Откровения (1/1)

Кай лениво растягивает на языке фруктовую жевательную резинку и недовольно кривится — сладкий вкус оказывается на удивление противным, и в который раз ощущается навязчивое желание сплюнуть и для верности потереть язык мылом. Мыла под рукой, правда, нет, и Кай позволяет себе погрустить ровно две секунды, чтобы потом ненавязчиво переместить взгляд чуть ниже и правее.Ким Джунмён выходит из дома примерно часов в 7 утра — у него более чем достаточно времени, чтобы добраться до администрации района Кансогу и ещё минут двадцать попинать балду до начала рабочего дня. Кай узнает его сразу — малодушно радуется, что Чунмён из тех людей, внешность которых практически не меняется объективом фотоаппарата.

Одет просто и довольно официально, и Кай делает логичный вывод, что этого требует рабочий дресс-код — легкие льняные брюки, рубашка с коротким рукавом, пиджак — несмотря на ощутимую прохладу - небрежно перекинут через локоть. В руках — ничего, кроме пачки сигарет, которую он нервно мнетв пальцах и в конце концов убирает в карман. Кай хмурится, спокойно спускает на нос зеркальные темные очки, и, выдерживая дистанцию метров в сто пятьдесят, направляется вслед за Чунмёном, стараясь не выпускать его из поля зрения в уже начинающей образовываться утренней толпе трудоголиков.Чунмён предпочитает идти до работы пешком — все равно живет в том же районе. Каю не составляет особого труда подстроиться под ритм его шага, и он даже позволяет себе кое-где срезать путь, пользуясь неплохим знанием топографии Кансогу. Двигается Чунмён не особо торопливо, но в некотором роде целенаправленно и стремительно — шаг легкий, не лишенный некоторого изящества, движения непринужденные. Кай подсознательно снова включает сканер информации и автоматически запоминает любые мелочи, которые могут так или иначе ему пригодиться.Выглядит Чунмён не то чтобы сильно серо и посредственно, но особо из толпы не выделяется — ведет себя спокойно, по сторонам смотрит с вежливым любопытством и даже отчасти рассеянностью, иногда неожиданно сменяющейся пугающей цепкостью и жесткостью взгляда. Сбоку или со спины сделать определенные выводы, конечно, сложновато, но Кай совершенно не торопится — впереди есть два дня, за которые при желании можно не то что повадки человека изучить, но и собрать на него досье листов так в полсотни.Вопреки ожиданиям Чонина, Чунмён, добравшись до администрации за двадцать пять минут до начала рабочего дня, не остается на улице и скрывается в здании; Кай мысленно пожимает плечами и, не выходя из тени, оглядывается вокруг, прикидывая, где неподалеку можно будет переждать до очередного чунмёновского появления — официальный сайт администрации Кансогу готов предложить вам любую информацию, кроме расписания рабочего дня своих сотрудников.Напротив обнаруживается небольшое кафе — Кай прогулочным шагом, убрав руки в карманы и подняв очки на волосы, направляется туда. Занимает столик у окна с тем расчетом, чтобы можно было спокойно наблюдать за администрацией даже в полусонном состоянии, которое, как безошибочно чувствует Кай, объявится сразу же, как только он опустится на стул. Единственное, с чем за время работы Чонин так и не научился справляться — бессонница за несколько дней перед исполнением заказа. Никаких нервов — только тягучее и лишенное смысла бессонное состояние.Кай заказывает холодный чай и долго болтает в нем выпрошенной официантки трубочкой — делает, впрочем, всего один глоток и решает, что эта дрянь с повышенным содержанием консервантов не очень сильно подходит для прохладного дня. Добавляет в заказ горячий зеленый, затем кофе и пирожное из рассыпчатого песочного теста; практически ни к чему не притрагивается и со скучающим видом рассматривает непрерывный людской поток за огромным, во всю стену, окном. Кай вспоминает, как поначалу во время слежки ему было интересно наблюдать за людьми — одеждой, стилем, движениями. Только вот слежка осталась, а интерес испарился, будто его и не было — все типажи изучены, марки шмоток отштудированы и отполированы узнаванием многих десятков разных парфюмерных ароматов.