Улыбки (1/1)

Спать Кай не может. И засыпает только под утро.Наверное, только поэтому практически никак не реагирует на то, что Чунмён из подъезда дома выходит не один — он только лениво натягивает на нижнюю часть лица ворот куртки, раскачиваясь на качелях и носком кроссовки гоняя слишком близко подбирающихся голубей. Их Чонин не любит — слишком много, слишком нагло и вообще бесполезно с точки зрения эстетической красоты.Первым появляется незнакомый светловолосый парень — высокий и со вкусом одетый. Из-за недосыпа перед глазами Кая все расплывается, и он старательно трет их кулаками, в этот момент больше смахивая на пятилетнего ребенка, чем на наемного убийцу, второй и последний день следящего за своим объектом. Старый фокус помогает неплохо — становится видно, что незнакомец классически красив, явно за собой ухаживает и имеет трудноопределимое выражение лица, которое Каем классифицируется как ?go away, глупое ты создание?. Чонин поводит плечом и вновь утыкается носом в ворот куртки, думая, что это, конечно, типаж интересный, но нисколько не относящийся к сфере его деятельности.Чунмён выходит сразу вслед за светловолосым — вернее, тот его просто тянет за руку, а Чунмён злится, пытается отодрать пальцы от своего запястья и параллельно пнуть незнакомца ногой в белые джинсы. Желательно попасть под коленку, явно читается на лице Чунмёна, на что светловолосый обращает внимания не больше, чем на хмурого пацана, качающегося на качелях и в принципе имеющего вид довольно подозрительный.Раза с третьего пнуть все-таки получается — на кипельно-белых джинсах появляется длинная серая полоса, а незнакомец едва заметно кривит губы от боли и отпускает руку Чунмёна. Тот мгновенно отскакивает и настораживается, наблюдая за парнем.Незнакомец молчит, спокойно отряхивая джинсы. На Чунмёна даже не смотрит.-Крис, - Чунмён зовет не очень громко, но Каю все равно слышно достаточно хорошо. Тот, кого назвали Крисом, оборачивается и вопросительно приподнимает брови.Чунмён мнется, стоя на одном месте, и, кажется, продолжает злиться — то ли на себя, то ли на ситуацию, то ли на противный скрип качелей. А потом, будто бы наступив себе на горло, делает шаг вперед, протягивая руку — Крис же просто улыбается уголком губ и обнимает его, притягивая к себе и зарываясь носом в растрепанные волнистые волосы.Скорее всего, говорит что-то, но Кай не слышит. К горлу подкатывает душная волна затхлого воздуха, и Чонин закрывает на мгновение глаза, не понимая, что с ним происходит.Целует Крис очень мягко и осторожно, бережно обнимая Чунмёна за талию, будто дорогую шарнирную куклу; совершенно не обращает внимания на то, что они находятся на улице, да и Чунмён, кажется, совсем об этом забывает. Только бесконечно доверчиво прячет лицо в изгибе шеи Криса и тихо смеется.Соскальзывая с качелей, чтобы направиться следом за ними, Кай чувствует, как в груди колет запоздалой и звенящей болью.Поначалу Крис ненавязчиво пытается затащить Чунмёна хоть в какой-нибудь общественный транспорт или поймать такси; тот упрямится, фыркает и чуть ли не на пол-улицы объясняет, почему свежий воздух необходим для здоровья, и сколько клеток мозга погибнет, если Крис сейчас же не перестанет загонять его, Чунмёна, во всякие ?консервные банки?. Причем погибнет от недостатка кислорода, а не чего-то там ещё, как то — болтовня, капризы, угрозы и попытки снова пнуть в коленную чашечку.Именно в этот момент Кай думает, что ни за что не стал бы терпеть подобное поведение. И ловит себя на том, что абсолютно непрофессионально улыбается — просто ужасно глупо и непрофессионально.