Часть I. Закат детства. Глава 1. В добрый путь! (1/1)

По рекеВдаль скользитБыстрый чёлн.По рекеВдаль скользит мой чёлн,Плавно, меж сизых волн.Яуза,Чистая, прекрасная,Матушка-река.Яуза,Будто слеза,Светлая и прозрачная…За тобой?— хоть за горизонт,В леса и степь?— за тобой,Брат родной. Ты один?— не чужой,Мне навек. Не чужой.За тобой?— хоть на света край,Да за тобой?— в ад и в рай,Брат родной?— мне не плотью, душой,Навек. Брат родной.Разум мой… Разум мой…Разум мой чист и светел будь,В добрый путь!В добрый путь!Яуза,Чистая, быстрая река,Славна и глубока,Неси меня, Яуза,Вдаль, на света край!…Вверх… Вверх по реке… Лодка неспешно скользит. Тихая гладь воды, синяя, шёлковая. Скользит лодка по воде, как селезень, от стаи отбившийся. Свет лунный, жемчужный, на водную гладь блики едва заметные бросает, освещает лики усталых путников. На вёсла налегает крестьянин Феодор, понимающе взирая на спящего на дне лодки мальчика, уставшего за день, за сутки, за всю свою жизнь замаявшегося бессмысленностью,?но жизни, жизни настоящей жаждущего. Сквозь сон юный беглец Петька стихи, сами собой складывавшиеся, сочинял, дивясь фразам и рифмам необычайным…?Прибыли на рассвете в село Преображенское. Спаси, Господи, раба своего Феодора: добрый человек, погибнуть в стане вражьем унылом не дал, да и хлебом поделился! Феодор до первой избы меня проводил, а дальше я сам решил судьбу свою испытать. Долго болтался по селу, видом неприглядным своим всклокоченным девок пугая и детвору забавляя. Наконец набрёл на широкий двор, откуда крики и шум доносились. Смотрю, толпы мальчишек-ровесников снуют взад-вперёд, ругаются, дерутся… Вот бы и мне с ними! А вон какой-то парень с длинным носом, на вид?— лет пятнадцати-шестнадцати, в платье причудливом да на коне верхом, ну до чего потешный! Шутки шутит, мальчишек забавляет, тычки и затрещины раздаёт! Громогласно отдаёт приказания! Вот как есть наш земляк-герой Васька Буслаев!??— Эй, чего на Данилыча уставился, будто домового узрел? —?крикнул прямо в ухо какой-то мальчишка пронзительным голосом.Резким толчком в бок Фосфорина отшвырнуло в сторону, потерял он равновесие и в грязную лужу упал. Мальчишки вокруг столпились, смеются, пальцем кажут. Петька мгновенно на ноги поднялся и, захватив в обе пригоршни грязи, кинул в толпу. Только раззадорил остальных, смех ещё пуще прежнего раздался. Вспылил Фосфорин, с кулаками в драку полез, троих сопляков наземь уложил, одному зуб выбил. За новгородца вступились несколько парней постарше, завязалась не хилая война в отдельно взятом селе. И чем бы эта война кончилась, неизвестно, если бы глухой мужской голос не приказал всем разойтись. Петька решил по-тихому смотаться с глаз долой, чтобы розгами или прутьями за поведение недостойное не отходили: дома наелся уж каши берёзовой!?— Кто таков будешь? —?послышался за спиной Петьки грубоватый, ломающийся юношеский голос.?— Пётр я. Сын дворянина Фосфорина,?— не оборачиваясь, буркнул в ответ Петька, грязь с рукава стирая.?— Не слыхали таких,?— рассеянно ответил незнакомый парень.?— Больно много вы здесь в селе захолустном знаете,?— огрызнулся Фосфорин, поворачиваясь лицом к незнакомцу. —?Из Новгорода я, уж поболее вас, дремучих, слыхивал.?— Это мы-то дремучие? —?прыснул от смеха парень, внешне на коршунёнка похожий: нос с горбинкой, брови густые, глаза?— иссиня-чёрные. А рядом с ним мальчишка, Петькин ровесник, белобрысый, сероглазый, веснушчатый, соплю рукавом утирает и тоже смеётся.—?