Глава 16. Искусство переговоров (1/1)

Солнечный свет безжалостен, особенно в полдень. Освещая лица людей, он без всякой пощады выдаёт следы усталости, возраста, обид и горя. В жизни Джоанны Ларкин обид и горя было немало, это сквозило в каждой суровой морщине на лбу, в том, как холодно и недоверчиво смотрели её глаза, как сердито она сжала губы, прежде чем заговорить:- Я не верю в странствующих рыцарей. Откуда мне знать, что вы действительно хотите помочь, а не пытаетесь нагреть руки на чужой вражде? Как я могу верить человеку, которого совершенно не знаю?- Никак, - признал Чарльз. – Но я не жду, что вы будете мне верить. Я просто хочу предупредить.- Предупредить о чём?- О том, что я пришёл сюда ради Лэя, - Чарльз спокойно и пристально смотрел в глаза Ларкин, положа руку на оружие, показывая, что намерения его серьёзны. – И убью любого из ваших людей, кто приблизится к нему на расстояние выстрела. Он сдохнет не раньше, чем скажет то, что я хочу услышать. Если вы не хотите моей помощи, то хотя бы отложите войну. И тогда, может быть, война даже не начнётся.Ларкин слегка сощурила глаза, хмуро глядя на него в ответ, обдумывая его слова. И снова свет солнца осветил её лицо, резко обозначив морщинки между бровей и у глаз – она много раз смотрела так на людей, гадая, говорят ли они правду или пытаются её обмануть, обхитрить, использовать. Чарльзу вдруг показалось, что он может видеть сквозь всю эту напускную суровость ту Джоанну Ларкин, которой она была почти тридцать лет назад: отчаянную напуганную девчонку, на которую после гибели родителей свалилась забота о ферме, работниках, лошадях; которая исподлобья смотрела в наглые лица торговцев-янки и высокомерные – соседей-плантаторов, не воспринимающих её всерьёз; которая слишком рано, через боль и разочарование, выучилась быть сильной, полагаться только на себя и никому не давать спуску. Комната, в которой они сидели, была практически пуста. Никаких ковров на полу и картин на стенах, даже окно не было прикрыто занавеской, и свет солнца ярко освещал комнату и лица всех, кто в ней сидел. Аскетизм обстановки без слов говорил, что все силы и средства хозяйка вкладывает только в то, чтобы поддерживать существование фермы. Подходя к дому, Чарльз видел в его прочных бревенчатых стенах следы от пуль, оставшихся со времён войны – выстрелы не смогли пробить брёвна. Но внутри самого дома стены были тонкие, просто перегородки, через которые по полупустым комнатам легко разносился каждый звук. И сейчас в тишине было слышно, как в соседней комнате громко тикают часы. Тик-так, тик-так, тик-так – неуловимый отсчёт секунд до того времени, как майор Абрахам Лэй приведёт сюда свою армию.Тиканье часов заглушил скрип старого дерева – Хэнмот поёрзал на своём стуле. Вытащив трубку изо рта, он сказал:- Лэй объявил войну, и не в наших силах её отложить. Мы можем только её ускорить. Опередить его. Нападение – это лучшая защита.Его голос, как всегда, звучал мягко и рассудительно, хоть и говорил он о страшных вещах. При этих словах Ларкин выпрямилась, слегка улыбнулась и вообще стала выглядеть более уверенно. Как будто именно это она и хотела услышать.- Я согласна с тобой, - заявила она. – Справедливость на моей стороне. Если вместо того, чтобы драться, я буду прятаться, то всего лишь покажу Лэю, что боюсь его, и что не уверена в своей правоте. А это не так!- Вы действительно хотите воевать из-за нескольких лошадей? – не удержался Чарльз. Ларкин подняла голову:- Дело не только в лошадях. Янки уверен, что деньги решают всё. Я покажу ему, что мы ещё не забыли о том, что такое честь и гордость.?Значит, вы хотите воевать из-за гордости?? - едва не сказал Чарльз. Он вовремя удержался, иначе мог бы сказануть что-то уж совсем непростительное, вроде ?Эта причина ещё глупее предыдущей?. Он почувствовал, что Хэнмот смотрит на него и обернулся. Глядя на него блестящими спокойными глазами, глазами старого мудрого пустынного ящера, Хэнмот мягко спросил:- Какой у тебя план?