Крис бросает бесплодные уговоры и позволяет Чунмёну делать то, что ему вздумается; тот мгновенно чувствует перемену в настроении и весело дергает Криса за рукав, кивая в сторону оживленных проспектов. Крису остается только покорно кивнуть и, в ультимативной форме высказав что-то, направиться следом.Чунмён не пропускает ни единого магазина, но отчего-то не покупает практически ничего; за то время, пока путь лежит мимо бутиков, в его руках появляется только флакон духов и брелок с пингвином из ?Мадагаскара?, который он тут же, без предупреждения, цепляет Крису прямо на воротник, делая шаг назад и любуясь результатом. У Криса на лице явно озадаченное выражение и нечто вроде надписи ?what da fuck is goin on? на лбу; впрочем, он быстро приходит в себя и с неподдельным интересом трогает игрушку за выступающий мягкий клюв. Чунмён словно светится изнутри, и Крис смеется, благодарно проводя кончиками пальцев по его скуле.Покинув вечно живую и вечно живущую дневную толпу, Чунмён не пропускает практически ни одного двора, где есть качели или небольшие фонтаны, имеющиеся больше не для красоты ради, а для того, чтобы скидывать туда собранную осеннюю листву и сигаретные фильтры. На качелях кататься быстро надоедает, а вот в каждый фонтан Чунмён неизменно кидает мелкую монетку, которая за неимением воды издает не привычный плеск, а сухой звон о каменную кладку. Крис смотрит на небо и раз за разом повторяет, что, мол, ну зачем ты это делаешь, нет, мне, конечно, не жалко, но какой смысл тебе сюда возвращаться? Чунмён задумчиво вертит в пальцах очередную монетку и с улыбкой протягивает Крису — тот вздыхает и бросает тоже. И потом они бросают уже вместе.Кай пережидает в серых и сырых тенях арок.Чунмён не может пройти мимо, чтобы не погладить кошку и не поднять на руки котенка; шипит на Криса, когда тот гоняет надоедливых голубей, и с интересом наблюдает за воробьями, пространно рассуждая, в силу каких своих качественных признаков именно эти птицы лучше всего приживаются в мегаполисах, а не, скажем, бакланы или какие-нибудь синекрылые кукабары. Крис щурится на солнце и улыбается, касаясь пальцами волос Чунмёна и разглядывая темные пряди на свету.Чунмён совершенно не боится уличный собак и не обращает внимания на крисовские предупреждения — он способен по пять минут упорно сидеть перед псом и просить его дать лапу. То просьбами, о уговорами, то ?ну чувак, ну чего тебе стоит?, то соблазнениями в виде конфет, то ?я на тебя обижусь прямо сейчас?. А потом дергает Криса за рукав и требует что-то, хмуря брови. Тот пытается увильнуть и объяснить что-то на пальцах, но Чунмён жмурится и говорит что-то совсем вкрадчиво и явно хитро; Крис фыркает и выскальзывает в арку, чудом не обратив внимания на Кая — возвращается минут через пять с пакетом охотничьих колбасок в руках.Чонин одним движением умудряется сделаться невидимым и в тщательно отмеренном недоумении качает головой.Чунмён увлеченно угощает большую серую дворнягу колбасой, а Крис задумчиво трет пальцами висок, стоя над ним и скептически приподнимая брови. Подтягиваются ещё две собаки, поменьше; Чунмён протягивает Крису пакет и красноречиво указывает на собак пальцем, де, помогай давай.Через десять минут они притаскивают ещё два больших пакета, количество собак увеличивается вдвое, а вокруг, восторженно вереща и наблюдая за процессом, носятся мелкие пацаны-близнецы, три маленькие девочки, пара школьников и сурового вида байкер. Чонину кажется, что Чунмёну только дай задание — и он одним своим примером поднимет на освободительную благородную войну за добро даже армию вооруженных до зубов наемников, которые за деньги способны истолочь и съесть с супом кости самого близкого друга. Если таковой, конечно, имеется.

