Глава 24. Остров ?оживших? лодок (1/1)

Тихая гладь, синяя, шёлковая. Скользит лодка по воде, как селезень, от стаи отбившийся. Свет лунный, жемчужный, на водную гладь блики едва заметные бросает, освещает лики усталых путников.В себя придя от потрясения, жадно солёный воздух глотая, отдышаться пытаясь, вспомнил Пётр свой первый побег в Преображенское. Вспомнил?— и в сердце кольнуло. То же чувство, да обстоятельства не те: сам теперь на вёслах, в числе чудом спасшейся команды. И не Яуза плавная за бортом?— тонкая, изящная, словно синяя лента в косе девичьей, в берега илистые вплетённая, а море Средиземное?— неспокойное и бурное.?Выгребли поспешно с места проклятого, предположительно, к северо-востоку. Дым окутывал лодки так, что ни впереди, ни сзади не видать никого. По голосам лишь друг друга узнавали. Навалились на вёсла?— поскорее бы отдалиться от корабля, безнадёжно погибшего, в лютом пламени полыхавшего. От напряжения вены на руках вздулись, седьмой пот прошибал, не позволяя полностью высохнуть. Не сразу пришло осознание, что двое отчаянных моряков погибли столь несправедливо и нелепо. Не укладывалось в голове, что ставшего уже другом Ваську потерял, добродушного и жизнелюбивого. У всех мысль одна была: добраться до суши во что бы то ни стало?.?— Глядите! Кажись, земля! —?раздался звонкий голос юнги из шлюпки, далеко вперёд уплывшей.?— Ужель берег Неаполитанский?! —?удивился Пётр, судорожно вёсла сжав.?—?Э, видать тебе, маэстро, башку напекло днём,?— тяжело дыша, проворчал боцман. —?До Неаполя грести и грести. Островок дикий, видать.?— Должно быть, на нём растут… да хоть бы лимоны,?— жадно сглотнул матрос Жан, за трое суток без воды и еды едва не позеленевший, впрочем, как и все пострадавшие.?— ?I limoni!??— передразнил его Грасси. —?Да ежели там не найдётся ни одного дикого козла или барана, так, пожалуй, и сам за обоих сойдёшь!Фосфорин молчал, стараясь прогнать от себя жуткие воспоминания о страшном старике из монастыря на Яузе. О том, как, умирая от голода под надзором сурового монаха, тайком, по ночам червяков из земли выкапывал и, промыв уже подгнившей дождевой водой из бочки, морщась, но ел. Когда иные насекомые, вроде тараканов, в келью заползали, и их ловил в отчаянии теряющий сознание мальчишка. ?Святые подвижники в пустыне питались саранчой, и за то их Бог не наказал. И меня, быть может, не накажет?.Моретти в то время, успев в себя прийти, в подзорную трубу смотрел, не отрываясь. А потом вдруг как бросит её на дно и восторженно воскликнет:?—?Слава Всевышнему, мы приближаемся к берегам благословенной Мальты!Фосфорину название острова ни о чём не говорило, но предвкушение скорой высадки на сушу?— куда делось страстное желание оказаться в открытом море? —?и долгожданного отдыха мгновенно прибавило сил. Пётр молча, с ещё большим рвением налёг на вёсла, вдохновляя своим примером других отчаявшихся гребцов?— боцмана и двух матросов. Капитан Моретти в большом воодушевлении возносил молитвы Богу и Святой Деве Марии, благодаря за чудесное избавление команды от долгой и мучительной гибели в ?пустыне вод?.?На рассвете шлюпки наши прибились к брегу в каменистой бухте. Успели вовремя: небо заволокли тяжёлые тучи, восточный ветер усиливался. Вместе с двумя товарищами моими выпрыгнув из шлюпки в прозрачные как стекло прибрежные воды, втащили на берег шлюпку с Моретти, в молитве пребывавшим, и Грасси, ругавшимся зело скверно. Переведя дух и сердце успокоив, вокруг огляделся: никого. Лишь мощные скалы и белые чайки, парящие над ними в неистовой пляске и жалобной песне. Вскоре тучи ещё более сгустились, внезапно хлынул дождь как из тысячи вёдер и столь же внезапно прекратился.