- Вчера Лэй отправил шестерых человек искать одного коня. Сколько людей он отправит на поиски, если все его лошади пропадут? Я осматривал плантацию в бинокль, и видел, что конюшня находится на самом краю участка. Я подумал, что мог бы легко пробраться туда, расправиться с охраной и выгнать лошадей, и пока остальные будут их ловить, проникнуть в дом. Но теперь я знаю, что эти лошади – ваши, и если они утонут в болоте или потеряются в лесу, у меня будет ещё один враг, а у меня их и так много. Поэтому я предлагаю вам сотрудничество. Ваши люди приходят туда вместе со мной и уводят лошадей в безопасное место, а я заберу у Лэя ваши контракты, и тогда, даже если у него ещё где-то есть наследники, они ничего не смогут сделать и ничего не смогут у вас отнять. Либо вы отказываетесь, и тогда ваши люди не будут мне мешать, а вы не будете меня винить, если с лошадьми что-то случится.За всё время пути через горы он и десятка слов не сказал, так что теперь от такой длинной речи даже немного выдохся. Ларкин слегка улыбнулась:- А вот теперь, кажется, я начинаю вам верить. У вас глаза убийцы, мистер. Если бы вы пришли вчера, я бы велела моим людям схватить вас и сдать властям. Но после того, что я сегодня узнала… после смерти этого мальчика Дункана, сына моих друзей… - она на миг крепко сжала губы, потом тихо, зло проговорила: - Теперь он узнает, что ничто не проходит бесследно. Я согласна принять вашу помощь. И сама помогу. С вами отправятся пять моих людей. Хэнмот, ты поедешь с ним.- Я считаю, - негромко сказал индеец, - что пятерых слишком мало. Плантацию стерегут тридцать стрелков, и после сегодняшнего они будут настороже. Я возьму с собой пятнадцать человек. - Нет, - Чарльз быстро взглянул на него. – Слишком большой отряд привлечёт внимание, а я как раз этого и не хочу! - Полагаю, быть убитым в шаге от цели ты тоже не хочешь? – мягко усмехнулся Хэнмот. – Один ты не справишься. А если убьёшь Лэя, его люди всё равно явятся на ферму, чтобы мстить. Уж лучше покончить с ними сразу.- Нельзя, чтобы ваши люди лезли в драку, - настаивал Чарльз. – Кража со взломом – это одно, но набег – совсем другое! Это привлечёт к вам внимание закона, а может быть, даже армии!- Здесь есть только один закон – его закон, - с ненавистью проговорила Ларкин. – И только одна армия – его армия. Хэнмот прав: я должна ударить первой. Лучшая защита – это нападение.Чарльзу это совсем не понравилось. Он хотел предотвратить драку, а не провоцировать её. Сделав глубокий вдох, он снова посмотрел леди Ларкин в глаза и тихо, но твёрдо сказал:- Я не хочу войны. Пусть ваши люди просто отведут табун подальше, чтобы погоня затянулась. Вы получите своих лошадей и свои бумаги, а я получу сведения. Вы избавитесь от Лэя, и больше никогда меня не увидите. Всё закончится. Согласны?- Не люблю прятаться за чужой спиной, - с непроницаемой усмешкой ответил Хэнмот. – Ты выпустишь лошадей, мы перехватим их у границы плантации и погоним на ферму дальней дорогой, чтобы погоня затянулась. Но если люди Лэя на нас нападут – а они нападут – мы будем отстреливаться. Поэтому мне нужно пятнадцать человек. Если нас будет меньше, нас перебьют и заберут лошадей, и тогда вся эта затея не будет иметь никакого смысла. Я сказал.- Здесь работает всего пятнадцать ковбоев, и ты хочешь взять на дело всех, - нахмурилась Ларкин. – Но если люди Лэя потеряют вас из виду, прекратят погоню и явятся на ферму, то мы со слугами не сможем долго защищать её. Я должна подумать.- Мы можем обсудить ещё один вопрос? – Хэнмот пристально взглянул на леди, и она кивнула, потом взглянула на Чарльза, давая понять, что разговор окончен. Выйдя из дома и проходя мимо окна, он услышал, как она говорит:- Я не могу на это пойти… их место здесь…- Я всего лишь хочу выполнить свой долг, - ответил Хэнмот. Не желая подслушивать и оскорблять чужое доверие, Чарльз пошёл дальше.***Когда солнце начало опускаться за горы, с территории фермы Ларкин выехали семнадцать всадников. Семерым из них Хэнмот приказал отправиться к северо-зпадным полям Грандифлоры, чтобы быть готовыми перехватить табун на пути в горы, а если встретят на пути патрульных Лэя – расправиться с ними тихо, не привлекая внимания раньше времени. Остальные восемь поехали следом за Хэнмотом и Чарльзом дальним, кружным путём через болота, чтобы пробраться к плантации незамеченными. Дальше два отряда должны были соединиться и угнать лошадей, а Чарльз – пробраться в дом и вынудить Лэя отдать бумаги.