Глава 15. Первые станут последними (1/1)

Поля цветущего хлопка сверкали под солнцем, как золото. Они простирались на восток, обрываясь у изумрудно-зелёной полоски кипарисовых рощ на краю болота, и вплотную подступали к господской усадьбе. Двухэтажный плантаторский дом казался крошечным камушком, затерянным среди золотых полей, а домики работников - даже не камушками, а пылинками. Стоя здесь, на развилке ветвей старой сосны, Чарльз видел плантацию Грандифлора, как на ладони. Позади, сколько хватало глаз, тянулись горы Озарк; западный горизонт таял в серебристом сиянии – жаркое майское солнце нагревало верхушки сосен, и над ними дрожала дымка ароматных смолистых испарений. Контраст между дикими лесами на западе и ухоженной землёй на востоке был так силён, что дух захватывало. Чарльзу казалось, что он стоит на границе двух миров – природы и человека. Он знал, что в горах тоже живёт немало людей, не раз за долгие дни пути натыкался на погашенные костры и ловушки для дичи, слышал скрип колёс на дорогах и выстрелы охотников, но так ни разу и не встретил ни одного человека. Сейчас, поднеся к глазам бинокль, он рассматривал поля хлопка, обступившие Грандифлору, и ему казалось, что людей там очень много. Несмотря на то, что до созревания хлопка оставалось ещё немало времени, на полях всё равно мелькали тёмные фигурки работников. Поля неторопливо объезжали охранники, и хотя Чарльз был уверен, что они вооружены только ружьями, но не кнутами, вся эта картина навевала на него грусть. Уж очень это было похоже на то, что ему рассказывал отец. Он постарался сосредоточиться на охранниках, всё время следя за тем, чтобы не высунуться из тени ветвей, чтобы солнце не блеснуло на стёклах бинокля и не выдало его присутствия. Наблюдая за тем, как всадники объезжают поля, как охранники у ворот останавливают повозки, прежде чем пропустить их к усадьбе, он в конце концов установил, что охрана поместья составляла, по меньшей мере, человек тридцать. Возле дома росли несколько раскидистых деревьев, но больше ничего, никаких парков или садов. Чарльз понял, что ему предстоит сложная задача. Да, за время пути он много раз разглядывал план дома, и успел выучить его назубок, но до усадьбы сперва надо добраться. По открытой, насквозь простреливаемой территории, которую сторожат тридцать человек.С помощью верёвки Чарльз спустился с дерева, свистнул лошади и отправился обратно в свой маленький лагерь. Добравшись до стоянки, Чарльз первым делом проверил, не было ли у него незваных гостей. Все волоски и нитки, которые он натянул между кустами и камнями на подступах к лагерю, были целы, все вещи на месте, никаких мерзостей вроде капканов не обнаружилось. Он расседлал Таиму и отпустил её попастись, а сам прошёлся по берегу ручья, заросшему густым ивняком. На обломанных сучках ив висели заготовки для стрел, которые он три дня назад вырезал из двухлетних ивовых прутьев и развесил для растяжки. Тяжёлые камни, привязанные к концам прутьев, за эти три дня должны были придать будущим стрелам идеально ровную и прямую форму. Чарльз подошёл к одному из прутьев, сделал аккуратный надрез ножом и легко содрал тонкую зелёную кору, потом отвязал камень и снял готовое древко с сучка. Вообще-то ему больше нравились стрелы из более прочной древесины, кедровой или сосновой, но с ними было больше работы, их нужно было гладко обстругивать и шлифовать, а с больной рукой он бы этого не сумел. Так что пришлось использовать мягкую, но лёгкую и пластичную иву.Остаток дня ушёл на то, чтобы сделать для стрел оперение и прикрепить к ним костяные наконечники. Монотонная и неторопливая работа давала время поразмышлять. Привязывая к стрелам яркие перья голубых соек, которых он за время путешествия собрал немало – эти птицы летали здесь повсюду - Чарльз прикидывал в уме разные способы пробраться в усадьбу, но ни один из них не был хорош. Нужно ещё немного понаблюдать, провести качественную разведку, а не просто осмотр территории. Этим он решил заняться завтра, а пока что полюбовался новенькими стрелами, отложил их в сторону и завернулся в спальный мешок.