Ближе к полудню Кай, устав читать ярлыки на солонках и разглядывать официанток, бегло кидает взгляд на часы и скрывается в уборной — долго моет руки с мылом и умывается, пытаясь хоть как-то сбросить пелену далекого, но уже ощутимого сна. С минуту критически разглядывает свое отражение в зеркале, трогая кончиками пальцев тяжелые веки, и парой отточенных движений поднимает наверх длинную челку. Стянув двухстороннюю толстовку, выворачивает её наизнанку и накидывает, не застегивая на молнию.Из зеркала на Кая смотрит порядком изменившийся двойник, в котором самого Чонина, который был тут минуту назад, узнать возможно лишь в том случае, если знаешь его последние пару лет. Обыкновенная и простая, в сущности, предосторожность — на тот случай, если временами цепкий взгляд Чунмёна зацепился за что-то более существенное, чем реклама нового фильма или свернутый в трубочку каталог ?Burberry? в мусорке около здания администрации Кансогу.По дороге обратно Кай стягивает со стойки какой-то бесплатный глянцевый каталог — на всякий случай, чтобы не особо выделяться своим отсутствующим скучающим видом. Некоторое время честно листает его, устремив взгляд в окно и только краем глаза рассматривая картинки — в конце концов это быстро надоедает, и Чонин кладет открытый журнал перед собой, прижимаясь скулой к прохладному стеклу. Отрезвляет. Кай массирует виски и думает, что крайне несправедливо администрация района поступает по отношению к мирным гражданам, не давая им информации о том, по какому расписанию работают её сотрудники.В логичное время обеденного перерыва Чунмён не появляется на улице; Кай достает наушники и запускает альбом ?3 Doors Down? на многоразовый повтор. Чунмёна нет спустя час, два; Кай старательно ловит различные сеульские радиостанции и теряет вакуумную подушечку от левого наушника. Чунмёна нет, в принципе, и в три часа дня; Кай прочитывает, не забывая смотреть по сторонам, весь каталог, стянутый со стойки, и, проклиная свой хороший слух, внимает сопливому разговору выясняющей отношения влюбленной парочки идиотов. Чунмён появляется в поле зрения только в пять вечера.Довольно усталый, но явно в хорошем настроении, он запрокидывает голову и, щурясь, смотрит на солнце; Кай делает незаметное движение, порываясь встать и выйти из кафе, но Чунмён, встряхнув головой, сам направляется к зеркальным окнам. Чонин устраивается поудобнее и утыкается носом в журнал.Официантка, судя по всему, с Чунмёном знакома — улыбается она очень приветливо и перекидывается с ним парой ничего не значащих фраз, которые Каю из-за шипения и воплей парочки практически не слышны. Чунмён покупает пол-литровую бутылку негазированной минералки и пьет залпом, запрокинув голову — кадык под тонкой бледной кожей ходит тяжело, сбоку нервно бьется пульсирующая жилка. Чувствительный. Кай щурится и трогает указательным пальцем высохшие, как от ветра, губы.Не успевает Чунмён выскользнуть из кафе, как на его телефон раздается звонок — он берет трубку, не глядя на определитель номера; услышав голос на линии, улыбается светло и как-то запредельно счастливо — Чонин незаметно усмехается уголком губ, думая, что, пожалуй, сам он так улыбался в последний раз в тот момент, когда Чханёль подарил ему на день рождения невероятный по красоте бокфлинт от ?Boss & Co?, сделанный по системе ?