Глава 3 (1/1)

?Ты?— мой Отец. Очисти мое тело?Дрожь в теле не проходит. Жуткие минуты после ухода парня, а я никак не могу присесть. Начинает казаться, что весь организм охвачен огнем, прямо под кожей горит, навязывая мысли о своей душевной грязи. Без остановки чешу руки, шею, ноги. Мне нехорошо от ощущения неуверенности и страха. Ногти искусаны до крови, жжение в груди вызывает тошноту, и я какой раз тянусь ладонью к уже пустой бутылки, осознав, что мне этого мало. Хочу пить. Но желания отходят на задний план, когда мозг позволяет сознанию вернуть эти ненормальные идеи и надежду на возможность. На простую возможность оказаться в ином месте, уйти, сбежать, освободиться, но тут же понимаю, что это невозможно. Боги повсюду. Они найдут меня и…Боги, я должна попробовать. Я умру от горя, погибну, добив саму себя, если не переступлю порог. Опять. Опять сделаю ошибку, и, скорее всего, она будет моей последней, потому что… Меня найдут. Отведут к Богам. Они сделают это, ведь я… Боги, мне так страшно, но ведь… Ведь есть возможность, ведь…Оглядываюсь на ставни окна. За ними ни звука. Ни ветра, ни крика ночных птиц. Тишина, полнейшая и такая знакомо мертвая, что с опаской подхожу ближе к подоконнику, сжав пальцами ткань платья на грудной клетке. Щупаю деревянный крестик, висящий на шее, в голове не начинают всплывать молитвы Отца, почему мое сознание начинает противиться его словам. Думаю, вновь проявляется мое непослушание?— то, за что меня часто наказывают и Очищают. Я не слушаю.Прикусываю язык до крови, пока издеваюсь зубами над ногтями, и оборачиваюсь в темноте к двери. Смотрю. За окном воет ветер, не слышно ударов колокола, значит, Боги еще не пришли, значит, у меня… У меня еще есть время, я могу попробовать.Моргаю, прижимая ладони к больной, истерзанной коже шеи. Медленно, осторожно шагаю к двери, зная, что, скорее всего, так и останусь сидеть в комнате, так как не смогу. Я не способна на действия, я…Касаюсь пальцами задвижки на щеколде. Мои глаза наполняются чем-то жидким, горячим, нет, я не могу плакать, грешные люди не роняют слезы, они утирают лишь кровь. А кровь привлекает Богов, поэтому быстрыми и резкими движениями ладоней избавляюсь от грязной крови в глазах, и тут ко мне приходит осознания.Да, я боюсь. Боюсь, что меня поймают и отведут к Богам, но ведь… Когда-нибудь это произойдет. Придет мое время, все шрамированные отправляются в Фавн, значит, так или иначе меня ждет эта участь. Участь жертвы. Я живу в ожидании того, чего не избежать, так почему бы ни попробовать? Ничего не теряю. Меня ждет смерть, а наступит она раньше или позже… Нет в этом смысла, верно?С дрожью выдыхаю, но избавиться от чувства ужаса под кожей не выходит, поэтому мои трясущиеся руки так неуверенно и долго справляются со щеколдой. Этот легкий механизм ?защиты? явно не желает давать мне выходить, но в итоге задвижка скрипит под моим давлением. И дверь с таким же нежеланием поддается, пока ладонями давлю на её поверхность, выглядывая в холодный, темный коридор старого здания. Тишина. Она словно напоминает о том, что ночное время?— опасно, и я правда еле сдерживаюсь, чтобы не шагнуть назад. Стою на месте. Жду, пока сердечный ритм прекратит меня подводить. Сложно сосредоточить слух на окружении, чтобы улавливать звуки, хотя улавливать-то нечего. Полная тишина. Полное жизненное молчание, рушимое моим тяжелым дыханием. Ладонью накрываю рот и нос, чтобы как-то заглушить процесс глотания кислорода и пыли. Боюсь оторвать взгляда от пола, боюсь поднять его на темноту в конце коридора, боюсь, что Они смотрят за мной, ожидая моего греха. Моргаю, уставившись на порог. Стою за ним. Босые ноги в ужасном состоянии, мне больно ступать по бетону. Еле отрываю стопу, решаясь сделать шаг. И делаю. Легче на душе не становится, только тяжелее.Просто прими свою скорую смерть. Нет уже сил терпеть эту чертову жизнь. Поэтому иди смело. Не бойся. Всё равно умрешь.Дрожу, пальцами сжав дверную ручку, и выхожу за порог своей крепости, оказываясь одна против мрака, что теперь с удовольствием облизывает меня со всех сторон, словно дикое животное, жаждущее сожрать мое тело и душу. Еще держусь за ручку. Не отпускаю. Я не готова. Жду, пока тишина даст возможность пойти дальше. Осторожно, не поворачиваясь спиной к темноте впереди, прикрываю дверь до тихого щелчка. Всё. Холод пронзает, лезет под кожу, взрывая кровеносные сосуды. Чувство такое, будто кто-то иглой проникает между лопатками на спине, поэтому дергаю головой, с ужасом уставившись на окно в конце коридора. Оно не забито ставнями. Оно голое, без стекла, значит, Боги могут пробраться. Мне нужно вернуться, пока есть возможность, нужно…Ты всё равно умрешь, Ханна. Напоминай себе чаще о своей безысходности.И будь крайне честной. Хотя бы с собой.Ханна, на самом деле, ты желаешь смерти, верно? Так, в чем проблема. Иди ей навстречу, и она примет тебя, как старого друга. Давай.Первый шаг в темноту. Продолжаю глубоко и тихо дышать, взглядом разъедая ночной мрак. Второй шаг. Ступаю по осколкам, но не морщусь. Мое тело было охвачено большей болью, чем эта, так что лицо не выражает эмоций. Ладонями опираюсь на стену, шагаю вдоль неё, замирая каждый раз, когда улавливаю движение темноты. Это могут быть Боги, поэтому стою какое-то время, пока не осознаю, что могу продолжать двигаться. Ледяной пол, ледяная стена. Тишина. Ни воя ветра. Ни трещание светлячков. Только ты и твое молчание. Вновь неприятный, болезненный укол в спину. Оглядываюсь, еле проронив хриплый вздох ртом. Позади никого. Только теперь за окном видно кончики деревьев, что стеной окружают город. И чистое небо. Желтый диск луны. Нет звезд. Они скоро придут, я должна поспешить. Этот тип наверняка не успеет уйти дальше от церкви. Он ведь идиот.Не знаю, что именно чувствую, но… Спектр эмоций не дает разобраться в себе. Я добираюсь до перил лестницы с обрушенными ступеньками. Моргаю. Впервые так далеко отошла от комнаты ночью, это… Поразительно и пугающе. Даже не желаю оглядываться назад. Я уже решила. Я приму смерть. Это будет лучшее, что могло произойти со мной в этой жизни. То, чего я достойна. Я отдамся Богам сама, нежели стану терпеть пытки во время жертвоприношения. Да. Мысль о быстрой смерти придает мне сил, чтобы шагнуть на первую ступеньку. Вниз. Скрип. Он поражает легкие, как холод, заставляя удавиться кашлем, который приходится сдерживать в глотке, сжав пальцами губы. Поддерживаю свое равновесие одной рукой, что цепко и крепко держится за перила. От страха начинает кружиться голова.