В небе уже загорались первые звёзды. Откуда-то со стороны травянистого луга донеслось ржание Таимы, мелодичное, зовущее. Так лошади приветствуют других лошадей. Она уже несколько раз звала их за эти несколько дней. Иногда и сам Чарльз слышал далёкие голоса лошадей, но ни разу не видел самих животных. Снова прокрутив в голове несколько способов проникнуть в усадьбу, он заметил в них общую черту: каждый раз он планировал как-то отвлечь охрану и большую часть работников. Но никак не мог придумать, как бы сделать так, чтобы сам хозяин никак не отреагировал на отвлечение, остался в поместье, один и без охраны.?Это может тебе помочь. Он любит редких лошадей?. Батрак сказал это не просто для красного словца. Чарльз много раз вспоминал эти слова на пути, они постоянно оставались где-то на краю сознания, там же, где и ощущение боли в постепенно заживающей руке. Но как это может помочь? Он думал об этом, пока не заснул.Ему снился яркий солнечный свет, сухой весенний снег, и цепочка оленьих следов, протянувшихся по этому снегу. Сон был удивительно реальным: Чарльз ощущал холодный ветер на коже, боль в животе после нескольких дней голода, и даже правая рука ныла совсем, как наяву. Посмотрев на бинт, обтянувший его запястье, он подумал, что вряд ли сможет стрелять в таком состоянии. Сразу после этой мысли его обожгла холодная паника: кто-то приставил нож к его шее.Чарльз открыл глаза. Свет маленького костра выхватил из предрассветного сумрака незнакомое лицо. Над ним склонился белый мужчина, широкое щекастое лицо обрамляла тёмная борода без усов, на губах расплылась довольная улыбка. Где-то рядом послышался тихий смех, и Чарльз понял, что чужак пришёл не один.- Так-так-так, - ухмыляясь, протянул бородатый. – Значит, слухи не врут. Сучка Ларкин и впрямь наняла на работу краснокожего.- Сколько она тебе платит? – спросил второй. Скосив глаза, Чарльз рассмотрел его – тот, в отличие от своего плотного приятеля, был тощим, шейный платок болтался на длинной, как у птенца, шее. – Или, может, просто раздвигает ноги, и тебе этого достаточно?- Где Орион? – бородатый надавил ножом чуть сильнее, и Чарльз почувствовал, как по шее потекла кровь. – Мы видели лошадиные следы поблизости. Куда ты спрятал коня?- Давай отвезём его к хозяину, живо заговорит, – усмехнулся худой. - Почему бы нет, - бородач немного отодвинул нож, и Чарльз почувствовал, как ранка саднит от холодного ночного воздуха. – Руки из-под одеяла. Медленно.- Отец Илканайя в моей католической школе тоже так говорил, - захихикал худой, и бородач гадко ухмыльнулся в ответ. Продолжая смотреть на него, Чарльз медленно вытащил из-под одеяла руки, потом быстро протянул левую руку к костру, схватил стоящий у огня кофейник и врезал им бородачу по лицу.Горячий кофе, заваренный ещё с вечера и медленно подогревавшийся всю ночь, выплеснулся наружу. Чарльз успел закрыть лицо одеялом, и лишь несколько брызг обожгли ему руку, а бородач взвыл от боли и отпрянул назад. От его лица клубами валил пар, кожа на глазах покрывалась волдырями. - Твою мать! – закричал худой, отшатнувшись назад. Он выхватил было револьвер, но Чарльз уже бросил в него маленький нож. Правая рука всё ещё не восстановила былую ловкость, и он промахнулся – лезвие вонзилось незнакомцу не в сердце, а в правое плечо. Револьвер упал на землю, незнакомец с криком ужаса уставился на нож, торчащий из плеча. Тем временем бородач поднялся на ноги, но вместо того, чтобы продолжать драку, неуклюже побежал к привязанной неподалёку лошади. Сквозь череду воплей и брани Чарльз различил сдавленное:- Я приведу наших!Дрожащие пальцы худого неловко прикоснулись к ножу в плече, не решаясь достать его наружу. Чарльз бросился на него, сам выхватил нож и вонзил его снова, на этот раз – в шею возле изгиба челюсти. Человек вскрикнул и захлебнулся кровью, когда Чарльз провернул нож в ране и вспорол шею от уха до уха. Только отбросив труп в сторону, он осознал, что второй нападавший ушёл.Вскочив на ноги, Чарльз громко засвистел. Не дожидаясь, пока Таима откликнется на его зов, он схватил обрез и побежал через заросли в ту сторону, где скрылся всадник. Вырвавшись из перелеска на открытый склон, он огляделся по сторонам. Слева в узком каменистом ложе звенел ручей, берега которого заросли ивняком, справа вверх уходил пологий склон, поросший высокой травой. Утреннее небо постепенно светлело, и над травами поднималась сизая росистая дымка. Другой берег ручья порос густым лесом, и там уже начали просыпаться птицы. Сквозь журчание воды и птичьи голоса Чарльз расслышал стук копыт, и поднял левую руку с обрезом, но это оказалась всего лишь Таима. Она быстро бежала вниз по склону, остановившись лишь у самой кромки ручья. Пар срывался с её ноздрей, на ресницах повисли мелкие капли росы. Она нервно фыркнула, увидев человека, и только сейчас Чарльз понял, что он весь в крови.