Хэнмот ехал впереди, велев остальным двигаться за ним гуськом, след в след. Путь пролегал то по вязкой, затянутой тиной земле, то по мосткам гати, зловеще поскрипывающей под копытами. Закат окрасил вершины кипарисов в цвет тёмного золота, но у подножия деревьев клубилась дымка тяжёлых болотных испарений. Воздух здесь был спёртый, неподвижный, и любые звуки – кваканье лягушек, крики болотных птиц, стук копыт и звяканье сбруи – повисали в этом воздухе, не распространяясь дальше. В какой-то момент Чарльз, ехавший вторым после Хэнмота, совсем потерял того из виду – до того плотной сделалась мгла. Теперь он мог видеть лишь следы копыт, протянувшиеся впереди по грязным мосткам и уводившие в туман. По спине, несмотря на духоту, пробежал холодок. Позади, из тумана, донёсся голос одного из ковбоев:- Смотрите-ка, а старую гать почти совсем затопило.- Дальше будет легче, - ответил другой. – Скоро выедем на новый участок, который старый Сэм Майнер с сыновьями строил два года назад. По тем мосткам можно до самой реки доехать, если не побоишься.- Ну уж нет, я на эту гать ни ногой! Старик Майнер совсем умом тронулся после того, как её достроил. Не знаю, что там произошло, люди всякое болтают, но я слышал, что один из его сыновей так и помер на строительстве – то ли утонул, то ли аллигатор его сожрал…- А вот и она, кстати. Ну-ка, Харди, посвисти – вдруг призрак молодого Майнера ответит?Кто-то из ковбоев засмеялся, кто-то сердито выругался, призывая не болтать ерунду, и так на душе кошки скребут. Чарльз услышал, как копыта Таимы застучали по крепким доскам, и вгляделся в туман. И в самом деле, этот участок гати выглядел более новым – доски ещё не разошлись в стороны, ещё не поросли мхом и ядовитыми грибами. От этой дороги ответвлялась другая, влажные доски, поблёскивая сквозь туман, уходили налево, на восток, в сторону реки Миссисипи. Ковбои всё ещё смеялись и подначивали Харди засвистеть, и тот неожиданно согласился. Свист глухо прозвучал в тумане, сразу после него воцарилась тишина, а потом, точно в ответ, из глубины болота донёсся протяжный вздох, столь жуткий, что сразу стало понятно – вздохнул не человек. Таима испуганно вскинула голову, и Чарльз погладил её, успокаивая. Её грива была совсем мокрой от тумана.- Аллигатор, - тихо сказал один из ковбоев. Больше они не смеялись.Через несколько минут туман немного поредел, и Чарльз увидел впереди фигуру Хэнмота. Прибавив ходу, он догнал индейца. Теперь дорога стала шире и удобнее, и они могли ехать рядом. Хэнмот слегка улыбнулся ему:- Как твоя рука?- В порядке. Ты уверен, что нужно было брать с собой так много людей? Они слишком шумные. - Уверен, - голос Хэнмота был всё так же спокоен, но теперь в нём прозвучал холодок, и Чарльзу стало неловко. Как и всех индейцев, его воспитывали в строгости, с детства внушали беспрекословное уважение к тем, кто старше и опытнее. Он редко вступал в споры со старшими, разве что они откровенно унижали его, как Весельчак Барли. Хэнмот ходил в бои и разведки, когда Чарльз ещё даже детский лук не умел держать, и проявить сомнение в нём сейчас, когда они уже вышли на дело, было серьёзным неуважением. Он слегка поклонился:- Я не хотел тебя оскорбить. Ты мне очень помог. Поэтому я не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня.- Все люди страдают и причиняют другим страдания. Ты можешь горевать от этого или не обращать на это внимания, но этого не изменишь. Нужно просто делать своё дело.Помолчав и дав Чарльзу время подумать над этими словами, он вздохнул и проговорил:- Я здесь совсем недолго, а мне уже успело надоесть это болото. Местные говорят, оно с каждым годом становится всё больше. Эта долина зажата между горами и болотом, как между молотом и наковальней. Люди здесь привыкли бороться за каждую пядь земли, они сражаются всю жизнь. Те, кто едут сейчас за нами, знают, на что идут. Так же как и леди Ларкин.- Так же, как и мои предки, - мрачно сказал Чарльз. – Я столько слышал, как они устраивали войны с другими племенами по таким же глупым причинам – потому что не могли поделить между собой табун лошадей или стадо бизонов, или просто хотели проявить лихость и заслужить славу! Много храбрых воинов погибли бессмысленно, и когда пришли бледнолицые, защищать народ было некому.