Часть 15 (2/2)
Просмотрел список, который вручил ему пацан – краска, клей, еще какая-то мелочь, шурупы… Но на шесть тысяч рублей.– А что так много? Или калькулятор не купил еще? – с невозмутимым лицом, подколол Костик.Шурик фыркнул, потом попытался сделать серьезное и деловое лицо, но не получалось – губы все равно расползлись в какую-то дурацкую ухмылку. Костя насмешливо выгнул бровь. Улыбка у пацана заразительная, черт, непроизвольно тянуло улыбнуться в ответ.
– Так Алексей краску такую выбрал, французскую, структурную, одна банка две штуки стоит, – объяснил парень и прикусил зубами нижнюю губу, видимо, пытаясь удержать себя от неуместного смеха. Причем, белыми зубами, невзирая на чифирь и ?Приму?…Всё, пора закруглять это чаепитие, выдать денег и валить домой. Костик встал, заправил рубашку, накинул пиджак. И вдруг почувствовал, что домой не тянет, там все будет напоминать о Еремине, а он, к счастью, его почти не вспоминал, вообще не думал ни о чем. То несся по трассе, то бежал, то ходил туда-сюда, матерился, благодарил, вдыхал весну, вот, на Шурика любовался… И уютно тут, на этой недоделанной кухне… Так, Штейн, не расслабляйся. Время одиннадцать, и катить на другой конец города.
– Поеду, спасибо за воду.
– Да не жалко, приходите еще… – быстро отреагировал парень, а потом понял – сболтнул что-то лишнее, квартира-то не его и он тут не хозяин, чтобы Штейна приглашать, и, стараясь исправить оплошность, начал: – то есть… я…Костя небрежно махнул рукой, мол, я тебя понял, можешь не объяснять. Надел пальто, достал бумажник, а там только три купюры по тысяче и пусто.
– Вот, возьми три штуки, остальные завтра подвезу вечером. Нормально будет?
– Ага, завтра тогда купим шурупы и краску, а остальное – потом, – Шурик, поняв, что нежданный гость сейчас свалит, выдохнул. И, как показалось Косте, с облегчением. Кольнула нелепая обида… Фак, Штейн, ты – идиот, что тебе до пацана?Обулся, застегнул пальто, натянул перчатки и… все же прошел по коридору, заглянул в дальнюю комнату. Быть здесь и уйти, не постояв у любимого окна? Закрепленный рефлекс, однако…До окна он не дошел, споткнулся обо что-то на полу. Темно, свет Костя не зажег, пришлось вернуться и щелкнуть выключателем. Парень так и остался стоять в дверном проеме, а Штейн разгадал теперь настороженность и неуверенность в начале встречи, и облегчение в конце. На полу был расстелен тонкий мат, на таком в спортзале занимаются, большая, чем-то набитая сумка, тапочки и теплая куртка. Маленький старый телевизор, шнурами к нему подключена… вроде какая-то игровая приставка.
– Ты здесь ночуешь что ли? – не то чтобы он удивился, просто не ожидал.Шурик кивнул, а на лице вновь неуверенность и, в тоже время – готовность защищаться. Боится, что Штейн его выгонит? Нууу, не такая он сволочь. Хотя… сволочь, и выгнал бы, не раздумывая. Еще вчера бы выгнал, его или кого другого. Сразу и на мороз. Но сегодня… черт, это, наверное, на Костютак мент на дороге повлиял…– Больше негде? – мог бы не спрашивать, но любопытно.– Негде. – Шурик ответил кратко, еще не догадываясь, что милостивое разрешение остаться уже получено. Во взгляде и интонации нет просьбы – легкий вызов, да и не будет он просить, не умеет, скорее всего, гонора много.
Фак, этот мат такой тонюсенький – как на нем спать? На ум пришел герой школьного романа ?Что делать?, который Штейн вымученно заставил себя прочитать в девятом классе. Как его там… Рахманов, вроде… который на гвоздях спал. Аскет, точно. Что-то в парне присутствовало именно такое – сдержанно-аскетичное и бунтарское. Взрослое и юное. Сколько же ему лет…
– И давно ты тут ночуешь?
– Три ночи… – хотел еще что-то пояснить, но замолчал.
