Глава 4 (1/1)

Легкое дрожание рук скрывает настоящую паническую растерянность, что читается во взгляде карих глаз, когда парень поднимает оружие, влажными пальцами сдавливая его холодное основание. От активного дыхания, встревающего в глотке, голову одолевает давление в висках, мешающее сконцентрироваться для принятия решения, что так необходимо в данный момент. Полный мужчина с неприятно мокрым от пота лицом сжимает пистолет за пазухой, искажаясь гримасой отвращения при виде такого количества грешных:—?Видит Святой Отец,?— рычит, свободной рукой сдавив шею Ханны, и второй вынимает оружие. —?Он видит тебя, грешный,?— девушка начинает ерзать, мыча, но мужчина сильнее сдерживает её, не разрывая зрительного контакта с Диланом, который громко сглатывает, раскрывая свое состояние. Неподдельный страх.—?Остановись, грешный,?— полицейский медленно выносит руку с оружием из-за спины, качнув головой. —?Ты готов пройти Святое Очищение? —?его глазные яблоки настолько напряжены, что, кажется, вылезут из орбит к чертовой матери.Ханна активно дышит, морщась под ним, и пытается разжать его пальцы, выгибается, прося грубым, сорванным от бесконечной ругани голосом:—?Стреляй,?— и её животный взгляд направлен на Дилана. —?Стреляй же!О’Брайен смотрит на девушку, не успевает обрабатывать её просьбу, лишая свои сомнения смысла. Правило Хиллса. Либо он, либо его. И только этот факт толкает на то, что ему не естественно, то, что неизведанно для человека, который держал оружие лишь во время летних школьных каникул. Стрельба по банкам на ярмарке. Опыт небольшой, но, главное, он имеет представление о пользовании.Мужчина резко вытягивает оружие, прицеливаясь, и Ханна с рычанием пихает его руку в сторону, отчего звучит выстрел, но пуля пробивает поверхность стены, буквально в нескольких сантиметрах от парня. И тому ничего не остается. На автомате, поддавшись панической атаке и страху перед смертью, человек творит порой нехарактерные для себя вещи, пользуясь подскочившим уровнем адреналина в крови. Дилан жмет на курок, с разрывающим уши выстрелом, жестко сомкнув веки глаз, но на долю секунды. Следующее мгновение?— видит скорчившегося мужчину, схватившегося за свое предплечье, чем пользуется Ханна, дернув его ладонь со своей шеи, и начинает пинаться коленками, но сбросить тяжелый груз с себя не выходит.—?Чертов грешник! —?офицер плюется слюной от бешенства, сжав окровавленными пальцами рану. —?Сын Сатаны! —?Дилан невольно делает шаг назад от порога, вновь поднимая оружие дрожащими руками, но уже сильнее хмурит брови, демонстрируя прилив агрессии к тому, кто повторяет попытку навредить ему. —?Святой Отец… —?вжимает шею Ханны в пол, резко встав, надавив стопой на её живот, и поднимает оружие, сутулясь от боли. —?Отец…Девушка морщится, издавая рычание, и ладонями сдерживает его ногу, сорвавшись:—?Убей его! —?сжимает веки, лежа на спине. —?Убей!—?Прими свое Очищение! —?вытягивает оружие, заставив парня нервно скользнуть языком по сухим губам, и прицелиться. —?Во имя Отца нашего… —?брызгает слюной, но в этот раз ему тяжелее сфокусироваться, дабы выстрелить парню в голову, ибо немного клонит от боли в теле.Дилан не убийца. Но его точно прикончат. Как бы ни хотелось, как бы он ни противился, придется жить по правилам Хиллса. Но неосознанно парень будет избегать возможности омертвления другого человека, поэтому сейчас он резко опускает взгляд на оружие мужчины, и прицеливается, успевая первым сделать выстрел, попав во второе плечо противника. Промазал, но тоже неплохое повреждение. При нажатии на курок О’Брайен почему-то тут же сжимает веки, может, данное и мешает ему точнее попадать в цель?Мужчина в форме издает противный рык, но даже не моргает, не опускает оружие, лишь немного покосившись, и Ханна использует все силы, толкнув его в сторону, а Дилан повторяет выстрел, не имея представлений, сколько у него осталось патрон. Попадание в бедро, но мужчина в момент повреждения сам нажимает на курок, отчего парню приходится ускользнуть за стену, со сбитым дыханием прижавшись к ней спиной. Сердце скачет. Руки трясутся. Уже не до шуточек. Не до чертова сарказма.Мужчина издает жалкий стон, сжимая и губы, и веки, пока истекает холодным потом, присаживаясь на одно колено, не забывает держать оружие перед собой, хоть поврежденная рука начинает пульсировать. Горячая кровь пачкает одежду.Ханна не привыкла медлить. В её груди никаких сомнений. Она всю сознательную жизнь существовала по правилам выживания, и ей чуждо поведение парня, не умеющего постоять за себя. Девушка переворачивается набок, схватив один из осколков стекла, что разбросаны по полу, и кувырком присаживается на корточки, оттолкнувшись ногами и рванув в сторону мужчины, сидящему к ней боком. И прежде чем он может сменить направление своего оружия на дикарку, она вонзает осколок в его грудную клетку, порезав не столько толстый слой жира, но и свою ладонь, правда, личные увечья?— последнее, о чем думаешь, пока сражаешься за безопасность.Он кряхтит, размахивается оружием, дабы с силой ударить девку по лицу, но она перехватывает его локоть, еле справляясь с довольно стойким мужчиной, который продолжает бороться, несмотря на слабость, одолевающую по вине потери крови. С рычанием выбивает пистолет, выдернув осколок из его груди, и не медлит. Ни секунды. Повторяет удар, вонзая в живот. Мужчина ещё противиться, пытается справиться, но его порванные местами губы начинают с ненавистью читать молитву. Он орет. Кричит слова, проповеданные Отцом, и каждое врезается в сердце Дилана, который злится на себя, вздрагивая от голоса захлебывающегося кровью противника, который, судя по звуку, валится на пол. А девушка продолжает вонзать острие стекла. И не отступает, поскольку подобный вид защиты и самообороны?— это правило выживания.Либо она. Либо её. Она всё равно умрет, ведь грешна и шрамирована. Но инстинкты сильнее.Вонзает, вынимает, вонзает, вынимает. Мужчина только дергается, каждая мышца его тела содрогается, взгляд постепенно леденеет, устремившись в потолок. На грудной клетке нет ?