Всю ночь Кай не спал, но сейчас почему-то совершенно не чувствует усталости; наоборот — внимательно и неотрывно наблюдает за Чунмёном, ощущая, как внутри шевелится что-то давно забытое и похороненное на собственном миниатюрном кладбище с надгробиями, обозначающими названия чувств. Что-то давно забытое и истертое сотнями однообразных дней — живой интерес к людям. Пока ещё туманный, слабый и смешной в своей нелепости — Кай задумчиво жует нижнюю губу и размышляет, что опрометчиво утверждать, будто уже изучил людей, как облупленных. На огромную людскую толпу всегда найдется свой Чунмён, который заставит тебя смотреть на него и учиться заново удивляться.-Просто так в толпе не заметишь, а если случайно получится — долго не сможешь отвести взгляд. … А когда вновь отведешь и потеряешь из виду хоть на секунду, - продолжает Лухань, - Вряд ли сможешь вновь отыскать. Он будет уже в совершенно другом потоке, другой жизни и другом мире. И это будет уже просто другой человек.Ближе к вечеру Крис ненадолго скрывается в небольшом итальянском ресторанчике в Чонногу и выходит оттуда с коробкой пиццы в руках — Чунмён пытается влезть и посмотреть, с чем она, но Крис щелкает его пальцем по носу и указывает в сторону парка. Потом — сразу на ресторан, оставшийся позади. Чунмён мотает головой и тянет Криса в парк, а тот мягко улыбается — прекрасно знал, куда падет выбор.Кай внимательно прислушивается к себе и получает информацию, что организм еды не желает — только жевательную резинку со вкусом малины. Чонин не наивен и понимает, что это мало похоже на профилактику после короткой только что изжившей себя простуды.Чунмён умудряется измазаться первым же кусочком пиццы — на темных штанах видно пусть и не так, как могло бы быть на светлых, но Крис все равно укоризненно качает головой и пиццу у Чунмёна отбирает, вручая ему салфетку и придирчиво наблюдая, как тот приводит себя в порядок. Требовательно протягивает руку, но Крис строго поджимает губы и принимается кормить его сам, из собственных рук.Чунмён с наслаждением жмурится- Кай готов поклясться, что весь этот фарс был разыгран специально. Крис, кажется, тоже это понимает и только посмеивается, глядя, как Чунмён осторожно слизывает с его пальцев соус и мимолетно, незаметно для глаза, целует запястье. Крис приближает лицо к Чунмёну и внимательно смотрит в его слишком честные и невинные глаза; касается кончиком носа его и говорит с преувеличенной серьезностью:-Ты просто ужасен.Чунмён смешливо фыркает.-А я тебя люблю, - пожимает плечами спокойно и расслабленно, но в голосе слышится каленая сталь. Только тронь — не досчитаешься несчастливой конечности. Кай делает неосторожный вдох и закашливается; на глазах выступают слезы.Крис замирает на секунду, а потом протягивает руку и переплетает свои пальцы с пальцами Чунмёна, поднимая и рассматривая в розово-лимонном свете заходящего солнца. Смотрит Крис очень серьезно и напряженно.-И я.Чонин всегда прекрасно различал тона и полутона в речи любого человека, если он не был автоответчиком на домашнем или мобильном телефоне. И он с точностью может сказать — Крису сложно и тяжело это говорить. Насколько тяжело, настолько и искренне.А Чунмён улыбается. Улыбается глазами, губами и даже, кажется, кончиками пальцев, когда обводит контуры лица Криса; улыбается просто до одури, до безумия счастливо, оголяя душу и выворачивая её наизнанку. Раскрывая подарочную упаковку и вручая в вечный дар.Воздух в грудной клетке Кая скручивается в тонкий и острый, как хлыст, жгут, который сначала мягко обвивает, а затем с хрустом ломает ребра, вдавливает в легкие диафрагму и сминает её в комок, как ненужную массу органического происхождения. Прежде четкие картинки перед глазами плывут, голова взрывается болью из-за недостатка кислорода — Чонин неуверенно пятится назад, а затем, резко развернувшись, бросается вон, спотыкаясь и не разбирая дороги.