Босс-Вудвард?. Но двуствольное ружье — это одно, а голос человека в телефонной трубке — совсем другое.Чунмён разговаривает недолго и, накинув на плечи пиджак, выскальзывает из кафе, впустив в помещение поток холодного воздуха. Кай передергивается и одним движением застегивает молнию на толстовке до горла, зарываясь в ворот носом и скрещивая на груди руки — до дома Чунмёна провожать не надо, потому что адрес давно выведан и тщательно записан мелким шрифтом на запястье под широким темным напульсником.Чунмён скрывается за поворотом спустя уже пару секунд, а Кай сразу же чувствует, как на него ласковой бетонной плитой с шипами обрушивается сдерживаемое весь день состояние летаргического сна — он обещает себе, что закроет глаза всего на три с половиной мгновения, просто клятвенно обещает. Потому что пора уже идти домой, потому что каталог давно прочитан, потому что столик заставлен нетронутыми напитками и разрушенным до состояния кучки пирожным. Обещает и — проваливается в чуткую полудрему.Кай не знает, сколько времени проходит, прежде чем экран сознания, отвечающий за бдительность, не засекает поблизости легкие шаги, затихнувшие только за самой его спиной. Чонин открывает глаза и встречается взглядом с какой-то веселой надписью на ?животе? собственной черной толстовки.Кафе не переполнено, но под вечер людей становится все больше, и Кай позволяет себе подумать, что шаги относятся совсем не к нему, а, скажем, к мафиозного вида пухлому дядечке за соседним столиком.-Хороший день, - раздается за спиной мягкий голос, и Кай лениво поднимает взгляд на окно, в котором отражается весь зал вместе с посетителями. В нескольких шагах от него, Чонина, явно привычно спрятав руки в карманы, стоит Лухань.Кай не оборачивается.-Неплохой.Лухань, не спрашивая согласия, отодвигает стул и присаживается на самый его краешек, с дежурным интересом в глазах рассматривая окончательно замерзший чай и остатки сладостей. Кай вежливо подвигается, чтобы не соприкасаться стульями — отвратительный скрежет металлических ножек порядком давит на слух.Лухань бегло просматривает меню и на пальцах объясняет что-то подошедшей официантке — при этом не говорит ни слова, но умудряется без проблем сделать заказ. Спустя минуту перед ним красуется пачка ?Pall Mall? и зажигалка. Лухань убирает её в карман куртки и подпирает подбородок ладонями, задумчивым взглядом изучая постепенно темнеющий проспект за окном.-Он интересный, - говорит абсолютно бессмысленно, и Кай скашивает на него непонимающий взгляд. Скорее даже недовольный — домой хочется уже намного сильнее, но правила приличия и общения с собственными клиентами не позволяют просто встать и уйти, предварительно надев на голову собеседника бесплатный каталог из стойки рядом с туалетом. Лухань же пожимает плечами.-Чунмён интересный, - будничным тоном поясняет он. - Просто так в толпе не заметишь, а если случайно получится — долго не сможешь отвести взгляд.Врожденное любопытство предательски скребется острыми лапками в ушах, и Кай прислушивается к Луханю с возрастающим интересом — в тонком деле важна любая деталь или наблюдение.-А когда вновь отведешь и потеряешь из виду хоть на секунду, - продолжает Лухань, - Вряд ли сможешь вновь отыскать. Он будет уже в совершенно другом потоке, другой жизни и другом мире. И это будет уже просто другой человек.-Хамелеон, - устало бормочет Кай.-Просто живет, - качает головой Лухань, обратно вытягивая из кармана пачку сигарет и снимая с неё прозрачную пленку. - А многие привыкли жить статически — так, что их можно отыскать взглядом в толпе даже после того, как потерял пару лет назад.Кай привычным движением треплет челку и откидывает её назад.-Тогда и тот, кто отыскивает, тоже стоит там эту самую пару лет, - замечает он логично, а Лухань улыбается не то чтобы снисходительно, но свысока.