Глава четвертая, или Старики-разбойники и Сикстинская капелла (1/1)

—?Идем! —?шепнул Чезаре и потянул Хона в простенок, откуда открывалось окно во внутренний дворик.В нем все было пока тихо, однако хорошо видно было, как мелькают в окнах факелы и слышатся возбужденные голоса гвардейцев.—?Я знаю, где нас никто не потревожит,?— шепнул Чезаре, которого охватил веселый азарт. Он хорошо знал, что в одной из ниш дворика открывался боковой ход прямо в большую капеллу Сикста, и сейчас потянул Хона туда. Протиснувшись в открывшийся поворотным механизмом узкий ход, они поднялись по покатой лестнице и вступили под своды капеллы.И тут, при свете зажегшихся у алтаря канделябров Чезаре охватило состояние близкое к священному ужасу?— капелла ничем не напоминала прежнюю, почти уютную, с потрескавшимся звездным сине-золотым небом на сводах, с фресками, мирными и легкими как весенняя песенка, на стенах.Теперь же на сводах творилась какая-то новая, сильная и мощная жизнь, и Чезаре запрокинул голову, разглядывая необыкновенно яркую живопись, кажущуюся ему сейчас такой знакомой.Хон, покорно следуя за Чезаре, был готов к любым неожиданностям и заранее принимал любую комнату, в которую затащит его друг. И потому величие и мощь капеллы не произвели на него сильного впечатления. Буйство жизни, обнаженная плоть, женская и мужская, мясистые зады, мускулистые плечи и руки, безумные глаза, таращащиеся со всех сторон?— все это показалось правильным и нужным, тем самым, ради чего и следовало сюда идти.—?Вот здесь я точно никого не буду стесняться,?— хмыкнул мужчина, распуская пояс и расстегивая порядком надоевший ему камзол. И тут соизволил глянуть на Чезаре.Каталанец был странно тих, будто подвешен между землей и небом, и скорее походил на ту скорбную темную фигуру, висящую на массивном деревянном кресте, чем на тех до безумия живых людей, что кричали и глазели со сводов. Хон понял, что ожидал Чезаре совсем не этого.—?Это лучше, чем возвращаться в разрушенный дворец и чихать от пепла, правда,?— миролюбиво заметил Хон, вслед за Чезаре запрокидывая голову к потолку и очередному обнаженному мускулистому мужчине на нем. —?В твое время она была попроще?—?Было просто нарисованное звездное небо,?— отозвался Чезаре. —?Просто небо, с которого все время штукатурка сыпалась. А это… —?он замолчал, снова разглядывая своды. Сотни фигур напоминали ему что-то знакомое, и когда память наконец сжалилась, Чезаре покачал головой.—?Это Микеланджело Буонаротти,?— сказал он, рассматривая творящего первого человека бога. —?Или… не знаю, вряд ли это мог сделать кто-то еще.—?Тот самый, который был моложе тебя на несколько лет, дурен собой и гений? —?Хон подшагнул к Чезаре, также разглядывая потолок, и не сдержал ухмылки, когда взгляд натолкнулся на ничем не прикрытые чресла. —?Воистину гений. Подтверди или опровергни, пожалуйста, мои суждения. Здесь, в ядре и средоточии вашей веры, проповедующей смирение страстей и отречение от земных искушений, в зале с распятием?— это комната для служения богу, верно? —?на потолке, под самым небом, изображены голые люди?—?Верно,?— кивнул Чезаре. Количество обнаженных тел, конечно, потрясало, но отчего-то совершенно не казалось кощунственным.—?А написавший это, кроме того, что был дурен собой и гений, был моим любовником,?— добавил Чезаре. И усмехнувшись, поправился:?— Хотя, скорее, это я был его любовником.—?Наконец-то,?— рассмеялся Хон, легко, по-дружески подтрунивая над Чезаре. Теперь, когда вскрылась правда, ушли прежде плескавшиеся где-то под грудью досада и зависть, все вновь повернулось разумным, правильным и единственно возможным образом. —?Ты заставил меня беспокоиться о том, что кто-то из вас был нехорошо болен. Такого смельчака я бы тоже не упустил. Жаль, единственный достойный муж при моем дворе был старше меня вдвое, толст и любил сношения исключительно посредством рассудка. Ты, надеюсь, не посрамил славное имя Борджиа?