Часть 38 (1/2)

*** Спалось плохо, сны снились мутные, тягучие, на грани наслаждения и отвращения. Смесь порно с ужастиком – тяжелая Санина голова на груди, его каштановые волосы щекочут соски, тянущее возбуждение в паху, предвкушение – вот-вот, и Саня ему отсосет, и так хочется, и ждется. Наконец, теплые губы обнимают головку. Нетерпимо остро. Костя прочесывает пальцами Санину шевелюру – во сне он, Штейн, старается сдержаться, не толкнуться глубже, не быть грубым. Только в пальцах обман: вместо мягких прядей – жесткие, будто лаком залитые, завитушки, и Штейн резко отрывает от себя за волосы чью-то голову. Совсем не Санину, в руках – оторванная Наташкина башка, глаза выпученные, и накрашенный перламутром рот распахнут, как у мертвой рыбы. Жуть…

Проснулся, повертелся, снова уснул. И снова – сначала предвкушение, возбуждение, потом – адский пиздец. То невнятная кровища, то ереминский старый дружок Витек, тот, что погиб в Чечне – сжимает Костины плечи, навалившись тушей, и что-то кричит в лицо, а что – не слышно. И страшно. В общем, утром чувствовал себя не самым лучшим образом – стояк такой, что яйца ломит, потный и как будто в грязи извалявшийся. Пришлось дрочить по-быстрому в душе, отгоняя прочь любые мысли о любых губах на члене, и долго тереться губкой под горячими струями. Полчаса потерял, а облегчения – никакого. Волосы после стрижки отросли и требовали сушки феном, но он уже опаздывал. Лохматым бы пойти, да не в это утро. Должен быть с иголочки. Хотя, прийти позже других – тактически верный ход, меньше народу встретит на проходной, на контроле, да и покажет, что ему насрать на всех.

Старательно уложил волосы, побрился, вдумчиво оделся – серый костюм, рубашку белую, на первый взгляд, простую, но в тонкую прозрачную полоску и с длинными узкими манжетами. С ними повозился, мелкие пуговицы пока застегнешь – вспотеешь, галстук Этро в жемчужные и черные ?огурцы?. Выпил кофе, покурил, попялившись в окно на сочный рассвет. День обещал быть солнечным и по-весеннему теплым. И грязным, машину можно и не мыть, толку не будет. Все равно – до работы и обратно. Часы не забыть, и в бой.Когда застегивал ремешок на ?Картье?, понял – не так. Правильно, разумно, но не так! В зеркале отражался тридцатилетний ухоженный мужик, наряженный дорого и слегка показушно. Трусливо. Вся смелость – прозрачные полоски на рубашке, но хрен их кто разглядит, пока носом в грудь не уткнется. Нахуй! Терпение кончилось с последней пуговицей на манжете – удалось стащить рубашку и не оторвать ни одной, а дальше Костя просто сорвал с себя одежду, побросав шмотки на кровать. Открыл дверцы шкафа и потерялся без четкого плана. Блядь, столько барахла накопилось, что выбрать?! Плюс еременские модные тряпки глаз мозолили, сбивая с толку. Вытащив Сашкин пиджак, посмотрел на большую черную нашивку с набитым брендом на подкладке. Мгновенно щелкнуло в мозгах – вчерашний диссонанс с образом, вот он: цена костюмчика никак не укладывалась в портрет ?слишком принципиального?, как себя обозначил Еремин, мента. Ну не носят честные менты оригинальный ?Кашарель?, один пиджак в матушке-Рассее штук двадцать-тридцать стоит. А по распродажным шоп-турам Сашка вряд ли мотался… К черту, потом осмыслит до конца, а то завис глупо перед открытым шкафом в трусах и в носках до колен. И план к черту, следует положиться на интуицию. Рука сама потянулась в дальний угол, где висели редко надеваемые вещички. Отщелкивая плечики, нащупал последние, у самой стенки. Лешкин подарок на прошлый день рождения – дешевый и китчевый костюм, ткань – что-то среднее между джинсой и мешковиной, рукав три четверти с отворотом, широкие стежки и разрезы по бокам. Цвет… цвет – дерьмо, то ли темно-горчичный, то ли защитный. Помнил, как рассмотрев подарок, решил – Сорин издевается. И дурацкий диалог помнил дословно:

?Ни за что! Я такое не напялю ни за что!?

Но Лешка казался увлеченно-серьезным, доказывая:

?Бля, Костя, ты одеваешься, как твой пердун-Трунов! А это – новый тренд, увидишь, через годик-два и у нас самым писком будет. И на работу – самое оно, не мнется?