То-то, видать, вы, дикари новгородские, от жизни отстали! А тем временем здесь вовсю другая жизнь строится… Царь Пётр, да хранит Господь его, нас здесь собрал на службу верную, порядки новые нам, неразумным, прививает.?— Слышал. Сами-то вы кто да откуда? —?нетерпеливо спросил Фосфорин.?— Колька Сурьмин, купца Льва Симеоновича сын младший,?— гордо ответил неожиданный собеседник. —?В полку потешном третий год служу.Сразу зауважал Петька Кольку: ведь купцы в Новгороде, как-никак, первые люди, герои тамошних мест, не то, что забытое Богом местное дворянство?— захудалое и обнищавшее, к которому Петька и относился. Никакой выгоды не видел в своём высоком происхождении, гости безродные заморские гораздо более привлекали к себе его пылкую душу. Втайне завидуя Кольке, Петька вслух ничего не сказал, нос вздернув: вот ещё, купец дворянину не ровня!?— А он вот,?— указал Сурьмин на белобрысого товарища, —?Михей Третник, местного лекаря сын. На Фомин день двунадесятый год ему стукнул.??Ровесник мой почти что?,?— прикинул в уме Фосфорин, изучая взглядом собеседников, вроде бы таких же мальчишек, как он, но в чудное платье одетых и по-иному разговаривающих.?— Пора нам, Петька, к состязаниям готовиться. А ты ступай вон к тем ребятам, что у забора столпились. Авось?— ещё свидимся! —?крикнул Колька и убежал к своим, а вслед и Михей за ним.?Собрали нас?— шумных, неугомонных, во дворе. Раздеться до исподнего заставили. Страшный усатый старик по рядам ходил, щупал всем рёбра, руки?.Дошла очередь до Петьки. Ох и вид же был у дворянского сына: худой, высокий, весь в грязи и пыли дорожной, в рваной рубахе и затёртых портках, тёмно-серые глаза сверкают жаждой действовать. Грубой, мозолистой рукой ?старик?, которому в самом деле и лет было не более пятидесяти, его предплечья ощупал и вынес приговор:?— Высок, как жердь, а тщедушен. Не годишься. Домой.Фосфорин вспылил и на вредного дядьку с кулаками набросился. Тот рассердился и за ухо больно схватил: ?Сопля! Ужо я тебе!? Старый солдат превосходил мальчика в силе и ловкости, но тот и не собирался сдаваться: заехал кулаком в багровый нос ?картошкой? и в ответ получил нехилый подзатыльник. А потом и вовсе тот избивать мальчишку начал, на каждый удар получая ещё большее сопротивление. Но Фосфорин стоял до последнего, отбивался, не обращал внимания на удары, синяки и кровь. Часть собравшихся мальчишек бросилась разнимать, кто-то побежал за подмогой.Услышав крики, примчался на вороном коне тот длинноносый парень, одетый по-немецки, с огоньком в глазах да с хитрым прищуром. Увидев неравный поединок старого и малого, он звонко рассмеялся:?— Да двинь ты уже рухляди старой! —?крикнул он Петьке. —?Последний зуб его?— трофей первый твой будет!Старик и мальчик мгновенно друг от друга отстали. Не хватало ещё на виселицу обоим угодить за драку неуместную, а то и хуже куда. Фосфорин гневно, исподлобья, взглянул на смеющегося незнакомца и про себя подумал: ?Вот будешь смеяться, и тебе в морду прилетит, и поделом!??— Гадкий мальчишка он, Алексашка,?— ворчал усач, ушибленный нос потирая. —?В войско потешное не годится?— худой больно, а злой, как леший!?— Погоди. Лицо у ?лешего? сего знакомое,?— парень тот смеющийся с коня слез и подошёл к Фосфорину, пробежавшись пытливым взглядом, остановив его на правом виске, на коем из густой грязной копны вьющихся чёрных волос серебряной полосой выбивалась седая прядь. —?Как звать тебя??—?Царя нашего младшего тёзка,?— гордо подняв голову, ответил Петька, всё ещё злой и дувшийся на ?старика?.?