-Верно, - легко соглашается он и кусает кончик сигаретного фильтра. - И все стоят. Годами.Лухань не закуривает и вхолостую щелкает зажигалкой, то поднося её к кончику самой сигареты, то снова отдаляя и любуясь, как появляется легкая, сразу же умирающая струйка дыма. Кай, отвернувшись, молчит.И думает, что катастрофически малое количество людей умеет делать вид, что оказались в определенном месте совершенно случайно. И Лухань к ним относится.-Скажите, Ка-й, - он как-то странно делит прозвище Чонина на несколько звуков, - Вы верите в проклятия?Кай приподнимает брови и равнодушно пожимает плечами — он давно и очень качественно научился ничему не удивляться и контролировать собственные эмоции. По части удивлений у него был превосходный учитель.-Все проклятия относительны, - отвечает Чонин, не глядя на Луханя, - В проклятие Тамерлана я, к примеру, верю, а вот в проклятие базарной бабушки, которой я не уступил в метро стоячее место — увольте.Лухань тихо смеется — Кай ловит себя на мысли, что мгновенно воздух вокруг становится суше и холоднее, хотя в последние пять минут в кафе никто не входил и никто не выходил. В кафе вообще остались они вдвоем и сонный бармен за барной стойкой.-Я вот тоже не верю, - говорит Лухань, сложив руки на столе и рассматривая бледные пальцы. - Поэтому собственные приходится исполнять самому.И улыбается — светло, обаятельно и безоружно. До отвращения.Кай встает и, кивнув, выскальзывает вон за пределы хрупких зеркальных дверей, слыша, как его провожает кристальный звон китайских колокольчиков — ему просто до безумия хочется закрыть уши руками и выдрать этот звук из слуха с корнем, чтобы он истек кровью и больше никогда не появлялся в его жизни.Кай, конечно, сдерживается.Чунмён смеется, когда Крис ловит его сзади и обнимает за талию, поднося к его губам пузатый бокал с теплой янтарной жидкостью — коньяк обжигает язык и горячей волной спускается в горло, распространяя тепло до кончиков пальцев, которые начинает слегка покалывать.-Только алкоголики глушат спиртное в будние дни, - Чунмён щурится на вечерний свет лампы и укладывает голову на плечо Криса, чтобы лучше видеть выражение его лица.-Алкоголики, эстеты, патологоанатомы и студенты во время сессии, - хмыкает тот, ничуть не смутившись. - А поскольку ни ты, ни я не патологоанатомы и не студенты, то да — алкоголики. Это ужасно.Чунмён чувствует где-то подвох.-Ну а вдруг мы эстеты? - спрашивает укоризненно, а Крис закатывает глаза.-Эстеты, знаешь ли, вообще по ночам не занимаются тем, чем занимаемся мы, - замечает вполне справедливо, с удовольствием наблюдая, как на скулы Чунмёна падает легкий розовый оттенок. - Вообще не тем. Это ужасно.Чунмён быстро справляется с собой и ехидно улыбается.-Согласен, это ужасно ужасно. Надо дать обет безбрачия. Прямо вот сейчас пойду и дам.-Пойди и дай, - легко соглашается Крис, а Чунмён, выскользнув из его объятий, с со слоновьей грацией направляется на середину комнаты.Рукой задевает практически полную бутылку коньяка, стоящую на низком столике — она пару секунд опасно балансирует, а потом, словно сделав одолжение, падает на ковер, окрашивая его в темно-коричневый яркий цвет. Снизу вверх волнами поднимается глубокий запах, пленкой оседая на обонянии, языке и даже, кажется, глазах. Чунмён дергается и кривит губы.Крис замирает.-Прости, - вздыхает Чунмён, а Крис, не говоря ни слова, притягивает его к себе и обнимает, закрывая глаза и пытаясь проглотить противный и склизкий ком в горле, который имеет почему-то вкус то ли коньяка, то ли вина.-Постой вот так, - говорит он тихо. - Вот так. И никуда не уходи, пожалуйста.Коньяк впитывается в ворс ковра.Снова.