Кай слишком хорошо помнит свой первый заказ. Даже, пожалуй, слишком хорошо, чтобы хоть когда-нибудь суметь стереть эти следы воспоминаний, выжженные на поверхности сознания клеймом от раскаленного пера. Просто тот мальчишка улыбался перед смертью так же, как Чунмён.Кай более чем хочет забыть тот момент, когда к нему впервые пришел клиент — тогда ещё никаких встреч, только закрытая деятельность ?под крышей? с несколькими псевдоколлегами, потому что в таком ?бизнесе? просто коллег быть не может. Клиент — невысокий, хрупкий молодой человек с красиво оттененными глазами и длинными пальцами пианиста — не представляется, а просто протягивает фотографию, на которой изображен парень, хмуро и сосредоточенно смотрящий из-под густой практически ровной челки. Волосы — цвета то ли молочного шоколада, то ли темной соломы; Кай в оттенках не силен, но точно определяет, что волос крашеный.Глаза совсем чуть-чуть подведены. Фото пусть и модельное, но весьма суровое. Имя ?объекта? мелким, ровным почерком указано на обороте глянцевой бумаги — О Сехун.У Чонина есть две недели, чтобы выполнить заказ — он сухо кивает молодому человеку, принесшему фотографию, и надолго выпадает из реальности, позволяя ей нести себя по течению, изредка вбивая в подводные камни, чтобы сосредоточиться.За несколько дней Кай успевает собрать достаточно информации — Сехун, его ровесник, посещает Сеульский Национальный Университет, учится на трансфузиолога и имеет влиятельных родителей, которые, пусть и придерживаясь определенных принципов, сыну ни в чем не отказывают.Сехун любит черный и фиолетовый цвета, ненавидит продукцию компании ?Apple? и носит разноцветные ?Adidas Originals JS Wings?. Кай задумчиво вертит в рукай айфон и почему-то всегда, когда выходит ?на работу? во время подготовки к выполнению заказа, оставляет его дома.Сехун не то чтобы хмурый, но неулыбчивый, и не видит особого смысла в том, чтобы, наступая себе на горло, натягивать на лицо латексную маску с дружелюбным оскалом. Нельзя сказать, что у него есть друзья; друзей, пожалуй, нет, и Чонин, возвращаясь по вечерам в квартиру, долго смотрит в стену, мало понимая, что заставляет его думать б этом. Изредка забегает Чханёль, подстебывающий игрушечными ?маузерами? и пытающийся вызвать Кая на дуэль, но очень быстро уходит, чувствуя вязкое, буквально физически ощутимое уныние. Именно тогда Чонин начинает перед выполнениями заказа на несколько дней терять сон.У Сехуна есть огромный, очень яркий попугай ара — сумасшедшей красно-зелено-голубой расцветки, с длинным хвостом и наглыми маленькими глазами. Примерно раз в неделю Сехун выходит вместе с ним на улицу — тот смирно сидит на плече, изредка щелкая клювом и имея вид мелкого государственного чиновника. Сехун называет его Каа, и Каю в первый момент кажется, что Сехун зовет его.Впервые приходит страх и что-то ещё — смутно определимое и не классифицирующееся ни в одну из каевских категорий.После первой недели слежки Чонину начинает казаться, что его мир уже невозможно представить без Сехуна — настолько прочно и незаметно он вписал себя странными бурыми чернилами в привычную летопись чониновской жизни, в которой до этого можно было встретить только желтый и безалаберный карандаш Чханёля. А теперь - ещё и попугайские кляксы авторства Каа.Кай очень точно запоминает момент, когда система, панически заалев, дает сбой.До даты выполнения заказа остается всего несколько дней, а это — как раз то время, когда не то что можно, а уже нужно решать, каким способом привести его в действие. Способов — просто бесчисленное множество, начиная от нападения в вечернем переулке и заканчивая классической снайперской винтовкой на крыше какого-нибудь достаточно высокого здания. Все зависит сугубо от количества информации, которой владеет исполнитель — позволяет она вплотную приблизиться к объекту или нет.