ночь (1/1)

Ночь скребется в окно темно-лиловыми когтями, и Руфус с радостью пускает ее в кабинет. К концу сентября ветер крепчает, набирает силу?— шторы вздуваются парусами гордых фрегатов, а волосы приходится собирать в высокий хвост. Осенью в нем всегда просыпается что-то тоскливое и лиричное, появляется желание вспомнить занятия по стихосложению или игре на скрипке. Пока получается держаться, мир еще не готов к такому.Где-то вдалеке ворчит гром. Тучи, полностью черные в свете одной лишь луны, медленно и неотвратимо ползут на город с запада. Руфус вспоминает, что Кевин раньше боялся грозы, но Кевин?— Брейк?— спокойно сидит в кресле напротив его стола, играется с цепью креста Пандоры на груди и выглядит таким безмятежным, что все проблемы хочется отложить на несколько часов или даже навсегда.Но потом Брейк поднимается - подскакивает, как черт из табакерки, утомленный молчанием и бездействием. Огонь в глубине его зрачка плещется бесконечной яростной жаждой движения - если уж не по доброй воле, то назло обстоятельствам. Это вызывает у Руфуса одновременно уважение, отторжение и тревогу - то, с каким болезненным пристрастием он разжигает пожар собственных эмоций, на старте практически залитый кровью и синюшной пустотой Бездны, и идет, не то опираясь о них, не то спотыкаясь, не то пытаясь от них спрятаться. Гениальная схема.А после грандиозного соло шутит про смерть и рассыпает по столу Руфуса конфеты, карты и конфетти?— прямо на важные документы?— умудряясь, кажется, быть одновременно везде и повсюду, как сейчас?— лезет под локоть, заглядывает в сводки рапортов, в самую-самую бездушную пыльную сухость?— отводит его руки, греет в своих; Руфус сидит на подоконнике, игнорируя колючий холод, но пальцы все равно немного дрожат.Брейк смотрит укоряюще.Тянется закрыть окно. Минуты бегут слишком быстро, ломано и обрывочно, как пленка, у которой порезали кадры. Вы, герцог, так и заболеть можете, говорит он ехидно и весело, порывы ледяного воздуха бьют его в лицо, откидывают назад пушистые волосы?— он фыркает и щурится, как кот на воду, а Руфус не может вспомнить, всегда ли у него был этот короткий шрам под ухом. Годы изгладили его образ в памяти, сделав светлой обтекаемой фигурой, закутанной в черное, но оставили еще тогда затравленные в зародыше эмоции?— восторг и нежность, а еще страх, когда он увидел за его спиной цепь?— и страх вовсе не за себя. Впоследствии эти самые эмоции, задвинутые на дальний план, не раз возвращались к нему в самые спонтанные моменты?— ребенок с красными глазами, белый чай, уроки фехтования, ноябрьская хмарь, стук каблуков по брусчатке, теряющийся в шуме дождя и скрежете железа о камень.Зла больше нет.Страха нет.Смерти нет.Все медленно становится на свои места - как восстанавливаются прибрежные города после наводнений.А Брейк все еще щебечет что-то про сезон гриппа.—?Мой рыцарь защищает меня от простуды? —?спрашивает Руфус?—и прикусывает язык.Неуютная неловкость становится ощутимой физически, и это далеко не из-за того, что в кабинете холодно (Руфус зябко ведет плечами), но Брейк разрушает вновь начинающийся позапрошлый сон одним движением: падает перед ним на одно колено, как делают это архангелы и херувимы, и его обветренные губы трепетно, медленно касаются желтоватых костяшек пальцев.—?Да,?— произносит он тихо-тихо,?— защищаю.Молния высвечивает совершенно непозволительную нежность в глубине его глаза?— а в следующую секунду, с раскатом грома, он весь как будто сжимается, и улыбка его становится острой и нервной.Руфус садится на пол рядом с ним, чтобы обнять.