живого места?. Всё распорото, будто дикарка жаждет добраться до сердца и вырвать его к чертям, ведь для прокаженных?— это лакомый кусочек. Но ведь Ханна не столь потеряна. Девушка возносит над бездыханной грудью мужчины алый осколок. Замирает с быстрыми глотками пыльного воздуха и обезумевшим взглядом. Лицо её усыпано каплями крови.Ты не потеряна.С легкой дрожью, вызванной стрессом, елозит босыми ногами по луже крови, пихая тело мужчины, и движется с трясучкой назад, к стене, оставив осколок в порванной ладони. Взгляд бешено изучает противника. Мертв. Ханна убила его. Она выиграла себе право существовать какое-то время, но её грех возрос. Она чувствует тянущую боль в груди. Тяжесть, которую хочется вырвать. Она камнем встает в глотке, и девушка прижимает окровавленную ладонь к шее, начав задыхаться. Отец… Очистит ли он её грех?Резко дергает головой, на секунду приняв звериную агрессию, отражающуюся на юном лице, но дикость сходит. На пороге стоит О’Брайен. Осторожно, правда, осторожно исследует взглядом застывшую картину перед ним. К горлу подкатывает тошнота. Его сознание не готово к таким потрясениям, но выдержка позволяет сдержать явное проявление эмоций. А с дрожью в теле ничего не поделаешь. Руки трясутся, сжимая пальцами оружие. Бледный, но… Но живой.Поднимает глаза на девушку. Та не жаждет зрительного контакта. Ей необходимо очистить грех. Необходимо подготовить себя к приходу Отца, он должен видеть, что она желает искупить его, исправиться, поэтому опускает осколок, осторожно присаживаясь на колени, взглядом врезавшись в пол, и сгибает руки в локтях, приложив одну ладонь к другой. Дрожь Дилана слышна в дыхании. Он глотает сухость, когда помещение окутывает тихий шепот. Молитва, усиливающая тошноту.—?…И во спасение наше… —?Ханна прикрывает веки, стоя на коленях. Шепчет, её часто передергивает от ещё не спокойных нервов. Дилан каким-то образом вынуждает себя переступить порог. Уровень безумия зашкаливает. Всё вокруг… Это невообразимо… Это…—?Пиздец,?— вырывается с его приоткрытых от шока губ, когда он подходит к телу, наступая в лужу крови.—?…Отец наш, прозрей и увидь наши желания… —?девушка бормочет под нос, сильно сдавив веки. О’Брайен переводит на неё взгляд, после чего поворачивает голову, всё ещё не веря в происходящее.—?…Ты видишь наши грехи, и в твоих силах очистить нас…—?Ханна,?— Дилан чувствует. Готов сорваться. Оттого активно моргает, борясь с горячей жидкостью в глазах. Не нужно. Хватит с него безумия на сегодня!—?…Ты пачкаешь свое святое чрево, давая нам возможность попасть в лучший мир…—?Ханна! —?повышает голос. Но девушка лишь ускоряет чтение, сцепив ладони в кулак:—?И только тебе подвластно видеть Богов?— носителей правды, и ты?— носитель правды, наш пророк, пришедший из Фавна, дабы очистить умы грешных и освободить нас. Твоя святость?— истинный путь спасения. Отец наш, очисти меня… —?продолжает тараторить. Дилан не слушает. Больше не может выдержать.Начинает ходить по комнате, кругами. Ладонь прижимает ко лбу, не справляясь с потрясением, что лишает возможности мыслить светло. Живот по-прежнему мутит от тошноты. Дыхание не стабилизируется, как и биение сердца, удары которого приносят всему организму особую боль. Страх потерять сознание рождает ещё большую злость на себя, но Дилан не виноват. Он не был готов к такому, он не думал, что его ждет подобное, когда собирался за отцом. Он просто хотел забрать его. Вся его жизнь напоминает обычное бытие подростка из большого города: пьянки, гулянки, попытки учиться и сдача экзаменов на низкий, но проходной бал. Он ни о чем не тревожится. И сейчас вот так резко бросать в стресс, в ситуацию, в которой он подобно рыбе в пустыни. Ничего не знает. Ничего не понимает.Его отец куда способнее. Бывший военный корреспондент, и… Только сейчас О’Брайен начинает жалеть о своем пренебрежении к попыткам отца привлечь сына к обучению борьбе и стрельбе. Мужчина уже знал, что некоторые вещи необходимо пройти, хотя бы чертовы азы самообороны, которые парень бросил через несколько месяцев. Черт, как же он теперь жалеет.Дилан О’Брайен пошел не в отца. Мужчина сам признавался. Его сын?— копия матери, которой было чуждо насилие. Это её и погубило.Дилан встает у заколоченного досками окна. Ставит руки на талию. Мыслит яснее, но этого не достаточно, чтобы принудить себя действовать. Одну правду парень выносит для себя, и, кажется, отцу удалось немного повлиять на характер сына и воспитать в нем умение правильно судить. Дилан понимает?— самобичевание ни к чему не приведет, жалость и отчаяние погубят. Нет смысла корить себя за содеянное. Он защищался, Ханна защищалась. Они были бы мертвы.Всё, что происходит в Хиллсе, остается в Хиллсе. И когда О’Брайен выберется, все его грехи останутся здесь, а в мыслях канут воспоминания.Вдох. Выдох. Прикрывает глаза, притопнув ногой. Достаточно. Нет времени. У него есть миссия.Странно, что О’Брайен приписывает себе слабохарактерность матери. Откуда тогда в нем это побуждение?Оборачивается, изучив ситуацию ещё раз, но уже с опорой на ум, нежели на чувства и эмоции. У него здесь тело. У него здесь безумная девчонка, которая явно пригодиться, учитывая её способности к выживанию. Да, не совсем благородно, но Дилан собирается воспользоваться ею. Убирает оружие, куснув кончик пальца. Для начала… Надо избавиться от тела, затем уговорить дикую принять его сторону. Рассматривая воспитанные в ней нормы, это будет тяжело, но выполнимо.Ханна продолжает шептать молитву под нос, пока Дилан обходит тело мужчины вокруг, не без отвращения изучая его и раздумывая, куда деть столь крупную тушу. Вынести на свалку, дабы его сожрали собаки? Не хочется пачкать руки в крови и тащить труп на себе. Должен быть ещё какой-то вариант…Стреляет взглядом в сторону коридора. Секунда мысленной тишины?— и парень шагает на вялых ногах из помещения, оглядываясь по сторонам. Все жители скрываются за дверями. Тем лучше. Меньше свидетелей. Правда, Дилан уверен, они сдадут его и Ханну, учитывая, как все грешные желают задобрить их Отца. Здесь будет опасно оставаться.