Пролог (1/1)

Новгородскиe былины нe разрабатывали воинской тематики.Они выразили инoe: дyx смелыx путешествий,предприимчивость, размашистую удаль, отвагy.(3уевa T.B., Кирдан Б.П.)Шёл год 1676. На Российском престоле?— решительно настроенный, но тяжело больной и изо дня в день увядающий царь Фёдор Алексеевич. Страна на пороге великих и необратимых преобразований. Грядёт жестокая, кровавая борьба?старого и нового?— борьба за жизнь, господство и власть. В унылом, душном Кремле от скуки и однообразия с ума сходил Пётр?— младший сын покойного Алексея Михайловича, по воле патриарха лишённый достойного образования и предоставленный самому себе. Близкое окружение, дремучее и ничем, кроме интриг и сплетен, не интересующееся, разочаровало будущего императора ещё в юные годы. Мечтал Пётр собрать вокруг себя людей подобных себе?— с ?горящими глазами и пылкими сердцами?, преданных и верных, разделяющих его взгляды и увлечения.Тем временем в Великом Новгороде, свободолюбивом городе белокаменном, в конце июня месяца?— а именно, двадцать девятого числа, в день памяти святых апостолов Петра и Павла?— в небогатой дворянской семье родился герой нашей повести?— Пётр Иванович Фосфорин. Назвали его, как в те времена подобало, в честь святого, чью память чтили в тот день. А поскольку святых таковых было двое, то решением крёстного отца, иеродиакона Мелетия, присвоили новорождённому имя апостола Петра, чей неугомонный характер и пылкий нрав старый мудрый священник успел обнаружить у будущего крестника.Отец нашего героя, Иван Алексеевич, потомок византийских патрикиев, был человек любознательный, обладавший пытливым умом, знал несколько языков, в том числе родной свой греческий и?— по причинам заинтересованности в точных науках?— латынь. Позже увлекся драматургией и стихосложением под влиянием Симеона Полоцкого?— учителя государева, с младшими учениками которого вёл переписку. Жена и братья не поддерживали его увлечений, потому Иван перестал делиться своими изысканиями и творчеством с другими, а затем и вовсе перестал стихи писать. Но вскоре Иван Алексеевич нашёл себе новое, более ?благопристойное? занятие?— резьбу по дереву: его руке принадлежали несколько деревянных церковных иконостасов, которые на данный момент утеряны.Родители его, Алексей Михайлович и София Михайловна, почили с миром, ещё когда Иван был мальчишкой. Матери своей Иван не помнил, отец же его покинул мир дольний, едва успев женить пятнадцатилетнего сына на знатной девице и выдать старшую дочь Агафью за молодого флорентийского аристократа, прибывшего в Новгород вместе с купцами?— ?поглазеть на страну варварскую?. Впрочем, это был не первый случай в семье Фосфориных, когда дочерей выдавали за иностранцев, а сыновей женили на иноземных аристократках: так, София Михайловна, урожденная Вивьен-Мари, была внебрачной дочерью французского графа де Ла Тур, которую старик по наущению жены увёз ?куда подальше? и благополучно выдал замуж за знатного новгородца.Видать, чем-то привлекала европейцев загадочная полурусская-полугреческая семья, уже одной особенностью своей внимание любопытных привлекавшая и вызывавшая слухи и сплетни в городе, а именно?— белой прядью на правом виске, передававшейся из поколения в поколение по мужской линии и называвшейся ещё со времен нахождения Фосфориных на безвозвратно утерянной родине ?лучом звезды утренней?. Нетрудно представить, что с самого появления в Новгороде эти необычные греки привлекали к себе внимание как местных горожан, так и гостей.Вот и флорентиец тот, дон Теодоро, или Фёдор Николаич, так прозвали его в семье Фосфориных, оказавшийся на Русской земле, довольно долго пребывал в Новгороде и крепко сдружился с Иваном, который прекрасно владел латынью и интересовался всем, что рассказывал иностранец, будь то великолепные архитектурные памятники, природные богатства Тосканы или же знаменитая итальянская опера. Юный Иван Фосфорин каждый раз ждал рассказов от флорентийского гостя с восторгом величайшим.Получив отцовское благословение, Агафья вслед за женихом отправилась в солнечную Тоскану, а Иван остался в Новгороде?— без любимой сестры и хорошего друга, с больным умирающим отцом, скудоумными младшими братьями и молодой супругой, исполняющей свой долг с выражением лица Зенона Китийского.Ирина Фёдоровна Фосфорина, в девичестве?— Серебряникова, происходила из старинного рода новгородских ювелиров, также имевших греческие корни.?Женщина была красоты поистине редкой: высокая, статная, с тонкими чертами лица, остро очерченным профилем, горделивой осанкой. В то же время красота её казалась холодной, несколько отпугивающей?