34. Самый быстрый способ (1/1)

Иногда время летит стремительно, и ты едва за ним поспеваешь в наивной надежде ухватиться за кончик его хвоста и начать двигаться с ним в ногу. В жизни есть моменты, которые ты хотел бы растянуть до невообразимо огромной величины?— такой, что не вычислит ни один самый продвинутый компьютер. Но порой время тянется, как резина, и ты горишь в адском пламени, мечтая о том, чтобы мучения, наконец, закончились.Я не знаю, как приступить к этой части моей жизни, и руки мои трясутся от осознания того, в каких количествах зверств мне придется сознаться. На календаре перевернулась всего одна страница, а я по уши погрязла в крови и в чужом безумии, ощущаемом, как свое собственное, и едва окончательно не потеряла себя. Даже сейчас, находясь далеко от тех мест и событий, я боюсь, что я?— это больше не я, что на моем месте лишь бездушная машина непрекращающегося насилия, в которую он меня превратил. Они меня превратили.Однажды Джером сказал, что с ума может свести всего один плохой день. Он улыбался, глядя на брата и гордясь творением своих рук. И все-таки, он ошибся. Джеремайе потребовался как минимум месяц, чтобы заставить меня сломаться, принять его веру, начать мыслить и видеть, как он. Но все это началось гораздо раньше, он готовил меня медленно, шаг за шагом, превращая в кого-то другого. Точно так же поступал и Джером, сводивший его с ума на протяжении многих лет. Или?— позволявший купаться в темном омуте боли, страданий и страхов, подогреваемых жестокостью.Я не знаю, увидит ли кто-то эту рукопись, поймет ли, о чем она на самом деле. Ее начало?— наивный детский лепет глупенькой девушки, которая искала приключения на одно место, для того, чтобы найти хоть какой-то смысл в том, чтобы и дальше продлевать свое существование. Возможно, вы смеялись над этой девушкой, ругали ее, а иногда искренне переживали и качали головой, когда она попадала в передряги. Признайте, что вам ни разу в голову не пришло, что эта девушка может оказаться безжалостным убийцей, по вине которого будет покалечено и убито множество людей. Я пыталась оградить вас от этой правды, как могла?— я ведь и сама не подозревала, кем стану. Это не случается в одночасье, мы не рождается такими. Нас делают такими.Не все из того, что я писала раньше?— правда. Местами я хотела выдать себя за более глупую и наивную версию самой себя, местами?— за более сильную. Уверена, что многие из вас мне поверили. Так же, как верила полиция, так же, как верила Экко. Многие люди, фигурирующие в моей истории, уже мертвы, и они не смогут уличить меня во лжи. А другие погибнут в скором времени, и останется лишь одна версия событий?— моя. Поэтому, что бы я не написала, вам остается только верить мне на слово, верно? Ведь вы никак не сможете проверить правдивость моих слов.Все это произошло так давно. Что-то успело забыться?— некоторые воспоминания были успешно заменены другими, менее травмирующими. В записях того времени нет ничего, что пролило бы свет на случившееся, и мне приходится полагаться на свою память, которая в то время очень сильно меня подводила. Порой я и сама не различаю, где правда, а где ложь, как бы не старалась. Но есть вещи, которые не забываются, их не вытравить, как бы не хотелось.Я долго думала прежде, чем приступить, расскажу ли я всю правду, или отмолчусь, как делала это раньше, многое от вас скрыв. Смотря на бесконечные листы исписанного мелким почерком текста, я понимаю, что нет никакого смысла скрывать все это дальше. Теперь я?— монстр, который безуспешно борется со своими демонами, и вы узнаете, как я такой стала. Но сначала вернемся назад, в прошлое, к моему главному мучителю и учителю, который отдал мне так много, но отнял гораздо больше.***Я успею тысячу раз пожелеть о том, что он вспомнил об идее сделать из меня другого человека. На самом деле, он никогда о ней не забывал, и лишь ждал удобного момента, притаившись, как хищник в ожидании добычи. Я сама раз за разом шла к нему в руки, испытывая к нему настолько противоречивые чувства, что даже сейчас не смогу сказать наверняка, как именно я к нему отношусь. Это не ненависть, но что-то, близкое к этому. Не любовь, но тоска по чему-то старому, утерянному, канувшему в Лету.Тогда мне казалось, что я подходила под его представления об идеальном создании, ведь я правильно вела все отчетности, не проваливала переговоры, не дерзила и старалась предугадать каждое его желание. Но идеальной я никогда не была. Как оказалось, даже Экко он не считал совершенством. Джеремайя был из тех творцов, что вечно недовольны своими творениями.—?Она подчиняется каждому моему слову,?— заметил Джеремайя. —?С ней я переусердствовал. С тобой я хочу по-другому.Чего хочу я, он никогда не спрашивал. Действительно, какое ему было дело до бессловесной твари? Хотя рот он мне не зашивал и говорить, что думаю, не запрещал. Просто напоминал, что у каждого моего слова или же действия могут быть последствия. И я сдерживалась, чтобы не накликать на себя беду и, не дай Бог, не разочаровать его. Я не понимала, чего он от меня еще хотел. Кем я должна была, по его мнению, стать?Однажды наступил тот день, когда он ответил на этот вопрос.Джеремайя завел меня в уже знакомую лабораторию, вот только в центре было не кресло, а стол. А на столе лежал прикованный человек с завязанным ртом. Он что-то громко мычал, но я не могла разобрать ни слова, и меня пробрала дрожь, когда я поняла, что ничего хорошего сейчас не произойдет. Мысленно я отступила на несколько шагов, но внешне никак не реагировала, стараясь сохранять самообладание. Джеремайя ненавидел, когда я теряла голову, я должна была всегда быть собранной и готовой к любой работе. Поэтому я молча вошла внутрь и подошла к столу, пытаясь понять, к чему он клонит. Кто этот человек?Судя по белилам на лице и ярким теням, а так же по странной, ни на что не похожей одежде?— последователь. Один из оставшихся. Анна ловила их для Джеремайи, пока искала Джерома, если это делали не мы с Экко, и босс развлекался с этими подарочками, как мог.—?Как на это отреагирует полиция? —?только и спросила я.—?Она знает. И поддерживает,?— ответил он, протягивая мне хирургические перчатки.?Основываясь на результатах тестов и на собственном наблюдении, я вычислил, что твой период адаптации к новым условиям составляет от полугода да двух лет. К сожалению, у нас нет столько времени. А значит, чем раньше?— тем лучше, Ника?.Вот, что он сказал мне перед тем, как завел в лабораторию. Эти слова еще долго стояли у меня в ушах, как будто их сказал тот, другой, которого уже давно не было с нами.Джеремайя надел такие же?— для чистой формальности, ведь он не боялся запачкаться кровью,?— а затем взял в руки скальпель. Я бросила взгляд на выход. Джеремайя запер нас изнутри, чтобы мне в случае трусости было сложнее сбежать. С этой лабораторией у меня были связаны не самые приятные воспоминания, и босс знал, что мне захочется как можно скорее ее покинуть. Но в его планы входило кое-что другое.—?На прошлой неделе вы с Экко неплохо поработали, когда накрыли ту банду,?— заметил Джеремайя, равнодушно глядя на пленника.Тот смотрел на нас во все глаза, подавая сигналы, но Джеремайе было некуда торопиться, а я… Я не хотела смотреть на этого человека.—?Спасибо,?— ответила я.Вспышка.Тогда я едва понимала происходящее. Отстреливалась на автомате, но, к счастью, ни я, ни Экко не были ранены. С нами были несколько людей босса, и теперь они коротали свое время в больнице. Кто-то в реанимации, а кто-то?— в морге. Возможно, я тоже в кого-то попала, и мой выстрел мог оказаться для этих людей последним. Zo is het leven.*Джеремайя методично истреблял всех, кто мог быть союзником Джерома. И некоторые, боясь за свою жизнь, принимали его сторону?— как Пингвин, к примеру. Джеремайя попросту не оставлял своему брату выбора. Если тот хотел перестать терять людей, то должен был согласиться на встречу.—?Думаю, и следующее задание тебе не составит особого труда выполнить,?— заметил босс. В прошлый раз он говорил так же. —?Сейчас я расскажу, что этот человек совершил, и ты ответишь мне на один вопрос: хороший он или плохой?Это мужчина передо мной?— Ронни Томас по кличке Валет. В его биографии не было ничего выдающегося?— кутежи и грабежи, стрельба в общественных местах, мелкий вандализм. Не работал, не платил налоги, ни жены, ни детей. Убил какую-то дряблую старушку ради дорогого колье, оставил внука без бабушки. По мнению Джеремайи, такой человек?— грязь под ногами, паразит, которому нет места в процветающем обществе.Я же смотрела на него и видела другое. Большие голубые глаза, наполненные насмешкой и страхом. А когда-то эти глаза принадлежали ребенку, который перебирался на улице, чем придется. Возможно, родители от него отказались, возможно, не любили его, а может, их попросту не было. Погибли в один миг, а он остался наедине с этим миром, пытаясь выжить любой ценой. Нос с горбинкой?— возможно, какой-нибудь пьяный отморозок сломал ему его, кто знает, или Ронни сам лез в драку. Сосуды в глазах полопались, под глазами опухлости?— пил, бедолага, много, да не от хорошей жизни. Пытался убежать от себя?— а прибежал к Джерому. К тому, кто сказал ему: Ронни, быть таким, как ты?