Берет себя в руки, сжав ладони в кулаки, и тяжелым шарканьем приближается к двери одной из комнат, постучав, и дергает ручку, открыв перед собой чужое помещение, но мало чем отличающееся от ?обители? Ханны. Замечает на голом полу худого мужчину с перебинтованными обрубками ног и с язвами на серой коже. Вокруг него роем летают крупные мухи, а вонь в комнате стоит нечеловеческая. И О’Брайен не хочет выяснять, что за сгнившее мясо лежит в углу, и чья кровь размазана по полу. Мужчина туманным, голодным взглядом смотрит на парня, видя в нем добычу, так что Дилан заставляет себя выдавить не самое приятное:—?Льюис, ты… —?к глотке подкатывает тошнота. —?Ты не голоден?Минута за минутой. Ханна больше не бубнит молитву, но продолжает стоять на коленях, склонив голову и сжимая ладони, иногда поднося два пальца ко лбу, затем к животу, после коснувшись ладонью груди. Дилан с трудом оттаскивает тело мужчины в комнату Льюиса, предварительно сняв кофту, дабы не запачкать кровью. У него есть сменная одежда в машине, но всё равно бережет вещи. Пока справляется с трупом, оставляя его на съедение безумному мужчине, парень подмечает, как многие из жителей выглядывают из комнат, и лишь предполагает, почему они так активно принюхиваются. Запах крови?.. Он их привлекает? Что с этими людьми не так?На этаже расположена общая уборная. Там находит какие-то тряпки, похожие на старые наволочки, которыми накрывает лужу крови. Конечно, из крана течет какая-то серая масса, ею приходится оттирать ладони и руки от пятен чужой крови. Футболке конец.Возвращается в комнату, осмотрев коридор на наличие людей, и закрывает дверь, задвинув щеколду. Поворачивается к Ханне, которую немного трясет от продолжительного нахождения в одной позе, тем более, на коленях стоять не особо приятно. Старое платье порвано на груди, и рукава давно сползли с плеч, оголив ещё больше участков тела. Удивительно, что девушка так печется, скрывая за волосами свой ожог, а голое тело не вызывает у неё никакого волнения. Дилан хочет тревожить её и собирается немного подумать над дальнейшим действием, но стресс вновь сказывается на поведении, оттого парень подносит сжатые кулаки к лицу, выдав с характерным для него подростковым смятением:—?Прикройся. Ты мешаешь думать.Ханна обращает на него неприветливый взгляд, не скрывая своего негативного отношения к чужаку, плюс ко всему, она не совсем понимает, о чем толкует парень и что так выбивает его из колеи, поэтому остается агрессивно неподвижной. О’Брайен снимает с ручки двери свою кофту, не совсем вежливо набросив на голову девчонки, которая сдергивает с себя вещь, присев на пол, и хмурит брови, изучая одежду, грубо оттягивая ткань пальцами. Исподлобья смотрит на Дилана, который продолжает маячить напротив, поставив руки на талию, и пытается объяснить:—?Надень,?— указывает на неё ладонью, опуская глаза в пол. —?Т-ты голая,?— смешно, ты смог выстрелить в человека, а от вида обнаженной груди начинаешь мямлить. Ханна щурит веки, с подозрением следя за поведением чужака, и набрасывает кофту сверху, заставив парня почесать висок и двинуться к ней:—?Нет, немного… —?всего лишь хочет показать, как правильно, но дикая громко рычит, начав пятиться назад, и Дилан вынужден остановиться, подняв ладони:—?Понял,?— отступает, уверяя. —?Понял.Девушка не сводит с него режущего сознание взгляда. У парня нет времени, по крайней мере, он уверен, что скоро обнаружат пропажу офицера, поэтому приедут сюда. Наверняка мужчина указал место, куда направится. Или же, вообще, он приехал по наставлению или приказу. Тогда дела совсем плохи. Осталось убедить дикую всё-таки пойти с ним.И начинает издалека. Как бы непринужденно.—?Надо уходить отсюда,?— отец говорил, главное в убеждении?— смотреть в глаза. Зрительный контакт помогает манипулировать людьми. Правда, сложно смотреть на человека, который стойкий по своей натуре.Дилан не видит реакции на её лице, поэтому уточняет:—?Нам надо уйти, иначе скоро…—?Нам? —?наконец, ответ. Ханна хмуро встречает предложение, невольно сжав пальцами осколок стекла у своих ног.—?Скоро сюда приедет полиция. Ты не справишься с ними. И вряд ли они оставят тебя в живых, узнав, что ты убила одного из них,?— ладно, речь звучит уверенно, но этого недостаточно. Дикая не меняется в лице, не изменяет своей злости:—?Отец очистит меня. А тебя убьют. Шрамируют и отправят в Фавн на покаяние Богам.О’Брайен начинает кивать головой, немного ею покачивая. Странно привыкает к подобному бреду, так что воспринимает его мимо ушей:—?Да, но ты ведь тоже… —?указывает на её лицо ладонью. —?Ты шрамированная,?— девушка на автомате поправляет волосы, впервые сама отводя взгляд, ненадолго. —?Значит, тебя всё равно ждет… —?пытается соображать. —?Фавн, да? —?смотрит. Она молчит, сверля взглядом в ответ.—?Я к тому… —?нервничает, отчего переступает с ноги на ногу. —?Ты всё равно умрешь.—?У меня есть выбор,?— перебивает. —?Я могу продолжать обрастать грехами, подобно тебе, или очищаться, и…—?И всё равно быть жертвой,?— Дилан поднимает большой палец. —?Круто.—?Это моя судьба. Так сказал Отец,?— её голос срывается на тихое рычание, а взгляд становится острее.—?Ради чего?—?Ради лучшего мира. Отец поможет нам попасть туда.—?Ты шрамированная, тебе не попасть туда, ты сама говоришь про Фавн,?— парень окончательно путается. —?Ты питаешь себя надеждами, но в итоге будешь… —?пытается понять, что для них значит этот гребаный Фавн. —?Ты будешь обречена на вечные страдания, ведь грешники… —?вспоминает немного из обычной религии. Есть Ад и Рай. Грешники попадают в преисподнюю.—?Грешники попадают в Ад и страдают, ты… —?замечает, как острота медленно сходит с лица девушки, которая изо всех моральных сил старается сохранить жесткость, но чем больше парень говорит, тем больше в глазах выражена её осознанность неизбежности своего существования.Дилан решает добить её, не останавливаясь:—?Ты не найдешь покоя, поскольку Отец не спасет тебя,?