Нападавший, очевидно, ушёл не по правому берегу, иначе в высокой траве осталась бы точно такая же стёжка из примятой травы, как та, которую оставила после себя Таима. Он ушёл по ручью, чтобы не оставлять следов, или сразу же пересёк его и углубился в лес. Сжимая оружие в скользких от крови пальцах, Чарльз бессмысленно смотрел, как утренний туман клубится среди деревьев на левом берегу, как небо розовеет над верхушками леса. ?Я приведу наших?. Ничего не поделаешь: он упустил врага, и искать его следы сейчас – значит нарваться на этих ?наших?. Надо уходить поскорее.Времени на то, чтобы заметать следы, не было, поэтому Чарльз быстро свернул свой тонкий спальный мешок, покидал в сумку все вещи, выпил глоток кофе, чудом сохранившийся в кофейнике, а остатки выплеснул в костёр. Не тратя время на то, чтобы закрыть кострище дёрном – всё равно они уже знают, что он был здесь – Чарльз оседлал лошадь и быстро поехал прочь. И вовремя – со стороны луга уже доносился звон сбруи и громкие голоса.Таима уже сама поняла, что они в опасности, и бежала через лес так быстро, как только могла, но ей было сложно – леса тут были густые и старые, тут и там темнели кучи валежника, в которых гнездились змеи, из густых папоротников торчали камни и поросшие мхом коряги, о которые лошадь могла запросто споткнуться и сломать ногу. Чарльз понимал, что скоро им придётся повернуть и выехать на открытое место, и оттягивал этот момент как мог. Он надеялся, что преследователям так же трудно продвигаться через лес, как и ему, но судя по тому, что их громкие угрожающие крики совсем не удалялись, они не собирались отставать.Солнце уже поднималось над горизонтом, золотые лучи пронизали лес, звенящий птичьими песнями, сверкающий от утренней росы. Чарльз обернулся и увидел, как шагах в тридцати позади него среди деревьев мелькают тени всадников.- Вот он! Я его вижу! – крикнул кто-то, и в воздухе протрещал выстрел, пуля чиркнула по стволу дерева, отколов щепку. Чарльз натянул поводья вправо и помчался на восток, пригибаясь, чтобы низко нависшие ветки не били его по лицу. Впереди между деревьями сквозил просвет, и он направил лошадь туда. Преследователи продолжали палить ему вслед, и судя по тому, что теперь пули не свистели у него над головой, а чиркали по стволам деревьев внизу и разрывали лесную подстилку, он понял, что они целятся в лошадь, а не во всадника. Случись это всё много дней назад, Таима бы испугалась выстрелов и сбросила его, но сейчас она была намного увереннее и смелее, чем раньше, и лишь ответила на стрельбу возмущённым ржанием, продолжая стремительно бежать через лес.Несколько секунд спустя они вырвались на открытое место. Как и все животные, привыкшие к простору, Таима сразу же почувствовала себя лучше и с новыми силами побежала вверх по склону, а вот Чарльз на секунду растерянно зажмурился, ослеплённый ярким светом солнца. Преследователи вырвались из леса позади него, торжествующе крича – теперь, на открытой местности, погоня стала куда интереснее. - Стой! Тебе не уйти! Стой, ублюдок! – кричали они вразнобой, продолжая палить из ружей. Чарльз почувствовал, как пуля обожгла ему бок, вырвав лоскуток ткани из жилета. Обернувшись, он заметил, что преследователи немного отстали. Теперь, когда Таиме ничто не мешалось на пути, она бежала всё быстрее, с каждым прыжком выигрывая ещё немного времени, оставляя между собой и врагами всё большее расстояние. Пули коротко свистели справа и слева, рассекая траву и срезая цветы, но злобные угрожающие крики врагов, обозлённых тем, что их длинноногие скаковые лошади не могут угнаться за маленьким мустангом, становились всё тише и дальше.- Умница, - прохрипел Чарльз, заворачивая лошадь за невысокий холм и направляя в поросшую лесом лощину. У подножия склона среди деревьев густо разрослись высокие папоротники. Чарльз спешился и подвёл лошадь поближе к зарослям, которые доставали ему до пояса.- Ложись, - тихо сказал Чарльз, положив Таиме руку на шею. – Давай, надо спрятаться.