— нормально. Быть отщепенцем, быть грязью, быть никем. Но на самом деле ты?— не никто. Ты волен делать все, что захочешь, и ты можешь повергнуть этот мир в хаос, заставляя его захлебываться в собственной крови.Да, я видела это, но Джеремайя никогда бы этого не понял. И та убитая старушка, которой было плевать, кто он, когда ее убивали. И те люди, которых он ранил во время очередной пьяной стрельбы. Джеремайя был прав?— всем было плевать на этого человека. Он уже ничего хорошего не смог бы привнести в этот мир, даже если бы очень постарался. Но почему мы должны были осуждать его? Ведь мы ничем не были лучше него. Особенно я, ведь я видела все это, но не останавливала.—?Не существует только хороших и только плохих,?— заметила я. —?Я ведь тебе это уже говорила. И ты сам просил меня не мыслить такими узкими категориями.—?Как знаешь,?— Джеремайя пожал плечами. —?Я хотел облегчить тебе задачу, но тебе этого, видимо, не надо.Он неторопливо подошел к пленнику и развязал тому рот.—?Я ничего тебе не скажу, псина сутулая,?— тут же отреагировал Ронни и харкнул кровью Джеремайе в лицо.Тот равнодушно стер ее. Не выразил мимикой ни одной эмоции, даже отвращения. Джеремайе было необходимо сделать несколько операций, чтобы вернуть способность выражать свои чувства, которые, несомненно, у него все-таки были. Но он с этим особо не спешил, лишь изредко делая специальные упражнения перед зеркалом. Пока что у него получалось только хмуриться и слегка приподнимать уголки губ.—?Не торопись, Ронни,?— подчеркнуто добродушно заметил Джеремайя. —?К завтрашнему утру ты точно заговоришь.Джеремайя резко рванул рубашку на груди пленника и прижал скальпель к оголенной коже. Он забавлялся, делая неглубокие, но болезненные надрезы. Наслаждался видом свежей крови?— я знала, как сильно она ему нравилась. А еще он любил видеть страх в глазах своих жертв, любил, когда они кричали и пытались вырваться. Эти звуки казались его слуху райской музыкой, но он не настаивал на том, чтобы это нравилось другим. Джеремайя еще понимал, что это ненормально, но полностью покорился своим демонам. Не он должен был измениться?— это общество должно было согласиться с его правотой. И оно в лице доблестной полиции Готэма, к сожалению, ему потакало.—?Подойди, Ника,?— попросил он.Я не двигалась, не желая делать этого. Он схватил меня и подтащил к столу. Насильно вложил в руку скальпель. Одной рукой держал за плечо, а другой?— направлял, и мы вместе начали делать чудовищные надрезы.Я не плакала. Не потому, что не было слез. А потому, что он считал слезы проявлением слабости, и бил меня по лицу каждый раз, когда считал, что я вот-вот расплачусь.Я старалась не дрожать от страха и отвращения, потому что он не хотел видеть меня такой. А я?— вызывать его гнев. Я должна была соответствовать всем его стандартам, и он все сильнее перекраивал меня под себя. Я терпела, потому что должна была выдержать.Ведь я была его маленькой богиней победы.Богиней победы, у которой от нервов (а может, из-за лекарств) начали выпадать волосы, и ей пришлось их состричь. Богиней победы, которая, желая поддержать своего создателя, перекрасилась, как и он, в черный, и начала носить контактные линзы, из-за которых ее глаза казались неестественно-голубыми и мертвыми. Богиней победы, которая носила неяркую одежду, перестав питать любовь к светлым цветам, и украшала свои ноги порезами, стараясь понять, что он испытывал, когда делал это.?Богиней победы, которая больше не была собой.Джеремайя порылся в чемоданчике, наполненном большим количеством самых разообразных инструментов, и отобрал нужные. В течение следующих часов он показывал, как правильно вырывать ногти, дробить кости, уничтожать волю к жизни крупицу за крупицей. Впервые я видела, чтобы здоровый мужчина, измалеванный хуже клоуна, плакал, глядя на нас с мольбой. Он рассказал все, что мог, но Джеремайе все равно?— ему не нужна была информация, ему нужны были только кровь и боль, все, от чего его пытался отгородить Стрэндж, заставляя посредством терапии чувствовать отвращение.Теперь никаких преград больше нет, и Джеремайя может делать, все что захочет. Он чувствует себя Богом и заставляет меня смотреть. Наверное, он хочет, чтобы я восхищалась им?— но мне противно. Это не тот человек, которого я знала, не тот, которого я обещала оберегать.Я выхватила скальпель и порезала шею бедолаги, желая прекратить его мучения. Кровь хлынула потоком, а он все смотрел на меня и как назло не умирал.—?Не очень изящно,?— равнодушно заметил Джеремайя.Он медленно снимал перчатки, зная, что все кончено, а я еще на что-то надеялась?— прижимала к горлу Ронни Томаса полотенце, пытаясь остановить кровотечение, и надавливала сверху, пока тот смотрел мне прямо в глаза. До тех пор, пока в его собственных не осталось ничего, кроме пустоты.Он умер. А я все стояла над ним, то ли оплакивая, то ли пытаясь воскресить своими молитвами. Мое первое осознанное убийство. Я верила, что никогда не смогу пойти на это: я не смогла убить даже Джерома, который был куда более плохим человеком.—?Убийство из милосердия,?— вторил Джеремайя моим мыслям. —?Как я и думал. Ты слишком предсказуемая, Ника, и это надоедает.Он толкнул меня, ударяя об стену, а потом прижал к ней, сдавливая шею. Это было так закономерно и привычно, что я равнодушно смотрела ему в глаза, ожидая следующего шага. Но Джеремайя всегда чуял страх, даже самый скрываемый?— еще бы, он ведь питался им,?— и вдыхал его, наслаждаясь вкусом.—?Бэмби?— так тебя называет мой брат? За взгляд. Взгляд жертвы. Знаешь, что он говорит мне? —?Джеремайя наклонился к моему уху, и в эту секунду, несмотря на все отличия, он был так сильно похож на Джерома… Но нет, Джером был другим, Джером был… —??Убей меня, охотник?,?— прошептал Джеремайя и снова посмотрел мне в глаза. Он был без всей этой мишуры и маскировки, и две льдинки на его лице всасывали в себя и крали душу. —?Так решай, кто ты?— слабый олененок, на которого охотятся, или богиня, которая всегда одерживает верх.Я пытаюсь возразить, и Джеремайя хватает меня за голову и ударяет ею об стенку. Все сразу начинает кружиться перед глазами, и я падаю куда-то вниз, но он подхватывает меня и возвращает назад, потому что это не все, еще не все…Я получаю кулаком в лицо, а он шепчет:—?Почему ты позволяешь мне делать это с тобой? Может, ты что-то не знаешь о себе, Ника? Может, тебе это нравится? Я всегда оставлял на твоем теле отметины?— ты считаешь их красивыми?Он поднимает мою безвольную руку к глазам, показывая, как на ней расцветают новые синяки. Едва что-то понимая, я качаю головой, и он усмехается?— неужели его лицо больше не похоже на маску и растягивается в уже знакомой полуулыбке? Или мне это только кажется, и я все сильнее теряю связь с реальностью?Его рука блуждает по моей ноге, пока не натыкается на свежие царапины, и он поглаживает их, молчаливо спрашивая?— тебе нравится причинять себе боль, Ника? Настолько же ты безумна, как и я? А затем он сгибает ее в колено и закидывает на себя, прижимаясь ко мне еще теснее, и все, чего мне хочется?— это исчезнуть, сбежать, раствориться без следа, и больше не ощущать его всем своим телом.—?Почему, когда тебя насиловали, ты не кричала? Почему никому не сообщила? Ты сказала, что больше не позволишь никому делать это с тобой, так почему сейчас позволяешь? Ты не держишься своих принципов? Ника, Ника, Ника,?— я чувствую, как он больно впивается в меня зубами, пытаясь откусить от меня кусочек плоти, и только тогда, когда я кричу, он останавливается и снова смотрит на меня. Эти маленькие точки в его глазах почти не заметны, в них нет океана, в них одна лишь пустота, как у Ронни Томаса, все еще лежащего на столе; как у рыбы, прибитой к берегу. —?Я не для того так мучился с тобой, чтобы ты не сопротивлялась. Я учил тебя драться?— так дерись.Все качается перед глазами, но я ударяю его по ноге. Силы удара не хватает, Джеремайя даже не пошатывается. Ему не больно?— и я начинаю бить его по рукам, по ногам, по груди, я не понимаю, кто передо мной, ведь это не может быть Джеремайя, не может быть мистер Уайльд. Я пугаюсь этого холодного незнакомца, этого хищника, желающего меня разорвать, я чувствую себя такой слабой, я не могу защититься от него.—?Я боюсь тебя,?— вырывается непроизвольно, и он отпускает меня, делает шаг назад, смотрит невыразительным взглядом, оправляет одежду.Он снова спокоен и равнодушен, во взгляде нет наслаждения или желания причинить боль?— разочарование разве что мелькает в нем, и то недолго. Он весь такой чистый и ухоженный?— хлопают ресницы, накрашенные черной тушью,?— а у меня вся одежда помята и руки в крови, и я не чувствую себя способной хоть на что-то.—?Позови, когда перестанешь бояться.Он выключает свет и уходит, оставляет меня наедине с трупом, и я падаю на пол, сворачиваясь в клубок. Снимаю перчатки, пытаюсь вытереть руки о футболку и бьюсь в конвульсиях, как будто вот-вот умру, как будто мне не хватает воздуха, но воздуха вдоволь, только нет воды и пищи, и это так знакомо, все повторяется снова?— меня заперли, и я одна.—?Мистер Уайльд,?— шепчу я, а может быть?— кричу, не знаю, но много раз, и так по кругу:?— Мистеруайльдмистеруайльдмис…Потом мне это надоедает, и я зову Экко, смутно надеясь, что она будет проходить мимо и услышит меня, но я знала, что не услышит?