—?Думаю, что нет, хотя у нас и было-то все только один раз… то есть одну ночь,?— ответил Чезаре. Подошел к Хону вплотную. —?А кто был этот толстый, но достойный муж? Поэт или философ?—?Не смеши меня, Чезаре,?— Хон тряхнул головой, и вправду негромко засмеялся. —?Если собрать всех чиновников столицы на одной площади и пустить летать над ними чайку, она непременно испражнится или на писателя, или на поэта, или на философа. Или на художника, если залетит совсем высоко и попадет особо неудачно. Я, пожалуй, был единственным во дворце, кто ничего не сочинял. А толстый, но достойный муж был бастардом, сказочником и моим советником.—?Я сам бастард и отчасти сказочник,?— засмеялся в ответ Чезаре, положив Хону обе руки на плечи.—?Кругом одни сказочники,?— с наигранной печалью вздохнул Хон, прикрывая глаза, склонил голову набок, так что щекой лег на ладонь Чезаре. —?Один бедный король ничего не пишет, читает все глупости, какие ему предлагают, и ежечасно макает печать в красную краску, чтобы успеть утвердить решение, пока министры не передумали. Чего желаете, ваше высочество?—?Сделать перерыв от макания печати в краску,?— Чезаре пальцами погладил его по уху и легонько потянул к себе. —?Тут засовы вполне крепкие.—?Крепкие засовы и приятное общество, согласитесь, ваше высочество,?— Хон многозначительно воздел очи к потолку, обнял Чезаре и привлек к себе, потянулся губами к губам каталанца. —?Я готов презреть свои обязанности и отложить печать в сторону. Только скажи, ты хочешь по обычаям своей, или моей страны?—?Поскольку мы сейчас в моей стране,?— ответил Чезаре, тоже обнимая Хона и касаясь губами его губ,?— ответ вполне очевиден. Хотя не думаю, что в нашем с тобой случае обычаи наших стран столь уж различны.—?Я о том, нужно ли будет творить кровать,?— приглушенно усмехнулся Хон в губы Чезаре, скользнул ладонями вдоль его боков, привлекая ближе к себе. —?Или можно ограничиться простым тюфячком. А где здесь кухня, и куда выходит ее дымоход?—?Кухня… кажется, на первом этаже была, но в другом крыле,?— ответил Чезаре. —?И тут не слишком холодно, обойдемся… солдатской постелью.На полу распростерся подбитый пушистым мехом парчовый шамарр, затканный золотом, большой и широкий.—?Тебя устроит такое ложе, Ваше Величество? —?и Чезаре потянул корейца к меховому одеянию.—?Замечательное ложе, и меня даже не волнует, какого солдата тебе пришлось ради него раздеть,?— Хон скользнул ладонью по ткани и, удовлетворенно хмыкнув, завалился на шамарр и потянул Чезаре следом. —?Иди ко мне. Или же сначала возьмешь подсвечник?—?Обойдусь без подсвечников,?— пробормотал Чезаре, опускаясь вслед за Хоном на пушистый коричневый в рыжину мех. От ?иди ко мне? повеяло первыми их днями вместе?— когда привыкалось, притиралось, царапалось и кусалось. Чезаре обнял корейца и прижался губами к его губам.—?Только бриться начисто не смей,?— сказал он, ощущая, как уже потихоньку мутится в голове.—?Это ваши папы и кардиналы бреют все, до чего руки дотянутся,?— фыркнул Хон, снизу забираясь пальцами под камзол Чезаре, огладил его ягодицы и поясницу. —?Я же пользуюсь только ножницами. Вернее… для этого есть специально обученная девушка.—?Все, говоришь, до чего руки дотянутся? —?протянул Чезаре, повторяя его маневр. —?Учтем. А почему я ни разу не видел этой девушки? —?он процарапал длинный след на спине Хона под одеждой, проведя от лопаток до пояса, и сжал пальцы на ягодице.—?Потому что она осталась в Хансоне,?— невинно обронил кореец, перекатываясь по шамарру на спину, устроился под телом Чезаре и затих в демонстративной покорности. —?Равно как и девушка для чистки ногтей на правой руке, девушка для чистки ногтей на левой руке, девушка для расчесывания волос и три девушки для одевания. А ты хочешь на них взглянуть, м?—?Не отказался бы,?— прижавшись пахом к паху Хона, сказал Чезаре и, глуша слишком резво начавшее подниматься возбуждение, прикусил корейца за шею, оставляя след, заметный даже в неверном свете свечных канделябров. —?