Над безлюдным побережьем явилось яркое, нещадно палящее солнце. Втихаря от господина Моретти?— по-неаполитански набожного и по-стариковски ворчливого?— хотели платье промокшее на камнех прибрежных сушиться оставить, самим же?— в море искупаться. Да не позволил нам того капитан, дескать, обнажаться прилюдно?— грех великий и зело мерзкий, а платье и так само собою высохнет. Тому удивился я, ведь ни одной жены и девицы среди всей команды не было. Но спорить со стариком?— себе дороже. Расселись на песке ждать распоряжений. О воде и трапезе старались не помышлять, отвлекаясь разговорами праздными?.?—?Хорош капитан,?— ворчали у соседней лодки матросы. —?Денег не платил, так ещё и на пустынный остров высадил. Здесь и помирать будем.?— Отставить роптать на капитана! —?гневно прикрикнул на них боцман. —?Хотите помирать?— здесь оставайтесь. А мы со стариной Роберто идём за помощью.?— Или за турецким кинжалом в сердце,?— не унимался матрос Пьер, известнейший на ?Престиссиме? зануда и трус, за что в очередной раз над ним все посмеялись.?— Коль так страстно того хочешь,?— усмехнулся Фосфорин, вытащив из кармана, а затем из медных позеленевших ножен небольшой нож и в шутку приставив его к груди товарища, отчего тот испугался и отшатнулся.?— Выброси немедленно! —?воскликнул Моретти. —?Не подобает благочестивому христианину басурманское оружие при себе держать!?— Не беспокойтесь, господин Моретти. То не оружие?— жалкий трофей, в битве справедливой полученный да святой водой затем окроплённый.?Оставив десятерых ребят сторожить шлюпки и уцелевшие вещи с корабля, двинулись по распоряжению капитана вдоль побережья на север. Надежды особой встретить здесь живую душу да ещё и на помощь рассчитывать не испытывал. Неизвестность одновременно пугала и кровь кипятила. На всякий же случай прихватил с собою саблю да тот ножичек турецкий. Поднимаясь по скалистому брегу, очи дланью прикрывая от лучей ослепляющих, бросил взор на море и поразился: светлое, чистейшее, на солнце искрящееся, словно громадный камень-смарагдос, по-латыни ещё эсмеральдусом называемый[1]. Невольно восхитился сим дивным творением Господа, позабыв на мгновение все горести, на долю мою нынче выпавшие?.Вдали, у самого побережья, показались яркие пятна разноцветные?— синие, жёлтые, красные, а чуть далее на суше можно было разглядеть дома?— крошечные, деревянные. Измождённые странники поспешили туда с нескрываемой радостью, но и с осторожностью: неизвестно, на кого нарвёшься на острове в самом сердце Средиземного моря. Место, куда вскоре прибыла в большинстве своём команда погибшей ?Престиссимы?, оказалось небольшим рыбацким поселением: как раз к полудню рыбаки возвращались с богатым уловом на своих луццу. Лишь взглянув на них?— изящные, причудливо расписанные, по обеим сторонам от удлинённого носа?два ярких глаза виднеются — Пётр зачарованно воззрился и долго рассматривал их, восхищаясь древней красотой финикийского корабельного искусства. ?Нет, не может быть, чтобы рукою человека сии поистине живые лодки были построены!? Но весь возвышенный порыв словно рукой сняло, когда начали рыбаки свой ценный груз выносить на берег. Тут уже не до искусства, когда от голода в глазах потемнело. ?Столько всяческой рыбы и морских гадов отродясь не видывал: ни в Новгороде, ни в Амстердаме, ни в Порту?. ?