— не в таком месте, которое спроектировал Джеремайя.Он возвращается, когда я относительно спокойна?— протягивает мне руку, помогая встать, а затем скручивает мне руки и прижимает к столу, заставляя заглядывать в лицо трупа. Я ударяю своего мучителя и вырываюсь, скручиваю его руки в ответ, но он стал гораздо сильнее с наших последних тренировок и освобождается еще быстрее, чем я. Прижимает меня к себе, но я вовремя выставляю между нами руки, ударяю его и отхожу назад, глядя затуманенным взглядом, полным ненависти и отчаянным желанием бороться до конца.—?Молодец,?— говорил он и открывает передо мной дверь. —?Значит, я все-таки не ошибся в тебе.Джеремайя заставляет меня почувствовать свою ошибку. Я тащу труп до самого выхода из лабиринта, и на полу остаются красные разводы. Я рою безымянную могилу для Ронни Томаса, куда сбрасываю его тело и закапываю. Мне приходится вымыть весь лабиринт, и никто мне не помогает. Но вытереть кровь с рук не так легко, и она остается там навсегда. Я ее не вижу, но знаю, что она есть, и я больше не совершаю таких ошибок. Джеремайя приводит новых людей?— и мы пытаем их вместе, выбивая из них информацию, но Джеремайя больше не делает этого ради удовольствия, он останавливается ровно тогда, когда надо, а затем отпускает их. Полиция об этом знает.Вспышка.—?Этого человека зовурт Роберт,?— шепчет его голос над ухом, его руки на моих плечах, а сам он только смотрит, как я медленно вырезаю улыбку на лице своей новой жертвы. —?Днем он обманывал людей, отнимая у них квартиры, а ночью скитался по улицам, убивая, кого вздумается. Но он слишком хитер, никто не мог его поймать. Роберт совершил всего одну маленькую ошибку: доверился моему брату.Я смотрю на то, что осталось от лица Роберта, но ничего не испытываю. Для меня это не человек, это всего лишь очередное тело на лабораторном столе, которое можно вскрыть и зашить обратно; тело, которому можно отрубить руки и ноги, и оно даже будет благодарить за то, что оставили его в живых. Я сама выбираю наказание для всех них, и мне приятно, когда Создатель меня хвалит, мне нравится, когда он забирается руками в горячее нутро распоротого Роберта, а затем измазывает в крови мое лицо, мои губы, мои волосы, а затем позволяет проделать все то же самое с ним, и мы прижимаемся друг к другу лбами, водя друг по другу окровавленными руками, ловим дыхание друг друга и понимаем, какие мы все-таки больные ублюдки, но никто нам об этом не скажет, ведь никто ни о чем не узнает.Никто не узнает, кроме Экко, которая заходит так не вовремя и так вовремя одновременно, и Джеремайя утягивает ее в наши объятья; вскоре и она становится красной, и улыбается шире нас всех, больно вцепляясь ногтями мне в руку. Они сдавливают меня со всех сторон, и я задыхаюсь, и падаю, падаю, падаю… все ниже. Туда, откуда мне уже не выбраться.Стоит мне оказаться в своей комнате, я разбиваю зеркало кулаком, не в силах видеть чудовище, которое в нем отражается.Я не могу это остановить. Не сейчас.Иногда я сама нахожу нужных людей. Иногда мы делаем это вместе с Экко. Джеремайя никогда не делает это своими руками?— за ним следят. Это я опускаю биту или здоровенный молот на голову очередному человеку, который может что-то знать?— но так, чтобы не убить, Экко показала, как правильно.У нас всего две роли: бедная заблудившаяся дурочка, которая спрашивает у незнакомца дорогу, и та, что смертоносно подкрадывается сзади и вырубает очередную жертву. Роль дурочки мне идет: я маленькая и умею делать плаксивое лицо. Но мои волосы не подходят, и приходится носить парик. Для других я?— блондинка с двумя милыми хвостиками, в округлых очках и с большой стопкой книг в руках. Я ищу то библиотеку, то больницу, как бы невзначай поправляя сползающие чулки, и в упор не замечаю желание собеседника мне навредить.Экко справляется с ролью не хуже меня, но играет иностранку с жутким акцентом, которая хочет осмотреть все главные достопримечательности Готэма, вот только отстала от своей экскурсионной группы и не знает, в какой стороне ее отель. Играя, она так преображается, что даже я не замечаю фальши. Она может сыграть любую эмоцию?— страх, восторг, печаль, боль, обреченность,?— и я знаю, что она может сыграть заботу, сыграть любовь. И никто никогда не узнает, что это была всего лишь игра.Вторая роль куда более ответственная. Нужно уметь чувствовать своего партнера, успевать реагировать и вовремя вырубать очередного негодяя. Или же подавать сигнал опасности и бежать. Я вижу Экко в том самом костюме Арлекина, в белой устрашающей маске, скрывающей лицо, и она движется неотвратимо, как смерть, пока жертва ничего не замечает. Я вижу ее глаза в тот момент, когда она наносит удар, чувствую, как она широко улыбается под маской, ведь она тоже любит причинять боль?— она ненавидит все, что связано с Джеромом. Видеть ее жаждущий крови взгляд куда страшнее, чем находиться по ту сторону и самой вырубать очередного незнакомца, который ничего не скажет, но послужит хорошей потехой для моего Создателя.Вспышка.Джером больше не может игнорировать действия брата. Он выходит на связь, заявившись в условленном месте со сворой своих людей, которые вооружены до зубов и готовы начать атаку. Он осторожен, но привычно развязен и весел, и по нему не скажешь, что еще недавно он мог умереть от потери крови.—?Так самонадеянно с твоей стороны было позвать меня и решить, что я прийду по первому же твоему зову… И знаешь, я действительно решил заглянуть на огонек,?— паясничает он, как бы невзначай играясь с небольшим отливающим серебром револьвером. —?А ты изменился, братец. В лучшую сторону. Не думал, что за тобой кто-то пойдет,?— ухмыляется. —?Уже был готов тебя утешить, подставить свою жилетку для слез! А тут… —?Джером восхищенно присвистывает, видя, что перевес на стороне Джеремайи. —?Вижу, у тебя тут и мои перебежчики. Фрэнк, это ты, Фрэнк? —?в упор смотрит на здоровенного бугая.Для Джерома они все?— на одно лицо, куда проще называть всех Фрэнками, чем запоминать имя каждого. Но он прав: Джеремайя переманил бывших жертв на свою сторону, и те искренне считают, что будущее за ним. Потому что он безумнее, чем Джером.—?Отлично выглядишь! —?продолжает Джером свой спектакль, подходя к Джеремайе слишком близко. Но тот не шевелится, дав знак нашим не приближаться. —?Какими кремами пользуешься? Брось, братишка, не стоило ради меня так прихорашиваться, все ж свои.—?Мы сюда не смеяться пришли, Джером,?— останавливает его мой Создатель.Я стою в стороне, наблюдая за обеими сторонами, и готова начать драться, но ничего не происходит. Джеремайя говорит монотонно, скучающе, а Джером, что удивительно, не перебивает, только смотрит несколько удивленно, разглядывая каждую черточку некогда похожего, а теперь совершенно незнакомого лица.—?Он не улыбается! —?замечает Джером раздраженно, все-таки прерывая Джеремайю на полуслове, и смотрит в сторону, разговаривая с невидимым собеседником:?— Кого хрена он не улыбатеся, ты, чучелмэн недоделанный? Я тебе разве за это платил? Да, знаю, что не платил. Но у нас был уговор! —?Джером картинно поводит плечами и, закатив глаза, снова поворачивается к брату. —?Ты уж прости его, убогого,?— кладет руку на грудь. —?Парень?— голова, но, кажется, все перепутал. Я не просил скучную белую поганку вместо брата. По моей задумке ты все время должен был улыбаться.Джером указывает пальцами на свои шрамы, из-за которых на его лице запечатлена вечная улыбка. Для своего брата-близнеца он, видимо, желал чего-то похожего, вот только Пугало не справился с поставленной задачей. Меня передернуло, когда я представила Джеремайю, который постоянно улыбается. Зрелище это было бы то еще. Такое не идет даже Джерому?— он кажется только более пугающим из-за этого несоответствия между тем, как он выглядит, и тем, что он на самом деле чувствует.Джером умеет болтать и тянуть время. Очевидно, он продолжает ждать подставы от своего брата, и поэтому тот спешит его ?успокоить?:—?Те два снайпера, которых ты позвал сюда с собой, на самом деле работают на меня. Я могу в любой момент убить тебя.—?Не заливай,?— тут же становится серьезным Джером и наводит дуло револьвера на его голову. —?А даже если и так, что мне помешает нажать на курок раньше, чем это сделают они? —?Джером оборачивается к своим последователям, видимо, ожидая их реакции. —?Я ведь прав, парни?Те с энтузиазмом поддакивают. Видно, что были бы не прочь и сами напасть на Джеремайю. В отличие от тех, кто уже побывал на его столе, они понятия не имеют, что он из себя представляет. Для них он просто какой-то хрен с горы. Все они шумные, размалеванные, веселые, как будто только что пришли с очередной пьянки. Того и гляди нападут, с ними нужно было держать ухо в остро.Наши выглядят настороженно. Им не хочется вот так быстро терять своего лидера. В отличие от Джерома, он платил им, а некоторым смог аннулировать сроки за мелкие преступления. Не зря же он сотрудничает с полицией. Бывших последователей Джерома невозможно отличить от других людей. Все одеты одинаково строго, в черно-белые цвета. Волосы уложены, на лицах?— минимум косметики. Никакой яркости, никакой индивидуальности. Мы все словно выцвели и превратились в ничем не примечательную серую массу. Мы — невидимы.