— в глотке сохнет. Он несет такую ересь, но к подобному дикая относится довольно серьезно, поэтому теперь её взгляд направлен в пол, а ногти нервно дергают края осколка в руках. О’Брайен хочет дать ей принять свою обреченность, после чего приступит к убеждению фальшивого спасения, ибо вряд ли можно изменить представления о мире, крепко въевшиеся в сознание человека.Ждет. Ханна молчит. На её ладонях и лице высохшие капли крови.—?Тебе нечего терять, так? —?начинает, потирая костяшки пальцами. —?И мне. Мы с тобой оба в одном дерьме, так почему бы нам… —?ненадолго затыкается. Девушка стреляет в него коротким взглядом, полным понятного отчаяния и ярости.И вдруг решение всплывает из глубин сознания. Почему Дилан раньше не прибегал к нему? Почему такая очевидность сидела, не выдавая себя? Он хмурит брови, приоткрыв рот, и тихо стучит кулаком об кулак, сделав шаг к дикой, которая рычанием напоминает, что к ней лучше не приближаться.—?Если ты поможешь мне, я заберу тебя в лучший мир,?— это гениальная идея. Ханна поднимает голову, с недоверием косится на парня, который вдруг приближается, присев на одно колено напротив, отчего девушка вжимается сутулой спиной в стену, издав мычание, не такое угрожающее.—?Я знаю, как попасть в лучший мир.—?Что за бред? —?скалится.—?Мой отец. Он ведь обещал тебе, помнишь? —?использует ещё одну карту убеждения. Отец Дилана?— первый человек, которому Ханна доверилась, и упоминание Джей-Джея дает плоды. Девушка искоса смотрит на О’Брайена и в её глазах, ещё злых, мелькает что-то напоминающее заинтересованность.—?Мой отец хотел помочь тебе,?— Дилан не лжет, что удивительно. Он просто меняет понятия. Нью-Йорк?— это лучший мир. Его отец собирался увести Ханну в город.—?Отец говорит, нет святого спасения вне Хиллса. Те, кто покидает город, обрекают себя на смерть,?— девушку трудно убедить. —?Внешний мир?— мир грехов.—?Мы с отцом пришли из ?внешнего мира?,?— Дилан закатывает глаза. —?И что? Мы нормальные.—?Вы сумасшедшие! —?Ханна повышает голос и слегка поражается, когда в ответ парень еле сдерживает улыбку, сощурившись:—?Мы? —?не хочет развивать данную тему. Девушка останется верна тому, в чем жила столько лет. Её не изменить.—?Ладно, слушай, не обманывай себя,?— ещё один метод убеждения. Ханна моргает, не понимая:—?Что?—?Раз ты связалась с моим отцом, значит, ты надеялась на побег,?— это очевидно. —?Ты хочешь уйти из Хиллса, поэтому перестань отрицать и отпираться. Если не доверяешь мне, то помоги мне найти отца. И он отвезет тебя в лучший мир.—?Из Хиллса нельзя выбраться,?— качает головой, странно стало вздохнув.—?Но ты ведь надеешься,?— всё, она смотрит ему в глаза, она на крючке, и Дилан не медлит:—?Для тебя и меня всё потеряно. Нас так или иначе убьют. Так, почему бы не поиграть с судьбой и не попробовать сделать то, чего определенно боимся?Ханна проявляет неуверенность. Её взгляд мечется от пола на парня, а губы постоянно открываются, чтобы возразить, ведь нельзя. Нельзя. Это против правил, и её за это убьют. Но она и так умрет. Боги, это сложно. Девушка не может…—?Ну? —?Дилан сбивает её мысли, немного давя морально.—?Я… —?дикая сильно сжимает осколок. —?Я умру.—?Я тоже,?— О’Брайен с улыбкой разводит руки в стороны. —?Мы оба сдохнем, понимаешь? Но не будем жалеть о бездействии, потому что будет знать, что сделали всё возможное, понимаешь? —?опускает руки, касаясь холодного пола, и немного неуверенно уточняет. —?Так, что думаешь?—?Я думаю, ты?— псих,?— Ханна говорит без эмоций. Дилан кивает. Смотрят. Девушка явно мнется. Ему удалось. Она размышляет над его словами. Ханна правда надеялась, что Джей-Джей поможет ей, ведь точно знает, что Хиллс?— не её дом, раз её называют чужой. Значит, она из внешнего мира. Мира грехов. Это в её крови. Отец говорит, грязь не вычистить. В её генах сидит грех. Так… Чего ей терять?Ничего. У неё ничего и нет.—?Так ты… —?дикая не привыкла к такому близкому нахождению, поэтому рукой поправляет ткань кофты. Дилан понимает её дискомфорт и двигается назад, увеличивая расстояние. Садится на пол, в подобие позы йога, пока Ханна соображает, что и как сказать. Никакой уверенностью и не пахнет.—?Ты был у того охотника? —?выдавливает, стреляя короткими взглядами на парня. Он потирает больные колени, кивая со вздохом:—?Да,?— сохраняет непринуждение, понимая, что она не признается в словах, но уже готова пойти с ним. —?Он чуть не всадил мне пули в задницу.Ханна задумчиво хмурит брови, полностью скрывает грудь под кофтой, обнимая себя руками:—?Значит, он мог сдать твоего отца. Или… Если твой отец ему заплатил, то охотник мог направить его дальше,?— пальцами касается ожога.—?То есть, нам придется вернуться к нему и каким-то образом узнать это? —?предполагает, утаив от самого себя тот факт, что не хочет возвращаться к тому, кто чуть не пристрелил его, но вариантов нет. Тот мужик?— точно должен знать, куда направился отец. Дикая с сомнением кивает, не веря, что сама обрекает себя на совершение грехов.—?Тогда нам нужно,?— они засядут, если Дилан не возьмет на себя роль двигателя. —?К окраине. По окраине пройдем к этому поселению. Надо еще отогнать машину, или чем-то укрыть её. Полиция наверняка будет обчищать это место,?— встает на ноги, отряхиваясь от пыли. —?Идем?Девушка вздыхает, но тяжесть остается в груди. Поднимается, придерживая кофту на плечах, и Дилан слегка нервничает, всё-таки подходя к ней, чем вызывает очередное звериное недоверие. Ханна сжимается, зло дыша.—?Я только,?— он поднимает ладони, встав в шаге. —?Немного… —?осторожно, пальцами подтягивает края кофты. —?Надень нормально,?— указывает на руку. —?В рукав её.Ханна хмуро дергает головой, вырывая кофту, и прижимает её к груди, заставив парня отойти:—?Ладно,?— сдается, указывая на дверь. —?Идем,?— отворачивается, подняв оружие полицейского. Девушка искоса следит за ним, тихо глотая воздух, и опускает внимание на кофту в руках, с опаской натягивая на себя. Дело доходит до молнии, и Ханна не совсем понимает, что это, поэтому оставляет расстегнутой, последовав за Диланом, который открывает дверь, выходя в коридор. Озирается. Слышит неприятное чавканье со стороны комнаты Льюиса. Мерзость. Ждет, пока Ханна переступит порог, и закрывает дверь, обратив внимание на молнию:—?