Лошадь недовольно фыркнула и мотнула головой, но послушалась и легла на бок, прижавшись к земле, так что высокие папоротники совсем закрыли её светлую шкуру. Чарльз затаился рядом, держа в левой руке обрез, прислушиваясь, стараясь уловить голоса врагов. После погони сердце у него билось очень быстро и громко, но сейчас внезапно замерло – наверху, за деревьями, появились движущиеся тени.Полдюжины всадников быстрой рысью проехали по гребню холма. Их взгляды равнодушно скользнули по зарослям папоротника, и минуту спустя они исчезли за холмом. Чарльз убрал оружие обратно в кобуру, стараясь не обращать внимания на то, что правая рука опять разболелась. Продолжая смотреть в ту сторону, откуда всё ещё доносились чужие голоса, он снова прокрутил в голове то, что произошло на рассвете, все немногие слова, которые успели сказать те двое.?Где Орион???Сучка Ларкин наняла на работу краснокожего??Отвезём его к хозяину??Мы видели лошадиные следы поблизости. Куда ты спрятал коня??Эти слова снова и снова звучали в его ушах, и на них эхом откликнулся голос бывшего батрака: ?Он любит редких лошадей?Звон сбруи и голоса всадников стихли вдали, потонули в оглушительном гомоне птиц. Солнечные лучи блестели на густых папоротниках, на светло-зелёных завитках молодых листочков, ещё не развернувшихся до конца. Чарльз вспомнил, как мама учила его собирать эти завитки и варить их в котелке вместе с другими весенними травами. ?Никогда не обрывай все, нельзя быть жадным, - говорила она. – И не дёргай за стебель, а обламывай его у самой завитушки, чтобы он щёлкнул. Вот так, - и она шутливо щёлкала его пальцем по кончику носа. Чарльз фыркал в ответ, но не обижался по-настоящему. Ему нравилось, когда мама учила его собирать травы. Она всегда умела обставить это так, как будто они просто играют, а не пытаются спастись от голода. Это было сложное время, но тогда он ещё мог ложиться спать, не боясь, что кто-то попытается убить его во сне.Он сорвал несколько завитушек и протянул их Таиме. Лошадь аккуратно взяла лакомство с его ладони и благодарно фыркнула. Поглаживая её по пушистому уху, Чарльз сказал:- Отведи меня к твоим сородичам.***Спустя несколько часов наступило самое жаркое время дня. Казалось, что долина у подножия Озарка накрыта плотным мокрым одеялом. Несмотря на то, что никакого ветра не было и в помине, Чарльз всю дорогу ощущал запах гниющих водорослей и ядовитых цветов, доносившийся от болотистых берегов Миссисипи на востоке. Вскоре этот запах заглушил запах конюшни, и Таима тут же встрепенулась, радостно и тревожно заржала. Из-за деревьев донеслось ответное ржание. Лес расступился, открыв вид на широкий луг, посреди которого возвышался старый деревянный дом. Неподалёку от дома протянулась конюшня с надписью под крышей: ?ЛАРКИН?. Позади дома и конюшни находился обширный загон для лошадей. Двое ковбоев с ружьями в руках обходили загон по периметру, двигаясь медленно, как сонные мухи. Десять их товарищей столпились в узкой тени у конюшни, подпирая стены и сплёвывая на траву. Им явно было лень работать в такую жару, да и работы, собственно, никакой не было: лошади в загоне вели себя спокойно и лениво, многие и вовсе улеглись на вытоптанной траве. Затаившись за деревом, Чарльз пересчитал их: табун был крупный, тридцать шесть голов, и восемнадцать из них были мустанги. Это было видно даже издалека: мустанги выделялись среди других лошадей своим невысоким ростом и крепким сложением, и к тому же большинство из них были усыпаны мелкими пятнами, как Таима. Увидев собратьев, кобыла опять взволнованно заржала, и Чарльз положил ладонь ей на нос:- Тише.Впрочем, ковбои не обратили на шум никакого внимания. Вновь обернувшись к ним, Чарльз увидел, что все двенадцать торопливо направляются к большому дому, некоторые на ходу вытаскивали свои револьверы. Вглядевшись вдаль, он увидел, как на дороге, что вела к дому, клубится пыль, в которой мелькают силуэты всадников. Он быстро вышел из своего укрытия и крадучись приблизился к конюшне, чтобы лучше видеть, что происходит. Таима шла за ним, то и дело косилась на собратьев, приветливо махала хвостом, но не приближалась к ним: для них она была чужой, и они могли не подпустить её близко, или даже укусить или лягнуть, так что она привычно держалась поближе к человеку.