Часть 2. Разговор (1/1)

— Зачем звал? — Мэри обращается к нему жестко. Смысла ворошить прошлое и вспоминать былое она не видит; а вот с бесцеремонным поведением, которое он себе позволяет, нужно что-то делать!— Соскучился. А ты?— А я нет. И не ждала тебя. И перестань уже курить, это раздражает!Он не перестает; наоборот, подходит ближе и почти выдыхает струю табачного дыма ей в лицо.— Ты меня провоцируешь, да? — Моя любовь, — Грей криво усмехается, стараясь скрыть боль в голосе, — которая обещала быть со мною и не сдержала слово...— Что было, то прошло. Сейчас-то ты что от меня хочешь?— Например, смотреть, как ты злишься; как яростно блестят твои глаза, когда я подхожу к твоим милым козлятам... Он верно смеется над ней.— Вот о козлятах даже думать не смей!Грей наклоняется ближе.— Твои дети должны были быть моими детьми, Мэри.— Я запрещаю. Приближаться. К ним.— И как ты намерена мне запретить?Она еле дышит от злости и страха. Что если он причинит зло ее детям? Это уже не тот Грей, которого она знала когда-то и которым от всей души восхищалась — совершенно чужой волк, способный на что угодно...— Хочешь ли ты, милая моя, чтобы вся деревня вдруг узнала, что их идеальная Мэри по молодости крутила роман с волком, сношалась с ним, даже намеревалась бежать за море, да струсила, а?— Ты смеешь мне угрожать?! — ей хочется влепить ему пощечину.— Но тебя же всегда привлекали плохие парни, верно?— Ты у меня дождешься, Грей, — я тебя уничтожу...— Думаю, ты станешь посговорчивее, если я ненадолго придержу у себя твоих очаровательных козлят.Хлесткий звук пощечины рассекает вечернюю тишину. Грей, как ни странно, усмехается.— А ты не изменилась — все такая же своенравная.— В таком случае ты знаешь, на что я способна. Держись подальше от моих детей и моего дома!***— Скажи, мама, что этому противному волку от нас надо? — спрашивает ее Лулу, старшая дочка.— Видишь ли, — Мэри кратко вздыхает, — у него никогда не было детей...?Твои дети должны были быть моими детьми?, — тут же всплывает в ее сознании. Чертов Грей! Правы были те, кто говорил, что с волками связываться себе дороже. Мэри тогда не верила, считая это глупым стереотипом; в какой-то момент она горела желанием доказать всему миру, что из волка и козы может получиться отличная пара...И что в итоге? Он снова врывается в ее жизнь, на сей раз без спроса, начинает странную игру, где симпатия перемешивается с неприязнью, язвительность — с обаянием, а сладкие речи — с угрозами; и, что самое неприятное, основательно вторгается в ее мысли. Даже сейчас в голове звучат его фразы — как последние, так и вырывающиеся из далеких воспоминаний, — когда она укладывает спать детей и должна, по идее, думать лишь о них.Она знает, что он никуда не ушел — он рядом, за дверью, подслушивает и наблюдает. Колыбельную козлятам Мэри поет чуть громче обычного и слышит вдруг, как Грей тихонько ей подпевает. ?А вот Джозеф никогда не пел?, — вспоминает Мэри, кажется, невпопад.***Флориан на сей раз прибывает в их глушь совсем некстати. Конечно, вся деревня ждет его появления всякий раз, да и попугай, обожая свою немногочисленную, но благодарную публику, приезжает к ним довольно часто. В другое время Мэри обрадовалась бы, но сейчас, когда ее конфликт с Греем еще не улажен, суматоха может лишь усугубить положение.Козлята почти плачут, узнав, что им запрещено присутствовать на ярмарке. — Я куплю вам все, что пожелаете! — обещает Мэри, но детей это не утешает — их куда больше привлекают не подарки, а сама атмосфера праздника, появляющаяся всякий раз с приездом попугая.Поначалу Грея на ярмарке она не видит. Лишь трио его прихвостней — Сильвер, Марк и Руди — слоняются вокруг (не иначе как по его указанию). Они раздражают, Мэри хочется уже прикрикнуть на них, однако волчьи ?шпионы? сами оказываются не столь уж усердными: Сильвера манит прилавок со сладостями, Марк бежит ко второй сцене, где обосновалось овечье семейство и Лилиана задорно танцует импровизированный танец, а Руди и вовсе испаряется в неизвестном направлении.Вскоре Грей появляется сам. Его мрачная брутальность на фоне пестрого карнавала кажется неуместной — слишком уж выделяет его из толпы. Мэри снова имеет возможность убедиться, что он богат — не моргнув и глазом, скупает довольно дорогие вещи (которые она, к примеру, не может себе позволить). Она не столько завидует, сколько злится; ей хочется, чтобы он побыстрее уехал туда, где обитал последние пятнадцать лет, и больше не возвращался.Вдруг какой-то зайчонок дергает ее за рукав:— Вам просили передать, — и протягивает ей конверт.Хочется, не вскрывая, вернуть его отправителю, добавив при этом немало слов, не предназначенных для детских ушей, но зайчонок, ставший поневоле связным, ее не поймет. Письмо все же приходится забрать.Там что-то есть — Мэри четко ощущает нечто твердое сквозь конверт. Любопытство берет верх; в конверте обнаруживаются сережки — дорогие, с натуральным жемчугом — и записка: ?С прошедшим Днем рождения?. Помнит ведь.