Это… —?поднимает палец, дабы остановить её рычание, когда тянет к кофте руки. —?Покажу,?— объясняет, всё ещё боясь получить в нос. Ханна сжимает ладони в кулаки, готовясь его ударить, но ждет, немного отклонившись назад. Внимательно и хмуро следит за тем, как Дилан осторожно справляется с бегунком, застегивая молнию до самого горла, и тут же он убирает руки, подняв ладони с натянутой улыбкой:—?Вот,?— скованно вытирает пальцы о свою футболку, видя, что девушка пялится на него, как на идиота.—?Ладно,?— отворачивается. —?Идем,?— направляется вперед. Ханна щурится, качнув головой. Странный тип. Чужаки из внешнего мира все такие?Дилан вынимает телефон. Зарядки остается немного. Почти четыре часа дня, скоро начнет темнеть. Спускаются вниз. Парень пролезает между дверьми, осмотревшись, и щурится от неприятного бледного света. Серое небо, полное черных облаков. Совершенно не располагает к себе. Хиллс?— мерзкий.—?У тебя есть идея, как мы можем заставить этого мужика говорить? —?О’Брайен менее осторожен, нежели Ханна. Он уже спокойно шагает к забору свалки, в котором есть проем, дабы попасть на захламленную территорию. Девушка озирается, прислушивается, даже принюхивается, поспешив за ним, раздумывая над поставленным вопросом:—?Мы можем застать его врасплох,?— приближается к забору. —?Это всё, я думаю.Дилан встает у проема, ожидая, что она пройдет первой, и не совсем понимает:—?Каким образом?Дикая с недоверием косится на него, заставив отойти немного от забора, чтобы девушка могла пробраться на свалку, чем она и занимается, выглядывая через проем. Ни одной собаки. Но лучше не терять бдительность.—?В шесть вечера в Хиллсе всеобщий молебен. Все жители,?— переступает пакеты с мусором, оказываясь по ту сторону забора, ожидая, пока О’Брайен перейдет за ней.—?И? —?ему нужно всё разжевывать. Ему еще не посчастливилось ознакомиться поближе с устоями и расписанием жизни в этом городе. Ханна хмурится. Он правда не понимает? Как он вообще до сих пор жив, если так туго соображает?Шагает за ним между горами мусора, объясняя:—?Мы ценим свои правила. Вечерняя молитва?— одно из строгих. Каждый соблюдает его, имея дома свой алтарь поклонения. И с шести до семи вечера, как только в церкви раздается звон колоколов, все принимаются молиться вместе с Отцом нашим о благополучии. Чтобы пережить ночь и не быть тронутыми Богами.Дилан пытается не демонстрировать своего неверия в звучащий из уст девушки бред. Он пытается ориентироваться среди кучи мусора и найти свой автомобиль:—?О-кей,?— растягивает, откашлявшись, и иногда оглядывается на Ханну, идущую позади. Она чувствует себя безопаснее, когда возможная угроза постоянно в поле её зрения.Наконец, машина обнаружена. Дилан открывает багажник, начав перерывать вещи, которые взял с собой из Нью-Йорка. Девушка стоит в стороне, озираясь, дабы предотвратить напасть, которую ждет со всех сторон.О’Брайен вынимает себе кофту, вниманием одарив босые ноги девушки, но, черт, он как-то не додумался взять с собой запасную обувь, поэтому интересуется:—?У тебя нет обуви?Ханна оглядывается на него:—?Зачем?—?Ну,?— берет новую футболку, пожимая плечами. —?Больно босиком,?— осматривает мусор. —?Может, здесь найдется?Девушка оглядывает горы пакетов и коробок, медленно приходя в движение. Ей не нужна обувь, но чужак прав. Стопы болят, ей будет тяжело бегать. Начинает бродить, изучая мусор, а О’Брайен пользуется моментом её занятости и снимает грязную футболку, не вынося запах крови, впитавшейся в ткань.—?Ты намереваешься передвигаться ночью? —?голос со стороны, и Дилан вздрагивает, оборачиваясь, совершенно не успев проследить, как Ханна оказывается рядом, держа в руке старую обувь, больше походящую на мягкие балетки. Смотрит на него серьезно, прямо в глаза, ничего не смущаясь, поскольку не совсем осознает, что поступает немного неприлично.О’Брайен резко поворачивается к ней спиной, спешно натягивая футболку:—?Это единственное время, когда за нами не начнется погоня.—?А Боги и прокаженные? —?Ханна убивается раздражением из-за нелепости его суждения.—?У меня есть оружие против Богов,?— парень вынимает оружие. —?Даже два, оборачивается к ней, сунув пистолет обратно, и берет кофту, одеваясь, но Ханна не разделяет его позитивного настроя, повторяя с безысходностью:—?Ты?— труп,?— и отворачивается, направляясь к коробке, чтобы присесть на неё и обуться, так что не видит, как О’Брайен закатывает глаза. Ему не страшны их поверья. Город шизофреников. Единственная угроза?— это каннибалы, полиция и бешенные псы. И не один из них не бессмертен. Пуля одолеет каждого, поэтому Дилан отчасти уверен. Пока у него в наличие патроны. Их нужно беречь и использовать лишь в отчаянной ситуации.Дилан открывает дверцу, садясь на водительское сидение, и начинает рыться в бардачке, бросая взгляд назад на Ханну, которая встает на ноги, забавно топая ими с довольно сердитым видом. Ей непривычно носить обувь. Какая в ней суть?—?Эй,?— О’Брайен подзывает девушку, и та шикает на него, напоминая о важности быть тихим и говорить шепотом. С грозным выражением лица приближается, но ей не скрыть своего неподдельного любопытства к машине, которую изучает со всех сторон. В этом городе плохие дороги. Но машины есть у полиции, и то численность авто можно по пальцам посчитать.Дилан вынимает из бардачка складной нож, немного больше обычного размера. Им пользовался отец, кажется, раздобыл в Афганистане. Протягивает Ханне, наблюдая за её хмурым интересом и осторожностью. Она немного приседает, держась ладонью за дверцу машины, и изучает предмет:—?Что это?—?Это нож,?— раскрывает его, демонстрируя острие. —?Неплохо бы иметь при себе нормальное оружие, а не осколок стекла,?— настаивает. —?Бери.Ханна коротко поглядывает на парня, с осторожностью касаясь рукоятки ножа, в итоге принимая его, и начинает вертеть, исследуя. Дилан поднимает брови. Будто игрушку ребенку дал. Пока девушка сидит на коленях, проверяя нож на прочность, вонзая его в землю, О’Брайен собирает в рюкзак вещи первой необходимости. Всё, что есть в аптечке. Бутылку, в которой остается немного воды. Понимает, что еду им придется красть по ночам, иначе никак. Нехорошо, но… Быть ?