Выглянув из-за угла конюшни, Чарльз увидел, как на широкое крыльцо дома вышли двое людей. Одна из них была белая темноволосая женщина лет сорока, в длинном платье с широкой складчатой юбкой, какие носят богатые леди, но при этом на голове у неё была ковбойская шляпа. Рядом с ней, держась чуть позади, стоял индеец, одетый в ковбойский костюм. Он был высокий и широкоплечий, но при этом очень худой, будто иссохший от солнца и ветра. На вид он был чуть постарше женщины, его длинные волосы, падавшие из-под шляпы, были пробиты стальной сединой. Оба держали в руках ружья. Остальные работники фермы, ковбои и слуги, также с оружием, столпились у крыльца. К дому приближались всадники, окружившие открытую повозку-фаэтон. Чарльз не мог разглядеть, кто сидит в повозке, но приглядевшись к всадникам, почувствовал, как вздрагивает сердце: у одного из них было забинтовано лицо, и из-под бинта виднелась красная обваренная кожа. Его догадка была верной: сегодня ночью на него напали люди майора Лэя, любителя редких лошадей, который отправил полдюжины всадников на поиски украденного коня.Всадники немного расступились, позволяя кучеру подвести фаэтон поближе к крыльцу и развернуть его. На сиденье откинулся худой мужчина в светлом костюме, на атласном жилете поблёскивала платиновая часовая цепочка. Он приподнял шляпу, и солнце заблестело на его тонких, гладко зачёсанных волосах, почти совсем белых от седины. Даже на расстоянии Чарльз смог разглядеть его лицо – худое, вытянутое, с глубокими рытвинами на щеках и лбу. Губы были такие тонкие, что западали внутрь, и рот казался ещё одной резкой морщиной, и когда он заговорил, то его голос звучал отрывисто и резко, точно ему было тяжело выталкивать слова наружу:- Добрый день, леди Ларкин. Прошу прощения, что явился без приглашения.- Добрый день, мистер Лэй, - ответила женщина в шляпе. Её голос тоже звучал сухо, но в нём чувствовалось живое негодование, пусть и хорошо спрятанное. – Нет нужды извиняться. Я ждала вашего появления.- Я вижу, - невозмутимо сказал Лэй, окидывая взглядом вооружённых людей Ларкин. Его собственная свита ответила короткими издевательскими смешками. Лэй снова надел шляпу и провёл пальцами по своей худой шее, затянутой в жёсткий воротничок и чёрный галстук:- У меня печальные новости, леди Ларкин. Вчера вечером я получил известие о том, что в санатории Сен-Оноре скончался мой троюродный племянник Дункан О’Лири. Я знаю, что его покойные родители были вашими близкими друзьями, и вы были очень озабочены судьбой несчастного юноши.Загорелое лицо Ларкин немного побледнело, и она крепко сжала губы, прежде чем сказать:- Верно, я тревожилась о его судьбе. Я была с самого начала против того, чтобы отправлять мальчика в дом умалишённых. Что ж, теперь ничего не исправить. Я буду молиться за его душу.- Господь не прощает самоубийц, - равнодушно отозвался Лэй. В неподвижном воздухе его голос прозвучал громко, но до странности сухо и безжизненно. Как будто ветер пролетел над обгорелым лесом, заставив заскрипеть и затрещать мёртвые ветки деревьев. – Несчастный Дункан уже пытался застрелиться после смерти родителей, я искренне надеялся, что в санатории ему помогут. Но, к сожалению, он не захотел сойти с дурного пути.- Полагаю, вы нанесли мне визит не только из-за этой новости? – руки Ларкин крепко сжались вокруг ружья.- Вы совершенно правы. Теперь, когда скончался последний представитель семейства О’Лири, я – законный наследник всей их собственности. И как ни прискорбно, один из ваших людей покусился на мою собственность.Он сделал паузу, видимо, ожидая, что женщина начнёт спорить и возражать, но та стояла молча. И тогда Лэй протянул руку, указывая на индейца, и громко, трескуче объявил: - Вчера утром этот человек – Хэнк, если я не ошибаюсь? – напал на моих людей, когда они возвращались из Сент-Луиса. Он напал перед рассветом, когда мои люди ещё не свернули свой привал, и увёл жеребца Ориона. До меня доходили слухи, что на вашей ферме работает дикарь, но я не хотел оскорблять вас необоснованными подозрениями и, тем более, обыском. Однако теперь ситуация намного серьёзнее. Хэнк увёл коня в сторону гор, и мои люди отправились следом, искали его со вчерашнего дня. Этой ночью один из них был убит.Леди Ларкин и индеец переглянулись, потом тот невозмутимо повернулся к Лэю:- Во-первых, ты ошибся. Меня зовут не Хэнк, а Хэнмот*. Во-вторых, этой ночью я никого не убивал.