Укол в спину, и я с содроганием оборачиваюсь, взглядом ужаса изучая стену темноты вокруг себя. Ничего. Никого. Но я точно знаю, кто-то смотрит. Даже, если это человек, он всё равно опасен. Он может напасть и оторвать зубами кусок моей плоти. Это здание?— прибежище для изгоев и грешников. Совсем недавно я слышала крик из комнаты в конце коридора. Орала женщина. Судя по всему, ребенок начал грызть её грудь, отчего мать погибла от потери крови. Дети куда безумнее взрослых. Детей стоит бояться. Они ловкие, быстрые, сильные. И они не боятся Богов, потому что их головы уже забиты аморальными нормами. Я должна быть тише.Добираюсь до первого этажа, замерев на несколько минут, чтобы глаза привыкли к темноте. Озираюсь, изучая большой разрушенный зал. Смотрю в сторону покошенной дверной рамы. На улице более-менее светло за счет луны, но это не сыграет мне на руку. Лучше кутаться в темноте, чем быть у всех на виду.На носках приближаюсь к сорванным с петель дверям. Прижимаюсь ладонями к стене, лицо подношу к щелке между рамой и дверью. Смотрю на улицу. Не горит свет. Все жители давно молятся в темных домах, ведь сегодня среда. Они не хотят быть унесенными Богами.Я умру.Опускаюсь на колени, пролезая под дверью, что висит на петле, не скрипя, ведь нет ветра. Ничего нет. Природа не жива. Она замирает, будто сама страшится этой ночи. Не сразу выбираюсь. Какое-то время сижу на месте, изучая забитую мусором площадку у дома. Впереди забор, который практически плотно прилегает к зданию рядом. Мне нужно передвигаться улочками, таким образом уменьшу процент своего обнаружения. Ползу вперед, выбираясь из-под покошенной двери. Не встаю, как пес остаюсь на коленках и руках. Не слышно собак. Не видно движений. Темнота.Укол в спину.Боги, я вновь оглядываюсь, уставившись на проем под дверью, из которого выползла. Смотрю во мрак. Мрак смотрит на меня. Дышу через нос, не моргаю, хмурясь, ведь…Улавливаю движение. Худые, невысокие тела. Боги, это подростки. Дети, может, от десяти до пятнадцати лет, они чувствуют меня. Следят? Мне тяжело справиться с дрожью, что мешает вскочить и бежать прочь. Нельзя поддаваться панике, иначе брошусь в омут с головой, как этот кретин, который не знает, с чем связывается. Всматриваюсь в темноту. Долго. Не издаю ни звука. Жду.Как вдруг один из детей резко присаживается на корточки, заглядывая в проем. Я вижу его бледное лицо. Вижу эти безумные глаза, полные жажды крови и плоти. Их лица ничего не выражают кроме необычайной холодности. В них нет ничего человеческого. Они воспитаны в стенах комнат, где принято пожирать всё, что попадается на пути. Поэтому я вскакиваю. Поэтому еле избегаю хватки протянутой руки. И бегу к забору, пролезая через отверстие. Слышу рычание детей, что лезут за мной, пихаясь между собой, как обезумевшие от голода псы. Они создают шум. И привлекут Богов, поэтому мне необходимо скрыться от них, чтобы обезопасить себя. Несусь на носках по мокрой от росы и влаги земле. Несусь по грязи, в полной темноте переулка между забором и домом в несколько этажей. Несусь, успевая различать тела на пути, что реагируют на шум, пытаясь схватить меня. Отскакиваю в стороны, бьюсь о стену и решетку забора, цепляюсь за неё, лишь бы избежать протянутых рук, терзающих ткань моего платья.Страх перед темнотой. Страх перед грехом. Страх, ведь я на улице в ночное время. Я испытываю лишь его, поэтому давно теряю контроль над дыханием. Торможу у выхода на широкую улицу. Пальцами хватаюсь за бетонную поверхность, осторожно выглядываю. Темно. Никакого света. Только уже темно-оранжевый диск луны в черном небе. Он висит над горами, скрывается за ними. Без остановки глотаю, не давая себе упасть на колени и в страхе забиться в угол. Руки трясутся, колени хрустят. Дышу, ищу взглядом улочку, куда можно забежать, минуя дорогу. Нужно двигаться к церкви. Если бежать, то доберусь минут за пять, даже меньше. Просто… Стоит быть наблюдательнее, чем обычно.Я всё равно умру.Глубокий вдох. Не дышу, рванув с места. Оказавшись на просторе, сразу ощущаю пристальные взгляды, но не собираюсь искать источники. Это только собьет мой настрой, заставив спрятаться в первый мусорный бак. Запрыгиваю в черноту переулка. Выдыхаю. Бегу дальше на носках, протискиваясь между огромными кучами мусора. Не сбавляю темп. Впереди не видно конца. Создается мнимое чувство, что стены зданий сдавливают, но не торможу. Оглядываюсь назад, слыша шлепки. Это лапы псов. Мычу, ускоряясь. Даже они не лают. Знают, что есть существа страшнее, чем они. Наконец, впереди виден ?просвет?. Конец. Выбегаю, озираясь, и вижу недалеко церковь на холме. Никто не бьет в колокол. У меня еще есть время. Прыгаю в очередной проем между домов, бегу, спотыкаясь обо что-то мягкое. Думаю, это труп. Мухи, кружащие вокруг него, не жужжат. Знают, что нельзя. Еще немного, Ханна. Ты пока жива. Значит, выдавливай из себя все силы. Отец говорит, от Богов нельзя скрыться или убежать. Если бы Они меня заметили, я уже была бы мертва, но я еще здесь. Может, всё дело в том, что сегодня их кормят?Вновь улица. Приходится бежать по тротуару, оглядываясь назад и в стороны. Ничего, кроме мрака. Хороший знак? Не думаю.Церковь уже близко, и мне приходится бежать вперед по улице, у ?всех? на виду, пока не появится нужный поворот в проем между зданиями. Можно сократить путь. Странно, я сомневаюсь, что этот тип вообще добрался до нужной точки, ведь он такой… Идиот, вот, простите, Боги, за пустомыслие. Но меня поражает его…Торможу у выхода к деревянному забору, что стоит вокруг холма. Ограждение перед церковью. Мне нельзя соваться через главные ворота, там могут быть священники, но забор не тянется полностью вокруг холма. Он имеет пространство, через которое можно выйти в лес, то есть я могу проникнуть на территорию, если подберусь ближе к тому месту, а для этого придется вступить в лес…Я всё равно умру.