—?Убивать меня после стольких месяцев тяжелой работы? После того количества отравы, что извел на меня мистер Крэйн? Не думаю, что ты настолько глуп, Джером. Именно поэтому ты согласишься со мной: нам стоит объединиться.Джеремайя, как и обычно, говорит тихо, и люди Джерома невольно стихают. В словах моего Создателя есть резон, и они уже чувствуют, что драки не будет. Чувствует это и их предводитель, но не хочет так просто сдаваться. О снайперах ему приходится забыть, и он пытается заболтать брата, параллельно выдумывая новый план. Все это легко читается по его глазам.—?Ууу, мой умный, но нехаризматичный брат что-то задумал? —?Джером поводит бровями. —?Или хочет меня остановить? Ты ведь на стороне полиции, это все знают. Ловишь меня, ?чрезвычайно опасного преступника, которому место в Аркхэме?. Я смотрел все твои выпуски, ты был хорош. Люди верят тебе, ты здорово поднялся на моем имени. Не забудь заплатить мне проценты, они мне причитаются. Оу, а еще я могу подать на тебя в суд за клевету. Мы же с тобой оба понимаем, что не все из того, что ты им там наговорил про меня?— правда.Джеремайя игнорирует все попытки собеседника увести разговор в сторону. Он смотрит на часы, намекая, что Джером говорит слишком долго, и сам прерывает его.—?Если бы я хотел упечь тебя в Аркхэм,?— медленно говорит он,?— ты бы уже был там. Найти тебя не составило труда, куда сложнее было замести за тобой следы. Сотрудничество с полицией нужно для отвода глаз, иначе они бы начали что-то подозревать. У меня не такая большая свобода действий, как у тебя, Джером.Джером несколько успокаивается и опускает пистолет, криво усмехаясь. При этом он… удивлен?..—?То есть это тебе я должен быть благодарен за то, что могу сколько угодно встряхивать Готэм, и никто меня не остановит?Джеремайя кивает. Джером начинает громко смеяться и с силой бьет брата по спине?— тот едва заметно морщится, что выдает лишь судорога, которая пробегает по его щеке, но ничего не говорит.—?Мой брат… который хотел, чтобы я сгнил в камере… спасает меня от полиции! Ну делаааа,?— новый приступ смеха. Все стоят с каменными выражениями лица, даже его последователи, и только один он веселится. —?Значит, токсин и правда подействовал. Что ж, я рад,?— он отряхивает несуществующие пылинки на одежде Джеремайи, поправляет его воротник и, довольный, снова хлопает его?— на этот раз, по плечу. —?И что ты хочешь мне предложить?—?Я планирую взорвать Готэм.После этого следует пауза, за которую все осмысливают сказанное. Лица последователей Джерома вытягиваются, некоторые выдают неуверенные смешки, думая, что это просто шутка. Однако Джеремайя больше ничего не добавляет. И смешки стихают.—?Звучит интересно. Ты что, весь-весь город подорвать собрался? А дальше что?Джером выглядит искренне заинтересованным. Как и остальные, впрочем. Мне же все это крайне не нравится. Я впервые слышу об этом и не знаю, как реагировать. Неужели это правда? Почему он ничего мне не сказал? Зачем ему это нужно? Как он собрался осуществить задуманное?—?Не весь, но Готэм это перевернет. Я дам им время уехать, если они захотят. Будет неразбериха. Ты можешь делать все, что захочешь. В том числе, осуществить свой старый план. Я могу помочь мистеру Крэйну сбежать, и он сделает еще порцию токсина.Эмоции на лице Джерома постоянно меняются от радости до удивления. Он даже наклоняется вперед, вглядываясь в глаза брату, чтобы проверить, действительно ли тот говорит серьезно. Если даже мне трудно было поверить, что Джеремайя способен на такое, то что уж говорить о Джероме. В последний раз эти двое виделись, когда Джеремайя еще был слаб, и максимум, что мог сделать?— снова запереть Джерома в надежном месте.Я помню их разговоры, когда Джером еще сидел в камере. Тогда мистер Уайльд тоже предлагал сотрудничество, вот только все оно сводилось к тому, что Джером останавливает беспорядки в Готэме и получает за это более вкусную еду. А еще Брюса, вот только Брюса Джеремайя решил оставить себе.Сейчас же Джеремайя сам хочет разрушить Готэм и предлагает Джерому присоединиться. Да еще и воспользоваться токсином, который он прекрасно видел в действии, а значит, хорошо знал, как тот ужасен. Я слишком заторможенна, и никто не может прочитать по мне, что я чувствую, но мне так и хочется подойти к боссу и хорошенько его встрясти. Но нельзя.Что ты творишь?!—?Пиздишь? —?в лоб интересуется Джером и спустя паузу заходится очередным приступом смеха.Джеремайя хмурится, и это единственное, что выдает его состояние. Он снова смотрит на часы, наверняка считая, что зря теряет свое время. Валеска успокаивается, смахивая воображаемую слезу.—?Ладно-ладно, так и быть, поверю, чего ты сразу киснешь?.. —?он похлопывает его по лицу, выводя Джеремайю из себя еще больше. Боссу выдержки не занимать, но позже он обязательно за это отыграется. —?В этом нет необходимости. У меня осталось кое-что из старых запасов. Пусть мешкоголовый пока останется в этом замечательном санатории. Я на него несколько обижен. Но ведь ты можешь доставить бомбу прямо туда, да? Я бы посмотрел, как от Аркхэма не остается даже мокрого места.Для Джерома все это было лишь еще одним способом повеселиться. А для Джеремайи?— чем-то большим.Он хотел использовать Джерома для отвлечения внимания, и не пошел бы на сотрудничество с братом, не будь тот ему полезен. Делать что-то сверх своих планов он не собирался.—?С этим ты и сам справишься.—?Фи, как грубо,?— фыркает Джером, совершенно, впрочем, не удивляясь и не обижаясь такому ответу. А затем пожимает плечами. —?Но я привык. Ты всегда был таким, братишка. Ну что ж, хорошо. И какие твои условия?—?Не мешай мне.Валеска закатывает глаза, громко шепча как будто бы про себя: ?Да он издевается…?—?И все? Я в твои игры не играю, братец. На тебя это как-то не похоже, тебе всегда все и сразу подавай. —?Джером притягивает его к себе за одежду, приставляя снизу к подбородку револьвер, и люди с обеих сторон вновь волнуются, не зная, стоит ли им вмешиваться. —?Признавайся, что еще ты задумал, иначе твои мозги окажутся вооон на той стене. И не посмотрю, что родная кровинушка.Джеремайя выдерживает его взгляд, а затем резко отдирает руки Джерома от себя и слегка толкает. Слегка?— так ему кажется, но Джером едва не теряет равновесие. А ведь он мог случайно выстрелить. Джеремайе все равно. Он неторопливо отряхивается. Ему не нравится, когда ему угрожают, и больше терпеть этого он не намерен.—?Это все,?— твердо говорит Джеремайя. —?Но ты будешь мне должен.—?Я? Тебе? Ха-ха, Майя, ты хотя бы в курсе, сколько ты мне уже должен? Нет? Терпеть нашу мамашу, знаешь ли, было не самым легким делом. Как и убирать дерьмо за слонами. Ты вообще в курсе, как много они срут? Я был по уши…Джеремайя достает рацию и показательно покачивает ею из стороны в сторону.—?Снайперы все еще тут. И если ты с чем-то не согласен, я с радостью сдам тебя и всю твою… —?босс презрительно осматривает последователей брата, — …компанию полиции. Ты не в том положении, чтобы отказываться. К тому же, предложение довольно выгодное, ты не можешь с этим не согласиться.—?Ага. Только от твоего ?но? у меня все так и чешется. Твои просьбы ничем хорошим не заканчиваются. О чем ты попросишь на этот раз? Сжечь тебя прилюдно на костре? Я бы не против, но я через это уже проходил. На твоем месте в итоге окажусь я. Меня не покидает такое чувство… как же оно называется… —?делает вид, что задумался. —?Ах да, как будто ты снова собрался использовать меня. ДЕ-ЖА-ВЮЮЮЮЮ.Джеремайя смотрит на него без всякого выражения, и в итоге Джером сдается.—?Ну хорошо, доверюсь тебе в последний раз, братишка. Хуже уже не будет.Никаких обещаний, никаких письменных договоренностей. Они молча расходятся, так и не опустив переговоры до уровня простого мордобоя. Временно закапывают топор войны, чтобы объединиться во имя великой цели. Какой, правда, никто не знает. Даже Джером не понимает, что творится в голове его брата, а ведь совсем недавно заявлял, что только он может постичь все хитросплетения планов этого безумца.Джеремайя знает, что делает.Или нет?Братья расстаются не врагами, но и не друзьями. Полиция все так же не может найти Джерома?— только его пешек. Они чувствуют, что что-то не так, но у них нет никаких доказательств. Создатель больше никак не связывается с Джеромом, и тот тоже прекращает через трупы передавать послания. Очередное затишье. Перед очередной бурей… нет, ураганом пятой категории, который все снесет, ничего после себя не оставив.Время течет… Кап, кап, кап… Как кровь стекает по бортикам моей ванны, как я растворяюсь, превращаясь в ничто.Вспышка.Мне становится все сложнее держаться, я не считаю, что пью и сколько. Иногда у меня самые настоящие галлюцинации, и скрыть это уже невозможно. Изначально он закрывал на все глаза, но не теперь. Я испугала своим поведением даже Брюса, внезапно выскочив из-за угла и начав что-то кричать, а для него я должна была создавать видимость себя прежней. Поэтому…Джеремайя заходит ко мне в комнату. Он никогда в ней не появлялся, и я всегда считала себя защищенной, но вот он здесь?— смотрит на меня немигающим взглядом, и его пробирающий до костей голос вкрадчиво интересуется:—?Какие таблетки ты принимаешь, Ника?