правильным? здесь, значит, сдохнуть. Под сидением находит пачку сигарет и готов благодарить отца за его неопрятность. Рюкзак не должен быть тяжелым, поэтому не забивает его. В любом случае, они спрячут машину и смогут вернуться к ней, если что-то ещё понадобиться. Главное, автомобиль никто не должен обнаружить. Это их возможность покинуть город.О’Брайен самостоятельно подбирает мусор, макеты, всякий хлам, укрывая им средство передвижения, решая не отвлекать Ханну от её занятия: девушка увлечено играет со своим оружием, пронзая им предметы.Дилан заканчивает. Обходит машину со всех сторону, убеждаясь, что вряд ли кто-то обратит внимание на кучу мусора. Проверяет время. Без двадцати пять. Им пора выдвигаться. Поднимает глаза на дикую, держащую в руках нож и вонзающую его в тухлую тушу… Собаки? Дилан не разбирает. Ладно, это девчонка определенно напрягает, что уж там, она пугает, но это только сильнее убеждает в необходимости иметь её под боком.Безумие. Вас точно ждет смерть. Идти против Хиллса, значит, быть погребенным в Фавне.***Окраины?— небезопасное место. Но не представляю, каким образом перемещаться от одного края города к другому и оставаться незамеченным?В обуви неудобно. Она защищает стопы от камней и веток, прочего мусора, но всё равно жду возможности снять её. Не помню, когда в последний раз так близко подходила к лесу. А, точно. Совсем недавно. Из-за этого придурка, шагающего чуть впереди.Поднимаю глаза с земли на спину парня, который с необычным мне интересом изучает город внизу. Движемся по подобию холмов, разваленные серые дома остаются на уровень ниже. Повсюду тишина. Со стороны леса ни единого звука. Со стороны Хиллса?— ни единого возгласа. Серое небо смотрится куда красочнее на фоне столь темных деревьев, отличающихся особой кривотой строения. Изогнутые ветки, покошенные стволы. Их ветви, как пальцы, переплетаются между собой. Лес довольно древний. Меня всегда поражала величина и могущество некоторых деревьев, что уходят кронами высоко в небо, разрезая облака.—?Тут всегда так тихо? —?парень на удивление молчит большую часть пути, но, видимо, его прорывает на разговор.—?Вроде, как обычно,?— ничего странно не подмечаю, обратив свое внимание на дома внизу. Люди напоминают муравьев. Правда, двигаются медленно, будто без особой цели. Иногда кажется, что ни один из жителей Хиллса не имеет жизненную мотивацию. Они существуют во грехе от молитвы до молитвы, с целью своего очищения и воссоединения с Богами.—?Почему люди не суются на окраины? —?чужак немного сбавляет темп, дабы сравняться со мной, но не даю ему идти со мной нога в ногу, продолжив держаться немного позади:—?Это запрещено,?— впереди огромный корень, вырывающийся из-под земли и спускающийся со скалы вниз, где не могу обнаружить его конец. Осторожно перелезаю, вонзая ногти в сухую поверхность, покрытую мхом, и спрыгиваю на бугристую землю за парнем, продолжая:—?Лес?— оберегает нас. В лесу живут Боги.—?Окей, тогда, почему люди не идут навстречу своим Богам? —?опять смеется надо мной? Или он правда настолько глуп?—?Нельзя грешным соваться к Богам,?— смотрю ему в затылок, негодуя. —?Только Отец может позволить смертным пройти в лес, но это лишь в том случае, если он сам не способен очистить грешника. Он отдает его Богам, и те решают его судьбу.—?Как жертвоприношение? —?он оглядывается на меня.—?Нет же! Идиот, это же все знают,?— ворчу, перешагивая яму. —?В жертву приносят только шрамированных, то есть детей еретиков.—?Чего-чего? —?парень усмехается, выглядя немного растерянным.—?Люди из внешнего мира с иной верой. Отец говорит, они несут смуту, отчего человечеству придет конец. Людское отродье не достойно вечной жизни, и только те, кто будет верен истине, получат свободу и очищение.—?То есть, люди из внешнего мира,?— хмурится. —?Часто попадают сюда?—?Наверное… —?с сомнением отвечаю, задумавшись. —?Но жертву приносят каждую среду.—?Вряд ли ?чужаки? сами идут на это,?— догадывается, тормозя у развалин холма, и оглядывается, думая, как обойти. —?Их принуждают?—?Не могу знать, но не удивлюсь, если это правда,?— обхожу его, начав спускаться по камням и выступам, обрыв над рекой, главное, не соскользнуть, перебравшись на иную сторону холма. —?Отец хочет им помочь. Хочет очистить тех, кто даже не желает этого. Глупые умы, потерянные.—?То есть, люди не покидают город только потому, что боятся Богов? —?он осторожно следует за мной. Теперь лезу вверх, пальцами сжимая камни, царапая кожу. Пыль летит в глаза, вынуждая немного медлить.—?Ещё тут живут прокаженные.—?Просвети,?— не совсем понимаю некоторых его выражений, поэтому оглядываюсь, вопросительно хмурясь, и ему приходится подобрать иные слова. —?Расскажи о них.—?Прокаженные… Они… —?лезу, думая над объяснением. —?Ну… Как Льюис.—?Каннибалы? —?получаю удивленное в спину. —?То есть… Они едят человеческое мясо?—?Как я знаю, от любого мяса не отказываются,?— забираюсь на поверхность холма, поднимаясь на ноги, и жду, пока парень доберется до меня.—?В чем отличие грешников от прокаженных? Почему одни живут в городе, другие в лесу? —?хватается за корень, вылезающий из-под каменно-земной поверхности, и подтягивает себя выше.—?Прокаженные не боятся Богов. Отец говорит, они утратили свою человечность. Их не очистить, поэтому именно их он отправляет в лес, дабы Боги решили их судьбу. Некоторым удается избегать встречи с Богами, поэтому они остаются на окраинах, ожидая ночи, чтобы выйти на охоту,?— делаю шаг в сторону, позволяя парню забраться, и он встает на ноги, отряхивая одежду от пыли:—?Почему именно ночью? —?морщится, вскинув голову, чтобы взглянуть на меня.—?Ты видел, в каком состоянии кожа Льюиса? —?с непониманием наблюдаю за попытками парня отряхнуться. Чего так печется о своей одежде?—?Ну? Выглядит неплохо,?— сарказм. Опять. Выпрямляется, поправив ремни рюкзака на плечах.—?