Хочешь теперь меня пригласить в гости?—?М-м, да,?— Хон блаженно зажмурился от укуса, стащил с плеч Чезаре камзол и сам потянулся губами к оголившимся ключицам. —?Как я люблю ваши венецианские рубахи… у нас даже кисэн так не ходят. И я торжественно приглашаю тебя в гости, в Хансон, в любой из пяти дворцов, какой только найдем открытым.—?Возможно, мне захочется там подраться,?— Чезаре, освободившись от камзола, освободил от верхней одежды также и Хона, так что кореец остался в своей нижней робе, и дернул за ее завязки у плеча. —?Не боишься?—?Не спеши только приближаться к охране, хорошо? —?Хон выпростал руки из рукавов чогори и отбросил ее в сторону, наконец-то дотянулся до шеи Чезаре и оставил долгий поцелуй под ключицей. —?Смотри на цвет одеяния. К черным подходить можно, к красным с опаской, а синие с желтым, красные с желтым и красные с синим носят с собой луки. Черные с одним мечом, но в доспехах и по ним бить кулаками больно, зато можно долго развлекаться. А у красных на навершии глефы кисть, ей подают сигнал тревоги. Глефу отбирай в первую очередь.—?Фи, я и не собирался драться с охраной, вот еще,?— скривился Чезаре, шумно выдохнул в ответ на поцелуй и, навалившись на Хона, задвигался, с наслаждением ощущая через ткань штанов напрягшуюся плоть. —?Но благодарю за заботу.—?Но драться с кем-то кроме охраны там совершенно не интересно,?— выдохнул Хон, вцепляясь пальцами в ягодицы Чезаре и с готовностью подаваясь ему навстречу, запрокинул голову и с усилием зажмурился. Уже немалого труда стоило удерживать голос ровным. —?А получить стрелу в задницу еще более неприятно, чем бить пьяных стариков вроде твоего Франьезе.—?Надеюсь, те, о ком я думаю, будут трезвы,?— пробормотал Чезаре, продолжая двигаться. Прицеловался к открывшемуся горлу Хона, оставив засос, и добавил:?— Не хотелось бы напиваться самому, чтобы уравнять шансы.—?А ты уже о ком-то думаешь? —?томным полушепотом протянул Хон, не прекращая мять пальцами ягодицы Чезаре. На миг удовольствие заслонили отрезвившие рассудок опасения за друга, и через него за себя,?— возможно, те люди, кого он собрался бить, чересчур много значили и для самого корейца, и нарваться на них было попросту опасно. —?Скажи, и может быть, мы сразу пойдем к ним домой.—?Я не собираюсь, менять того, что уже нельзя изменить,?— томный тягучий голос не обманул Чезаре?— друг заопасался. Чезаре притиснулся сильнее к корейцу и прошептал в самые губы:?— Я просто хочу немного отвести душу.?Отвести душу?, сказанное душевным горячим шепотом, поставило все на свои места. Сперва с жаром ответив на поцелуй, Хон выгадал момент и сильно, до крови прикусил нижнюю губу Чезаре.—?Не смей,?— глухо рыкнул он, сильнее поддавая тазом бедра каталанца. —?Ты меня понял?В ответ на укус, плеснувший яростью и страстью одновременно, Чезаре силой прижал плечи Хона к меховому плащу. И в такт резким и яростным движением заговорил, жалея, что поздновато сейчас сдирать с несносного корейца штаны, чтобы отыметь по-настоящему:?— Все будут живы и относительно целы. Я не собираюсь никого учить и ничего менять. И я не очень люблю, когда мне приказывают,?— прошипел он и впился пальцами в бока Хона.—?Я не питаю к нему излишнего уважения, если ты беспокоишься об этом,?— Хон в упор, строго и почти зло глянул на Чезаре. Сейчас совершенно побоку было, что они лежат полуголыми на полу капеллы и, казалось бы, заняты тем, чем извечно развлекаются люди. —?И не собираюсь тебе мешать. Просто подумай о том, кого он после обвинит в случившемся, и как в результате тебя использует. Ты хочешь еще раз стать чьим-то инструментом?—?Не волнуйся, об этом я подумал в первую очередь,?— усмехнулся Чезаре и поцеловал друга почти нежно. —?И об этом, mio caro, я совершенно не беспокоюсь. Беспокоился бы, ничего бы тебе не сказал.