Он находит все пузырьки, а их много, и заставляет все спустить в унитаз. Он знает, что я подделывала рецепты, он знает, что я не появлялась у психотерапевта, за которого он платит, он знает обо мне все. Да, я переборщила и потерялась, и он перетаскивает в свой кабинет кушетку, насильно укладывает меня на нее, а сам садится за свой рабочий стол, как доктор, и просит сказать ему самой, что со мной происходит. Я молчу?— только открываю и закрываю рот, как рыба, и он говорит какую-то чушь про заботу, ту, в которую еще верил мистер Уайльд, но Джеремайя верить?— не должен.Его ?я-разочарован-в-тебе? заставляет очнуться, выбраться со дна и вдохнуть воздух, и я говорю ему что-то?— что-то, чем он остается доволен, и он кладет передо мной три мои тетради: одна?— для заметок, вторая?— дневник, третья?— незаконченная рукопись.—?Я не читал их,?— убеждает он. —?И ты снова будешь их вести.Он сажает меня за свой стол, как раньше, а сам садится напротив, внимательно следя, как я вожу карандашом по бумаге, но на ней не остается ничего, кроме неразборчивых каракуль. Он снова вздыхает?— он огорчен?— он выглядит, как мистер Уайльд с его дурацким пробором, очками и поджатыми губами, но это не он, это Джеремайя, а Джеремайя?— другой.—?Почему я должен возиться с тобой каждый раз, когда у тебя происходят срывы? —?спрашивает он, стуча пальцами по столу.—?Потому что Вы мне их и устраиваете,?— замечаю я и хватаю его руку прежде, чем он меня коснется.—?Молодец,?— снова, как тогда, бросает он скупую похвалу, и я улыбаюсь?— кажется, искренне. —?Вы разместили все устройства там, где я сказал, верно?В голове вспыхивает образ большой комнаты с сотнями генераторов. Если украсть такое богатство, пропажа будет слишком заметна. Так что часть генераторов мы заменили обманками, а другую якобы вывезли на продажу, не забыв подделать всю необходимую отчетность. На деле мы, конечно, ничего не продавали,?а устанавливали их один за другим, перенастраивая цепи так, как он научил. Не справишься?— подорвешься вместе с генератором. Все просто.Как же все это тяжело.—?Да,?— я прижимаю его ладонь к своей щеке и долго на него смотрю. Никто из нас не мигает. —?Брюс будет доволен.—?Я знаю,?— улыбается.?— Мой брат тоже.Вспышка.Я просыпаюсь от того, что все мое тело выкручивает. Мне кажется, будто Джеремайя ломает мне кости одну за другой, а сердце бьется так быстро и так сильно, что вот-вот разорвется от перенапряжения. Я вскрикиваю, мне больно, но больше я не могу выдать ни звука. Экко трясет меня, пытается привести в себя, трогает лоб и говорит, что все почти закончилось, что мы движемся к победной черте, он не должен узнать, что я так слаба, потому что больше он этого терпеть не будет.Я улыбаюсь ей и говорю, что все в порядке, но она меня не отпускает, и так мы проводим остаток ночи. А потом я пододвигаю к себе тетради, и понимаю, что из нового в них?— одни шифры, которые не разгадает ни один дешифровщик. Джеремайя не следил, что я пишу, ему было все равно, и я потеряла несколько недель своей жизни, отключив все чувства и мозг и тупо подчиняясь приказам.Я сидела на полу, невидяще водя руками по строчкам, и мне стало по-настоящему страшно. Кем я была все это время? В кого я превратилась? Кажется, кто-то украл мою жизнь, притворялся мной, а потом забросил меня обратно в собственное тело, и теперь я совсем не знала, чего ожидать. Мне стало так противно от самой себя?— как я могла так низко опуститься? Почему никто не заметил подмены? Или им просто было так удобно?Но на самом деле я понимала. Все понимала.Я тоже прекрасная актриса, Джеремайя. Ведь у меня был один из лучших учителей.***С трудом доковыляла до ванной. Только для того, чтобы наконец увидеть, во что я превратилась. Болело все тело, но, к счастью, я точно знала, что никаких серьезных травм не было. Даже ребра не треснули?— уже хорошо. Оперлась на раковину, невольно копируя позу Джеремайи, и заглянула в зеркало, осознавая, насколько я отвратительна. И, естественно, испугалась, когда увидала, что часть моего глаза отделилась и красовалась на белке. А сами белки были красными. Наверное, если бы я вдруг решила заплакать, вместо слез из глаз потекла бы кровь. Один глаз плохо видел, и немудрено: ?отделившаяся? часть была всего лишь линзой, которая за время сна уползла к краю век. Я не могла решить: снять ли мне линзы, избавившись от постоянной боли в глазах, или продолжить в них ходить, делая вид, что все в порядке. В итоге просто вытащила линзу, приложив к этому немало усилий, и бросила ее под раковину. Один глаз оставался зрячим?— уже хорошо.Под ним красовался здоровенный фингал, который переливался всеми оттенками черного и синего. Нужно было вырубить очередного парня, который знал слишком много. С этой задачей я успешно справилась, только он оказался довольно крепким малым и сдаваться не желал. Мне было все равно, что с ним сделают потом, потому что и я знала слишком много, чтобы как-то на это реагировать. Главное, что это не придется делать мне. Джеремайя захотел с ним поиграться.Руки дрожали?— ну, конечно. Мой организм протестовал против всего, что с ним делали и умолял о передышке. Болело все, но я пыталась не обращать на это внимания. Раньше все проблемы решало обезболивающее, но после того, как Джеремайя высыпал и вылил все, что у меня было, пытаться достать другое было чревато. Экко следила за мной, чтобы со мной ничего не случилось, как будто я была слабой или больной, только это было не так. Для того, чтобы хорошо притворяться, нужно не просто казаться кем-то другим, нужно действительно стать другим человеком. Возможно, ?я? из прошлого, вся сотканная из нервов, одиночества и суицидальных наклонностей, гордилась бы мной. Я исполнила ее мечту. И выжила.Губа у меня была разбита (впрочем, она почти уже зажила), но тут я сама виновата. Я сопровождала Джеремайю, который, как обычно, хотел мне что-то показать, до одного обжитого им местечка, которое раньше было крематорием. Об этом я, правда, узнала чуть позже, а поначалу пыталась понять, что он говорит. Иногда его мысли казались непоследовательными, вырванными из контекста, он словно забывал о том, что я находилась рядом. Заострял мое внимание то на ступеньках, то на каменных стенах, то на высоких потолках. Мистеру Уайльду ни за что бы не понравилось такое обезличенное, холодное место. Я бы даже сказала это Джеремайе, но он ненавидел, когда я разделяла мистера Уайльда и его. В конце концов, они были разными личностями исключительно для меня. У Джеремайи была память его предшественника.Его равнодушие и жестокость умножились во много раз, но он старался оставаться вежливым и справедливым?— в своем понимании. Иногда его желание научить меня чему-то переходили все границы, и я больше не хотела ему верить. Не хотела ему служить. Но срываться с крючка было рано. Он должен был видеть, что мне тяжело даются все изменения, должен был считать, что я совсем хрупкая, и нахожусь на грани безумия. Я знаю, что когда-то он обманывал меня точно так же. Думаю, он мне не доверял. Как и никому. К тому же, он просто обожал актерство, любил выставлять себя слабым, любил внутренне насмехаться над тем, кто жалел его. Иногда у него с Джеромом было так много общего… Я не смогла разглядеть фальшь, даже Брюс, который, казалось бы, видел людей насквозь (как оказалось, нет), не смог. Одна Экко все знала, но молчала, потому что она тоже была хорошей актрисой. А еще ее все устраивало. Они кружили вдвоем по сцене, а все остальное было лишь дикорацией. Наверное, они не знали, что делать со мной, когда я приняла участие во всем этом фарсе. Я единственная, кто зашел так далеко, потому что ему стало любопытно?— что из меня выйдет? Сможет ли обычная на первый взгляд девушка выдержать компанию двух убийц? Смогут ли они вырастить свою маленькую копию?Смогли. И вырастили на свою голову.Чья это, интересно, была идея? Ее, чтобы защитить меня? Его, чтобы поставить свой очередной эксперимент? Я начала было думать, что я?— лишь тестовая версия чего-то более глобального. Возможно, так и было, только пришел Джером и спутал все их планы.Когда Джеремайя закончил рассказывать об архитектуре, мы вошли в просторное помещение, напоминающее складское, и в нем уже было набито множество людей. В той или иной мере они уже были мне знакомы. Все они, конечно же, работали на Джеремайю. Раньше они слабо взаимодействовали между собой, но когда босс принял свой новый облик, ему вздумалось создать мини-отряды ?добровольцев?, которые будут помогать полиции. Все это, конечно, было незаконно, но полиция и так закрывала на многое глаза. Сколько раз мы с Экко пробирались на вылазки незамеченными. А уж когда начали устанавливать по всему городу бомбы…Джеремайя решил устроить очередное собрание. Ничего необычного. Он любил собирать вокруг себя людей, чтобы показать им, кто их ?