- Я тебя понимаю, - спокойно сказал Хэнмот. – Ты по-своему прав, но и она права. Мы все знаем, как это тяжело, когда не можешь защитить то, что дорого. Леди боролась за эту землю всю жизнь. Здесь её дом. А у меня и у тебя дома нет. У нас его отняли. И нам пришлось научиться жить без него. Ни к чему не привязываться, и всегда быть готовыми убежать, спасая свою жизнь. Знаешь, почему ты не понимаешь леди Ларкин, а она не понимает тебя? Потому что у неё есть корни. А у тебя – крылья.Чарльз взглянул на него широко открытыми глазами. Он ничего не рассказывал Хэнмоту о своём прошлом, и сейчас его глубоко поразило то, как хорошо этот человек его понимал, и как мудры были его слова. Туман болота, скрывающий и самих всадников, и шум, который они производили, остался позади. Теперь приходилось ехать очень тихо, не произнося ни слова. Отряд остановился на краю кипарисовой рощи, откуда открывался вид на поля хлопка. Уже совсем стемнело, и золотистые цветы, казалось, мягко светились в темноте. В свете звёзд стены двухэтажного плантаторского дома казались белыми, как кость. У крыльца дома неподвижно застыли две тёмные фигурки охранников. Ещё одна завернула за угол, очевидно, совершая обход. Среди полей медленно двигались всадники. Обернувшись влево, Чарльз увидел длинное здание конюшни – оно стояло в стороне от полей и отделено от них широким выпасом. С другой стороны к конюшне близко подступал лес. - Я пойду, - тихо сказал Чарльз. Спешившись, он тихо пошёл по кромке леса, пригибаясь, чтобы его не было видно за кустами. Через несколько минут он был уже совсем рядом с конюшней. Из-за стены доносился стук копыт, недовольное фырканье – лошадей слишком рано увели с выпаса, им было тесно и душно, хотелось побегать. Часовых было трое, и прямо сейчас двое из них ушли за угол, а один остался стоять у задней стены, глядя на лес, но не замечая притаившегося врага. Чарльз достал метательный нож, сжал его левой рукой – сейчас он не должен был промахнуться.Лезвие сверкнуло в воздухе и вонзилось часовому в сердце. Человек умер мгновенно, не издав ни звука, и Чарльз быстро выскочил из кустов и подхватил тело прежде, чем оно успело упасть на землю. Вытянув нож наружу, он тихо подбежал к тому углу, за которым скрылись остальные двое. Как он и ожидал, они ничего не услышали – так и шли себе не торопясь, негромко болтая. Чарльз тихо проскользнул за дверь, и лошади встретили незнакомца тревожным ржанием, их глаза заблестели в темноте, ноздри расширились, ловя запах крови. Если бы часовые хоть немного знали повадки лошадей, они бы сразу поняли, что что-то не так, но они не обратили на шум никакого внимания, продолжали болтать снаружи. Чарльз тихо прошёлся вдоль двух рядов загонов, отодвигая все заслонки и открывая двери. Некоторые из лошадей тут же шагнули вперёд, остальные остались на местах, с тревожным любопытством глядя наружу. Чарльз отошёл к дальней стене конюшни, укрывшись в пустом стойле, чтобы его не затоптали, и приложил ко рту ладони, сложенные рупором.В следующую секунду над тихими полями пронёсся громкий, протяжный волчий вой, исполненный такой злобы, тоски и голода, что у всех, кто его слышал, кровь застыла в жилах. Секунда глубокой, наполненной ужасом тишины – и конюшня взорвалась воплями ужаса. Лошади сбились в кучу и помчались наружу, едва не затоптав оторопевших охранников. Чарльз перевёл дыхание и снова завыл, заставляя лошадей бежать быстрее, спасать свои жизни, повинуясь древнему инстинкту. Громко стуча копытами, они промчались по выпасу, одна за другой перемахнули через невысокую изгородь и помчались прямо по хлопку. Наперерез им неслись всполошённые охранники, крича что-то, но их слова были неразличимы сквозь громкое испуганное ржание. Не только те лошади, что были в конюшне, испугались волка – остальные тоже паниковали, не слушались седоков, брыкались и бегали кругами. Пришпоривая бедных скакунов, безжалостно натягивая поводья, охранники в конце концов вынудили их помчаться в погоню – но тут сразу с двух сторон, с северо-запада и с востока, из леса вылетели отряды Хэнмота. Их лошади были слишком далеко, чтобы по-настоящему испугаться, и ковбои за несколько секунд окружили табун и погнали его в лес, отстреливаясь от охранников, которые с криками и руганью мчались следом. Чарльз улыбнулся, глядя им вслед. Хэнмот и впрямь знал, что делает. Но улыбка тут же исчезла с его губ, когда он вспомнил, зачем он здесь и что ему предстоит сделать.