Совершенно беззастенчивое, невинное признание разом вернуло всему происходящему жар и правильность. Действительно, осознал Хон, если бы Чезаре не обдумал все заранее, он бы не сознался в своих намерениях ни за что. Каталанец поступил честнейшим, вернейшим образом?— и злость на него ушла, просочилась в пол, под пляшущие линии мозаики.—?Очаровательное чудовище,?— расслабленно засмеялся Хон, слизнул размазанную по губам кровь от поцелуя и языком мазнул по укусу на губе Чезаре. —?Я все понял. Но когда мы отправимся в Хансон, ты все равно посвятишь меня в свои планы.—?Непременно,?— Чезаре облизнулся и припал губами к губам Хона и продолжил двигаться. Дыхание уже тяжелело, и пялящиеся с потолка фигуры словно поощряли их обоих. —?Непременно посвящу, друг мой.Хон почти не видел того обнаженного буйства жизни, царящего вокруг?— потолок заслонило собой искаженное страстью, сумасшедше красивое лицо Чезаре. Кореец с жаром, пьянея от страсти, двигался вслед за ним, проклятые штаны мешали отвратительнейшим образом, и вместе с тем сообщали особую остроту, от которой хотелось рычать в голос. Лишь одно печалило?— переодеться было не во что.—?Может снимешь эти чертовы тряпки? —?бросил Хон, забираясь пальцами под пояс штанов Чезаре, нащупал брэ и забрал складки ткани в кулак. —?Тебе больше нечего делать, кроме как пачкать штаны?—?Хочешь, чтобы снял? —?прижавшая напряженную плоть ткань добавляла перцу, но представив Хона обнаженным на меховой подстилке и в пляшущем свете свечей, Чезаре приподнялся, позволяя обнажить себя, и принялся сдирать одежды с друга.—?Тише,?— охнул Хон, и тут же приглушенно засмеялся, когда пальцы Чезаре лихорадочно зашарили по поясу штанов, задевая и напряженную плоть. Переждав излишне остро ударившее касание, кореец сам потянулся к Чезаре, как бы невзначай мазнул рукой вдоль паха и принялся осторожно снимать штаны. —?Потерпи ты, скотина…—?От скотины слышу,?— сквозь зубы проговорил Чезаре, которого возня и касания тоже раззадорили не на шутку.Наконец одежды обоих были отброшены прочь, и Чезаре снова прилег на шамарр, наслаждаясь одновременно ощущением касания меха к обнаженной коже и видом и близостью Хона.—?Кто бы сомневался,?— кореец притиснулся всем телом к телу Чезаре, шумно выдыхая сквозь зубы от того, как остро и сладко ощутилось прикосновение плоти к плоти. Короткая передышка вернула сознанию ясность, оставив жар и даже добавив ему силы, но в спешке уже не было нужды. Впору было насладиться близостью с каталанцем, как хорошим вином, а не глотать ее подобно простой воде.—?Со всей серьезностью заявляю, что твое тело ничуть не хуже, чем у святых на этих картинах, а кое-где и лучше,?— с напускной задумчивостью протянул Хон, кончиками пальцев как кистью очертил контуры грудных мускулов Чезаре, закинул ногу на его бедро и притянул ближе к себе. —?Микеланджело ведь оценил тебя по достоинству?—?С меня он никого не лепил, если ты об этом,?— ответил Чезаре, подаваясь навстречу корейцу. Провел пальцем по шраму выше левого соска и подумал, что, возможно, идея с битием морд в Хансоне не столь хороша и весела. Но думать сейчас особенно не выпадало?— мускулистое красивое тело в свете огней, выплясывающих на смуглой коже, неодолимо тянуло к себе. Чезаре погладил бедро Хона и задвигался, стараясь не очень спешить и наслаждаясь каждым касанием кожи к коже.—?Да, именно об этом,?— небрежно обронил Хон, ловя ритм Чезаре, в такт с движениями принялся неспешно и невозмутимо лапать каталанца, сжимая его плечи и грудь, цепляя ногтями спину. Казалось, по сравнению с белопесчаным пустынным берегом не поменялось ничего, лишь таращащиеся со стен фигуры сообщали проказливое настроение и словно предлагали доподлинно убедиться в телесности Чезаре и отличии его от тех самых фресок. И живое, горячее, отзывчивое тело, непростительно нежное и чувствительное для мужчины, трепетало под лаской, отвечая с удвоенным жаром?