Вспомнил,?— сказал вслух сам себе Меншиков?— а это был именно он. —?У кого ту прядь диковинную и тот оскал кривой видел. Как раз на прошлую Масленицу, когда у Лефорта собирались на попойку, из Новгорода одного чудака, столяра греческаго принесло. Ну мы и его попотчевали, напоили и спать к каким-то немцам отправили. А, у тех же дочь Лушка-Луизонька, та ещё девка сладкая… О чём я? Да, больно похож на того грека мальчишка сей?.?— Не Ивашки ли, новгородского грека-столяра, сыном будешь? —?прищурившись, спросил Александр, с присущим ему любопытством разглядывая диковинную прядь.?— Так точно, дворянина Ивана Алексеича Фосфорина единственный сын,?— отвечал Петька, спокойно и прямо смотря в глаза собеседнику, даже вида не подавая, что от ушибов и холода утреннего колючего плечи и руки болят, хотя синяки и мурашки выдавали с головой.?—?Ах, ты ж,?— ухмыльнулся Меншиков. —?Простым столяром прикинулся, а тут нате вам?— дворянин! Хитро, хитро…?— Греки?— лукавы суть,?— с кривой усмешкой ответил Меншикову Петька.—?Грамотей твой батюшка-то, читать, писать умеет, языки иностранные знает,?— продолжал допрос юный денщик царя. —?А сам что же, грамоте обучен? —?интерес полностью завладел Меншиковым, и он уже не обращал внимания на то, что вокруг столпились мальчишки и обсуждают новичка в голос.?— Обучен, боярин,?— отвечал Петька. —?Ещё и по-латыни разумею. Aut vincere aut mori.?— Что сие значит? —?поинтересовался Меншиков с некоторым раздражением: не любил, когда грамотеи всякие его дураком выставляли своими речами заумными.?— Победить или умереть,?— холодно ответил мальчик, и в глазах его блеснула искра, которой не мог не заметить денщик-Алексашка.?— Эй, Фёдор Юрьич! Зачисляй-ка его в полк потешный! А с тобой поговорим позже, Петька Фосфорин,?— взобравшись на коня, крикнул Меншиков и со свистом умчался с глаз долой.?После смотра остальных мальчишек боярин по имени Александр Данилович меня окликнул и следовать за собою велел. И я не посмел ослушаться. Страшная сила таилась в нём, словно и был героем-полубогом, о коих мне батюшка рассказывал. А то и самим новым воплощением правителя македонского. Последовал за ним в избу, на краю села находившуюся, досками да хламом заваленную.Александр Данилович приказал мне всему полностью умыться из чаши фарфоровой. Достал он затем из сундука платье немецкое и велел мое рубище недостойное на него сменить. Хоть и великовато пришлось?— полы кафтана ниже колен свисают, и рукава длиннющие, да хоть тепло в нём. Вина в чарки налил, без слов чокнулись и глотки себе обожгли, после?— рябчиками холодными закусили?.?— Почто сбёг-то? —?с ухмылкой спросил Александр Данилович, созерцая, как гость новгородский с рябчиками управляется?— не как нищий оборванец какой, жадно да поспешно, а и впрямь как дворянин?— с чувством такта, спокойно и изящно, словно бы и не голоден вовсе. —?Дома, чай, задрали??— Чего? —?не понял Петька, слов скверных от отца ни разу не слышавший, разве что дядьки ругались, но, как правило, лишь когда напьются и лыка не вяжут.?— Замучили, говорю,?— покрутив мысленно пальцем у виска, пояснил Меншиков, а затем и, вздохнув, продолжил, не дожидаясь ответа. —?И я когда-то сбёг.Какое-то время сидели молча, на потрескивающий в печи огонь смотрели. После достал Меншиков из ящика стопку бумаг непонятных и перед Петькой на стол положил. Написанное в бумагах было на латыни.?— Вот тебе, Петька. Рукописи латинские. Переводить для меня будешь, а я в свою очередь в долгу не останусь?