Это язвы. Его грехи не очищались Отцом, и они начали разъедать его изнутри. Гнойные отверстия реагируют на солнечный или дневной свет, а так же на воду, ветер. Всё это приносит прокаженным дикую боль,?— начинаю идти рядом с ним, продолжая. —?Оттого они больше предпочитают ночную жизнь, чтобы хотя бы обезопасить себя от солнечного света. Ну и полиции. А ещё, думаю, они боятся Отца,?— парень смотрит на меня, внимательно слушая. —?Это объяснимо. Тьма боится света. Грешники страшатся святого праведника.—?Те люди, что живут в твоей общажке… —?он перебивает, а я мысленно повторяю ?общажка?, заморгав. Что это?—?Их явно привлекает кровь, так почему они всё ещё в городе?—?Отец может их спасти. Он говорит, есть стадии греха. И они способны работать над собой, прося очищения.Какое-то время мы идем молча. Парень пытается усвоить информацию, а мне остается поражаться его глупости и незнанию основ жизни. Они там во внешнем мир совсем во грехе утопают? Даже законов не знают. Понятно, почему Отец так жалеет их, всё равно пытаясь помочь.—?То есть… —?парень вздыхает, осматривая темноту среди высоких деревьев. —?На окраине небезопасно?—?Я тебе говорила,?— и-ди-от. Тупой грешник.Мы немного заходим в лес, подальше от края, и тут темнее. Приходится руками расчищать дорогу от острых и колких веток.— Откуда ты так много знаешь? Ты же не здешняя,?— удивляется.—?Твой отец всё расставил по полочкам,?— вижу, что парня охватывает ещё большее поражение, он даже хмур, и мне непонятна его злость в глазах. —?Я живу здесь давно, но рассматривала всё в общих чертах, а Джей-Джей конкретизировал. Он говорил о каждом аспекте: об Отце, о грешниках, о прокаженных, о Богах…—?Мой отец серьезно говорил о Богах? —?пускает смешок. Серьезно смотрю на него, кивая:—?Да, твой отец верит в них.—?Идиотизм,?— шепчет, устремившись немного вперед. Что его разозлило? Его отец очень умен. Мне кажется, он многое знает о Хиллсе, что странно для человека из внешнего мира.Дальше идем молча. В тишине леса. Не знаю, каким образом, но мы довольно серьезно углубляемся в него, главное, не потерять окраину из виду, но спуск со склона еле разглядеть сквозь голые деревья. Тут повышенная влажность. Всё вокруг обросло мхом, оттого грязные зеленные оттенки неприятны глазам. Шагаю по кочкам и камням. Иногда поднимаю голову, чтобы попытаться рассмотреть белое небо, начавшее темнеть в стороне гор, но его не лицезреть. Наверху всё так же заросло. Ветки путаются, образуя природную стену?— клетку. Тишина. Ни единого звука, кроме хруста под нашими ногами.Стараюсь не оглядываться. Мне не нравится атмосфера. Холодно, мерзко, сыро. Тяжело дышать. Летают мошки, и парень впереди хлопает ладонью по шее. Видимо, его укусили. Мошки мелкие, но укусы болезненные. После них могут появиться волдыри, если им удалось долго пить кровь.Хруст за спиной.Оборачиваюсь, продолжая шагать, поэтому спотыкаюсь о корень, торчащий из земли, но успеваю присесть на колени. Парень оборачивается, интересуясь всё ещё сердито:—?Порядок?Киваю. Лучше здесь вообще рта не раскрывать. Встаю, продолжая шагать, а чужак решает меня подождать. Он довольно далеко отошел.—?Надо выйти ближе к окраине,?— приближаюсь к нему, вновь уловив тихий хруст позади. Оборачиваюсь всем телом, начав высматривать среди стволов деревьев источник шума.—?Так короче,?— парень говорит громко, отчего по телу бегут мурашки. —?Мы почти пришли.Оглядываюсь на него, поднося палец к губам, и вскидываю голову, заприметив движение в небе, но больше внимания уделяю темноте, быстро спускающейся на кроны. Не может быть, уже почти шесть или…До ушей доносится звон колокола. Вижу, как парень вынимает телефон, думаю, хочет проверить время.Хруст.Начинаю вертеться, пытаясь уловить взглядом движение, но мрак лишь разрастается, окутывая всё больше пространства. Начинаю отступать спиной к парню, который не совсем понимает:—?На моих часах только половина… Почему ваша служба уже начинается?Всё ясно. У него не то время. Хиллс живет по-своему. Боги, с этим придурком слишком много проблем!Разворачиваюсь, ускоряя шаг, пока не добираюсь до парня, хлопнув его по плечу ладонью:—?Идем,?— думаю, он ускоряется потому, что видит мою растущую панику.—?В чем дело? —?бросает вопрос в спину, а я быстро шагаю, краем глаз схватывая движение в темноте, поэтому перехожу на бег, боясь потерять голову от страха:—?Быстро! —?не слежу за тоном голоса, коря за собственный крик. Бегу, оглядываясь на парня, который, кажется, начинает понимать. Он тоже видит это. Темнота будто оживает, стоит небу сменить ?окрас?. В лесу нет источников света. Мне не разобрать дорогу, ветки бьют по лицу, под ногами кривые бугры и корни, скользкие мхи и острые камни, а небо каким-то образом успевает затянуться черными облаками. Ночь сменяет день. Вечер приходит с непроглядной тьмой. А за тьмой следуют прокаженные.Ловлю взглядом движения, но не смотрю по сторонам, боясь потеряться в темноте и сойти с верного пути. Нельзя забывать, где город, где окраина, тогда мы выберемся и…—?Боги! —?кричу от внезапно проскочившего передо мной оленя, рвущегося в панике насквозь мгле, и не останавливаюсь, дабы узнать, от какого ужаса скрывается животное. Оборачиваюсь только для того, чтобы убедиться, что парень следует за мной, и тот немного замедляет темп, тяжело дыша и следя за оленем.—?Идем! —?тороплю его, начав двигаться спиной вперед, отчего спотыкаюсь о кочку, рухнув на пятую точку, пальцами сжимаю землю, полную скользких червей.—?Ханна,?— перевожу панический взгляд на парня, который зачем-то лезет в карман. Оружие? Зачем он…В уши бьет хруст и топот, поэтому резко оглядываюсь, успев сунуть руку в карман платья, и ногами оттолкнуться от земли, но та слишком сколькая, и не удерживаю равновесия, повалившись обратно. А оно пролетает мимо, проскользнув и перевернувшись, так же не устояв. Приседаю, начав отползать назад, и фокусирую взгляд на человеке в оборванной одежде, с покрытой язвами кожей. Практически лысая голова, лицо с впадинами, глаз практически не видно, они темные, но огромные за счет безумия, которым охвачено сознание. Тощий скелет, с неправильно вытянутыми руками, и я правда впервые вижу такого прокаженного. Их тела что… Видоизменяются из-за грешности?