?Ты – дебил? У нас хоть и завод, а дресскод обязателен! По слогам тебе говорю – костюмы-рубашки-гластуки!? ?Так это и есть – костюм!? ?Это говно еще и с брюками??

?Пафосный ты уебок, Штейн!?

Лешка тогда обиделся, и Костя все же натянул на себя бомжеватый из-за искусственной мятости ?костюм?. Пиджак сидел странно – слишком короткий, узкий в груди, но в принципе – неплохо, а брюки оказались чудовищными – низкие, в заднице и бедрах широкие, а в голенях – чулком, фасончик а-ля галифе. И вдоль голеней – железные молнии почти по колено. Не расстегнешь – на ноги не натянешь.

?Сорин, а жопа где? Почему ее не видно? Она – моя единственная гордость, между прочим? – Костя готов был ради Лешкиного успокоения смириться и с тканью, и с цветом, даже с замками на лодыжках, но не с обвислым задом. Лешка сразу разлупился и заржал: ?Штейн, твоя гордость – ум, а жопа – она вроде есть, но ты на ней только сидишь! Брюки как раз по тебе, чтобы не дразнился!? ?Иди ты, Сорин. Я в нем выгляжу как педик из анекдота? ?Тебе полезно иногда. И вообще, не нравится – выкинь, он мне все равно в ?три копейки на наши? обошелся…?

Тут Костя обозвал Сорина козлом и жмотом, Лешка его – пиздюком и трусом, и они надрались до беспамятства, поехав в ?Арсенал? – молодежный клубешник, где Лешка постоянно тискал Костин зад, называя его ?моя гордость? и ?моя прелесть?. В общем, в говно нажрались. А костюм Костя так ни разу и не надевал. Забыл о нем навсегда утром после пьянки. А сейчас как сам черт велел. Вытащил, расчехлил и натянул брюки. Если бы на них вместо замков чудо-дизайнер пришил пуговицы, Костя бы затормозил, плюнул. С манжетами навозился. Но молнии легко расстегнулись и легко застегнулись, ткань плотно обтянула икры. Хорошо, что ноги не кривые. Даже забавно. За полгода вкусы кардинально поменялись? И низкая посадка не раздражала, и намек на галифе на бедрах. Да и жопа все же выделялась. Отъел? Вроде, нет, наоборот, он похудел, подсушился. А жопа отросла, ха! Наклонился к кровати за пиджаком, и брюки сползли ниже копчика. Костя скривился, ужасно непривычно, но для маскарада – в самый раз. Ремень только затянуть потуже, и вуаля! Взяв пиджак в руки, задумался на минуту – под такое уродство нужно что-то такое же китчевое, бутафорское. Футболку в обтягон с дурацкой надписью, например. Фак, нет, он не готов. Натянул тонкую водолазку без рукавов, но с горловиной, темно-серую, нейтральную. И часы – важная деталь, ?Сантос?, хоть и скромные, но тут не в тему, нужны другие. Выдвинул верхний ящик комода, где в коробках, футлярах хранил часы и очки. Очки – Леове в роговой оправе, часы – хохотнул и выбрал Улисс Нарден, спортивные, черный корпус с оранжевыми стрелками и цифрами. Почти все, осталось пальто и туфли. Блядь, туфли… Если надеть туфли, он будет выглядеть не педиком, а клоуном. Ха-ха, зря он, что ли, себе снился в финальной сцене у Трунова по пидорски наряженным – там, во сне, на ногах были тяжелые ботинки, те, что на пургу и на блядки, высокие, с рифленой подошвой и шнуровкой. Вот теперь укомплектован. Мельком взглянул в зеркало – страшно разглядывать себя, третий заход к шкафу он просто не переживет, но беглый осмотр рассмешил. Хотел выглядеть абсурдно и дешево, а выглядел этакой помесью ви-джея с MTV и английского эсквайра на охоте . Бляяядь, Трунов будет в шоке, да похуй – наглости ему, Штейну, не занимать, он вполне готов насладиться тем впечатлением, которое произведет на неискушенный и, по большому счету, невинный аппарат управления ?Звезды?. В конце концов, терять ему практически нечего. Как и рассчитывал, на завод он опоздал на крепкие сорок минут. Охранник на контроле, тот самый Сергей, в пятницу чуть не поймавший его с Крайновым, оказался слишком хорошо вышколенным и виду не подал – что что-либо знает, да и наряду Штейна не удивился.Поднимаясь к себе, Костя, жутко коверкая немецкий, напевал в полголоса Рамштайновский ?reise, reise, seemann, reise?*. Врубил песенку в машине, пока ехал, на всю катушку, и теперь искусственный, остро-ментоловый – с холодком и шипением, – настрой подпитывался ритмом, голосом, звенящим в голове. Допев до строчки ?die lanze muss im fleisch ertrinken? засмеялся, вспомнив – этож вроде про копье, которое должно вонзиться в плоть.Да,должно, дня два-три потерпеть, и обязательно…

– Константин Сергеевич, опаздываете?