- Боюсь, ты лжёшь, индеец, - впервые в голосе Лэя промелькнула какое-то подобие эмоции, он слегка дрогнул от сдерживаемого злорадства. – Мистер Рейнольдс, покажите то, что вы нашли возле трупа.Один из всадников вытащил из-под седла стрелу. На кончике древка переливались под лучами солнца перья голубой сойки. Чарльз мысленно выругался: это была одна из тех стрел, что он сделал вчера. Должно быть, сворачивая лагерь, он в спешке потерял одну.- Хэнмот вернулся вчера вечером, - сказала леди Ларкин. – Он провёл эту ночь здесь, так же как и Орион, - она подчеркнула голосом последние слова, показывая, что не собирается скрывать факт, что конь был украден. – А вам, мистер Лэй, следует нанимать на работу менее подозрительных людей. Если они устроили поножовщину, то в этом нет вины моего человека.Несколько ковбоев из свиты Ларкин тихо засмеялись, а люди Лэя, наоборот, заметно разозлились. Сам плантатор оставался абсолютно спокойным:- Факт остаётся фактом, леди. Дикари были изгнаны с этих земель много лет назад. Если это не стрела вашего человека, то чья?- Это моя стрела!Все обернулись в сторону конюшни, из-за угла которой выехал всадник на пятнистой лошади. Он вмешался в разговор так неожиданно, что на несколько секунд все изумлённо замолчали, глядя на молодого человека с длинным извилистым шрамом на смуглом лице и распущенными по плечам чёрными волосами, сжимавшего в руках лук с наложенной на тетиву стрелой. Первым очнулся Лэй. Презрительно сморщив нос, он спросил:- А ты кто такой? И чем докажешь, что эта стрела твоя?- Вы получите своё доказательство, если не оставите этого человека в покое, - Чарльз натянул тетиву чуть сильнее. Он не отрывал взгляда от тусклых глаз Лэя, но наконечник стрелы смотрел вовсе не на плантатора, а на одного из его людей – того, с обожжённым лицом. Бородач пошатнулся в седле и заорал:- Вот он! Это он, тот, который убил Спаркса!- Леди Ларкин права насчёт ваших людей, - сказал Чарльз, глядя на Лэя. – Они ведут себя очень подозрительно. Им следует знать, что невежливо будить человека, приставляя ему нож к горлу. Среди людей Ларкин опять пробежал смешок, но сама леди оставалась всё такой же мрачной, а Хэнмот окинул Чарльза коротким оценивающим взглядом, и усмехнулся:- И вы приняли его за меня? Он годится мне в сыновья!- Это точно он, мистер Лэй, - проговорил Рейнольдс, отбрасывая стрелу в сторону. – Я узнал кобылу. Мы гнались за ней всё утро, прежде чем вернуться на плантацию…- И не догнали? – прервал его Лэй, неожиданно громко и живо, с неподдельным раздражением. – Я дал вам своих призовых скакунов, а вы не смогли угнаться за какой-то индейской клячей?- Твои лошади хороши, - сказал Хэнмот, слегка выпрямившись, - но нет никакого дива в том, что они не догнали аппалузу. Мой народ вывел эту породу. Они – само совершенство, плоть от плоти этой земли, бесценный дар Великого Духа.Чарльз замер, забыв о тетиве, которая с каждой секундой всё сильнее резала пальцы, и о болезненной дрожи, которая охватила правое запястье, и посмотрел на Хэнмота. Он вырос на историях о коневодах народа нимипу, которых белые называли нез-персе - ?проколотые носы? - и о том, как смельчаки из народа лакота совершали набеги на соседей, чтобы украсть их непревзойдённых пятнистых лошадей. Но это было очень давно, и за всю свою жизнь он ни разу не встречал никого из этого народа. Ходили слухи, что их истребили вместе с их лошадьми, а прочие пятнистые лошади – лишь потомки тех, которых украли другие племена. Лэй тоже посмотрел на Хэнмота, насмешливо приподняв брови:- Твоя преданность древней религии весьма трогательна. Я согласен с тобой: мустанги действительно исключительные создания. Именно поэтому они должны быть полностью истреблены. Иначе рухнет весь конезаводческий бизнес. Какой смысл разводить породистых лошадей, если каждый сможет пойти в прерию и поймать себе отличного скакуна?- Не каждый, - сказал Чарльз громче и грубее, чем собирался. Ларкин быстро взглянула на него:- Опустите лук, мистер. На моей земле вашей лошади ничто не угрожает. А вам, мистер Лэй, следует знать, что конезаводческому бизнесу угрожают не лошади, а люди. Мистер Харди, приведите Ориона!Один из ковбоев быстро ушёл и через минуту вернулся, ведя в поводу красивого белого коня. При виде жеребца глаза Лэя блеснули недовольством и алчностью. Он взглянул на леди Ларкин:- Этот конь был украден у законного владельца.