хозяин?. Обожал слушать звук собственного голоса, а еще больше любил, когда ему подчинялись. Когда-то мистер Уайльд терпел только двух-трех собеседников за раз. Джеремайя без проблем коммуницировал с целой толпой и не чувствовал при этом никакой неловкости (но всегда готовил план бегства, если его речи никому не понравятся). Когда я поняла это впервые, я очень удивилась. В нем произошло так много изменений, что все и не запишешь, и он даже подбодрил меня, когда понял, что я изучаю его. Его, видите ли, интересовал взгляд со стороны. Но только попробуй намекнуть, что он изменился настолько сильно, что мог считаться другим человеком… Более того, безумцем…Я мазнула взглядом по присутствующим. Множество мужчин и всего одна женщина, выделяющаяся насыщенно-малиновым оттенком волос (видимо, покрасила красным поверх блонда и получилось, что получилось). Естественно, Анна была среди них. Более того, я была уверена, что все эти мужчины сошлись с ней даже более, чем близко, и Джеремайя позвал только их. Я было почувствовала подвох, но потом вспомнила, что Анна возглавляла один из отрядов, состав которого подбирала сама. Удивительно, но мужчины ее слушались, следуя за ее красотой и боевым характером. Ей достаточно было поманить пальчиком, и они делали ради нее все.—??Жених? не ревнует? —?спросила я ее как-то. Возможно, даже слишком резко. Я ведь обещала ей, что не буду во все это влезать. Пусть делает, что хочет, пока босс ей это позволяет.—?У нас свободные отношения,?— ухмыльнулась она. —?Я хорошо выполняю свою работу, и он щедро награждает меня за это.По правде говоря, мы виделись с Анной очень редко. В основном только на таких вот собраниях, или в квартире Джеремайи, расположенной около Уэйн Плаза. Я испытывала к ней противоречивые чувства: она меня раздражала, даже злила, но все-таки она была своей. Когда Джеремайя говорил, мы стояли по бокам от него, чуть позади, иногда с нами была Экко, иногда нет. Джеремайя в основном брал меня, потому что хотел, чтобы я умела общаться со всеми этими людьми и могла собирать экстренные собрания в случае необходимости. Все это было нудно, муторно и, по моему мнению, совершенно бессмысленно.Анна была единственной, кто мог составить мне компанию, пока Джеремайя вещал, так что я начала привыкать, увидя ее, сразу направляться к ней. Это уже было что-то вроде условного рефлекса.Вот и тогда я непроизвольно улыбнулась и сделала шаг навстречу к ней, но тяжелая рука на моем плече заставила меня остановиться. Она тут же исчезла, но этого было достаточно, и я замерла, глядя на Джеремайю.Он как всегда начал с того, что был рад всех видеть и благодарил за скорость, с которой все собрались. Ведь встретиться всем вместе одновременно было довольно проблематично, если учесть, что многие из отряда были действительно простыми людьми, и у них помимо работы на Джеремайю была и своя жизнь. Приветствие?— похвала?— и еще раз похвала. На этот раз, в адрес Анны. Какая она молодчина, что собрала весь этот дружный отряд, который так проворно проверял весь город. Вот только…—?…вы ничего не нашли, верно? —?Джеремайя улыбнулся ледяной змеиной улыбкой. —?Не волнуйтесь, я не виню вас в этом. Вы и правда хорошо поработали. Просто все это время вы шли не по тому следу.—?Как это? —?Анна недоуменно выгнала бровь. Джеремайя перевел взгляд на нее и улыбнулся еще шире.—?Все очень просто. Это я давал вам не те данные. Как и полиции. Вот почему Джером все еще на свободе, а его ряды снова пополняются новыми последователями. Ты, Анна, одно из лучших моих приобретений. Лучше моей дорогой Ники,?— он кивнул в мою сторону, заставив меня нахмуриться, хотя я и обещала себе не выдавать при нем своих эмоций. Конечно же он ей льстил. Она не могла быть лучше меня. —?И совсем немного не дотягиваешь до Экко. Ты очень умная девочка, Анна. Собрала вокруг себя отряд самых сильных, самых верных псов. Увы, они подчиняются тебе, а не мне. А мне не нужно двоевластие. И как мы решим эту проблему? —?он переводил взгляд с одного мужчины на другого, заглядывал к каждому глаза. Кто-то твердо смотрел на него, кто-то?— в пол. Ну, а Анна, разумеется, была возмущена.—?Предлагаю мирный путь,?— заметил Джеремайя и повернулся ко мне. —?Принеси ребятам пива, пожалуйста. Оно в холодильнике, первая комната по коридору направо.Что ж, я и секретарь, и носильщик в одном лице. Почему бы не принести. Я вышла из помещения, надеясь, что не заблужусь и не сильно задержусь. И, выходя, заметила, что дверь была толстая, железная. Как будто я снова оказалась в бункере.По коридору направо не было никаких дверей. Только тупик. А значит, никакого холодильника и никакого пива. Они об этом, конечно, не знали. Когда я вернулась назад, то увидела, как Джеремайя проворно выбежал из помещения и с легкостью закрыл тяжелую дверь на большой круглый винт. Заметив меня краем глаза, он направил в мою сторону руку, сделав приглашающий жест. С той стороны двери начали агрессивно стучать. Он улыбался уголками губ, наблюдая за ними через небольшое зрительское окошко. Когда я подошла к нему, он вновь положил руку мне на плечо, а свободной рукой раскрыл небольшую дверцу в стене, за которой оказалась красная кнопка.—?Смотри,?— прошептал он с придыханием, явно наслаждаясь происходящим,?— как горят неверные.Я должна была держать маску холодности и равнодушия. Но я совершенно потеряла контроль над собой, начала вырываться, кричать и пытаться открыть дверь. Мы не убивали. Это было слишком жестоко.—?Да что с тобой?! —?прошипел он и, чтобы привести меня в чувство, ударил сильнее, чем рассчитывал. Я ведь еще и дергалась.Если он хотел меня отрезвить, то у него это получилось. На мгновение я выбралась из кокона, который построила вокруг себя, но лишь для того, чтобы вернуться в него обратно. Я перестала кричать. Выпрямилась. И равнодушно посмотрела на окошко. Постепенно звуки из-за двери прекратились.—?Прости,?— только и сказала я. —?Я боюсь огня.—?Хм,?— он внимательно посмотрел на меня, пытаясь найти признаки очередного нервного срыва или попытки бегства. Но он их не нашел. —?Нужно знать, как его приручить. Мое создание не должно ничего бояться. К тому же,?— он улыбнулся. —?Как можно не любить огонь?И отпустил меня.Я перевела взгляд на ожог на своей руке. Возможно, я получила его тогда. А может, после, когда пыталась приучить себя не бояться. Джеремайя хотел, чтобы я и его не боялась, но я не понимала, почему. Страх ведь приносит ему удовольствие. Но, видимо, во мне он действительно видел свое создание, над которым так кропотливо работал. А значит, я отличалась от остальных.Но это не значит, что он не попытается меня убить, если узнает, что я хочу сделать.Анна… Ни за что не стала бы упоминать ее в рукописи, но в последний момент я передумала и все-таки рассказала о ней, дописав и переписав значительную часть истории. Она ведь никогда мне по-настоящему не нравилась. Я даже не могла назвать ее своим другом. Но она несколько раз спасла меня. Твердо вознамерилась найти Джерома Валеску и убить его. Вот в чем загвоздка?— Джеремайя тоже был, пусть и косвенно, причастен к смерти ее отца. Поэтому он был уверен, что, добравшись до Джерома, она убьет и его. Что ее останавливало? Она сделала своей целью жизни?— месть. Как и я?— чуть позже. Я понимаю свою ошибку, а она?— нет. Больше ее ничего не интересовало, даже мужчины, которых она так опрометчиво собрала вокруг себя. Неужели она думала, что он не заметит? Не посчитает, что рано или поздно она пойдет против него? Он всех считал предателями, ведь даже Экко нельзя было доверять. А мне?А мне и подавно.После того дня… я выводила всполохи огня на листе, или обожженные трупы. Хотя скорее всего это были просто бесформенные тени, пришедшие прямиком из моего подсознания. Туда добавлялось то побоище, которое я видела у Фэрроу. Я не находила другого способа сохранить разум, как поддаться безумию.Приподнимать футболку и рассматривать синяки смысла не было. Я и так знала, что увижу, и не хотелось снова портить себе настроение. Я и так чувствовала себя разбитой развалюхой, а должна быть сильной… до последнего.Я вздрогнула, увидев движение в зеркале. Испугалась, что Джеремайя снова решил пересечь границы моей комнаты, а я не хотела его видеть. Хотя даже он был не так страшен, как тени, преследовавшие меня и лишь усилившиеся после того, как я перестала принимать лекарства. Их можно было увидеть только краем глаза, и я боялась встретиться с ними лицом к лицу. Но это оказалась всего лишь Экко.Теперь она выглядела по-другому.Я смотрела ей в глаза через зеркало и чувствовала себя на месте Джеремайи, когда он так же смотрел на меня. Может, я стала в чем-то похожа на него? И как мне это проверить?—?Он никогда не сможет полюбить,?— сказала я. Девушка молчала, продолжая внимательно меня изучать. Я чувствовала опасность, исходящую от нее. Если бы он смог полюбить, мы с Брюсом уже лежали бы на полу с пулей в голове. —?Ты пойдешь за мной, если я поведу?Она едва заметно хрустнула пальцами. Это нельзя было расценивать как ответ. Она была такая бледная, что могла соревноваться с самим боссом. Глаза впавшие?— от бесконечной работы и от вернувшихся мигреней. Здоровье восстановилось, чип вытащили. Все, казалось бы, было хорошо. Но почему-то Джеремайя назвал ее сломанной?— когда думал, что она не услышит. Странно, я тогда решила, что он сказал это про меня.—?Он здесь? —?напрямик спросила я. Она покачала головой. —?Тогда почему молчишь?—?Рада, что ты вернулась.—?Да,?— я хмыкнула и потянулась за ножом. —?Я тоже.Хотела по привычке рассечь руку, чтобы накраситься свежей кровью?— ничего Джеремайе не нравилось больше, чем кровь. Но Экко меня остановила.—?Ты не будешь больше притворяться.Скорее утверждение, чем вопрос.