Вот и первый неприятель. Скользко-любезный начальник юридического отдела, метко окрещенный ?Треской? за блеклые навыкат глаза и созвучную фамилию. Видимо, прямиком от шефа – слишком уж раскрасневшийся, на взводе. – Задерживаемся, – поправил его Костя и отпер дверь, но заходить не спешил, позволяя Треске себя рассмотреть. По гадливой ухмылочке понятно – юрист в курсе Димкиной эскапады. И хочется ему подъебать, уязвить Штейна,и колется – кишка тонка. Но не преминул на часы демонстративно взглянуть. И Костя взглянул, специально сверкнув якорем на браслете. Это как членами помериться – у юриста фальшивый ?Континенталь?, у Штейна – пафосный ?Нардин?. Якорь Треска оценил, улыбочка сползла, но его смелость Костя недооценил. – Вас Олег Викторович искал по важному делу. Кому другому я бы посоветовал вазелином запастись, но вам не привыкать, – и скабрезно хохотнул. – Да, завидуйте, у нас с шефом все по любви, – Костя насмешливо улыбнулся в ответ, но внутри настойчиво засемафорило: ?Опасность!? Юрист отчалил, многозначительно добавив: ?Что было, то прошло?. Костя пожал плечами и, наконец, вошел в кабинет. Сняв пальто и пригладив волосы, уселся в кресло. Крутанулся. Шеф подождет, а вот настойчивый сигнал об опасности игнорировать не стоит. Интонации Трески не укладывались в схему вопросов-ответов, к которым приготовился Штейн. Не гомофобный высер, скорее – наезд на финансового директора Константина Сергеевича Штейна, вот чем это выглядело, а про вазелин юристу так, к месту пришлось. Проехался в кресле к окну – пейзаж законсервирован в безразличие, словно пойман в янтаре – серое, в прожилках утренних лучей, море, суда, слякоть, грязь. И рассуждается легко, без эмоций – Треска всегда считал свою подчиненность Штейну-любимчику шефа несправедливой, грубым нарушением управленческой структуры. И был, в сущности, прав. Но кого это волновало, кроме самого юриста? Никого. Там, у двери, заискивающе-завистливым Треска не показался,он выглядел торжествующим и окрыленным. И это плохо, очень-очень плохо.

Запиликал матюгальник, и у Кости перехватило дыхание. Раз-два-три… Штейн выждал, не позволяя себе ответить шефу сразу. Он не испуганный соплячок, дрожащий перед начальством. Раз-два-три… Когда короткие гудки превратились в один непрерывный писк – Трунов давил на клавишу своего аппарата, не отнимая пальца, – Костя ответил: – Да, шеф?

– Ко мне, немедленно. – И вам здравствуйте, – механически отреагировал на лающую команду Штейн. В командном тоне ничего из ряда вон, Труноване в духе иногда заносило на грубость, особенно, с бодуна. Костя оттолкнулся от стола. Разумом он давно просчитал – рано! Рано готовиться к военным действиям, шеф должен дождаться результатов тендера. Но вопящая интуиция сбивала сердце с ритма, и привкус горечи во рту – признак животного страха, не поддающегося ни логике, ни анализу. И к черту анализ! Страх привычно мобилизовал, позволяя из колоды решений выхватить верное.

Собравпортфель, мельком глянул в зеркало – идеально. Легкомысленно и отчаянно в одном флаконе. Обманный финт – ясно, что он готов к упрекам, презрению и любопытству, лишь черный деловой портфель выдавал готовность к настоящему бою. Резко открыл дверь и чуть не столкнулся с Леркой. – Ты – дебил, Штейн! Доигрался! – ну вот, и эта не поздоровалась.