Не хочет рассказывать и не надо, не пытать же его… Все же подошел к окну – вид захватывал дух, Лешке бы здесь нишу с широким подоконником сделать и подушки положить… Ага, Штейн, ты и будешь тогда тут зависать или вообще, пропишешься.Все последующее Костя потом себе объяснил так – та спонтанность, что гнала его неведомо куда, заставляя топить педаль газа, еще не выветрилась из крови, смешалась с абсурдной эйфорией, предчувствием-рефреном ?все будет хорошо?, заботой, с которой былапередана фляжка с водкой в милицейском ?бобике?, усталостью и расслабленным уютом провонявшей табаком кухни. И этот невообразимый микс сыграл роль противоядия, загоняя тварь-внутри, насмешливо шептавшую: ?Ой, какое бескорыстие, браво, браво!?, обратно в ее яму.А там, на квартире, глядя в окно на призрачные огни города, он не обдумывал, не решался, пришло само и быстро сорвалось приказом:– Так, Саня, иди одевайся, прокатишься со мной.– Куда это? – понятно, что приказ парень воспринял в штыки.– Недалеко. Дам тебе кое-что и можешь тут пожить, пока ремонт не закончите, – пояснил Костя, но не все, не до конца. Возможно, из-за сомнения – может и отказаться, дурачок молодой. Начнет размахивать флагами независимости.
Тот и хотел, было заметно, отказаться, желание послать Костика подальше явно отразилось на лице. Но, то ли беспрекословный тон, то ли еще что-то, повлияли, неизвестно, и он, неуверенно улыбнувшись, развернулся и потопал в прихожую.
Пока обувал разбитые кроссовки, Костя беззастенчиво разглядывал открытую – футболка при наклоне задралась – поясницу, задницу, обтянутую старыми трикошками. Скорее – машинально, чем с умыслом или желанием. Как-то акценты в сознание сместились – вместо объекта для фантазий парень перешел в категорию ?средство для отдачи долгов мирозданию?, которому он, Штейн, за свои двадцать девять порядком задолжал.Уже в машине, пока Саня складывал в стопку раскиданные диски, перебирая и читая названия, Костик позвонил родителям – не мешало бы уточнить, не спят ли? Впрочем, для мамы одиннадцать вечера – детское время.– Мам, это я, – сказал и зацепил удивленный взгляд парня, – не ложишься еще?– Нет, карты заполняю, сил уже нет, – мама устало выдохнула в трубку, – ты где пропал? Заедешь?– Ма, я одного пацана пришлю, дашь ему ключи от гаража?
Мама задумалась, видимо, вспоминая, где они лежат.– Хорошо, конечно. А сам не зайдешь? Я гуляш приготовила, а есть некому, отец сегодня у Палыча ужинал, Аленка обещала заехать и не смогла…– Маааам… – к черту гуляш. Вот поэтому Штейн и взял с собой парня, мог и один съездить, но ему заходить к родителям не стоит, застрянет на час как минимум, да и настроения не было выслушивать мамины расспросы и упреки, ждать, пока насует плошки с едой… – нет, не получится сегодня.– Ладно, Костя, но на выходные – обязательно заезжай, – и мама, понимая бессмысленность уговоров, положила трубку.Поехали, и Штейн уловил – пацан расслабился. Этот звонок и разговор, наверное, успокоили, развеяли опасения – куда его везут на ночь глядя? А вопрос ?Зачем?? он не задавал, стеснялся, может? Зато разговорился, и Костик узнал, что живет он уже год с Женей-Наполеоном, квартиру снимают на двоих, с тех пор как тот развелся с женой, а на днях бывшая внезапно воспылала желанием наладить отношения. И они налаживали, по словам парня – слишком громко, а квартирка маленькая – комната и кухня, короче, невыносимо. Костя согласился – невыносимо, а если жена бригадира ему под стать, то и неэстетично…– А родители твои? Где-то же ты жил раньше? – спросил и понял по реакции, что ответа не дождется, болезненная эта тема. Пацан пожал плечами и отвернулся к окну. Да и похуй, не очень то и нужно знать. Штейн сделал музыку погромче и больше с беседами не лез. Это так непохоже на запад, это так непохоже на север,Это так непохоже на запах никому неизвестных растений.Это так – тише, чем ночью, это так, как будто бы
Ты всё ближе… ты всё ближе мне, ты всё ближе...Песня так и осталась на повторе, и теперь короткий речитатив Васильева, от начала к последнему аккорду, снова и снова прицельно бил ритмом из динамиков, вновь заставляя сердце троить в непонятном, жгучем предчувствии перемен.