— всей внешностью своей напоминала она скорее утончённого юношу, чем румяную, цветущую девицу. Что до характера, то он и вовсе женским не был: жёсткая, скупая на эмоции, властная, она быстро и незаметно для других подмяла под себя мужа?— человека душевного, талантливого, но, увы, недостаточно сильного духом.Пылкий и неутомимый, Иван Алексеевич столкнулся с непониманием в семье: безразличные взгляды младших братьев, по его словам, ?бороды до полу отпустивших, но лик человеческий давно потерявших? и любимой, но не любящей супруги, угнетали его восторженную, но незрелую, неокрепшую душу.В тоске и печали пребывал все эти годы Иван Алексеевич: мало того, что в семье как чужой, так ещё и жестокая нищета стала тянуть к семье Фосфориных свои костлявые клешни. Постоянные неурожаи, болезни крестьян и рабочего скота, да ещё и братья младшие деньги пропивать горазды. От отчаяния Иван подался инкогнито на службу в Москву?столяром, ведь с деревом он с детства отлично обращался. Месяцами пропадал, но как будто бы никого это не беспокоило: супруга и не вспоминала о нём, братьям же, кроме медовухи, ничто мило не было. Главное, чтобы деньги в семье водились.Так и получилось, что новгородский дворянин родину себе обрёл в Москве и обратно домой бы и не возвращался, если бы не дети?— Пётр и Феодосия. И младший сын, и старшая дочь непомерно радовали отца, проявляя интерес к любым новым знаниям, и Иван с радостью делился с ними всем, что знал сам, обучив обоих грамоте и языкам, а сына ещё и столярному мастерству, в котором тот, на радость отцу, преуспевал. Любил Петька из древесины берёзовой причудливые узоры и лесных зверей строгать, часами мог за работой проводить.Вечерами, втихаря от суровой Ирины Фёдоровны, Иван Алексеевич собирал ребят в светлице и тихо читал?им свои стихи на библейские темы: о благочестивом царе Давиде, победившем великана Голиафа, о пророке Ионе, во чреве кита оказавшемся, об одухотворённой Марии и приземлённой Марфе… Также он пересказывал им и древнегреческие трагедии, которые по праву считал национальным достоянием своей потерянной Родины. И именно эти истории?— о героях-полубогах, о Троянской войне, о походе Эпигонов, наконец, об Александре Македонском?— навсегда запечатлелись в пылком сердце Петра Фосфорина.Грешным делом, Петька часто сравнивал правителя Македонии с покровителем своего родного Новгорода?— Александром Невским, который стал для него чуть ли не кумиром, что недопустимо для православного. Каждый день возносил Петька молитвы благоверному князю, стихи писал в честь победы Руси православной над шведскими басурманами. Находил в этом творчестве отдушину, когда совсем плохо приходилось из-за окружения.Другую отдушину находил себе Петька, по вечерам с мальчишками местными в Ильмень-озере купаясь и заплывая глубоко, в надежде найти сокровища викингов с корабля, по легенде затонувшего в этих краях. Правда, нередко и тонули некоторые искатели приключений, но это не останавливало других отчаянных героев. Но, увы, как бы глубоко не заплывали, ни сундуков, ни монет золотых так никто из них и не нашёл, потому и забыли о сокровищах, а новой забавой для них стали соревнования?— кто дольше под водой продержится. Петька один только раз победил, и то воды и тины под конец наглотался, что весь вечер потом его откачивали, а заодно и ругали за самоволие.***Новгород, лето 1688Шли годы. Подросли Федосьюшка и Петрушка, ребята неугомонные, шальные, но зато страсть как любопытные. Феодосия была девочкой смышлёной, втайне считавшей себя умнее младшего брата, но врождённая хитрость сделала своё дело: она стала скрытной и умело изображала саму кротость и смирение на публике, а как только взрослых рядом нет, задирала и дразнила младшего брата, дураком обзывая и скороговоркой цитируя Аристотеля. Петька, простой и наивный, как лапоть, не мог и не хотел притворяться ?хорошим мальчиком?, на сестру обижался и за косу её больно дёргал, а потому исправно получал розгами, только теперь уже от воспитателей и вечно пьяных дядюшек, коих в конце концов возненавидел и умолял отца увезти его подальше от ?супостатов окаянных?.Что тут поделаешь, отец лишь головой качал и не знал, что и предпринять: дома совсем плохо обоим становилось, и с каждым годом всё хуже и хуже. Иван и сын его чувствовали себя чужими и ненужными в родном доме, обоих не понимали, не принимали и считали безумцами.?— Сын твой, Иван Алексеевич, от рук отбился,?