— помогать тебе буду в освоении науки воинской. Так что, по рукам? —?с этими словами Меншиков протянул руку, и Фосфорин, не думая, хлопнул по ладони своею.?— По рукам, Александр Данилович. Ради такого дела готов очи свои поломать о буквы иностранныя! —?воодушевленно воскликнул Пётр Фосфорин.***?На рассвете проснулся я и сразу, лишь перекрестивши лоб вместо полного правила, приступил к переводу рукописей. Первой из них заголовок был ?Vis viva?. Понять, что написано в них, оказалось трудным: множество неизвестных мне понятий, буквы отдельно от слов, значки неясные. Перевел всё, как мог, то, что не знал, пропуская.?— Сила живая?— суть… Набор букв латинских?— эм, дубль-вэ дважды, да на двойку поделенные… Что за ерунда? Надо бы Александра Даниловича спросить, что всё сие значит, а то ведь не понял ничего ровным счётом?.К полудню отправился Петька вместе с Колькой Сурьминым и другими ребятами на Яузу, рыбу ловить. Солнце палило, траву на берегах выжигая и русые кудри мальчишек обесцвечивая. Больше всех веселился Михейка Третник, музыкант села Преображенского: на дудке играл так, что сердце у всех замирало. Играл душевно, проникновенно, что от игры его всяк?— и стар, и млад, готов был слезу пустить. Сам Пётр Алексеич, порой, требовал Михея к себе, когда не в духе бывал?— музыкой успокаивать гнев и ярость. Играл Михей, и сердца самые черствые оттаивали, самые мысли скверные из сердец людских исчезали.Но сейчас ребятам не до музыки было. Жарко. Рыбы какой-то наловили, начистили, на костре приготовили да с жадностью, присущей юношам, сразу же и съели. Заняться нечем стало, от постоянных упражнений устали, да и не до них теперь. Солнце пекло знатно. От жары с ума сходя, решили искупаться. Фосфорин поначалу замешкался: всё же не Ильмень-батюшка тихий да спокойный, а Яуза-матушка бурная, ещё чего доброго унесёт течением?— и прямо к монастырю Новому. А там?— старик злой!?— Чего трусишь? Али в Новгороде дремучем плавать негде было, разве что в болоте? —?подколол Петьку Колька, на что первый разозлился и, не говоря ни слова, мгновенно всю одежду с себя скинул и с берега в реку сиганул.?— Стой! Куда? Утопнешь, мать твою! —?кричали мальчишки с берега, но злой Петька под водой скрылся, решив напугать.Под водой видел он прекрасно, все дно разглядел: рыбок перламутровых, переливающихся, мимо проплывающих, траву речную, тёмно-зелёную, камешки разные… А вон какой-то огонёк фиолетовый вдали мерцает. Любопытно стало Петьке, подплыл к огоньку тому и видит: перстень золотой с массивным фиолетовым камнем на дне валяется.?Вот и нашёл Петька варягов сокровище! Узнали бы ребята новгородские?— обзавидовались бы, зауважали!?Надел Фосфорин перстень себе на палец большой?— великоват оказался?— и, чувствуя, что воздуха не хватает, на поверхность поднялся, к берегу поплыл. Перстень же, чтобы не потерять, за щекой спрятал. А на берегу уже мальчишки дожидаются: ох и напугал их! От Кольки затрещину получил, но и виду не подал, что обиделся.?— У нас тут на Иванов день,?— рассказывал Сурьмин,?— пятеро утопли. Двое парней и три девки. Хоть все и пьяные были, да всё равно: не шути так больше. Течение сильное, дно опасное. Говорят,?— Колька перешёл на шёпот,?— государь наш батюшка сам чуть в приказ к водяному не сел, слава Богу, Данилыч вытащил, откачал…Перстень тот Петька, по возвращении в избу заброшенную, в кулёк припрятал, чтобы не обнаружили добычу и не украли. Впоследствии думал продать его подороже, пряников печатных да новый кушак себе на ярмарке купить.