Таиму, которая ещё недавно жила на Великих Равнинах и не раз сражалась с волками, его представление не впечатлило. Услышав его свист, она тут же прибежала из леса. Чарльз вскочил в седло и уже не таясь помчался к дому по широкой дороге среди полей. Навстречу ему бросился охранник, - судя по бинтам, тот самый, что пытался зарезать его прошлой ночью. Чарльз сорвал томагавк с петли у пояса и швырнул его вперёд левой рукой. Топорик вонзился охраннику в череп, кровь потекла по обожжённому лицу. Он рухнул на колени. Чарльз проскакал мимо него, на полном ходу наклонившись и выдернув томагавк наружу. Двое других охранников в панике бросились бежать. Чарльз соскочил на землю у самого крыльца и поднялся на него. Кровь срывалась с лезвия томагавка тяжёлыми каплями, застывая на гладких досках. Он потянул за ручку двери, и она спокойно открылась ему навстречу. Лэй не запирал дверь. Ему здесь было некого бояться. До сегодняшней ночи. Оказавшись в тёмном холле, Чарльз сперва растерялся. Всё пространство было заполнено коврами, шкафами, вазами и прочей дребеденью, так что даже других дверей было не видно. Но в следующую секунду перед глазами снова появился план, который он разглядывал каждый вечер все эти недели, и растерянность сменилась жестокой решимостью. Он никогда не был в этом доме, но точно знал, где находится каждая комната, каждая ниша в стене, каждая каморка под лестницей. Лэю негде спрятаться.Очень тихо, осторожно, ни одним звуком не выдавая своего присутствия, Чарльз начал обходить дом. Он начал с первого этажа и почти сразу же наткнулся на человека. Под стол в одной из комнат забилась чёрная женщина, напуганная до полусмерти. Увидев Чарльза, она сжалась в комок, в ужасе глядя на него. Чарльз приложил палец к губам, потом тихо приказал:- Бегите отсюда. Я вас не трону.Служанка быстро выбежала за дверь, а Чарльз продолжил поиски. Осмотрев обе спальни на первом этаже и проверив для острастки примыкающий к ним зал, он вернулся в холл и начал подниматься по лестнице. Одна из ступенек слишком легко подалась под его ногой, и он быстро переступил через неё прежде, чем она успела заскрипеть. Вот он уже в коридоре второго этажа, и план дома снова огненными линиями засверкал перед его глазами, подсказывая, куда ему идти, где искать. Тихо и медленно он приблизился к одной из дверей, и услышал сквозь неё тихий щелчок. Чарльз беззвучно отступил назад и толкнул плечом ту дверь, мимо которой только что прошёл. На плане та комната, где прозвучал щелчок, была обозначена как ?кабинет?. Чарльз оказался в комнате, смежной с кабинетом, и знал, что эти две комнаты соединяет ещё одна дверь – чтобы прислуга могла тихо войти и уйти, не побеспокоив хозяина и его гостей. Он нащупал ручку двери и толкнул её вперёд.Кабинет оказался просторной комнатой. Единственное окно, очень большое и широкое, выходило на север, и весь кабинет был залит звёздным светом. Абрахам Лэй сидел за столом, спиной к окну и лицом к двери в коридор. Его правая рука лежала на столе, направив в сторону двери пистолет. Краем глаза он уловил, как открылась дверь справа от него, но не успел направить пистолет в другую сторону – Чарльз уже выхватил обрез и наставил на него:- Положи пистолет. Лэй молча смотрел на него, как будто не расслышав. Потом медленно разжал пальцы и положил пистолет на стол.- Руки вверх. Два шага назад.Впервые в тусклых глазах Лэя появилось какое-то выражение. Не страх, и даже не возмущение. Это был стыд. Ему было стыдно, что он слушается какого-то дикаря. И всё же он поднялся на ноги, поднял руки вверх и отступил назад, к окну. По-прежнему держа его на мушке, Чарльз шагнул вперёд и вправо, так что теперь письменный стол стоял между ним и Лэем. Он взял пистолет, поставил его на предохранитель и отшвырнул в сторону.- Как ты посмел явиться сюда? – проговорил Лэй с глухим отвращением, точно выплёвывая слова из тонких синеватых губ. – Немедленно убирайся из моего дома. Вон!