— равнодушно констатировала факт Ирина Фёдоровна. —?Всему дому от него покою нет, то как конь по коридорам носится, подсвечники роняет, то речами заумными донимает. Понеже отец его никоим образом воспитанием отрока не занимается.?— Как же, душа моя, Иринушка! —?возмутился Иван Фосфорин. —?Али не слышала, как по-латыни читает сын наш? Не видела, как из древа зверей дивных вырезывает?Не знали родители, что Петька их разговор под дверью подслушивал?— любопытен был, всё хотел знать, всё, что дома и в городе происходит?— нахватался всего, и правды, и вымысла. Неизвестность и незнание пугали его больше всего, он даже выдумал себе злодеев с таковыми именами и в мыслях рубил их мечом богатырским, таким, о котором из былин слышал.?— Невелико умение. Поведение его дворянину не пристало. Вези Петрушу в монастырь, дабы отцам помогал посильно в труде непрестанном, быть может, дурь из головы вся выйдет.?— Были там, Иринушка,?— ответил Иван, немного смутившись: выгнали их с сыном оттуда за то, что озорной мальчишка отвлекал всех от работы и молитвы.?Опять в монастырь? —?возмутился Петька. —?Не давешней ли весною настоятель меня отругал. За что?— не ведаю, и нас с батюшкой раньше времени домой отправил??—?Но коль тебя утешит сие, отвезу вновь,?— уступил Иван Алексеевич. —?В Новый монастырь*, что недалеко от Яузы, отвезу, пусть братии поможет церковь строить.?— Воля твоя, Иван Алексеевич. Вези,?— с картинно-наигранным выражением лица и низким поклоном ответила Ирина Федоровна, надеясь наконец-то избавиться от неугомонного сына.?Вези куда хочешь. Хоть сын мне, а не люблю его, страдания и боль мне принесшего и молодость мою убившего?.Не рад был Петька такому раскладу, долго ворчал, пока няньки и дядьки его в дорогу дальнюю собирали, но всё-таки добродушный отец уговорил его смириться. А правда, авось, на этот раз повезет, не будут ругать без повода?Но всё оказалось ещё хуже, чем думал Петька. Попался ему наставник?— суровый желчный старик, который не то что за шалости ругал, а и песни петь, и стихи читать запрещал. То нельзя, это нельзя. Ничего не трогай. Сиди в углу и молчи. Ещё и голодом морил почти три месяца, объясняя тем, что плоть смирять надобно. А Фосфорин, в свои неполные двенадцать лет, за три месяца успел вытянуться почти до десяти полных вершков! И худющий был, хуже Кащея Бессмертного! Петька вскоре от отчаяния взвыл и собирался письмо отцу писать, да пера и бумаги ему не дали.?Молишься днями и ночами, а вместо сердца у тебя?— камень! —?ругался про себя Петька, видя, как этот сухой сморщенный дед с безразличным пустым взглядом кладет земные поклоны. —?Лучше разбойником быть, да покаявшимся, чем таким, как сей холодный истукан поганый!?Отчаялся Фосфорин, решился на безумный поступок. Стащил из сарая лопату и, пока наставник молитвы читал и на воспитанника внимания не обращал, выкопал под забором яму под два с половиной локтя, чтобы свободно пролезть под ним. Дождался поздней ночи, соломой набил простыню, в кровать вместо себя самодельное чучело подложил?— и был таков.Вышел к берегу полноводной Яузы и понял: беда, перебраться никак. От отчаяния слёзы на глаза навернулись, но быстро смахнул их Петька: не по-мужски сопли развешивать! Вздохнул, осенил себя крестным знамением, молитвы апостолу Петру и князю Александру Невскому про себя прочитал и собрался уже вплавь через реку переправляться. Не зайти. Берега илистые, только наступил?— и по щиколотку увяз. Там правый сапог и потерял. Уже было совсем огорчился и собирался обратно, к ненавистному деду в монастырь поворачивать, но тут вдруг видит?— огонёк от фонаря на реке недалеко от берега мерцает. Присмотрелся?— кто-то на лодке плывёт. Замахал руками, свистнул.…Спустя какое-то время уже сидел Пётр в лодке, с мужиком, сукно в село Преображенское отвозящим, за жизнь говорил. Разговорчивым оказался тот крестьянин, по имени Фёдор и, поделившись с ним по-братски краюшкой хлеба, рассказал мальчику всё?— куда и с какой целью едет.?— А поведай, брат Фёдор, о полку потешном! В Новгороде слухи ходили, что царь наш там полк набирает?— из таких же, как я, отроков!?— Отколь в Новом граде о таком слыхали? —?удивился крестьянин. —?Но истину говорили: со всех близлежащих земель царь Пётр Алексеич, дай Бог ему здравия, приказал?— лучших из лучших собрать для создания войска сильного, страну нашу защищать способного.?Эх, подамся и я в солдаты! —?размышлял Петька. —?Лучше душу свою за други своя положить, чем старика злого шипение слушать или, как дядьки мои, всю жизнь на печи сидеть!?