ритм. Тук-тук. Тук. А тон голоса Рокси мне совсем не нравился. Обычно Грин ничего не боится, ну, кроме... Но это не на шутку ее напугало. Опускаю взгляд на телефон, снимая блок, и делаю это в восемьдесят четвертый раз, набираю ее номер. А в ответ: "Привет. Это Рокси Грин. Вы можете оставить свое сообщение, которое мне будет лень прослушать, или можете его не оставлять, чем упростите и мне, и себе жизнь". Черт. Поджимаю губы, проходясь языком по внутренней стороне щеки. Че-е-ерт. Запускаю пальцы в светлые спутанные волосы, пытаясь их пригладить. На столе стоит чашка с остывшим кофе, к которому я даже не притронулся. Тогда зачем заварил? Начиная с этого утра, я в кампусе остаюсь практически один, все уже уехали домой, а я лучше проведу Рождество здесь, в полнейшем одиночестве, чем вернусь в Техас к своим родителям. Мы друг другу ничего не должны. Они не платят за мое обучение, по сути, нет необходимости и с ними встречаться. Тебе не в первой быть одиноким, Эллиотт, верно?Встаю на ноги, пытаясь размяться. Шея затекла, встряхиваю плечами, подходя к окну. Солнце садится быстро, через полчаса его на небе совсем не станет, а пока его лучи переливами скрашивают снег в золотистый, отчего тот выглядит не таким холодным. Я набираю номер Рокси еще раз. Результат без изменений. Кусаю костяшки пальцев, вздыхая и устремляя взгляд вдаль, куда-то на горы. В голову приходит одна ненормальная мысль... Нет, Эллиотт. Тебе нужно быть совсем больным, чтобы решиться на такое, делая вывод лишь из того, что Грин не выходит на связь. Нет, Шистад. Что за бред?"Привет. Это Рокси Грин. В можете оставить свое сообщение, которое мне будет лень прослушать, или можете его не оставлять, чем упростите и мне, и себе жизнь".Восемьдесят шесть. Восемьдесят шесть попыток до нее дозвониться, но тщетно.Черт. Закрываю глаза, вздыхая. Ты совсем ненормальный, Эллиотт. Беспокойство о Рокси всегда было твоей слабостью с самого детства. Снимаю блок экрана с телефона, набирая новый, уже другой номер, записанный в записной книжке. Короткие гудки, а затем приятный женский голос молвит: "Добрый вечер! Аэропорт "Анкоридж" вас слушает".Ты ненормальный, Эллиотт. Что ж, вы не виделись больше года...— Э-э-э, — тяну, словно пытаюсь уверить себя в том, что делаю. — Добрый вечер, я хотел бы заказать билет на ближайший рейс до Альберты.