Глава 14 "Timeo Danaos et dona ferentes" (1/1)

?Я возобновляю сегодня свои записи. Надеюсь, это снова будут наблюдения ученого, а не путевые заметки досужего любопытника.За это я должен быть благодарен Гракху и Реа – именно их отношения вернули мне жажду познавать. Итак, наблюдения за самовозникшими эмоциями искусственного существа. Новизна исследования: полагаю, подобных исследований еще не проводилось. Доктор Глон, насколько мне известно, испытывал в экспериментальных моделях клонов только воздействие на центры боли и удовольствия. Высшие эмоциональные проявления, по его теориям, зарождаются лишь в процессе общения с себе подобными в условиях нестабильного общества. При воспитании в стабильном обществе должны были остаться лишь рациональные инстинкт насыщения, самозащиты и половой инстинкт. Однако у искусственного организма на фоне эмпатичности каким-то образом развились сострадание, способность поставить под угрозу собственную безопасность ради другого существа. Моя задача – проследить путем ретроградного анализа зарождение и развитие этого психического процесса. Первой моей целью было внушить Реа мысль о том, что ее ?чувство? является следствием команды извне. Она сначала никак не отреагировала на мои слова. Однако потом, уже в Риме, обратилась с просьбой не посылать ей приказа убить Гракха. Я дал ей такое обещание – это было тем более легко, что кольцо-генератор моего коллеги во время его болезни я решил изъять. Продолжу наблюдения.Я постарался исподволь подвести Гракха к мысли о том, что гетера изначально не способна на привязанность. Она идет за сильным и легко меняет покровителя. В качестве примера я привел ту самую эфиопку, с которой Реа близко сошлась в доме деликаты Апфии. Месяц назад эта красавица оставила своего давнего сотера Аппия Пульхра и сошлась с Квинтом Помпеем – правда, тут причиной стало скорее половое бессилие старого Пульхра. Тиберий, усмехнувшись, сказал, что, как ему кажется, ему такое пока не грозит, но видно было, что мои слова он принял к сведению – сыграла обычная в этом обществе мужская гордость и привычка к подчиненному положению женщины. Я на правах друга убедил Тиберия не открывать Реа свои чувства, а просто пользоваться ею. Тем более, что излишняя увлеченность делами страсти может повредить его политической карьере…?Тойни отложил стилус и электронный журнал. Перед ним снова встала залитая лунным светом дорога и двое, бросившиеся друг к другу. Он не мог признаться себе, что в тот момент наряду с интересом ученого испытал что-то вроде легкой зависти. Он снова взялся за стилус и добавил:?При возвращении Реа мне несложно было провести воздействие на сознание Марка Октавия, который был тем более удобным объектом, что находился в крайне возбужденном состоянии. Октавий, не говоря ни слова, повернул коня и скрылся. Я уверен, что он и не вспомнит не только о встрече с Тиберием, но и о девушке, которую вез. Также я выяснил, что блокировка некоторых особых способностей Реа не была снята, несмотря на критическое положение, в котором оказывался клон. В частности, Реа не применяла свою способность к телепортации, которая была заблокирована. Следовательно, клон все еще поддается контролю импульсного генератора, что значительно облегчает мою задачу.?Тойни снова отложил стилус. Все возвращается в нормальное русло – у него снова появилось Дело. Прочь переживания, прочь эмоционирование! ?Дружба?, ?любовь?, ?долг?… Даже в таком иррациональном мире это знакомо немногим – он, Тойни, хорошо видит, как поредел кружок приверженцев Гракха за счет тех, кто лишился части своих земель вследствие его закона. Они не думали, что в исполнении требований закона Тиберий будет столь бескомпромиссен и суров даже в отношении своих сторонников. Дружба с их стороны диктуется лишь соображениями выгоды. Хорат все же намного больше похож на здешних людей, чем ему кажется, снова подумал Тойни. Сам он старался не держать свое тело на коротком поводке, как Хорат, и его душевное здоровье говорило о правильности такой тактики. Пару раз в неделю Тойни посещал лупанарий, рассудив, что разнообразие в связях избавит его от ненужных иррациональных привязанностей. И пока так оно и происходило.