Бегу, внимательнее изучая темноту, так как надеюсь, что парень еще шляется где-то здесь. Но добираюсь до подножья темного леса без встреч. Никого. Только я, темнота и высокие дремучие деревья с кривыми стволами и ветками. Они выглядят устрашающе, а своей величиной создают стену, что будет тяжело преодолеть. Сглатываю, прижимаясь ладонями к забору. Со страхом смотрю в черные проемы между деревьями, и резко сворачиваю, оказываясь по ту сторону перегородки. Тут же опускаюсь на серую, уже влажную траву. Приседаю на колени, с чувством паники и ужаса смотрю на церковь. Холм невысокий. И меня ставит в тупик, что… Ничего не слышно, то есть, сегодня же среда. Должны громко читать молитвы, а вместо этого со стороны строения несется лишь тишина. Хмурюсь, опускаясь грудью к земле. Слушаю. Может, этот тип уже успел побежать дальше? Может, я вообще зря играю со своей жизнью? Мне отведено не так много времени здесь, в этом мире, а как я им распоряжаюсь? Приписываю себе больше и больше грехов. Почему я не способна быть послушной? Почему я родилась такой грешной? Я ведь еще могу вернуться, признаться Отцу, чтобы тот Очистил меня…Грохот. Кажется, он вызывает ноющую боль в животе, какой-то орган сворачивается в трубочку, заставив всосать воздух губами. Отрываю подбородок от травы, уставившись на деревянную дверь внушительных размеров, которая распахивается, громко бьется о бетонную стену церкви. И не могу точно сказать, что испытываю сильнее: страх или злость на человека, который не умеет себя вести. Он выскакивает из пристройки, несется, куда глаза глядят, даже не оглядывается. Если судить по движению тела?— это тот самый кретин, который мне нужен, и я привстаю с земли, желая привлечь махом руки его внимание, но парень мчится с такой скоростью, будто ему подожгли задницу, простите меня за пустословие, Боги. И направляется он в лес. Я открываю рот, с ужасом прижавшись к земле, когда из той же двери выходят люди в мантиях. Они тихим криком подзывают охрану?— более крупных по телосложению священников, которые отвечают за безопасность, сторожа ворота во время службы.Пользуюсь моментом, рванув к стене дремучего леса, что отвечает на мое присутствие воем ветра, рассекающего ночной мрак. С холодным испугом, но ныряю внутрь мира Богов. Бегу между огромными деревьями, спотыкаясь о сугробы снега, о корни и поскальзываясь на грязи. Бегу, ногами путаясь в дымке тумана, окутавшего поверхность земли. Активно дышу, прислушиваюсь, с паникой озираюсь, когда краем глаз улавливаю движения темноты. Боги. Это Боги. Это…Мычу. Мчусь. От паники голова идет кругом, от паники мое сердце изнывает болью. От паники я теряюсь. Теряюсь среди деревьев, теряюсь в темноте, теряясь в ненормальной тишине, позволяя атмосфере ужаса проникнуть в глотку и душить меня изнутри.И мне бы не удалось прийти в себя. Прямо сейчас я бы пала на землю, позволив себя поймать, но вижу впереди парня, который из-за тумана не замечает огромного корня, поэтому спотыкается, валясь с невысокого склона. Морщусь, выжимая из себя последние силы, и бегу в его сторону, не думая о жалости, ведь за спиной мелькают огни монахов с ружьями. Подбегаю к склону, и отталкиваюсь от него, приземляясь на спину парню, который смог подняться после падения, но от моего удара вновь валится, кажется, издав болевой стон. Прижимаю его к земле из грязи, травы и снега. Начинает ворочаться, толкая меня с себя, но у меня нет времени терпеть его и пытаться объясниться. Я вскакиваю на корточки, успев броситься на человека, когда тот поворачивается ко мне лицом. Думаю, он признает меня, поэтому с легким непониманием замирает, дав мне возможность повалить его на спину.?Хан…??— не успевает произнести, ведь сажусь сверху, ладонью накрыв его губы и впечатав затылок в землю. Пальцами второй руки откидываю пряди темных волос от уха и замираю. И, замечая мое оцепенение, сам замирает, успев ладонями коснуться моих бедер. Не двигаемся. Мои зрачки скользят из стороны в сторону, улавливая любое движение в темноте. Слышим хруст снега и веток под ногами монахов, что медленно, с опаской идут сквозь туман, готовясь выстрелить.Ему тяжело дышать подо мной. И глотает воздух он быстро, слишком громко, поэтому свободной ладонью сдавливаю его шею, мешая дышать. Чувствую пальцами, как бьется под кожей его давление. Вена, тянущаяся от подбородка к ключицам, напряжена. Дергаю головой, замечая, как в тумане растет пятно света от ручного фонаря. Оно над склоном, выходит, монахи там, наверху. Осторожно слезаю с парня, грубо дернув за собой к стене из земли и корней под крупным деревом. Этот тип хочет привстать, но я мычу, мысленно молясь остаться незамеченной. Сжимаю его ворот, потащив на себя, и парень спотыкается, опускаясь на колени, после чего резко впечатывается спиной в корни дерева над нами. Сидим. Тихо дышим. Молчим. И я начинаю сожалеть. В страхе голова полна мыслей, пугающих, поэтому я точно решаю, что вернусь домой и больше не вылезу оттуда. Никогда.Сверху опадают камушки. Кто-то подходит довольно близко к склону, но не может увидеть нас из-за тумана.Боги.Мысленно молюсь. Смотрю со слезами перед собой, не сдерживая дрожание тела. Организм выворачивает, ноги сводит от холода. Передо мной непроглядная тьма, безобразные деревья, обросшие мхом, кривые и острые ветки.Чувствую укол в висок. Парень смотрит на меня краем глаз, но не собираюсь отвечать на зрительный контакт. Я парализована страхом, не могу шевелить даже зрачками, поэтому лишь слушаю дыхание монаха сверху, задержав свое собственное.Удается видеть, как парень медленно и осторожно лезет в карман кофты ладонью, как собирается что-то вынуть наружу, но прежде происходит следующее.Звон колокола.И он выбивает мою выдержку.Громко хлопаю по своим губам ладонями, успев громко вдохнуть, но это остается незамеченным со стороны преследователей, огни которых начинают тускнеть, ведь они бегут обратно. В город. Ведь…Удар о колокол. Звон.Мое сердце сжимается.Удар. Звон.Не могу дышать.Удар. Звон.Мычу от ужаса, когда взгляд ухватывает резкое движение в темноте деревьев. Настолько быстрое, что начинает тошнить.Удар. Звон.Боги идут. И парень рядом видит это, но не понимает, поэтому так пристально смотрит вперед, думая, что ему почудилось. Но нет.Удар. Звон. Их зовут на принятие жертвы.Парень хочет привстать, так что хватаю его за рукав, тихо мыча и вертя головой. Заставляю сесть на место. В сознании всё смешивается. Но одно чувство вытесняет все остальные, и меня поражает то, что вообще оно пробуждается в таком человеке, как я.