Должно быть, он думал, что звучит грозно и устрашающе, но его голос был таким сухим и трескучим, наполняющая его ярость так искусственна, что Чарльз даже не почувствовал злости – только раздражение. - Я никуда не уйду, пока не получу то, за чем пришёл. - И что же это?- Дай мне все контракты, которые ты заключил с Джоанной Ларкин. Все, до последнего листочка.Лэй не стал противиться. Его бледные, худые, с уродливо вздувшимися костяшками пальцы деловито открывали ящик стола, шуршали бумагами. Только протянув Чарльзу большой конверт, он презрительно сморщил нос и всё так же отрывисто и скрипуче, как и всегда, произнёс:- Я так и знал. Ты обыкновенный вор, как и все дикари! Пришёл поживиться? Ограбить безоружного старика? Где же ваше индейское благородство, о котором я так много слышал?- А я много слышал о вашем армейском братстве, - сказал Чарльз, пряча конверт в сумку. - Но знаешь, кто рассказал мне, что ты здесь? Твой бывший солдат. Фил Ричардс.Чарльз позволил себе улыбнуться, но его глаза всё так же холодно смотрели в глаза Лэя, и отставному офицеру вдруг пришла в голову жуткая мысль о том, что эти тёмные глаза похожи на дула ружей. Впервые в жизни он оказался на месте тех, кого приговаривал к расстрелу, впервые в жизни стоял безоружным перед безжалостными глазами смерти, и при этой мысли у него похолодело в груди. Он взял себя в руки и сухо спросил:- Ты знал Филиппа Ричардса? Я слышал, он умер.- Да.- Что ж… он был скверным человеком, и как офицер Армии Соединённых Штатов, я рад, что он недолго нёс службу. Но как христианин, я буду молиться за его душу.- Твой бог не прощает самоубийц.- Господи, - вырвалось у Лэя. Быстро справившись с собой, он скривил губы: - Я помню, как он пытался вымогать у меня деньги. Мы случайно встретились в Канзас-Сити. С ним было несколько цветных мерзавцев. Ты один из них? Его глаза, его голос, его вопросы – всё это наполняло сердце Чарльза ледяной яростью, сдерживать которую было всё сложнее. Он представлял себе, каково было его маме стоять перед майором – тогда ещё капитаном – Лэем, слушать его, отвечать ему, как ей было страшно и больно. А между тем Лэй не умолкал. Мотнув головой в сторону леса, где скрылись всадники, он прошипел:- Мои люди сейчас убивают твоих дружков. Ты совсем один, и помочь тебе некому. Советую уйти, пока они не вернулись.Чарльз снова улыбнулся, чуть шире, и Лэй замолчал. Глядя в его неподвижные тусклые глаза, Чарльз произнёс негромко и очень спокойно, подчёркивая каждое слово:- Мои дружки сейчас убивают твоих людей. Ты совсем один, и помочь тебе некому. Советую отвечать быстро, пока я не сделал с тобой того же, что сделал с Ричардсом. Впервые за весь разговор в глазах Лэя мелькнул страх. Поднятые вверх руки дрогнули, пальцы слегка скрючились, точно пытаясь сжаться в кулаки. - Ты служил в штате Северная Дакота. Однажды из твоего отряда сбежал солдат по фамилии Ларссон. Трое твоих людей отправились искать дезертира, а когда вернулись, привезли с собой индианку. Один из этих солдат был Ричардс. Двое других – рядовой Доэрти и сержант Хаггард. Ты помнишь это?Лэй ответил не сразу. Его губы снова разжались, он заговорил отрывисто, выплёвывая слова, как раньше, но теперь в этой рваной речи ощущалась заметная нервозность:- Мои люди много раз брали пленных. Я не могу помнить всех.- Ты вспомнишь её. Она ударила Хаггарда ножом. Когда он увозил её, у него была рана на пол-лица. Должен был остаться шрам.Глаза Лэя на миг широко распахнулись, и Чарльз понял, что он вспомнил. - Что произошло, когда Хаггард её привёз?- Я… допросил её.- О чём ты спрашивал?- Я уже не помню. О Ларссоне, кажется. О том, из какого она племени. На наш отряд недавно напали индейцы. Я спрашивал, не связана ли она с этим… послушай, это было очень давно. Я не помню всё, что произошло. Я даже не помню, как её звали, и что она мне говорила.- Что было потом?