— Сейчас бы вон тех огромных, плоских с хвостом?— штук десять бы сырыми съел! —?с жаром воскликнул Фосфорин. ?— Дурень ты, морского ската захотел отведать! —?ехидно усмехнулся матрос Жан. —?Как бы самим по морде скатом не получить. ?— Получишь, коли шуточки шутить дальше вздумаешь,?— скрипнул зубами уставший и злой новгородец. ?— Молчать всем! —?прогремел боцман. —?А ты, Пьетро, ступай к рыбакам, в ноги кланяйся да милостыню на латыни проси! ?— Не подобает дворянину побираться,?— надменно промолвил Фосфорин, но в тот же момент почувствовал, как живот скрутило. ?— Скверный вы мальчишка, маэстро Пьетро,?— возмутился капитан. —?Сразу видно, в Неаполе с детства не жили и не учились. А вот как себя вспомню… ?— Хорош заливать, Роберто,?— проворчал Грасси. —?Пусть чешет за помощью, не развалится, чай,?— Фосфорин молча, оправив кафтан, направился к лодкам и вскоре исчез в толпе. —?Только бы к своим, хитрец, не сбежал. Тут помимо местных ведь всякого народа хватает. И греков в том числе. ?— Не сбежит,?— усмехнулся Моретти. —?Все документы и деньги его?— у меня. ?Делать нечего, пошёл объясняться с местными, надеясь, что хоть кто-нибудь латынь знает, и в уме пытаясь наиболее учтивые фразы построить. Прислушался: речь громкая, напевная, язык странный, ни на что не похожий, одеты все скромно, но опрятно, все загорелые, черноволосые. Подходя к каждой лодке, спрашивал на латыни, мол, где потерпевшим ночлег искать? Все плечами пожимали, видать, помимо молитв, ничего-то на языке древнем не разумели. Отчаялся, с пустыми руками вернуться собираясь, как вдруг… Не поверил ушам своим: речь родная, греческая, в шуме общем послышалась. Поспешил по направлению, откуда голос раздавался и увидел: из большой расписной лодки грузный усатый грек в платье роскошном вылезает, а следом сундуки ему спускают. Видать, купец местный, не иначе. Крикнул ему приветствие по-нашему, руками замахал?— у того даже ус не пошевелился. Подошёл ближе, глядел внимательно то на купца, то на сундуки, наконец тот на меня воззрился?. ?— Из Константинополя будешь? —?хриплым басом буркнул купец. ?— Так точно,?— по-военному отчеканил Пётр. ?— Бежал? ?— Нет. Предки оттуда. Сам?— из Московии. Христианин православный. ?— Давно здесь? ?— Сего дни на рассвете прибыл с неаполитанцами. Корабль наш потерпел крушение близ здешних берегов. ?— Э, все вы, бродяги приезжие, так говорите,?— проворчал купец. —?Что тебе от меня надобно? ?— Не скажете ли, любезный, где в этом городе остановиться нам, пока новый корабль не построим? ?— Поможешь сундуки до вон той фелюки дотащить, тогда, быть может, и скажу,?— усмехнулся усатый грек. Возмутился Пётр вопиющей наглости и хитрости, на чём свет стоял ругая своих соотечественников. Но что тут поделать, пришлось помогать с сундуками, хотя силы были на исходе. Еле донеся последний сундук, тяжело дыша, затем пот со лба вытерев, оглянулся Пётр?— а никакого купца греческого и нет. Слился с толпой и был таков. Вспылил Фосфорин, поклялся отыскать негодяя и длинный нос его расквасить. Ещё и выругался вслед на родном языке, а после, совершенно обессиленный, на песок меж двух камней уселся и голову руками обхватил, пытаясь мысли сосредоточить.?— О чём печалишься, сын мой? —?послышалась размеренная речь на латыни.Фосфорин резко опустил руки и взглянул на незнакомца. То был невысокий пожилой человек с неприметной внешностью, но вот весь облик его словно излучал спокойствие и благородство. Одеяние же и вовсе удивило новгородского путешественника: на длинной чёрной рясе, как у священника, был вышит сверкающий белый крест.?