Самосохранение.Удар. Звон. Впереди мелькают силуэты. Еще далеко. У меня есть шанс остаться в живых. Отгоняю кровь от глаз, насильно усадив парня обратно на землю, и активно дышу, понимая, что он может выдать наше присутствие, так что… Сглатываю, отвечая на его зрительный контакт. Он не понимает, но придется сидеть. Прижимаюсь затылком к земле, ладонь подняв к его лицу. И грубо надавливаю на глаза, накрывая их. Он увидит и среагирует. Поэтому не должен видеть.—?Не шевелись,?— прошу шепотом, а сама сажусь ровно, наблюдая за мелькающими вдалеке тенями, силуэтами неестественных строений. —?Пожалуйста,?— сглатываю.Не отпирается. Сидит. Дышит. И мое дыхание замирает, как только тень огромного размера выпрыгивает со сторону ближайшего хвойного дерева. Сжимаю веки.И чувствую, как что-то тяжелое приземляется напротив. Настолько близко, что ударная волна ветра бьет по замерзшему лицу. Ничего не вижу. Не открываю глаз. Не шевелюсь. Пальцами сдавливаю верхнюю часть лица парня, чтобы тот так же был лишен способности видеть. Хруст снега. Еле могу контролировать ровное дыхание, а вот парень дышит тише меня, ведь не знает, с чем имеет дело, но слушается меня, не издает ни звука. Приоткрываю рот. Оно приближается. Вытягивает свою костлявую шею, чтобы поднести голову к моему лицу. Ощущаю тяжелое, холодное дыхание на себе. Оно дышит мне в лицо, а сам пахнет мертвечиной. Не хочу представлять Его мысленно. Не хочу думать о Его присутствии. Я не здесь. Я в комнате. Я в безопасности.Оно двигается. Слышу хруст костей. Поворачивает голову? Чтобы прислушаться, ведь не двигаюсь. Знаю, сколько у Него глаз, но Ему не увидеть меня, пока я не дам такой возможности. Чувствую по движению воздуха?— Он двигается в сторону к парню, чтобы поднести свое лицо к его лицу. Чтобы слушать. Только не издавай звуков. Не шевелись. Судя по дрожи головы?— этот тип сглатывает. Но сидит смирно. Крепче сжимаю веки, роняя кровь из глаз, и готовлюсь прочитать молитву Очищения, как уши пронзает громкий звон колокола.Но после звучит кое-что куда более пронзающее. Прямо до дрожи и костей. До судороги во всех конечностях морально мертвого тела.Свистящий, на высоких тонах рев, прямиком в лицо парня. Это похоже на ультразвук, смешанный с визгом неясной принадлежности. И я сжимаю губы, боясь, что парень сорвется, но он лишь вздрагивает, а существо, если верить слуху, отрывается от земли, пропадая где-то наверху склона. И такой крик, рёв распространяется эхом по темному пространству леса. Их много. И Они желают получить жертву, поэтому бегут к церкви, забрать её. До ушей доносится эхо молитвы. Начинаю активно дышать, со страхом распахивая веки. Я ещё жива. Я, Боги, жива ещё. Боги. Задыхаюсь, убирая ладонь от лица парня, и вскакиваю, продолжая нагибаться, боясь быть замеченной. Несусь вперед. Босиком по земле и корням. По снегу. Практически не чувствую своих ступней. Ничего не слышу, кроме молитв, что теперь остаются в моей голове, вытесняя все мысли. Бегу. И понимаю по хрусту, что парень бежит за мной.Нет. Оставь меня. Уходи. Я решила. Больше не вылезу из комнаты. Я дождусь своего дня. Своей смерти. Или умру от голода. Больше никогда…Да, я трусиха.Мне страшно.Бегу в сторону города. Не озираюсь по сторонам, продолжая слышать звон колокола и молитвы. И крик. Мужской, такой сильный и… Полный боли, отчаяния, что невольно замираю, оборачиваясь. Поскальзываюсь, опускаясь на колени, руками хватаясь за влажную траву. Смотрю в сторону церкви. Душераздирающий крик не прекращается, лишь усиливается. Парень успевает добраться до меня, срывающимся голосом выдавливая:—?Чего ты… —?сам оглядывается, хватаясь ладонями за ствол дерева. Смотрим. Слушаем. Боги получают жертву.Моргаю, вновь вскакивая, и продолжаю бежать. Парень за мной. Оставь меня в покое!Выбегаю на улицу, спустившись со склона из травы и снега. Мчусь в темноту между домами, зная, что Боги сейчас не найдут меня, поэтому рвусь сквозь мрак, сломя голову. Вот теперь падаю в омут. И буду в нем, пока не доберусь до безопасности. Не останавливаюсь. Не думаю оглянуться, просто, надеюсь, что парень отстал. Что он там, далеко позади. Я не должна была ослушиваться, не должна была грешить. Не давать себе шанса, надежды. Не должна была помогать чужаку, я…Сил бежать быстро нет. Я выдохлась. Еле держусь на больных ногах, ступни ноют, кажется, наступаю на осколки, тут же заныв от жжения. Хнычу, но продолжаю идти. В комнату. В безопасность. Под замок.—?Тебе нехорошо?Не говори со мной. Не ходи за мной. Уйди прочь.—?Ханна?Не зови меня по имени. Оно?— моё. Не твое.Выхожу на знакомую улицу, спеша рвануть в темноту переулка между домом и колючим забором. Хромаю, боль в бедре и колене больной ноги усиливается. Чтобы я еще хоть раз поддалась на уговоры подсознания…Тишина. Только мое дыхание и дыхание парня, что шагает за спиной, довольно часто спотыкаясь. Совсем не приспособлен к жизни в Хиллсе. Он давно был бы мертв, если бы я не пришла. Зачем я пришла?Вот и проем в заборе. Пролезаю, спотыкаясь о развалившуюся плитку, которая лежит здесь уже много лет. Шагаю вперед, даже не прислушиваюсь, не боясь, что на меня набросятся дети или псы. Так устала от этого… Плевать. Я не хочу больше бороться. Хочу уже сдаться, поэтому…Опускаюсь на колени, пролезая между аркой и дверью, висящей на петле. Звон колоколов не прекращается. Они провожают Богов. Слышу, как парень лезет за мной. Почему он увязался? Я же сказала, куда он должен идти?Молча минуем лестницу, шагаем к двери моей комнаты. Вижу, как из своей выглядывает голова Льюиса. Он смотрит на меня с таким… Шоком. Не верит, что я выбралась? Да, сама не могу полностью осознать этот проступок.Больше никогда… Никогда в своей чертовой греховной жизни.Никогда.Тяну дверь на себя, перешагивая порог, и да, пытаюсь закрыть за собой, но парень насильно следует за мной, думаю, даже не понимает моего сопротивления. Я не из тех, кто умеет его проявлять в полной мере. Только и делаю, что кусаюсь и рычу, как… Как дикая.Хромаю к матрасу, лишенная каких-либо сил. Слышу за спиной тяжелый скрип щеколды.—?Они… —?у него такой шокированный голос. Парень начинает указывать пальцем в сторону двери, запинаясь, ведь не может принять реальность:—?