—?И правда,?— кивнула я и убрала нож обратно. —?Тратить свою кровь таким образом больше не кажется мне рациональным.Забавно. Джеремайя напоминал мне вампира?— он еще больше сходил с ума, когда видел кровь. С ним было тяжело: нужно было быть безумной, но только в той степени, в которой он расценивал безумие как нормальность. И все же он не одобрил бы, если бы увидел свежие порезы на моей коже, я почти уверена. Он хотел, чтобы я прекратила. Не повторяла его ошибки. Но это было единственное, что могло заставить меня почувствовать что-то кроме отчаяния и пустоты. Боль… она отрезвляла. Напоминала, что реальность еще существует и живет по законам вселенной. Из пореза обязательно что-нибудь, да потечет. Если порезать слишком сильно, можно убиться?— какие-то вещи в этом мире не меняются, даже если все остальное переворачивается с ног на голову. Это вызывает ощущение надежности. Экко никогда это не одобряла, но и не сдавала меня. Она знала, что он сделает со мной, если узнает. Но это было неважно. А важно?— его остановить. Пока не стало слишком поздно.Я провела рукой по коротким черным волосам. Они уже начали отрастать?— корни были рыжими. Но я не хотела больше краситься. Джеремайя вздумал сменить имидж. Глупо было принимать в этом участие. Когда мы становись рядом, то, наверное, и впрямь напоминали брата и сестру. Он больше не скрывал свои настоящие глаза, а мои, благодаря линзам, имели неестественный, яркий оттенок.Ему приходилось носить перчатки, потому что невозможно было хорошо загриммировать руки. Я же носила перчатки, потому что не выносила вид своих ладоней.Я была так же бледна, как они все, так же собранна и обманчиво-тиха, но внутри я была совершенно другой. Я тонула и не могла ни с кем об этом поговорить, не могла даже довериться собственному дневнику. Меня окружали люди, но все они были чужими.Все. Но не Экко.—?Он списал тебя со счетов, ты же знаешь,?— продолжила я, видя, что она не собирается уходить. Стоит, чего-то ждет. Наверное, какого-то моего решительного шага? Удивительно, ведь раньше было наоборот. —?Сейчас я?— его любимица, но меня это совсем не радует,?— я больно дернула себя за волосы, с ненавистью глядя в глаза своему отражению. Столько унижений. Столько притворства. Как много времени я пробыла другим человеком? Возможно, и не так много, но это чуть не убило меня. Единственное, что помогало мне держаться?— это понимание моей цели. —?Но если бы я была достаточно хороша для него, ты бы ревновала, правда? Нет, все мы знаем, кого он ?любит? больше всего,?— я скривилась. —?Брюса Уэйна. Бедный мальчик, мне его как-то даже жалко. Столько людей погибнет. Вряд ли он это оценит. Я ведь говорила Джеремайе, что стоит начать с чего-то простого. Но, кажется, обычные ухаживания тоже не работают.—?Чего ты добиваешься? —?спросила Экко. Вот так просто.Я знала, что я делаю ей больно своими словами, своей слабостью, надорванностью, своими по-настоящему безумными планами. Нет, я не верила, что мне удасться победить. Исход был только один?— игра в ящик, и я всегда это знала, и она тоже это знала. Просто было обидно, что это должно было случиться вот так. После того, как у меня почти появилось второе дыхание, когда я поняла цену многим вещам. А потом сама же утопила весь смысл в крови. Теперь это было что-то привычное. Но я не сдавалась. Все равно не сдавалась.—?Он все здесь уничтожит,?— спокойно заметила я. И крепко сжала кулаки. —?Нужно уходить отсюда?— нам с тобой, как можно дальше, пока не поздно. Ты думаешь, я совсем сбрендила? Безумие?— это оставаться в городе, которого скоро не станет.Экко неспешно подошла ближе ко мне. Тогда я обернулась и совсем неожиданно для нее обняла ее, уткнувшись лицом ей в ключицы. Она больше не была тверда, как камень. Она была мягкая и теплая, такая родная со своими ?опиумными? духами, которые давно вышли из моды. Она обнимала меня в ответ, и мне так хотелось сказать ей, как я запуталась в собственной лжи, что я вообще ничего уже не понимаю, но это было бы ужасно по отношению к ней. Ведь, в отличие от меня, она не поменяла своего отношения к Джеремайе и была готова пойти ради него хоть на край света. И пошла бы, вот только он относился к ней иначе. А я по-прежнему желала ей только добра. Она должна была оказаться как можно дальше от него и от этого города. Но из Готэма невозможно сбежать. Он живет внутри нас самих.—?Не все,?— заметила она. —?Только некоторые здания.Конечно, я не говорила ей, что никакие здания он не уничтожит. Я ему это не позволю. Все, что осталось узнать?— это планы Джерома. А их можно выяснить только при личной встрече. Как только я все узнаю, нужно забрать Экко и уехать, пока Джеремайя не узнал, пока не убил меня?— и ее вместе со мной. Поверит ли он, что она с этим никак не связана, что она ничего не знает? Может, и поверит, но какое ему до этого будет дело. Мне нужно было как можно сильнее запугать ее.—?Ты помнишь, что случилось с Анной? —?спросила я. Таким печальным, надломленным голосом. Она должна была мне поверить, она ведь не видела моего лица. —?То же самое будет с нами. Мы ему больше не нужны. Он уничтожит нас, как только все закончится. Он стал достаточно силен, чтобы проворачивать все в одиночку. Он и Брюса подомнет под себя, стоит только чуть больше постараться. Мы теперь можем быть свободны. Мы с тобой.Я знаю, что она не верила мне. Она этого не хотела. Но она догадывалась, что в чем-то я могу быть права. Видела все своими собственными глазами. Джеремайя отдалился от нас обеих. Работу, которую мы выполняли, мог сделать и кто-то другой. Какой смысл просто избивать нужных людей, устанавливать бомбы?Я больше не чувствовала с ним никакого родства, как бы не пыталась подчеркнуть его искусственным образом. Ему не требовалась моя защита. Он тоже больше был не нужен мне, ведь Экко вернулась и всегда была рядом. Рано или поздно это должно было произойти: наши пути расходились. Он хотел превратить город в нечто прекрасное, уничтожив в нем то, что кажется ему уродливым. Хотел уничтожить глупых, необразованных людей, отбросов общества?— тех, кому, по его мнению, нет места в том идеальном мире, который он хочет создать. А потом он должен был поднести этот город Брюсу Уэйну, прямо на блюдечке, как подарок. А что хотел сделать Джером? Свести всех с ума? Почему он вообще согласился работать со своим братом? Даже он был нужен Джеремайе гораздо сильнее, чем мы, раз они до сих пор не переубивали друг друга. Я должна была выяснить, за что погибла Анна. Но сначала нужно было сделать кое-что еще.Я привстала на цыпочки, заглядывая Экко в глаза. Видок у меня был тот еще, но она никогда не обращала особого внимания на внешность людей. Когда она увидела истинный облик Джеремайи, она никак не отреагировала. По крайней мере, внешне. Могла бы пошутить (как Джером), или сказать, что ему так даже лучше (как это сделала Анна), могла бы признать, что он выглядит жутко (что заметила я), но она ничего из этого не сделала. Просто приняла как данность. Возможно, поэтому она перестала ему нравиться. Она почти никогда не показывала своего отношения к чему-либо. Раньше и он скрывал свои мысли, но теперь многое изменилось. Пусть он оставался сдержанным, он охотно рассказывал о том, каким видит мир. И хотел, чтобы другие от него тоже ничего не скрывали.Когда-то эти двое танцевали на одной сцене, но больше они не подходили друг другу. И теперь должна была выступить я.—?Я не отдам тебя ему,?— четко произнесла я, желая, чтобы она смогла меня понять. —?Я пришла ради тебя. Я оставалась ради тебя. Я терпела все, потому ты этого хотела. Я не знала, чего хотела больше?— чтобы вы с Ксандром были вместе, или чтобы ты окончательно от него освободилась. А потом я поняла… —?Я осторожно подняла руку и положила ей на щеку, почти так же, как Джеремайя делал со мной, и как наверняка делал с ней. Только это у меня и было. Подражание ему?— единственная возможность ее убедить. —?Тебе все равно, каким он был, каким он станет. Он вгрызся в тебя слишком сильно. Тебя уже невозможно освободить. Но… —?Я прикрыла глаза, ощущая боль,?— я попробую. Зачем жить, если даже не пытаться, да?Я отступила, принимая невозмутимый вид. Как будто и не открывала перед ней душу секунду назад. Конечно, она прекрасно все понимала. Я потеряла Ксандра, получив вместо него его более ожесточенную и безумную версию. Я чуть не потеряла себя, сама стараясь стать жестокой и равнодушной к кускам мяса, которых нам иногда приходилось притаскивать Джеремайе на его потеху. Смотря на Экко, я не понимала, была ли она у меня вообще когда-то, чтобы ее терять.—?Если ты склоняешь меня к предательству… —?нахмурилась она.—?Побег?— не предательство. Я хочу, чтобы ты была счастлива.—?Почему ты считаешь, что сейчас я несчастна? —?поинтересовалась она. Не гневно, не печально. В ее голосе слышалась лишь капля заинтересованности, и только. Вот почему я ничего ей не рассказала. Не только потому, что не хотела делать ее соучастницей. Я знала, она меня не поддержит. И, к сожалению, я не могла полностью ей доверять. Она рассказала бы ему, и все мои планы пошли бы крахом.—?Разве можно быть счастливой, когда тебя не замечают? Когда причиняют тебе боль? Когда используют исключительно как рабочую силу?—?Это ты несчастна, а не я,?