- Законная владелица – я, и конь был мне возвращён, - заявила женщина, спускаясь с крыльца и подходя к Ориону, гладя его по короткой серебристой гриве. –По условиям контракта вы должны были содержать его в хороших условиях, не угрожающих его здоровью. А вместо этого вы трижды за год отправляли его на скачки! И последняя, в Сент-Луисе, была всего через месяц после пробега Канзас-Айова! – её щёки заалели, она едва сдерживала ярость. – Этот конь для меня всё равно что член семьи. Я помогла ему родиться. Я вырастила его, обучила его всему, что умеет. Я предупреждала, что он слишком молод и порывист, что у него проблемы с выносливостью, и что его нельзя слишком часто гонять. И вы приняли эти условия. А теперь посмотрите на него! Ему всего шесть лет, а он уже развалина! Сухожилия порваны, он весь накачан стимулянтами! – она провела пальцами по шее лошади, ощупывая следы от уколов. – Вы не выполнили условий контракта, мистер Лэй. Поэтому я разрываю его. И приказываю немедленно вернуть мне моих остальных лошадей.- Я не могу на это пойти, - Лэй надменно задрал подбородок. – Вы не понимаете сути, леди Ларкин. Я строю бизнес-империю, которая простоит десятилетия, и принесёт процветание и прогресс этому штату. Не стойте на пути прогресса. Советую вспомнить о моём предложении, пока не поздно.- Процветание? Прогресс? – ядовито усмехнулась женщина. – Скажите это Реджинальду Барнсу, предки которого полвека выращивали здесь табак, и которого ваши головорезы заставили продать плантацию за бесценок. Скажите это Луису Эвердину, у которого вы отняли ферму, и который теперь превратился в пьяницу. Скажите это несчастному сыну моих друзей, когда увидите его в гробу! Моей земли и моих лошадей вам не видать, так и знайте!- Я действовал и действую только в рамках закона, - сухо и отрывисто, точно ломая обгорелые ветки, ответил Лэй.- Теперь я защищаю свою землю так же, как её защищали мои родители во время Гражданской войны. А на войне законов нет.- Есть, - холодно ответил Лэй. – Есть, и очень строгие. Будь мы на войне, я бы приказал расстрелять вашего краснокожего конокрада на месте! Поверьте, я вынес достаточно смертных приговоров. Конечно, Чарльз знал, что этот тип связан с убийством его матери. Но он всё ещё не знал, что в точности тогда произошло, кто выносил приговор, кто стрелял. Он пришёл сюда в первую очередь для того, чтобы вырвать у Лэя правду о его бывших подчинённых. И всё же в те несколько секунд он, будто по какому-то кошмарному озарению, поверил, что именно Лэй отдал приказ убить Летящее Перо. И едва удержался от того, чтобы пристрелить Лэя на месте. - Я вернусь завтра, и со мной будет тридцать вооружённых людей, - сквозь зубы произнёс Лэй. – Если вы хотите войны, вы её получите! Советую проявить благоразумие!Он сделал знак кучеру и остальным своим людям, и через минуту всадники скрылись среди деревьев. В неподвижном жарком воздухе медленно оседала пыль. Ларкин оглядела своих людей, словно только что заметив, что они все сгрудились поблизости, и на её щеках опять вспыхнули красные пятна.- Кто разрешил покинуть посты? Немедленно все по местам! Да чтоб хоть кто-то ещё проник на ферму без моего ведома!..Чарльз понял намёк, и уже собрался ретироваться, но тут к нему подошёл Хэнмот: - Пошли со мной. Оставь лошадь попастись.- Другие мустанги не нападут на неё?- Даже если и нападут, что с того? – пожал плечами Хэнмот. – Пусть учится защищать себя. Это всегда пригодится.Хэнмот отвёл его в каменную пристройку с задней стороны дома. Это было что-то среднее между кухней и кладовой, длинное помещение с высоким потолком и большим очагом, от которого волнами расходился сухой жар. Хэнмот подтолкнул Чарльза к скамейке у длинного выскобленного стола и сел напротив. Его длинные сухие пальцы с мозолями, говорившими о многолетней работе с луком, обхватили правое запястье Чарльза, надавливая на кожу, ощупывая сустав:- Что с рукой?- Глупая ошибка, - пробормотал Чарльз. Хэнмот выдохнул сухой смешок, потом развернулся и зашарил рукой на полке у стены, вытащил баночку с какой-то густой мазью, начал втирать её в кожу, нажимая пальцами сильно, до боли:- Тысячелистник, корень репейника и ещё кое-что. Снимает боль на несколько часов, заодно и выздоравливаешь быстрее. Настоящее чудо-средство.