Правда, после того, как они с Хоратом узнали правду о своей миссии, Тойни стало все больше тянуть к товарищу, единственному здесь человеку одного с ним мира. Психолог, никогда не задумывавшийся над понятиями ?родина?, ?родной?, сейчас ощущал, что именно Хорат – единственный родной ему человек в этом времени.Хорат же, напротив, будто старался влиться в этот мир, он перестал посещать Тойни, не выразил неудовольствия по поводу отсутствия своего кольца. Казалось, сейчас он почти перестал быть Хоратом и по-настоящему стал Гаем Блоссием, тем самым философом-стоиком, которого он подменил собой.Даже планы свои он Тойни больше не поверял – лишь единожды, сразу после появления в Риме пергамского посла, привезшего завещание царя Аттала, Хорат сам явился к Тойни.- Ты слышал? – торжественно произнес он по-гречески, едва переступив порог дома. - Я посажу его на трон! Я посажу моего ненаглядного мальчика на трон и сам собакой лягу у его ног. И в его гиацинтовых кудрях будет сверкать венец властителя Рима!Тойни, уже знавший, что царь Аттал завещал Пергам римскому народу и Римской республике, только раскрыл рот от удивления – в неадекватности Хората теперь сомневаться не приходилось.*** …Сразу после возвращения вместе с Реа – уже под утро – Тиберий и Биллий застали в доме у последнего взволнованного Матона, который всю ночь вместе с десятком человек разыскивал своего патрона по всему Риму и уже собирался поднять народ на поиски трибуна. Тиберию не пришлось особо стараться, чтобы изобразить свой гнев и возмущение по поводу наглого вмешательства в его личную жизнь. Если он и покривил душой, то самую малость – все же эти люди сами вызвались защищать его и его семью. А потом снова пришлось загнать чувства под спуд долга.У него всего-то и было времени для чувств, что недолгая ночная скачка обратно в Рим. Тогда его захлестывало такое счастье и ликование, какого не было и после штурма Карфагена. Реа, его Реа, живая и здоровая, доверчиво прижавшаяся к нему! Нумидийский жеребец, словно чувствуя, что неспроста его ноша немного увеличилась, нес их бережной плавной иноходью, будто оберегал усталую девушку от лишних толчков.Уже на подъезде к Риму Тиберия охватило вдруг дикое искушение – повернуть сейчас коня, умчаться прочь… Не быть ни трибуном, ни вождем… уехать в дедово имение в Кампаньи. Жить тихо, заниматься философией и литературой – и любить, любить эту юную женщину, которая сейчас почти дремала в его объятиях. Желание это появилось лишь на одно мгновение, но было так сильно и подавляюще, что Тиберий судорожно сжал поводья. Реа, почувствовав его напряжение, проснулась и подняла на него глаза.- Уже приехали? – шепотом, совсем по-детски спросила она.- Почти, - Тиберий вздохнул и направил коня к воротам.И Рим обрушился на них всей своей неумолимой реальностью. И реальностью же был разговор с Биллием, который, как всегда разумно и трезво оценивая ситуацию, просил его не обольщаться насчет чувств гетеры. Реа, снова ставшая почти такой же бесстрастной, как и в первые месяцы их знакомства, казалось, подтверждала слова Биллия.Однако радость, тихая радость от того, что любимая девушка была теперь с ним, никуда не исчезла – она тлела как огонек под слоем пепла. И Тиберий затаился, будто сжавшись в комок, опасаясь слишком явно проявлять свои чувства, мучаясь от этого и все же наслаждаясь каждым мгновением, проведенным с Реа. Тит Манлий, когда Тиберий вернулся в Рим, сразу же засобирался уходить. - Куда же ты пойдешь? - уговаривал его Тиберий, - Ты ведь имеешь право на наследство отца. Я поддержу тебя в суде, пойдем к Сцеволе, он первый законник Рима, он обязательно что-то посоветует.Тит помотал головой.- Отвык я от этого всего. Сколько лет уже тогу не надевал, даже забыл, как это делается. Своди меня к своей красавице, да и пойду я. Ты не беспокойся - у меня друзья всюду, а играть можно и в маске.Но по дороге Тит вдруг замешкался, заозирался.- Пойду я, Тиберий - куда я такой перед ней покажусь? - он потер покрытые жуткими багровыми рубцами правую щеку и лоб.- Что ты говоришь? Она и не глянет на твои шрамы, - Тиберий вдруг уверился, что Реа нисколько не испугается лица Тита. Но тот был непоколебим.- Передай ей мою благодарность, - сказал он. - Да и тебе спасибо. И главное - вы... не теряйте друг друга больше.