Как я могла… Я даже не заметила, как он приблизился…Прокаженный разворачивается, его челюсть раскрыта, будто сломана, но крепкие зубы стоят на месте. Смотрит на меня, резко нагнувшись, жесткими ногтями вонзившись в землю, и отталкивается, рванув в мою сторону, так что вынимаю нож, готовясь вскочить на ноги.Но вздрагиваю. По ушам бьет звук выстрела. А прокаженный издает подобие рыка, резко свернув в сторону темноты между деревьями. Пуля не задевает его. Он двигается слишком быстро. Кое-как встаю, активно дыша, и сжимаю нож, со страхом изучая темноту. Парень держит оружие, кажется, он сам не был готов к подобному. И он вздрагивает, когда я повышаю голос:—?Ты идиот?! —?слышу растущий хруст. Со всех сторон, поэтому начинаю глотать комки ужаса, отступая:—?Нельзя шуметь! Ты привлек их!—?Что? —?он вообще не соображает, о чем я. Выглядит обескураженным.Слышу их рычание. Слышу хруст веток. И пытаюсь взять себя в руки. Еще есть время. Мы ещё можем скрыться.—?Идем… —?шепчу, махнув рукой парню. —?Бежим! —?срываюсь с места, мчась ближе к окраине. Пока слишком рано. Они не подойдут близко к городу. Вот, что грехи делают с людьми. Отец говорил об этом. Он пытается помочь, а я иду против него. Я…Дыхание сбивается, пульсация в висках усиливается.Я умру.—?Ханна, не туда! —?не хочу слышать его. Всё из-за него! Он приведет меня к смерти! Я умру во грехе! Отец не простит меня!Пихаю ветки руками, спотыкаясь обо все камни под ногами.—?Ханна!—?Отстань! Отстань от меня! —?кричу, задыхаясь паникой, ведь по сторонам мелькают силуэты. —?Это всё… —?земля вдруг уходит из-под ног. Успеваю моргнуть, прежде чем меня тянет вниз. Мгновение?— и ноги ударяются о каменистую поверхность, сгибаясь в коленях, и я валюсь с небольшого выступа, прикрывая руками голову. Останавливаюсь, кашляя. Тело пробирает боль, но откидываю её, оторвав голову от земли. Это недлинная, но глубокая траншея. Думаю, образовалась после землетрясения. Сильно ударилась ногами. Сразу ощутимо старое повреждение стопы, с которым живу с детских лет. Морщусь, еле присаживаясь на коленях, и продолжаю слышать шум погони, особенно неприятное рычание.—?Ханна? —?сверху летят мелкие камушки. Прикрываю ладонью голову, подняв лицо, и вижу парня, который тормозит на обрыве, резким поворотом головы оглядываясь назад:—?Сейчас.Он поможет мне? Сразу выдает себя. Выдает, что он чужак.Парень осторожно спускается, заставив меня напряженно отползти.—?Всё в порядке? —?он сжимает оружие, подняв голову. Слышит. Я так же застываю, прислушиваясь к рычанию и непонятному бреду, издающемуся из уст прокаженных, несущихся где-то в темноте. Не могу увидеть их.Ждем. Ждем, пока всё стихнет. Вокруг окончательно опускается ночь. Парень не прекращает изучать деревья, шепча:—?Куда ты рванула? —?переводит на меня хмурый взгляд. —?Ты не слышишь? —?он про молитву из церкви? Слышу… Но меня охватила паника.—?Ты не ударилась? —?приседает, и резко вскакиваю:—?Нет,?— грубо рычу. —?Надо… Надо выйти ближе к окраине. Мы выиграем время, прокаженные не приблизятся к городу, пока звучит молитва,?— хромаю вдоль траншеи, морщась от боли в ноге, и парень следует за мной, немного позади.—?И не используй пистолет,?— предупреждаю сквозь зубы. —?Шум их привлекает.Молчит в ответ. Переводит дух после преследования. Вновь наступает всепоглощающая тишина, и мне проще ориентироваться на звук. Молитва. Нам нужно следовать к ней. Подходим к концу траншеи. Убираю нож в карман, начав взбираться наверх, и сдавливаю губы, сдерживая мычание от боли в ноге. Чертова травма. Чертова…Парень спокойно забирается, присев на одно колено, и протягивает мне ладонь. С неприязнью скалюсь, отвернув голову от его жеста, и самостоятельно выбираюсь. Чужак сжимает ладонь, поднявшись на ноги. Следует за мной.—?Ты хотела сбежать,?— не звучит, как вопрос. Парень утверждает. Смотрю под ноги, шикая на него. Надо вести себя тише. Дальше небольшой спуск. Берусь за кору дерева, ступив здоровой ногой на корень, и предпринимаю попытку спуститься, но вторую ступню пронзает боль. Вонзаю ногти в дерево, собирая пальцами грязный слой мха, и прикрываю веки, немного опустив голову.—?Давай я помогу тебе,?— парень предлагает помощь, но отрицаю, вновь оскалившись.Не прислушиваюсь к его тихой ругани. Спускается первым. Игнорирую то, что он плюет на мое нежелание принятия его помощи. Стоит внизу, у основания корня могучего дерева. Страхует? Плевать.Своими силами спускаюсь, продолжив хромать по грязной серой траве, прижатой к земле. Ещё немного?— и мы выйдем к окраине.И я брошу его. К чертовым Богам. Я оставлю его, поскольку… Отец не простит моего греха. Я должна сама пойти к нему, должна просить об очищении. Я…—?Ханна… —?парень шепчет, привлекая мое внимание, и я оглядываюсь на него, охваченная яростью по отношению к его существу. Но злость отступает. Чужак дергает головой в сторону, и мне приходится последовать его указу. Останавливаемся. Оба. Хмурю брови, всматриваясь в темноту между деревьями. Замечаю движение и делаю шаг вперед.Из-за дерева выглядывает небольшого роста прокаженный. Я могу судить только по его дыханию и внешним данным, но… Похоже это ребенок, ничем не отличный от старших грешников. Не могу рассмотреть подробнее его состояние, да и не хочу. Медленно сую руку в карман, вынимая нож.—?Что ты задумала? —?парень хмурится, но взгляда с двигающегося человека, подобному скелету, не сводит.—?Он один,?— шепчу. —?Я смогу убить его. Главное, чтобы он не закричал, иначе… —?делаю шаг назад, случайно коснувшись плечом плеча чужака, который так же напряженно отступает.Он не один.Ребенок вылезает из темноты, но за ним выбираются из-под корней, из-за деревьев ещё несколько таких же. Старше, младше?— они все различны по размеру. И крик каждого привлечет более зрелых прокаженных. Краем глаз вижу, что парень стреляет на меня взглядом, ожидая решения, но в моей голове лишь одно.Мне не справиться.