- Спасибо, - Чарльз поднял на него глаза. Лицо у Хэнмота было узкое, с длинным костистым носом, смуглая кожа от ветра и возраста сделалась тускло-коричневой и покрылась глубокими морщинами. Губы были узкие, твёрдые и сухие, глаза – большие и блестящие. Он был похож на пустынного ящера, молчаливого и умного, медлительного, но когда нужно, смертоносного. - Почему ты молчишь? – глухо спросил Хэнмот.- Что я должен сказать?- Своё имя, для начала.- Чарльз.- Расскажи мне про свою лошадь, Чарльз, - Хэнмот взял кусок чистого льняного полотна, начал обматывать его запястье. – Как ты её нашёл?- Она сама меня нашла.Тонкие губы индейца прорезала улыбка, неожиданно очень тёплая:- Да… Они это умеют. Мой народ десятки лет выбирал самых резвых, сильных и умных лошадей. Они были нашими верными друзьями, нашей гордостью… Уж ты, наверное, знаешь об этом? – он кивнул на чёрное перо. – Твой народ увёл у нас много скакунов. Я ни в чём тебя не виню. Славные старые времена закончились очень давно, от них остались лишь воспоминания… к тому же, аппалузу не так-то легко увести. Они сами выбирают себе хозяев. И привязываются к ним навсегда. Раз они уходили с воинами твоего народа, значит, они считали их достойными. Ты должен гордиться тем, что у тебя есть такая лошадь.- Я горжусь, - улыбнулся Чарльз. Это было правдой. Конечно, он до сих пор грустил о Канги, ему было мучительно вспоминать о том последнем ударе ножом, но он был рад, что встретил Таиму. Она была очень умной и преданной, хоть и сладкоежкой. – Я много слышал о твоём народе. Я никогда не думал, что встречу кого-то из вас, но раз уж теперь мы встретились, Хэнмот, я хочу сказать спасибо за этих лошадей. Спасибо тебе и твоим предкам.Хэнмот снова улыбнулся и на миг приложил правую руку к сердцу, прежде чем закончить перевязку. Потом повернулся к выходу, посмотрел на пасущихся лошадей и вздохнул:- Мой народ живёт очень далеко отсюда, в Айдахо. Двадцать лет назад, когда бледнолицые явились на нашу землю и начали сгонять нас в резервации, моё племя пыталось убежать в Канаду. Только благодаря нашим коням мы преодолели долгий путь через горы, прошли через всю Монтану, ещё полсотни миль – и мы могли быть свободны. Но солдаты остановили нас у самой границы, - у его тонких губ залегла горестная складка, и он замолчал.- Они убили твоих людей? – тихо спросил Чарльз. – Или загнали в резервацию?- Некоторых убили. Остальных загнали в резервацию. Но самое худшее не это, - лицо Хэнмота опять исказилось. – Они забрали наших лошадей. Не отбили в честном бою, не завоевали их своей смелостью. Просто загнали в вагоны поездов и отправили на юг и на восток. Я никогда не забуду, как кричали наши друзья, зовя нас на помощь. Если бы моё сердце уже не было разбито, оно бы разбилось тогда… Я слышал, что когда поезда прибыли на место назначения и вагоны открыли, наружу полилась кровь – лошади стояли слишком тесно друг к другу, топтали друг друга копытами и давили насмерть. Тех, кто выжил, раздали фермерам и солдатам, они убегали, пытались найти нас, но мы были слишком далеко, и они скитались одни по равнинам, дичали и погибали… Он немного помолчал, потом сказал уже прежним, спокойным голосом:- Леди Ларкин – хорошая женщина. Когда её люди обнаружили в горах табун аппалуз, она велела отловить их и приручить, и теперь, на её ферме, они в безопасности. Но если старик Лэй получит ферму в свои руки, то я даже боюсь представить, что станет с лошадьми. Быть может, мне удастся спасти их и увести к моему народу, но я не уверен, что справлюсь.- Зачем ему эта ферма? – нахмурился Чарльз. – У него и так полно земли и денег. Почему он не может просто сам начать разводить лошадей?- Потому что ломать и отнимать легче, чем строить что-то своё, - усмехнулся Хэнмот. – Потому что он всю свою жизнь только и делал, что разрушал, и ничего другого просто не умеет. – Он поднялся на ноги и хлопнул Чарльза по плечу: - Отдыхай. Когда стемнеет, сможешь тихо уйти, не попавшись на глаза людям Лэя.- Хэнмот, я не должен сейчас убегать. Я сюда пришёл именно ради Лэя. Я… не могу сказать, зачем он мне нужен, но я могу вам помочь. Я могу пробраться в его дом и выкрасть договоры, которые заключила с ним леди Ларкин, если придумаю, как отвлечь его людей. Хэнмот немного задержался, пристально глядя на него. Потом медленно кивнул:- Я поговорю с ней. * Хэнмот (Heinmot) - мужское имя народа нимипу (нез-персе), означает "буря"