- Ты должен понять. Солдат сложно держать под контролем. Особенно на оккупированной территории. Они оторваны от своих домов, своих семей, постоянно под угрозой смерти, да ещё и осознание власти над чужими жизнями… Не все способны выдержать это испытание. Это всё равно что паровой котёл. Нужно позволять ему спускать напряжение, выпускать пар, иначе произойдёт взрыв. К сожалению, солдаты могут совершать насилие в отношении населения, но это меньшее зло, нежели они нападали бы на собственных сослуживцев, как Филипп Ричардс. От этих сухих, безжалостных слов Чарльз снова почувствовал, как нарастает ярость. Ярость и тоска. Вот он, человек, который слышал последние слова его мамы. Который последним видел её живой. Не её сын, а эта бездушная, высокомерная мразь. Для него это был обычный день. Ничем не примечательный. Едва уцелевший в памяти. Как старший офицер и представитель власти, он мог одним словом решить судьбу любого человека поблизости. Он мог бы разобраться в случившемся, предотвратить беду, а вместо этого… вместо этого он позволил своим ублюдкам выпустить пар.- Ты тоже в этом участвовал? – хрипло спросил он. Лэй дёрнулся, точно от пощёчины:- Нет! Чёрт возьми, я… я бы никогда…- Тогда почему ты позволил остальным?- Ты должен понять, - повторил Лэй. - Она ранила офицера. Хаггард был в ярости. Он… он никогда мне не нравился. Сын предателя, дурная кровь. Но он был офицером, а она его ранила. - Потому что она пыталась защитить своего ребёнка. Потому что твои люди явились в наш дом, и первыми пролили кровь. Мою кровь.Лэй смотрел на него. Ещё недавно его глаза казались мёртвыми и тусклыми. Теперь только они и жили на его посеревшем лице – широко раскрытые, испуганные, потрясённые. Не отрывая взгляд от этих глаз, Чарльз поднял обрез повыше и тихо, сквозь зубы, сказал:- Её звали Летящее Перо. Вспоминай. Это ты приговорил её к расстрелу?Лэй вжал голову в плечи, проговорил сухим, шелестящим голосом, напоминающим шуршание мёртвых опавших листьев.– Это война… Это бремя белого человека – нести закон и порядок туда, где раньше царила дикость, и получать в ответ непонимание и неблагодарность…- Это ты приговорил её к расстрелу?- Это война! Закон есть закон, я всего лишь выполнял свой долг! - Мы не хотели войны. Мы старались от неё убежать. Мы не нападали на ваших разведчиков, не прятали вашего дезертира. Твои люди напали на нас. Хаггард ранил меня, Доэрти угрожал мне смертью на глазах у родителей. Доэрти и Ричардс изувечили моего отца. Хаггард увёз мою мать. Это ты приговорил её к расстрелу?Что-то новое мелькнуло в глазах Лэя, и Чарльз больше не мог сохранять самообладание. Его голос, до этого ледяной и бесстрастный, сорвался на глухое рычание:- Ты знал об этом?Лэй покачал было головой, но Чарльз не отставал:- Она тоже это говорила? Теперь ты вспомнил? Теперь ты вспомнил, что она тебе отвечала, ты, трусливый подлый убийца?! Говори, чёрт бы тебя побрал: ЭТО ТЫ ПРИГОВОРИЛ ЕЁ К РАССТРЕЛУ?!- Не смей так со мной разговаривать! – голос Лэя тоже сорвался, руки дрогнули, точно собираясь закрыть голову. – Я выполнял закон военного времени! Да, я вынес приговор, но не я нажал на курок, ты не смеешь называть меня убийцей! - Что она говорила тебе?- То же самое, что сказал ты. Что Хаггард выстрелил в её сына… в тебя. Она спрашивала, - Лэй нервно сглотнул, его глаза бегали, - она всё время спрашивала Хаггарда, что он сделал с её мужем и сыном. Но он сказал мне, что она напала на них в одиночку, что больше там никого не было, а Доэрти подтвердил это, и что я должен был сделать? Они были моими людьми, как я мог им не поверить?Ну конечно. Ведь Хаггард сперва ударил её, а уже потом велел своим солдатам избить Неда и Чарльза. Она не видела расправу, и не видела, как Чарльз затащил полуживого отца в дом и отправился по следу. Разумеется, Лэй ей не поверил. Ему было удобно ей не поверить. Не разбираться, не ссориться с обозлённым Хаггардом, а просто вынести приговор, который он в те времена выносил по десять раз на дню. И жить спокойной жизнью, думая, что всё осталось в прошлом, забыв тех, кого он приказывал убивать без суда и закапывать в грязи. Чарльз встречал много жестоких людей. Кто-то из них проявлял жестокость потому, что следовал строгому кодексу чести, как Джошуа Браун, или потому, что просто хотел этого, как Фил Ричардс. Кого-то на жестокость толкала глупость и жадность, как Весельчака Барли, или горе и безумие, как Неда Смита, или голод и страх, как его самого. Но с такими, как Абрахам Лэй, он ещё не сталкивался. Его жестокость была рассудительной и логичной, в ней не было огня ярости, один только лёд безжалостного расчёта. И это делало его ещё более отталкивающим.