— О судьбе моей и товарищей моих,?— вырвалось у Петра.?— Если в моих силах помочь вам, то сделаю это с превеликой радостью.?Мы разговорились. Из дальнейших слов необыкновенного собеседника, имя которому Анджело делла Наве, я узнал, что служит он в войсках мальтийских монашеских и носит звание cavaliero, а призвание его?— оказывать помощь посильную всем пострадавшим на море. Я же в свою очередь поведал господину Наве о бедствии, настигшем нашу прекрасную ?Престиссиму? и упомянул о своём стремлении вернуться на Родину, чтобы в числе государевых войск отправиться воевать Константинополь. Господин Наве со всею искренностью поддержал моё благородное рвение и обещал до заката обеспечить ночлег всей команде, рассчитывая на гостеприимство местных жителей?.Когда Пётр спустя почти час вернулся к своим, капитан Моретти, едва завидев его, принялся бранить за праздность и медлительность, но увидев, кто явился вместе с ним, тотчас снял шляпу, поклонился и в течение нескольких минут рассыпался в любезностях и благодарностях. Фосфорина забавляли столь резкие перемены в настроении капитана, а потому он и не обижался на старика. Тот был хоть и суров, но отходчив и не зол. Новый спаситель, имя которого словно подчёркивало его характер и доброту, пригласил капитана проследовать с ним в город. А измождённых путников проводил в деревушку, где просто стучал в первые попавшиеся дома и на местном языке просил хозяев приютить членов команды. Пётр тоже хотел остаться у гостеприимных рыбаков, предложив в обмен на проживание помочь отремонтировать фелюку, но синьор делла Наве настоял на том, чтобы после обеда благородный юноша составил компанию им с капитаном. Пришлось повиноваться.?Двери в город-крепость Ла Валлетта отворялись на рассвете и затворялись к ночи, посему, расселив ребят по рыбацким избам, мы поспешили в город. Прямые узкие линии и белоснежные каменные стены домов, потрясающей красоты римския церкви впечатление произвели необычайное. Солнце уже садилось, и жара понемногу отступала?.По пути синьор Моретти продолжал восторженно благодарить своего спасителя, не давая и слова вставить в бурный поток пламенных речей. Но вскоре понемногу успокоился и даже устыдился своего невежества. Мальтийский рыцарь поведал гостям о ситуации в Средиземном море, а также вкратце упомянул об участии Ордена в военных действиях против турок. Фосфорин едва не сгорал от желания расспросить подробнее, но каждый раз его перебивал Моретти. Затем синьор делла Наве задавал вопросы как капитану, так и благородному матросу. На последние же Моретти каждый раз пытался отвечать сам, пока не получил уже явное замечание. ?Прости меня, Господи, за мою болтливость!??— в сокрушении перекрестился старый неаполитанец и нехотя уступил слово юному новгородцу.?— Скажите, господин Наве,?— с жаром обратился к рыцарю Пётр. —?Раз уж Господь повелел мне ныне оказаться здесь, то с величайшею радостью готов примкнуть к священному войску и умереть под стенами родного города!?— Иными словами, сын мой, вы хотите быть принятым в Орден? —?улыбнулся делла Наве.?— Сие возможно? —?удивился Фосфорин.?— Вы, как я уже догадался, дворянин. Посему главное условие соблюдено,?— в ответ Пётр ещё более воодушевился. —?Но есть ещё два.?— Со всем вниманием слушаю вас.?— Вы принадлежите к римской церкви или к греческой??— К греческой, господин Наве,?