Они приносят в жертву… Они,?— открывает рот, моргая, и запускает ладонь в волосы, вороша их. —?Что за херня? Кто это был? В лесу,?— сорванное дыхание. Смотрит на меня, не смотрю на него, опускаясь на матрас, чтобы начать разминать пальцами стопы. Больно.—?Эй, эти люди, то есть… —?парень пытается подобрать слова, правильно выразиться. —?То, что было в лесу. Кто это?—?Боги,?— шепчу, без эмоций, поскольку предупреждала об этом. Нет смысла говорить еще раз.—?А в церкви? —?не отстает, явно пропуская мимо ушей мои слова о Богах. Он не верит в них.—?Шрамированных приносят в жертву,?— шепчу тише, невольно опустив голову, чтобы волосы скрыли часть пораженного лица. Мну больные пятки пальцами, морщась.—?Надо… —?парень начинает ходить кругами, поправляя ремни рюкзака. —?Надо кому-то сообщить,?— кусает костяшки от нервов. —?Это ненормально.—?Ненормально выходить ночью на улицу,?— под нос, но в такой тишине всё слышно.—?Не говори мне о том, что значит ?ненормально?,?— его тон мне не нравится, но молчу. Слишком устала для сопротивления. Может, мне повезет, и он сам убьет меня?—?Нельзя так сидеть, это же… —?парень никак не успокоится. У него шило в заднице или как?—?Надо пойти и… —?начинает, чем заставляет меня поднять голову, режущим насквозь взглядом уставившись на него:—?Ты видел. Боги ходят по ночам.Парень переминается с ноги на ногу, думает, не смотрит на меня, только в пол. Ходит. От угла в угол, причем громко ступает по бетонной поверхности. Уверена, нас слышно со всех сторон.—?Если я… —?он хрустит пальцами. —?Буду передвигаться утром по окраине города, то есть у самого леса,?— останавливается, взглянув на меня. —?Какой шанс, что меня обнаружит полиция?—?Нулевой,?— шепчу, опуская глаза. —?Никто в здравом уме не бродит рядом с лесом.—?Это ты мне заливаешь про ?здравый смысл?? —?опять грубо, раздраженно. Молчу. Не могу говорить. Парень сам наклоняет голову, вновь начав ходить по комнате, будто не может в таком состоянии держаться на месте без движений. И в такой тишине мы находимся еще минут десять, может, больше, но я с ужасом успеваю провалиться в дремоту от изнеможения. Хочется пить. Воды нет. Хочется кушать. Еды нет. Остается только сидеть в ожидании голодной смерти. И я хочу умереть в одиночестве, запертой здесь, подальше от мира, в котором для грешных нет места.—?Ладно,?— парень растирает сухие губы, вздыхая. —?Я могу переждать ночь здесь?—?Поступай, как хочешь,?— не могу противиться ему.—?Нет, я спрашиваю твоего разрешения,?— его голос вновь грубеет, теряя равнодушие. —?Ты в праве говорить мне свое мнение, поэтому отвечай прямо,?— просит довольно требовательно, но всё равно зажимаюсь, зная, что у него при себе оружие. Тогда, зачем он в тот момент лез в карман? Точно у этого типа при себе есть что-то, так что… Нельзя ему отказывать и вести себя грубо.—?Можешь,?— даю короткий ответ, спиной опираясь на стену, и отворачиваю голову, всем видом намекая, что больше не желаю говорить. Мне нужен сон. Но мне его не получить. Ни тогда, когда чужой рядом.Краем глаз вижу, как парень садится у противоположной, постоянно стреляя взглядом в сторону двери, словно в который раз убеждая себя, что та закрыта. Больно бьется затылком о стену, хмуро смотрит в поверхность грязного пола.Тишина наступает, но напряженная, не дающая немного расслабиться. Хотя бы немного…Чувствую, как горят глаза. Невольно прикрываю их, но ненадолго, ведь не собираюсь спать в присутствии чужого.Тяжелая, безумная ночь. Остается надеяться, что никто меня не видел, бегающей по улицам, иначе… Плохо будет.***Ночь тянется бесконечно. Нет, она правда не имеет конца, ведь на часах уже шесть утра, а кромешная темнота не испаряется из холодного помещения, оставляя в груди жжение и тяжесть. Парень сидит на том же месте, в том же углу комнаты, рядом с подоконником, поэтому хорошо слышит звуки. В Хиллсе довольно тихо, причем вне зависимости от времени, а сейчас ему кажется, что на улице как-то шумно. Словно кто-то без остановки носится под окнами здания. Ветер поднимается, трещат деревья. На свалке воют псы. Так необычно, но наличие звуков не пугает так сильно, как прежняя тишина, поэтому парень даже успевает провалиться в поверхностный сон, из которого его выдергивает крик. Дилан уверен, что слышит его, но мгновение настолько короткое, что, разжав веки, его окутывает уже то самое природное молчание. Ни воя ветра, ни треск деревьев, ни топота ног, ни воя псов. Парень хмуро смотрит на забитое окно, моргая, чтобы избавиться от желания выпасть из пугающей реальности. Ставит локти на колени, начав пальцами сдирать корочку с ранки на костяшках. Стреляет взглядом в сторону девушки, которая без остановки потирает ладони, стопы, видимо, чтобы согреться. Неясно, слышала ли она тот же крик. Лицо больно равнодушное, а заговаривать с ней лишний раз не хочется.Но в Дилане неплохо воспитаны манеры, поэтому он спрашивает:—?Тебе дать кофту? —?и получает не самый приятный взгляд исподлобья, дающий понять: не говори со мной. Ладно. Его дело просто поинтересоваться.Утро. Ему нужен первый намек на прилив сил до того момента, как придется выходить.Пока Дилан чувствует себя беспомощно усталым. Хиллс сам по себе высасывает силы.***Спал ли я?Смешно.Как только бледный свет начинает заполнять помещение, так прихожу в движение. Не собираюсь сидеть на месте. Меня изводит от чувства неизвестности, от непонимания происходящего. Никто не собирается отвечать на мои вопросы. Только отец мог бы, но не могу даже посидеть и послушать плеер. Вдруг кто-то, черт возьми, попробует оторвать кусок моей ноги? И что за херня была в лесу? Нет, я уверен, это были люди, просто… Немного странные.Всё здесь, всё вокруг чертовски непонятное и дикое. Мне скорее хочется покончить с этим дерьмом и вернуться в нормальный Нью-Йорк. Забыть об этом Хиллсе, плевал я на этих упырей, которые верят в ненастоящих богов. Придурки. Больные. Психи.Эти мысли не оставляют меня, пока проверяю содержимое рюкзака, чтобы убедиться, что всё на месте. Посматриваю на Ханну. Девушка, как и я, не сомкнула глаз за остаток ночи, так и сидит, водя пальцами правой руки по больному колену. Голова отвернута, взгляд опущен в пол. Только иногда поднимает руку, чтобы поправить локоны волос, скрыв тем самым ожог на щеке. Ясно, что его она стыдится.