Лэй нервно облизнул губы. Сейчас, когда его вынудили это сделать, он вспоминал ту холодную весеннюю ночь во всех подробностях. Вспоминал каждое лживое слово Хаггарда. Он никогда не любил этого человека, они всегда враждовали, и теперь Лэй снова ощутил полузабытую бессильную ярость. Уэйн Хаггард, его подчинённый, совершил военное преступление. А он, Абрахам Лэй, не уличил его и не наказал. Он – соучастник. Да, то, что случилось с той женщиной, случалось в те времена повсеместно, в его собственном отряде это был не первый и не последний случай, и это пустяки по сравнению с бойней, которую устроил полковник Чивингтон в Сэнд-Крик или тем, что генерал Форрест совершил в Форт-Пиллоу. Они не понесли никакого наказания, но потом до конца своих дней не могли отмыться от позора. А что ждёт его, если хоть слово из того, что было сказано в этой комнате за последние минуты, просочится за её стены? Он был уверен, что трибунала не будет, что он сохранит свои звания и награды, но его репутации будет нанесён непоправимый урон. Вся его бизнес-империя, все его планы и мечты рухнут! Он не мог этого допустить. Нужно избавиться от Хаггарда и Доэрти, хотя бы руками этого ненормального. Глядя Чарльзу в глаза, Лэй протянул вперёд руки:- Я всего лишь отдал приказ. Хаггард обычно никогда не приводил приговор в исполнение, но она… она изуродовала его на всю жизнь, и он настоял, что должен сделать это сам. Тебе нужен он, а не я. - Где он?- В прошлом году, когда я ушёл в отставку, он занял моё место. Теперь он майор и комендант крепости Форт-Глетчер в штате Монтана. Я думаю, что Доэрти тоже там, по крайней мере, год назад он всё ещё не оставил службу.Чарльз ничего не отвечал, просто смотрел на него, пытаясь понять, не врёт ли он. Лэй сделал крохотный шаг вперёд:- Послушай, никто не должен знать об этом разговоре. Эта история может погубить мою репутацию, и я никогда не добьюсь успеха в бизнесе. Ты можешь пообещать мне, что никому не скажешь?Чарльз продолжал молча смотреть на него. Теперь он был уверен, что Лэй не врал. Отставной майор был абсолютно искренен – ведь разговор шёл о его бизнесе! Чарльз смотрел на него, и не понимал, как может быть, что перед ним такой же человек, как и он сам, из плоти и крови, а не из бумаги и чернил, что его руки дрожат не от раскаяния и страха смерти, а исключительно от боязни, что акции его компании потеряют в цене. В тишине комнаты прозвучал сухой щелчок взведённого курка, и Лэй вздрогнул, как будто в него уже выстрелили. Он сделал крохотный шаг вперёд. Дрогнувшим голосом пробормотал:- Я дам тебе деньги… Чарльз нажал на спусковой крючок.Заряд дроби поразил Абрахама Лэя в диафрагму. Его тело отбросило спиной назад, прямо на широкое окно. Звёздное небо за окном разлетелось на осколки, и в потоке разбитого стекла Лэй выпал из окна. Он не чувствовал, как падает, как ломаются от удара о землю его кости; всё, что он чувствовал – это немыслимая боль, распространившаяся по его телу от сквозной дыры в груди, широкой кровоточащей дыры с обугленными краями.Стекло хрустело под ногами Чарльза, когда он подошёл к окну, всё ещё держа оружие направленным вперёд. Майор Лэй лежал на земле под окном, среди жёлтых цветов хлопка, и ещё один цветок, тёмно-красный, медленно распускался на его груди. Его синие губы слабо шевелились. Остановившимися глазами он смотрел вверх, на края ямы, на своих солдат в синих кителях и мокрых от снега шинелях, которые бросали в эту яму лопаты грязной земли. - Остановитесь! – кричал им Лэй, кашляя кровью, выплёвывая землю, корчась от невыносимой боли. – Остановитесь, я ещё живой!Но они не слышали его, их лица не выражали ничего, кроме усталости и отупения от кровавой работы, они продолжали забрасывать яму землёй, а над их головами клубились грозовые тучи, и в этих тучах мелькали чьи-то чудовищные крылья. Огромная птица спустилась на край могилы и наклонила голову, глядя на Лэя раскалённо-белым, как молния, глазом. Она открыла клюв, и Лэй закричал, увидев внутри клюва множество острых зубов.