— искренне ответил Пётр, надеясь, что православного дворянина в первую очередь отправят отвоёвывать у турок прежнюю столицу восточно-христианской империи.?— Что ж, сие можно исправить. Второй же вопрос,?— уже более серьёзным тоном произнёс рыцарь. —?Вы женаты??— Так точно, господин Наве,?— ответил Фосфорин и затем с гордостью добавил:?— И имею счастье быть отцом двоих сыновей.?— Тогда примите мои искренние сожаления. Мы не можем принять вас в Орден,?— разочарованно вздохнув, вынес свой приговор мальтийский рыцарь.?Так рухнула ещё одна надежда на долгожданное участие в спасении нашей Родины. Но сделать я ничего не мог, лишь благодарить Бога за то, что послал нам помощь. Наш благодетель поспособствовал нашему скорейшему заселению в гостиницу, располагавшуюся в доме, имя которому было Санта-Люсия, а наутро, дабы немного смягчить моё страдание, обещал показать ближайшую греческую церковь, где спустя уже четыре дня все православные среди островитян празднуют Светлое Воскресение Христово?.***Примерно в те же дни из Англии вернулся Пётр Великий с несколькими участниками посольства. Остальные же дожидались его в Амстердаме, откуда вскоре собирались двинуться дальше, в Вену. Ничего не добившись от предполагаемых союзников против Оттоманской Порты, царь надеялся заручиться помощью императора Леопольда. Предстояли очередные долгие переговоры с непредсказуемым итогом.Вопросы науки и кораблестроения отошли на второй план, из Голландии были выписаны относительно опытные мастера. А посему о таинственном исчезновении нашего героя временно забыли. Тому невероятно радовался Герман Шварц, празднуя победу над ненавистным и надоевшим греком. Казалось бы, никому уже не было дела до пропавшего корабельного мастера. Даже наставник его, Александр Данилович, видя, что царю не до того, обещания своего не исполнил, да и некогда было: в последние несколько дней приступы мучили государя, так что ни на шаг от него Александр не мог отойти. Один лишь Матвей Белозольский несказанно печалился о судьбе сердечного друга, вспоминая их шуточные поединки, весёлые попойки и кровавые шахматы. ?Нет, Петька, я так сие дело тёмное не оставлю. Отыщу не тебя, так губителей твоих?.Действительно, по прибытию в Амстердам, не дождавшись помощи от Меншикова, вместе с верным своим слугой, старым солдатом Никитичем, сам начал расследовать дело. Обошли все приморские кабаки и ?скверных девок обиталища?, во все заброшенные подвалы заглянули, но только крыс распугали. Даже в анатомический театр наведались, с тяжёлым сердцем уже и там ожидая увидеть новгородского грека. Тщетно. Нигде его не было. Отчаялся уже было Матвей, нехотя собирался в комнате своей в дальнюю дорогу, молясь за друга слёзно. ?Что поделаешь, Петька. Придётся без тебя нам в империю, а затем и домой возвращаться. Как-то сказать о том твоему батюшке??Посреди ночи стук в дверь раздался. Открыл Матвей и удивился: на пороге предстал некто в платье голландском, связанный и с мешком на голове, что-то бубня усиленно, а Никитич его в железных тисках держал. Сдёрнув мешок, удивился Матвей ещё больше: то был никто иной, как Венька Пирожок, среди участников посольства известный как недалёкий и безобидный малый.?— Вон, кого привёл. Кажись, чего-то знает,?— поправив усы, промолвил Никитич.?— Венька, ты? Где Петька, говори?— не томи!?— Не ведомо мне ничего! —?чуть не плача, воскликнул Венька. —?А ежели и ведомо, то не скажу!?— Нам не скажешь, так знамо, кому скажешь,?— гневно ответил Матвей. —?