…Реа поселилась теперь в маленьком домике в квартале Карина. Тиберий бывал у нее так часто, как только мог – но все же не так, как ему хотелось бы. Он старался приходить не слишком заметно, чтобы не подвергать ее той опасности, которой ежечасно подвергался теперь сам. По Риму опять ходили слухи, что Тиберий Гракх собирается прибрать к рукам всю власть в республике. Несколько раз происходили уличные столкновения. Тиберий теперь не появлялся на улице без оружия и охраны.А дома его ждала глухая нарастающая враждебность жены, не способной дольше терпеть всей той атмосферы страха и угрозы, которая сгущалась над ними. Тесть, Аппий Клавдий, перестал терпимо относиться к связи Тиберия с другой женщиной - очевидно, собственные фиаско на любовном поприще сделали его строгим моралистом.- Я отдал ему свою дочь, чистое святое сокровище, а этот мальчишка… - говаривал он в кругу друзей. Доброжелатели неизменно передавали все Тиберию, и тот каждый раз замирал от ужаса, что сенатор или недруги могут что-либо сделать с Реа. Он не смел просить охранявших его плебеев охранять еще и его любовницу, потому ограничился покупкой двоих здоровенных чернокожих рабов, на которых была возложена охрана домика Реа.А девушка, казалось, совершенно не испытывала страха. Встречала она Тиберия все с той же спокойной, почти равнодушной полуулыбкой, которую Тиберий так хорошо запомнил по их первым свиданиям. И это казалось ему достаточным подтверждением слов Тойни о природной холодности чувств гетер. И он старался не показывать то, как тянуло его сейчас к ней.Только когда он оставался у Реа на всю ночь, Тиберий словно отпускал себя на волю и тогда ему казалось, что и девушка отвечает ему с прежней страстью.***Не видеть, не знать, не чувствовать – Хорат, ворочаясь на ложе, дорого бы дал за то, чтобы изгнать это видение. И зачем он пошел вместе с Полибием в термы? - У римлян не во всех термах есть палестры**, - ворчал Полибий, когда они, уже раздевшись, вошли на покрытую песком площадку, - гимнастику они считают делом недостойным. А между тем что лучше упражнений поддерживает здоровое тело и здоровый дух? Что, ответь мне, Блоссий?Хорат не отвечал – он смотрел на группу людей, занятых игрой в ?трикон?. Трое играли, а остальные подбадривали их хлопками и выкриками.- О, братья Муции опять играют против кого-то одного, - дальнозоркий Полибий сразу разглядел лица игроков.- Муций Сцевола - признанный умелец в играх с мячом, - ответил Хорат, чтобы поддержать беседу. Он тоже узнал сухого и подтянутого, несмотря на сорок с лишним лет, Сцеволу, знаменитого законоведа, и чуть более грузную фигуру его брата Красса Муциана. А в третьем игроке, хоть тот и стоял вполоборота, сразу признал Тиберия.- Забросают Гракха, как пить дать! - с юношеским задором воскликнул Полибий. И правда – Сцевола и Красс старались довести Тиберия до проигрыша, в то же время посылая друг другу легкие пасы.- Все! Вернется из Нуманции Гай, и мы непременно отыграемся! – пообещал проигравший, но ничуть не расстроившийся Тиберий, и подозвал раба со скребком-стригилом, который принялся счищать с его тела пыль, грязь и масло.Полибий заговорил о предстоящем вечере – Муций Сцевола, консул, пригласил к себе многих влиятельных людей, чтобы представить пергамского посланника, привезшего завещание царя. А Хорат молчал, бешено завидуя рабу, который так равнодушно прикасался сейчас к телу молодого римлянина…- Ты что, кожевенник? Как ты скребешь? - взорвался вдруг он, заметив, как Тиберий слегка поморщился от слишком усердного движения скребком по его коже. Тощий раб-сириец испуганно отскочил и едва не выронил стригил, а Полибий удивленно воззрился на сдержанного и спокойного обычно стоика. - Ты не в духе, Блоссий?Уже в кальдарии, сидя на мраморной скамье и подставляя тело влажному горячему пару, Хорат старался не смотреть на откинувшегося на спинку скамьи Тиберия, беседующего сейчас со Сцеволой.- Можешь представить, этот посланник, Эвдем, едва уцелел в резне, которую царь Аттал устроил своим вельможам. Когда он рассказал мне это, я сразу понял и причину ?солнечного удара?, сразившего царя, и исполнительность самого посланника, духом прилетевшего в Рим. У Аттала столько побочных родственников, что я не удивлюсь, если какой-то из них поднимет пергамцев. Тиберий кивнул и чуть запрокинул голову, разморенный горячим воздухом. Хорат проследил за капельками пота, побежавшими по его шее на грудь и поджарый мускулистый живот.