Встаю, зашагав спокойно к двери. Шрамированные выступают в качестве жертв. Значит ли это, что её ждет та же участь, что того человека в церкви? Вздыхаю с особой тяжестью, когда останавливаюсь, оборачиваясь, и смотрю в затылок девушки, что сжимает свою голень:—?Ты не хочешь пойти со мной? —?я знаю ответ, но совесть не позволяет вот так молча уйти.Дикая качает головой. Молча. Не смотрит в мою сторону. Ладно. Её дело. Моё?— предложить. Не стану же заставлять. В мои планы не входила помощь местным. Я и без того надрываю задницу ради отца.Отодвигаю щеколду, без сомнений открыв дверь, и переступаю порог, с хмурым видом оглядываясь, но не поднимаю взгляд с пола:—?Закрой её,?— девушка не обращает внимания на сказанное, продолжая путаться в своих мыслях. Сети. Омут. Мне ей не помочь. Даже, если бы хотел. Её мозг порабощен сектантами. Чтобы спасти её придется перестроить целый мир в её голове. Я не способен на подобное. Думаю, никто не способен.Закрываю дверь. И стою какое-то время за ней, сердито уставившись в деревянную поверхность, сунув ладони в карманы кофты.Стою, пока не слышу, как скрипит щеколда.***Пальцами водит по поверхности двери, стоит, прислушиваясь с особым трепетом к тому, что чувствует. Пытается уловить любую мысль, которая будет на её стороне, поддерживает её решения, но в голове одно: ?Всё равно умру?. Ханна всё равно умрет, и ей впервые не помогает осознание этого. То есть, раньше помогало, так? Она чувствовала настоящее облегчение от идеи скорой и неизбежной смерти. А сейчас? Ханна пуста. По какой-то причине продолжает касаться дверной ручки. Дыхание такое тихое, еле слышимое, а оно вообще есть? Сердце бьется ровно, но внезапно ускоряет свой ритм, когда обезумевшее самосознание толкает открыть дверь, сделав такой неаккуратный шаг за порог.Это безысходность, пропитанная усталостью от такого существования. Ханне надоело чувствовать это дерьмо, жить с этим дерьмом, каждый день глотать его, и её немного наивное сознание вновь берет вверх. Её две. Ханна, которая увязла в тине сомнений, верований, Очищения, и Ханна?— наивная, такой ребенок, ничего не понимающий. Никто не говорил ей, что правильно, что нет. Она росла в Хиллсе, она очнулась в Хиллсе, она была в этом городе, и её сделали такой, заставили верить. Если бы Отец сказал, что к одному прибавить один будет три, она бы тоже в это свято верила, ведь семена подобной ?правды? сажают в светлые головы детей, не подготовленных к сопротивлению.И Ханна была так напугана в тот день. В её первый день в Хиллсе, когда её сознание напоминало черную дыру. Девушка росла одна. Всегда была одна. Сама добывала еду, одежду, искала кров и боролась против тех, кто хотел её сожрать, против тех, кто ловил её в темных переулках, чтобы ?поразвлечься?, продать на органы, что очень распространенно в Хиллсе. Неплохой заработок. Или в рабство к людям, что имеют в этих местах влияние. Ханна сражалась одна. С пяти лет. И девушка один раз позволила себе проявить слабость, когда к ней пришел Джей-Джей и пообещал, что поможет выбраться. Обещал и пропал. А Ханне за это пришлось терпеть пытки и допросы от полиции, поэтому девушка больше не хотела ни с чем связаться. И не с кем.Сейчас она в ужасе. Она так трясется, пока стоит при свете дня за порогом комнаты, и крутит головой, но никого. Парня нет. Он ушел. И Ханна не видит смысла мчаться за ним, сломя голову, поэтому активно моргает, борясь с ?кровью? в глазах. Возвращается к себе, в холодное, голое помещение.Он умрет. Она умрет. В Хиллсе свои правила выживания.***Мне. Нужны. Сигареты. Еще немного в этом безумии без пачки никотина?— и я точно рехнусь, начав курить траву, если такова в здешнем лесу найдется. К слову, о лесе… Даже при свете дня он настораживает. Больно тихий. Дремучий. Я миную свалку, оставив здание коммуналки позади. Хиллс окружен лесом. И он темный. Пролезаю сквозь ветви, путаясь в сорняках, и замечаю, что ночная дымка не исчезает. Она превратилась в серый туман, и теперь занимает всё пространство вокруг. Приходится щурить веки, чтобы хотя бы что-то различать. Стараюсь не путаться, не теряться. Слева?— город. Справа?— лес. Иду, смотрю под ноги. Здесь правда темно. Поднимаю голову, уставившись на кроны деревьев. Всё так заросло, что бледное небо практически не видно. Точнее, вообще. Только лучи света. Осматриваюсь: деревья такие старые, кривые, покрытые мхом и… Плесенью? Они высокие, с мощными стволами. Быстрым шагом иду по намеченному пути, зная, что рано или поздно приду к цели. Надо было вчера так пойти, почему дикая не сказала, что всё гораздо проще? Точно, ходить в лес нельзя, тем более по ночам. Бугага, черт возьми.Тяну края кофты вниз. Холодно и зябко, немного противная атмосфера, но отгоняю неприязнь, шагая вполне уверенно, а головой верчу, постоянно ощущая давление со стороны леса. Будто кто-то наблюдает за мной, хотя здравый смысл напоминает, что это паранойя. Нельзя давать ей вверх над собой.Сую ладони в карманы кофты, нащупав оружие. Отца. Он хранит его в кабинете, хорошо, что у меня есть доступ внутрь. С подобным чувствуешь себя гораздо спокойнее. Постоянно останавливаюсь, изучая город со склона. Вижу, как там ходят люди, но не слышу звуков. Тихий город, полный моральных мертвецов.Я должен быть осторожен, чтобы не превратиться в одного из них.Путь по окраине леса?— лучший вариант. Мне даже удается полностью выровнять дыхание, пару раз остановиться и изучить окрестности. Ханна не солгала?— ни один человек не попадается мне по пути, пока миную половину города по кругу, оказываясь вблизи гор, с которых как раз и сходит река. И хотелось бы специально притормозить на склоне перед небольшими деревянными домиками, так понимаю рыбаков, чтобы как следует оглядеть местность. С левой стороны остается основной город, а передо мной, так понимаю, пристройки: домики лесников, охотников и, уже упоминалось, рыбаков. Выглядит всё старо, древесина домов серая, видно, что давно не обновляли, ничем не покрывали, так что, уверен, домики скоро начнут разваливаться. Назовем это ?деревушкой?, состоящий из десятки хилых строений. Вокруг по-прежнему лес, но эти жители ближе к нему, так, почему же они не построили высокий забор, чтобы оградить себя от ?богов?? Значит, они не так веруют во весь этот бред? Поэтому Ханна направила сюда отца?