Никитич, хватай под левую руку, я под правую!?— Куда вы меня тащите?! —?завопил Венька, отчаянно сопротивляясь, когда боярский сын и слуга его повели по коридору.?— Куда следует,?— проворчал Белозольский.Наконец втащили в тёмную, едва освещаемую огнём из печки камеру, где в углу стояло сооружение, любого в ужас способное повергнуть. Как глянул бедолага-пленник в угол, так от страха и затрясся.?— Нет! Только не на дыбу!?— Скажешь, где Петька Фосфорин?— помилуем,?— не отступал Матвей. —?Почто душегубам помогаешь??— То не твоё дело, боярин дремучий! —?огрызался Венька, извиваясь как змей, пока его Никитич держал, а Белозольский за руки к перекладине привязывал.?— Ты мне ещё поговори! Никитич, зови Александра Даниловича! —?и слуга немедля поспешил к соседнему дому, где к отъезду готовился сам Пётр Алексеевич, а денщик его всё это время при нём находился. —?Только государю ни слова, мало ли, врёт негодяй али шутит. Тогда всем нам достанется.?— Так вам и надо,?— проворчал Венька, от боли зубы стискивая.Спустя некоторое время в комнату с подсвечником в руке влетел разъярённый, разбуженный среди ночи денщик царский. Видом был ужасен: развевающаяся белая рубаха, мешки под глазами?— как есть призрак, что бродит по кладбищам и народ пугает. Увидев висящего на дыбе парня, ещё больше разозлился Меншиков:?— Супостаты недобитыя! Для чего сюда позвали? Шуточки шутить? Как сейчас всем троим морды кулаком разрисую!?— Не гневайся, Александр Данилович. Свидетеля мы поймали зело важного. Знает, кто Петьку нашего, новгородца, погубил.?— За тем позвали?! Какое дело мне до всяких новгородцев, когда царь наш третью ночь бредит? Едва в чувство привёл?— чуть сам не издох.?— Не ведаешь ты опасности всей. Петька верен был всею душою тебе и государю нашему. А коль верных, но не столь близких, вначале убирают, так вскоре и до тебя дело дойдёт.?— Что знаешь, отвечай! —?приблизившись к Веньке, горящее полено из печки вытащил и за горло его схватил Меншиков. —?Всё скажешь или как головни горячей отведаешь!?— Не губи, Александр Данилович! Всё, всё скажу! То Шварц… не я, я невиновен! Тебя погубить хочет, снотворного в вино подсыпал и на другой корабль отнести велел матросам голландским. Но из той чарки, как назло, выпил Петька!?— Какой? Какой корабль?! —?нетерпеливо воскликнул Белозольский.?— То не ведомо мне, клянусь! Герман и сам не знает! Те, кто знал?— сами ушли в море неизвестно куда. Прошу, Данилыч, помилуй! Невиновен я!?— У, сучья морда,?— поморщился Александр. —?Да ты хуже своего Германа. Тот так просто предатель, а ты, видать, дважды предатель. Обоих под арест, а по возвращении домой?— на виселицу вздёрнуть,?— приказал Меншиков появившимся в дверях своим солдатам. —?А вы смотрите, чтоб впредь такого не повторялось,?— после чего спешно покинул пыточную.?— Припомни, Никитич,?— обратился к слуге своему Матвей, пока Веньку со слезами и воплями с перекладины снимали и в цепи заковывали. —?Какие корабли стояли в гавани ночью перед Рождеством??— Так их множество стояло-то. Но отчалил под утро лишь один.?— Уж не тот ли, на котором Петька последние недели в Амстердаме проводил? —?вдруг осенило Белозольского.?— В день Рождества Христова уж и не видел его,?— пожал плечами старый солдат.?— Да, точно он! Неаполитанская шхуна ?Престиссима?! Ай да молодец, Никитич! Значит, что же получается, мы в Голландии, а наш бедный Петька?— в королевстве Неаполитанском? Как-то встретят его местные жители? Помогут ли домой возвратиться?..