- Сейчас это меня почти не волнует, - прикрыв глаза, негромко и медленно проговорил Тиберий в ответ Сцеволе, - завтра я внесу на рассмотрение уважаемого Сената законопроект, по которому вся казна пергамского царя пойдет на компенсации по земельному закону и на закупку инвентаря для уже получивших участки. Не руками же им землю обрабатывать!- С ума сошел? – Сцевола звонко хлопнул Тиберия по голому плечу. - Снова хочешь подразнить отцов-сенаторов? Тебе мало смерти Квинта Муция и покушений?Тот открыл глаза и усмехнулся. Ухмылка вышла не слишком веселой.- Посмотрю я на физиономии этих отцов-сенаторов, когда скажу им, что раз Аттал завещал свое царство римскому народу, то и казной его должны распоряжаться римские граждане!- Тиберий, я всегда поддерживал тебя, но на сей раз…- Я уже слышал это…- И услышишь еще! – раздался визгливый голос Аппия Клавдия. Тот, неожиданно вынырнув откуда-то из клуба пара, грузно шлепнулся на скамью рядом со Сцеволой. - Мне не нужен мертвый зять! Ты ломаешь весь старинный уклад и подставляешь свою грудь под мечи…Хорат поневоле снова бросил взгляд на грудь Тиберия и сглотнул.- А потом, - не слушая тестя, продолжал Тиберий, - я собираюсь провести закон о включении в судебные комиссии, наряду с сенаторами, равного количества всадников***.Сцевола и Аппий Клавдий испуганно переглянулись. - Ты идешь по огню, Тиберий, слегка присыпанному пеплом, - сказал Полибий, привычно переходя на высокопарную риторику. - Много было достойных и гордых, помни, но мало кто из них умер своей смертью...- А ты, Полибий, все не можешь бросить высокий стиль, - перебил Клавдий, - или думаешь убедить этого сорвиголову греческой словесностью?- Берегись, Клавдий, - шутливо пригрозил Полибий, - вот представлю тебя в своей ?Истории? в неприглядном виде...Хорат, прикрывший глаза на фразе Полибия, услышал бурчание толстяка Аппия, что, дескать, плохо спорить с историками, врачами и судьями, даже в шутку, и очнулся.Тиберия уже не было, видимо, он отошел в парную-лаконик. Хорат отер пот, струившийся по лицу, и отправился было искать молодого трибуна, но в лаконике ему едва не стало дурно и он торопливо вернулся на скамью.- …что пока пусть пробует! Пока молодой и горячий, – донесся до него обрывок реплики Красса. - Если ему удастся – мы всегда сможем воспользоваться результатом, а если нет…- Ты забываешь, что он мне зять! – ответил Клавдий.- А Назике – двоюродный брат, - спокойно ответил Сцевола, - кого и когда подобное могло остановить?Вернувшись поздно вечером от Муция Сцеволы, Тиберий и Хорат еще долго беседовали с ритором Диофаном, который тоже был старым учителем Тиберия и Гая, но до сегодняшнего дня жил под покровительством Корнелии.- Твоя мать крайне недовольна тобой, - вставил Диофан. - Сегодня она послала со мной твою "стенную корону", которую ты получил за штурм карфагенских башен. Она просила напомнить тебе о фамильной чести, хранителем которой ты являешься. Диофан вышел и быстро вернулся, держа в руках золотистую металлическую корону с зубцами в виде миниатюрных фрагментов стен. Тиберий взял ее в руки и улыбнулся:- Как давно это было! Даже не верится… - Такой, как ты, достоин носить ее, - перебил его Хорат и, выдернув из рук Тиберия корону, торжественно водрузил ее на голову трибуна. - Никогда еще корона не венчала более достойное чело!Ни восторженный Хорат, ни опешившие Тиберий и Диофан не заметили неслышно вышедшего сейчас из таблиниума Матона и то, как сверкали его черные глаза…- Не смей! – вспыхнул Тиберий, придя в себя, и сорвал корону со своей головы. При этом он сильно дернул зацепившиеся за металл волосы и зашипел от боли. - Никогда, учитель, даже не пытайся проделывать со мной подобного!...- Будь ты проклят, Тиберий Гракх, - простонал на Едином языке Хорат, откидывая ставшее вдруг горячим и тяжелым покрывало, и вытягиваясь на ложе..._______________________________________________ * ?боюсь данайцев и дары приносящих? - Латинская крылатая фраза, впервые встречающаяся в поэме Вергилия ?Энеида?. Употребляется в случае, когда некий подарок или благодеяние представляют потенциальную опасность для принимающего эту мнимую помощь.** - место для игр и занятий гимнастикой*** - всадник - сословие в Древнем Риме