Река стекает в озеро, где ловят рыбу. И вода в нем немного необычного цвета. Коричневая, знаете, не такая жидкая, как должна быть, словно в ней больше грязи, чем воды. Вижу людей, носящих тряпье, чумазых и выглядящих так, словно чем-то давно болеют. Их кожа покрыта слоем пыли, глаза туманные, а движения тела ставят в тупик. Будто они запрограммированные роботы. Не хотелось бы спускаться вниз, но… Есть ли у меня варианты? Нужно найти этот долбанный домик с венком крапивы, подорожника или чего там? Уже не помню.Сжимаю оружие в кармане, пока кое-как преодолеваю путь со склона к берегу озера, и убеждаюсь в своей догадке, видя, как дети возятся в воде. Она густая, еле позволяет им двигаться. Комки грязи собирают в ладони, бросаясь друг в друга, и при этом они молчат. Не говорят. Замечают меня, как и женщины, что окунают тряпки в тазы с грязной водой. Поворачивают головы. Молчат. Смотрят на меня. Шагаю с хмуростью на лице по серой траве. Стараюсь не концентрировать внимание на том, сколько взглядов привлекает мое присутствие. Моя задача?— найти дом того… Кого? Мужика. Он вроде охотник, нет? Вижу стариков, собирающих рожь, мужчин, натирающих стволы оружий и тех, кто сидит на краю берега, держа удочки. Сердито оглядываюсь, иногда стреляя взглядом назад, чтобы знать, что никто не преследует. Тихо. Все молчат. Смотрят, но при этом не отвлекаются от своих дел. Может, просто интересуются?Начинаю обходить каждый домик, ища нужный. На каждой двери висит что-то свое: у одного копыта, у другого рога… На одной вообще череп козы или кого?.. Понятия не имею.Так брожу между высокой травой, пока не подхожу к последнему дому, стоящему у самого леса, буквально. На двери висит венок. Думаю, это тот, о котором говорила Ханна. Оглядываюсь по сторонам, изучив детей, которые тут же прячутся в траве, не издавая ни звука. Сглатываю, сохраняя невозмутимо серьезное лицо, чтобы не проявлять внешне слабость. Кто знает, как они на неё отреагируют? Посчитают меня легкой добычей.Подхожу ближе, невольно взглянув в пыльные окна, и поднимаю кулак, не давая себе времени, чтобы набраться смелости. Сразу стучу. Домик одноэтажный, но есть чердак. Он косится в сторону, его стены подпираются обрезанными стволами деревьев. Тишина. Никакой реакции на звук, поэтому вновь поднимаю руку, чтобы посильнее ударить по двери, но та слишком резко распахивается, словно человек, стоящий за ней, бьет по поверхности ногой. Невольно ругаюсь под нос, напряженно шагнув назад, и поднимаю ладони, когда мужчина с безобразным лицом направляет на меня ружье. Кожа серая, щеки обвисли, как у мопса, верхнее веко накрывает половину правого глаза, а тонкие губы сжимаются. Мне кажется, мужчина не станет выяснять, кто я, поэтому начинаю запинаться, выдавливая из себя:—?Я-я,?— он подносит палец к затвору. —?Я от Ханны, она сказала, что… —?мужчина сильнее хмурит брови, что-то прорычав, и грубо впечатывает дуло мне в лоб, отчего давлюсь, еле сохранив самообладание, хотя, кажется, мое сердце застряло где-то в глотке:—?Мой отец приходил к вам,?— заикаюсь. Мужчина внимательно смотрит на меня, и его взгляд устрашает больше, чем мощное оружие в руках. Начинает озираться по сторонам, словно проверяя обстановку, и хрипло, неприятно шепчет:—?Внутрь,?— после чего опускает оружие, сделав шаг к двери, чтобы у меня была возможность пройти в дом. И мне не хочется тянуть резину, как-то противореча человеку с оружием, поэтому переступаю порог, тут же морщась от запаха гнили, стоящего в прихожей с короткой лестницей на чердак. Стены покрыты черной плесенью, пол местами проваливается под ногами, но молчу, продолжая держать руки в напряжении, готовясь вновь поднять ладони. С одной стороны кухня, с другой, как понимаю, комната с кроватью. Всё выглядит больно голо, словно здесь никто и не живет, причем давно, но не мне судить. Условия для существования в Хиллсе крайние. Мужчина еще недолго оглядывает свой двор, после чего закрывает дверь, оглянувшись на меня:—?Тиара,?— обращается к кому-то, а после с кухни выходит женщина, внешний вид которой немного бодрит, ведь при виде такой жути невольно отгоняешь остатки усталости, готовясь просто рвануть прочь. На вид ей не больше сорока, а лицо, как у старухи, обвисшее, глаза немного закатаны, веки опухшие, щеки впалые, зубы желтые, голова лишена обилия темных волос. Вижу проглядывающуюся лысину. Сглатываю, не желая долго изучать улыбку этой дамы, и вновь смотрю на мужчину:—?Так… Мой отец… —?начинаю не столь уверенно, отчего меня легко перебить.—?Какого черта ты не ухаживаешь за гостем?! —?мужчина орет на женщину, а та лишь улыбается, переводя свое внимание с мужа на меня. —?Дай ему воды! Живо!—?Но мне… —?качаю головой, желая отказаться, но по телу бегут мурашки, когда женщина хватает ледяными пальцами мой локоть, потянувшись к моему лицу своим. Улыбается.—?Я уберу ружье, черт возьми,?— мужчина ругается под нос, толкая ногой дверь комнаты, а его жена тянет меня на кухню. Но это помещение с очагом, старым столом и одним стулом сложно назвать приемлемым для приготовления пищи. Грубо тонкими руками усаживает на стул, стоящий у стены, улыбается, да, я готов повторять это, но, блять, она улыбается мне, поворачиваясь к столу, на котором стоит прозрачный кувшин с темной жидкостью. Это что угодно, но не вода.—?Простите мне не нужно,?— с напряжением поглядываю в сторону приоткрытой двери кухни, а женщина протягивает мне грязный стакан, растягивая губы, и я беру его, с недоверием изучая жидкость, пока наклоняю посуду в разные стороны. Хмурю брови, ведь хозяйка стоит напротив, смотрит, видимо, ждет, когда я выпью. Черт.Вновь смотрю на дверь. Этот мужик долго. Я не собираюсь сидеть в неведении. Меня это сводит с ума.Встаю со стула, но женщина, улыбаясь, сдавливает мои плечи, рывком усаживая обратно. И теперь я смотрю на неё сердито, с чувством скованности в животе от легкого страха.Здесь что-то не так.Дергаю рукой, специально роняя стакан, и фальшиво изображаю злость, понимая, что в этом доме главный?— мужчина, поэтому и меня женщина должна послушаться. Не то, чтобы она слушается, но срабатывает её режим ?