— не согласилась она. Я замерла. Вывод она сделала, в общем-то, правильный, только о себе я особо не заботилась. Когда такое вообще было. —?Если нужно, я поговорю с ним. Он отпустит тебя.—?Ты правда думаешь, что это сработает? —?я горько усмехнулась. —?Многое изменилось, знаешь ли.—?Мне удалось уговорить его не убивать тебя двадцать четыре раза.—?Кхм… —?я совершенно точно не была готова к такой откровенности. Экко вообще перестала что-либо скрывать, в отличие от меня. Мы поменялись ролями. —?Ну, спасибо. Попробую в случае чего сделать то же самое для тебя.?Если тебе удастся уговорить его в двадцать пятый раз?,?— добавила про себя. Она не уточнила, когда именно он хотел от меня избавиться?— до своего сумасшествия или после. Считала ли она те разы, когда он, возможно, в шутку (хотя сложно представить его шучащим), говорил: ?Так бы и убил ее!?. Даже спрашивать не хотелось. Просто обидно как-то стало?— стараешься ради человека, изворачиваешься, как только можно, чтобы сделать именно так, как он хочет, а кому-то еще приходится его уговаривать тебя не трогать. Но гораздо обиднее было то, что Экко не считала это чем-то плохим… Ничего, я уже давно привыкла к боли.Снова посмотрела в зеркало, запечатляя свой незавидный облик. Если бы села рисовать автопортрет?— испугалась бы полученного результата. Надо было уже, наконец, привести себя в порядок.—?У нас вечер свободный же, да? —?задумчиво протянула я. —?Хочу кое-куда сходить, развеяться напоследок. С тобой,?— на всякий случай уточнила, а то еще скажет: ?Иди? и удалится. Догоняй ее потом.—?Что ты задумала? —?напрямую спросила Экко. Она тоже мне не доверяла, видя мое странное поведение. Ага, как будто я вот так просто раскрою ей все свои тайны.—?Развеяться, я же сказала.—?Я не об этом. У тебя есть какой-то план. И ты хочешь меня в него втянуть.Я закатила глаза.—?У меня есть план поскорее свалить, пока все не взлетит на воздух, но ты с ним не согласна. А одна я не уйду. Он тебя легко бросит, Экко,?— я серьезно посмотрела на нее. —?Но только не я.—?Почему? —?допытывалась она.Сколько бы времени не прошло, она не считала нашу дружбу безусловной. Я говорила много разных слов, но она считала, что их недостаточно. Возможно, ей нужны были более весомые аргументы, но я не могла их ей дать. Дружила ли она по-настоящему с кем-то, кроме меня, знала ли, что это такое?—?А почему ты хочешь остаться с Джеремайей несмотря ни на что?Мы напряженно смотрели друг на друга. В общем-то, этой темы мы старались не касаться, потому что в последнее время я воспринимала ее в штыки, а Экко не любила конфликтов. Она была похожа на застывший без течения искусственный пруд, существующий только благодаря тому, что был специально создан человеком?— Джеремайей. Я же походила на небольшую речушку, которой просто посчастливилось протекать рядом, никак с ней не соприкасаясь. Однако и тут Джеремайя приложил свою руку, изменив мое направление. У меня все дороги были открыты. Ей же было некуда бежать.—?Думаю, по той же причине, по которой я хочу вытащить тебя,?— ответила, наконец, я, когда Экко промолчала.—?Это не одно и то же,?— покачала головой она.Я вздохнула. Раньше с ней не было настолько сложно. Что же тогда поменялось? Я прошла мимо нее в комнату и начала рыться в своих вещах, чувствуя, как она смотрит на меня. Отыскав все, что мне было нужно, я повернулась к ней со всеми своими тетрадями.—?Ты же знаешь, что в них, да? —?спросила я, закусив губу. —?Вся моя жизнь. Ну, не вся, но все, что я считаю своей жизнью. И началась она с тебя,?— Экко кивнула, понимая, что я хочу до нее донести. Во взгляде появилось куда больше теплоты, она чуть расслабилась. —?Хотя Джеремайя предпочитает считать, что моя жизнь началась с него,?— я хмыкнула и начала листать одну из тетрадей, чтобы тут же достать вложенные в них фотографии:?— Здесь ты и я. Ну и Джеремайя тоже,?— я пренебрежительно помахала фотографией, которую забрала из его кабинета. Экко не знала, что она у меня, поэтому смотрела на нее с удивлением. У меня были и еще кое-какие фото, но их я показывать не собиралась. —?Он разрешил,?— уточнила я. —?Я не смогла спасти его. А теперь еще и ты не даешь тебе помочь.Я резкими движениями положила фотографии обратно и захлопнула тетради, а затем начала убирать их под подушку, к пистолету. Мне было спокойнее, когда они лежали там. Но Экко меня остановила. Теперь она смотрела на меня с чем-то, напоминающим жалость. Мне это не понравилось.—?Если ты хочешь, чтобы они сохранились, отвези их в свою квартиру.Мое сердце сжалось. Я прикрыла глаза, прижав к себе тетради.—?Он собрался взорвать и бункер тоже?—?Да.Ее слова?— как удар под дых. Я ко многому была готова, но не к этому.—?Зачем? —?я попыталась сделать так, чтобы мой голос прозвучал равнодушно, и у меня это почти получилось.—?Он ему больше не нужен.—?Ну да, похоже на него. Уничтожать все, что больше не понадобится.Не знаю, чего я так привязалась к этому бункеру. Наверное, потому что так много времени в нем провела, выучила его назубок. Любила скрываться в самых темных его уголках, лишь бы подальше от остальных. Были только два места во всем бункере, которые я теперь ненавидела: это лаборатория и кабинет Джеремайи. Но моя комната мне полюбилась. А особенно?— комната Экко, в которой я, наверное, бывала чаще, чем в своей.—?Он не убьет нас, Ника.Она вот так просто смогла разгадать, что скрывается за моими словами. И ее совершенно не страшила ее возможная судьба. Она так рьяно верила в то, что с ней ничего не случится… Мне тоже хотелось верить, но я видела, как Джеремайя поступает с людьми. Семнадцать человек погибло в огне. Ему стоит взмахнуть рукой, и все превратится в пепел.Я прямо посмотрела на нее. Мне было плевать, даже если бы он нас слышал, я устала притворяться, что всем довольна, но, к счастью, он отсутствовал. Джеремайя в принципе не так часто бывал в бункере, оставляя его на нас. В своей крохотной пустой комнатке я чувствовала себя надежнее, чем в собственной квартире.Здесь были его старые вещи. Здесь был его старый дом. Но его самого здесь больше не было. Я должна была сохранить хоть что-то, пока могла, пока память о нем не стерлась, пока на его месте не появился тот, другой.Смешок. Слишком сентиментальная.—?Откуда ты знаешь? Господи, почему я еще здесь… —?я подошла к столу, сгрудила на него свои записи, а затем оперлась о столешницу, пряча лицо от Экко. Мне нужно было собраться. Нет, нельзя показывать свои настоящие чувства, не сейчас, когда она не понимает меня, не сейчас, еще слишком рано…—?Потому что мы?— не такие, как другие. Мы?— его создания.Я сжала кулаки. Все, над чем я бьюсь?— бессмысленно. Он слишком глубоко… слишком…—?Ника,?— мягко проговорила Экко. —?Он любит нас. Мы должны благодарить его каждый день за жизнь, которую он нам дал, он?— наш Создатель…Жизнь… полная бесконечного насилия, крови, боли… Жизнь, полная утраты. Жизнь, в которой ты надеваешь маску и идешь вперед, являясь всего лишь куклой, которой управляют. Я не выбирала Джеремайю. И не выбирала такую жизнь. Но это все, что я имела.Возможно, лучшее, чем могла когда-либо обладать.Я сделала глубокий вдох, собираясь с силами. А затем повернулась к ней, нацепив на лицо широкую неестественную улыбку. Она внимательно следила за мной, и ее взгляд… такой фанатичный, такой затуманенный…Что бы он с ней не сделал, дело было не в чипе. Или не только в нем. Но, избавившись от чипа, она не избавилась от влияния Джеремайи. Она верила во все, что он скажет.—?Конечно,?— сказала я. —?Во имя нашего Создателя мы пойдем даже на верную смерть.Я подошла к ней и взяла ее руки в свои. Она не сопротивлялась, продолжая недоверчиво за мной следить. Но она заметно расслабилась от моих слов. Ведь я снова превратилась в ту дурочку, которая улыбается днем, раздавая удары неугодным Джеремайе, и кричит ночью, пытаясь справиться то ли с ломкой, то ли с психологическим давлением, то ли с надвигающимся безумием. Это было для нее привычным. Ведь когда Джеремайя окончательно встал на ноги, ей больше не о ком было заботиться, только обо мне.—?Нам нужно немного расслабиться, пока здесь не начнется неразбериха, тебе не кажется? —?я подмигнула. —?Все клубы Готэма?— наши.—?Только не клуб Сирен,?— полушутливо заметила она, становясь самой собой.—?О да, эти Сирены,?— я фыркнула. —?Не могут простить нашему боссу Айви. А ведь это даже не он ее забрал. А Селина? Точит на нас коготочки из-за Брюса. Хотя кому он здесь нужен… —?Экко нахмурилась. Брюса при ней точно не стоит упоминать. —?Пошли, давай, пока он не запретил.Я подхватила косметичку, очки, и вернулась в ванную комнату. Услышала, как дверь открылась и закрылась?— Экко пошла прихорашиваться к себе. И тут же перестала улыбаться, с ненавистью глядя на себя.—?Ты такими темпами никого не спасешь,?— заметила я.Не очень-то хорошо ты стараешься.Меня передернуло. Я ненавидела смотреть в зеркало?— там всегда был кто-то еще помимо моего отражения?— и потому я смотрела, смотрела очень внимательно, пытаясь поймать ускользающий образ. Но все это, конечно же, было только в моей голове. Кто бы сомневался.—?К твоему сведению,?— заметила я, замазывая синеву под глазом,?— это, мать твою, не так легко._________________________________*Zo is het leven (гол.)?— Такова жизнь.