– Потом, Лер. Все потом, – Костя обнял Лерку за плечи и подтолкнул в коридор – она мешала, загораживая проход. Улыбнулся и не удержался, быстро поцеловал в губы. – Ты к папе? Я подожду. – Не жди, я надолго. Что-то в его голосе шло вразрезс легкой улыбкой – Лерка дернула головой, отстраняясь и вглядываясь в лицо. – Пиздец, Штейн. Ты обдолбался? У тебя глаз нет, одни зрачки… Она ждала ответа, Штейн молчал. Секунды бежали – тик-так. Селектор нетерпеливо заверещал, подталкивая в спину. Резко и крепко прижал Лерку обеими руками, не рассчитав и заехав портфелем по тощему заду. От неожиданности она ткнулась носом Косте в подбородок, и он почувствовал, как бьется ее сердце – быстро, испуганно. – Что? Не думаешь же ты, что из-за… – Все будет хорошо, Лер, – не дав ей договорить, оттолкнул и повернулся к приемной. Шел, не оборачиваясь, зная, что Лерка застыла в распахнутых дверях и смотрит ему вслед. Reise, reise, seemann, reise! Приемная. Первый пост пройден, первый любопытный и брезгливый взгляд отбит высокомерной улыбкой. Любаша даже не кивнула. Враг номер три определен, номер два он присвоил Треске. Распахнул тяжелые двойные двери в кабинет Трунова, и вот он, почетный враг номер ?раз? – любимый шеф, Олег Викторович, по-тигриному расхаживающий от окна к огромному столу.

– Наконец-то соизволил пожаловать! – хищник замер у окна, солнце за спиной растворило его фигуру в потоке яркого света. А что там за выражение на лице – вообще неясно.

Штейн застыл посредине кабинета, давая возможность оценить наряд. Расслабиться и обмануться.

Шеф оценил – громко и недовольно вздохнул. Ага, на то и расчет – не прореагировать на Костин костюмчик Олег Викторович не вправе, но и сбиваться со сценария не хочет. Игра ломается. Плюс очко Косте. Трунов перестал отсвечивать у окна и уселся в свое кресло, небрежно махнув Штейну: ?Ну, что стоишь?!?

Костя, вспомнив Саню вчера на кухне, его четкие выверенные движения, выдающие нервозность, плюхнулся в кресло, специально задев соседнее – оно отъехало в сторону. Бросил на него портфель, закинул ногу на ногу и посмотрел на шефа. Трунов уставился на вызывающе выставленный ботинок, которым Костя слегка покачивал. Видимо, шеф решал – одернуть за хамство или проглотить. Ни то, ни другое – Олег Викторович удивил, рассмеявшись: – Ну, Константин Сергеевич, ты даешь! Всякое ожидал, но что ты как… – тут замялся, подбирая сравнение, – как безобидная лягушка перед опасностью, раздуешься и примешь отпугивающую ядовитую раскраску – не ожидал! Костя, улыбаясь, согласно кивнул, про себя подумав – как же, жди, скорее – как змеюшка, такая яркая и красивая, Аспид, кажется, называется. – Зато, шеф, все лишние вопросы сразу отпадут. Если у кого возникнут. – И зря, между прочим, зря… – Трунов побарабанил пальцами по столу, – на заводе, в принципе, ты мог бы все отрицать. Насколько я знаю, Крайнова никто особо не уважает, мало ли что он сказал… А Василий Саныч меры примет, заткнет ему рот, чтобы не распространялся.

Трунов помолчал и предсказуемо добавил: – А я тебя предупреждал! Но ты, Костя, заигрался, оборзел. Осторожность потерял, и вот итог. Сам подставился и меня подставил! Костя вновь согласно кивнул. Нога на ногу, руки на подлокотниках, расслабленные, и на губах виноватая улыбка. Безобидная лягушка. Бесспорно, только шефовское ?на заводе? он отметил. А не на заводе? Так и подмывало спросить, но, терпение – Трунов сейчас от вступления к главному перейдет. – Отправить бы тебя переодеваться… Да без толку, – встал, прошелся по кабинету, снова уселся – вид создавал, будто никак не решится приступить к казни. Ну-ну. – Мне уже Рашидов звонил. Костя вскинулся, ногу с ноги снял, корпусом вперед подался – само напряженное внимание. – Орал в трубку про бани, про то, что я с собой пидораса таскал. Пытал меня – знал я или нет. Считал, наверное, сколько раз ты на его хуй любовался. Был бы кто другой, так и проще было бы… А он же тебе явные знаки внимания оказывал, все время тебя нахваливал. Теперь замаранным себя считает и меня винит. Нехорошо это, Костя. Не вовремя! Костя рассмеялся искренне – зло и скабрезно. – Ох уж эти гомофобы! Что там в их головах – не угадаешь. Помнится, мы как-то в одной палатке под одним спальником спали. Может, он себе локти кусает, что тогда не знал? Шанс упустил. – Не шути так, Костя. Хотя… я и сам ведь чуть не повелся, когда ты про чины болтал. Но для него… вся ситуация видится плевком в душу. Личным оскорблением. И что делать? Под маской озабоченного добросердечного дядюшки скрывался тонкий и хитрый расчет. Костя хотел бы обмануться, да не выходило – Трунов явно подходил к главному. – Вам, Олег Викторович, решать. Но не думаю, что Рашидов пойдет на разрыв договоренностей.