Каю известно более чем много. Сехун живет один — в хорошей однокомнатной квартире недалеко от университета, до которой легко добраться и в которую легко проникнуть. Они, конечно, ровесники, и по комплекции похожи, но Чонин явно тренированнее и физически сильнее.И неплохо знает теорию. Кай решает, что все будет просто - всего один большой шприц с воздухом в подключичную вену.А Сехун, случайно заметив Чонина на улице, ему улыбается. Улыбается открыто, чуть смущенно и теребя в пальцах кончик длинного хвоста попугая. Система алеет бесконечной болью и ломается. До исполнения остается один день.В ту ночь Кай просто физически не может закрыть глаза — его мутит, и он долго стоит в ванной, опершись ладонями о раковину и разглядывая её бездушный серо-белый фарфор в мелких, забитых сырой пылью трещинах. Снизу раз за разом поднимаются волны тошноты, но Кай не может избавиться от неё, будучи не в состоянии даже напрячь горло.Сквозь шум в голове слышатся голоса. Сознание рисует на темных стенах неоновые пейзажи, попугаев и бестелесную чеширскую улыбку. Чонин долго рассматривает сехуновскую фотографию, полученную от заказчика, и ему начинает казаться, что Сехун улыбается.На следующее утро Сехун почему-то не идет на занятия и часа три гуляет с попугаем на плече. Каа непривычно молчалив и даже клювом щелкает только тогда, когда видит визжащих детей — ара их не любит. Ни детей, ни визги.Кай не выходит из тени и на солнце едва ли не теряет сознание.Все получается на удивление легко для первого раза — Кай умеет быстро и тихо двигаться так, чтобы идущий впереди человек ничего не заметил. Он заходит в подъезд через пять секунд после Сехуна и держит дистанцию в одну лестничную площадку, сокращая её до минимума только по приближению к квартире.Одиноко щелкает замок. Кай проскальзывает в помещение сразу за Сехуном, больше похожий на тень; в кармане — большой шприц на двадцать кубиков воздуха.Сехун не успевает даже сделать движения против — Кай профессиональным захватом за шею останавливает его и закрывает рот ладонью, действуя совершенно молча.Ногой, не глядя, захлопывает входную дверь.Сехун отчего-то даже сейчас не сопротивляется, устремив взгляд куда-то вперед — Чонин поднимает голову и осознает свою ошибку. Напротив них стоит зеркало. Ладонью Кай чувствует, что губы Сехуна изгибаются в подобии кривой, больной улыбки.Чонин не может нормально вздохнуть, потому что в горло словно засунули мокрую скрученную ткань, и диафрагма извивается змеей, бьется в грудь, пробивая её навылет.Не убивай. Тебе ведь не хочется?Все, что Кай чувствует, он считает неправильным, нелепым и недопустимым для профессионала. Все, что Кай чувствует, он считает лишь преградой для себя, которая рано или поздно сведет его в могилу. Если дать слабину — подпишешь себе разом и приговор, и завещание, потому что в этом деле ты пидорас уже с первого раза.Одним безошибочным движением Кай расстегивает воротник рубашки Сехуна и нащупывает подключичную вену — быстрый пробивной удар шприцом, и двадцать кубиков воздуха упруго входят в тело.Сехун дергается и стонет — Кай отпускает его. Сехун тяжело опускается на колени и с надсадным кашлем упирается ладоням в пол; Чонин не может сдвинуться с места.Он знает, что до наступления смерти осталось несколько минут — воздуху лишь нужно дойти до сердца, а подключичная вена — не самый далекий от него участок.Сехун поднимает голову и смотрит на Кая в упор. Но, кажется, уже его не видит. И улыбается — улыбается так же, как Чунмён.Чонин спотыкается и делает шаг назад — глаза заволакивает пеленой, а в висок стучится тупая, как оборотная сторона топора, боль.Проходит всего несколько секунд — где-то совсем недалеко слышится тихий шелест крыльев. Сехун уже не дышит.И продолжает улыбаться свой последней улыбкой.