— и все ненужное испарялось само, смытое самим здешним воздухом, терпким от запаха свеч.—?Мне нравится Рим, и нравится здешнее прекрасное общество,?— почти скучающим, оценивающим тоном протянул Хон, когда этих неспешных ненавязчивых ласк сделалось мало. Захотелось позлить Чезаре, поиграть с живущим в нем зверем. —?Я рад, что ты пригласил меня. Навестим его как-нибудь еще, через пару лет?—?Только после того, как ты меня пригласишь в Хансон, mio caro,?— ответил Чезаре и с силой сжал пальцы на боку Хона. Свободно и невозбранно трогающие и мнущие его тело руки корейца подбрасывали огоньку в топку возбуждения, так что и растягивать все удовольствие казалось уже почти невозможным. Чезаре задвигался сильнее и быстрее, сильно и глубоко дыша сквозь стиснутые зубы.—?Всенепременно,?— Хон расплылся в улыбке, шумно выдохнул и вновь как мог, насколько хватало дыхания, взял невозмутимый тон. —?А кого бы ты хотел еще навестить здесь? Орсиньи… Колонна… Медичи?—?Никого… пожалуй… —?пробормотал Чезаре, продолжая двигаться так же быстро и чувствуя, что край все ближе. —?Разве что… Микеланджело. Если он в Риме.Зверь все еще сидел тихо, почти спал, лишь едва заметно вздымались его бока. И времени пробудить его почти не оставалось?— тогда Хон осмелился ступить на тонкий лед. Нынешнего огня Чезаре Борджиа ему все равно отчаянно недоставало.—?А если… мы с ним понравимся друг другу? —?бросил Хон уже плывущим от желания голосом, вцепился пальцами в бедра Чезаре и резко дернул, осаживая как коня, задвигался сильно и медленно, с нажимом проезжаясь пахом вдоль паха каталанца. —?И он вздумает слепить с меня кого-нибудь… а для этого придется надолго остаться наедине.—?Наедине я вас не оставлю,?— почти выплюнул Чезаре, ускоряясь. Чертов кореец его провоцировал, но провоцировал почти нежно?— особенно если учесть, сколько лет сейчас должно было быть Микеланджело Буонаротти. —?А то либо ты его убьешь, либо он тебя.—?Меня не убили ни японцы, ни маньчжуры, ни даже Западная партия, а какой-то склочный старик должен убить или вынудить убить его? —?Хон, уже порыкивая сквозь зубы и коротко дрожа на каждом движении Чезаре, нашел в себе силы гневно сверкнуть глазами на каталанца. —?Это звучит как оскорбление. Ты поплатишься за это, бородатое ничтожество.—?Жду-не дождусь, сволочь,?— Чезаре поудобнее схватился за конец косы, в которую Хон по привычке заплел волосы, и с силой отогнул голову корейца назад. Подкатывало от смеси веселой злости и возбуждения уже совершенно немилосердно. —?Только дернись.Хон счастливо рассмеялся, ощущая, как хлещущая из Чезаре страсть сметает все на своем пути и приближается к последнему барьеру. Упоительно легко и вкусно было пить эту жгучую, злую силу, купаться в ней, напитываясь самому и пропитываясь ею до краев. Резко дернувшись, так что оплеснуло затылок болью от оттянутых волос, Хон обеими руками процарапал вдоль поясницы Чезаре широкие полосы и сам задвигался так быстро, как только позволяло положение.Хриплый, задушенный смех друга и боль от царапающих поясницу пальцев словно сорвали стопы?— Чезаре прижался губами к губам Хона, целуя, кусая почти грубо, со звериной страстью, которая уже захлестывала. И задвигался на последнем пределе, впечатывая корейца в мех шамарра.Сумасшедший, яростный укус и навалившееся сверху тело, вжимающее в пол, послужили последним толчком. Хон почти сосредоточился на когда-то привычном, совершенно ненужном теперь усилии?— и тут Чезаре заколотило немилосердно, а через миг на живот выплеснулось горячее, густое семя. И Хон отпустил себя, дал подхватить стремительно закружившему потоку, долго и с хриплым гортанным рычанием кончая.Чезаре показалось, что кончив, он пролежал целую вечность, с пульсирующим в висках стоном-рычанием, Хона или его собственным?— теперь уж было не разобрать. Наконец он перевернулся на спину, улегшись рядом с Хоном, тоже приходящим в себя, судя по тяжелому дыханию, и стал смотреть в расписанный потолок.