хозяйки?, и она наклоняется, начав тут же собирать осколки. Я быстро встаю, отдернув ногу, когда женщина цепляется костлявыми пальцами за ткань джинсов. Ускоряю шаг, но выхожу в прихожую осторожно, практически на носках, ведь слышу голос мужчины, который находится за деревянной дверью комнаты. Встаю напротив, успевая коснуться ручки, чтобы распахнуть её, но замираю, прислушиваясь. И, видимо, поступаю правильно, ведь до ушей доносится следующее:—?… Минуты три,?— говорит по телефону? Слышу только его голос.—?Мне его пристрелить?И этого достаточно. Достаточно, чтобы, наконец, убедиться.Никому здесь нельзя, мать вашу, доверять, и я даже не успеваю осознать, как рвусь к входной двери, толкая её, и спотыкаюсь о ребенка, который всё это время сидел и смотрел в щель над порогом, видимо, высматривал. Кого? Меня? Что он?Вскакиваю на ноги, поскальзываясь на влажной траве, и с придыханием смотрю на мальчишку с выпирающим на спине позвоночником. Он рычит на меня, скаля черные зубы, и гавкает, бросаясь мне в ноги, чем вынуждает броситься прочь. Обратно в лес. К черту. К черту, мать же вашу! Толкаю людей, что попадаются на пути. Человек пять точно сбиваю с ног, пока слышу за спиной выстрелы. Этот мужик… Он связался с полицией? Он на них работает? Возможно, все люди получают выгоду благодаря тому, что сдают чужаков.Никому. Нельзя. Доверять. Абсолютно.Но я точно знаю, куда бегу, верно?Начинаю теряться среди высоких деревьев, постоянно оглядываюсь назад, всё еще слыша преследователя. Опять в глотке стоит ком, но борюсь с ним, не давая организму свести меня с ума от паники, что возвращается в тело.Кого я пытаюсь обмануть? Самого себя? Мне не выжить здесь. Точно не без этой дикой. Что-то идет не так, я сразу мчусь туда, где точно никто не попытается приставить дуло к башке. Нет, дикарка и без оружия повалит меня, в этом нет сомнений, но она не пытается этого делать. Я не могу ей доверять на все сто процентов, но девушка не сдала меня в первый же день в полицию, значит, она еще рвется от сомнений. Что, если мне удастся уговорить её? Без её помощи я здесь не продвинусь. Никуда. Меня пристрелят.Ханна знает Хиллс. Его тонкости. Понимает, как здесь выживать, и мне требуются эти знания. Её нужно уговорить. Даже надавить. Плевать, мне придется использовать грубость, даже оружие, но заставить её действовать со мной.Ничего не знаю. Ничего не понимаю. От путаницы болит голова. Дыхание давно сбивается, и я бегу уже без сил, но не думаю остановиться. Иначе я?— труп.Мой отец говорил с тем мужчиной? Что, если он сдал его в полицию? Так или иначе, мне придется вернуться в тот дом, но уже подготовленным.А для этого нужна Ханна.Прокручивая варианты дальнейших действий, я добираюсь до свалки, вновь минуя кучи мусора. Перехожу на твердый шаг, всё тело до сих пор охвачено напряжением, чувствую себя нехорошо от того, в каком положении нахожусь. Я не вижу выхода, не вижу путей решения проблем, я просто… Уже готов сесть в машину и уехать к чертям собачьим, но мой отец… Он ведь до сих пор здесь, и это единственное, в чем я точно убежден.Осматриваюсь, быстро минуя кучи коробок с мусором, и выхожу на бетонную площадку, сворачивая к дверям здания, резко затормозив. Слышу лай псов и лезу рукой в карман за оружием. Осторожно выглядываю из-за угла здания, с напряжением уставившись на двух псов, что носятся вокруг какого-то человека, сидящего на земле и машущего деревянным костылем.Льюис? Узнаю его неприятную кожу с волдырями и выхожу из-за стены, направив на одного из псов оружие. Не хочу стрелять в животных, но приходится выстрелить в воздух, ведь один из псов клыками цепляется за обрубок ноги Льюиса, разрывая бинты. Реакция на резкий звук незамедлительна. Псы разворачиваются, начав рычать на меня, и с трудом сохраняю злость на лице, пока еще раз поднимаю оружие, но целюсь чуть выше псов, чтобы просто запугать. Выстрел?— и бешеные костлявые животные несутся прочь, скрываясь за горами мусора.Быстрым шагом иду к мужчине, который мычит, еле терпя боль в ноге:—?Почему ты здесь?Льюис поворачивает голову, с безумием в глазах смотрит на меня, руками хватаясь за торчащую ткань футболки:—?Ты привел их! Всё из-за тебя! —?кричит, надрывая глотку, и мне приходится грубо отпихнуть его от себя:—?Замолкни! —?озираюсь, боясь, что кто-то нас услышит, хотя вокруг только лес, мусор и стены соседних домов. Словно в бетонной коробке нахожусь. Вижу, как псы начинают выглядывать, ждут, что я оставлю этого типа здесь. Он мне не нравится, это факт, но со вздохом наклоняюсь, взяв его под руки, чтобы оттащить в здание.—?Они здесь! —?он кричит, и я еле сдерживаю смешок:—?Кто? Боги? —?оглядываюсь за спину, толкая двери ногой, чтобы войти в холодное помещение.—?Нет! Полиция! Они здесь из-за тебя! —?его ор сменяется шепотом. Я опускаю его на пол, хмурясь:—?Они сейчас здесь? —?шепчу, невольно вынув оружие из кармана, и оборачиваюсь на лестницу.—?Он наверху,?— Льюис еле приседает, ткнув в мое бедро костылем. —?Вали и помоги ей! —?ругает. —?Я еще хочу сожрать тебя,?— напоминает, и я морщусь, встречая подобное с сарказмом:—?Знаю, я привлекательный,?— быстро, но тихо бегу к лестнице, поднимаясь на нужный этаж, и прислушиваюсь, замечая, как многие жители коммуналки выглядывают из-за дверей, смотря в одну сторону. Следую за их взглядом, направленном на распахнутую дверь комнаты Ханны, и значительно ускоряю шаг, когда слышу вопль девушки и мужскую ругань.Все тут же начинают прятаться. Черт возьми, я не сомневаюсь, что это они её сдали. Ублюдки.Сжимаю оружие, ладони потеют, но продолжаю идти, плюя на то, что совершенно не знаю, что делать.?Уродка, тебе мало шрамирования?!??— крик мужчины, после которого слышу громкое мычание, поэтому без мыслей о собственной безопасности выхожу к порогу, подняв оружие, и замираю, шокированным взглядом изучая ?застывшую картину? перед глазами: довольно полный и крупный мужчина сидит на девушке, коленом сдавливая её живот, одной рукой оттягивает волосы, другой стискивает порванную ткань платья, что теперь не скрывает оголенную грудь. На его лице несколько кровоточащих царапин. Девушка быстро дышит, сдерживает его руки и запрокидывает голову, красными от слез глазами смотрит на меня, не скрывая своей паники. Мужчина исподлобья косится в мою сторону, сильнее дергая дикую за волосы, отчего та мычит, продолжив пинаться.Руки трясутся. Ведь полицейский быстро тянется за оружием на своем ремне, намереваясь выстрелить в меня.