Глава 42. Моя волшебница (1/1)

Я привез Мину в места моей молодости и славы через несколько дней после ее болезни, едва только она немного окрепла, ровно для того, чтобы твердо держаться на ногах, и ее перестал, наконец, мучить жар. Эта назойливая муха, Уилл Мильтон дребезжал что-то об опасности, дулся, краснел и шипел, но, конечно же, он не посмел прямо мне запретить вывезти возлюбленную в горы, подальше от Лондона с его извечной суетливой грустью.Мина ослабла за это время, но меня волнует вовсе не это, а ее черная метка, появившаяся недавно. Это проклятье, не иначе. Это знак появления сверх-способностей, и такое происходит с каждым человеком, с которым мне приходится сближаться. Хельсинга заклеймили родинки в виде креста, а у Мины - черное пятно. Уверен, нечто подобное есть и у Джейн, однако, она проигнорировала все мои просьбы о встрече и разговоре. Но если ко всем остальным я равнодушен, то Мина и ее дальнейшая судьба меня просто убивают. Она не должна, она не может превратиться в какого-то монстра, черт побери, она моя нежная, волшебная, прекрасная, дорогая, любимая женщина, а не ведьма или еще кто-то, нет! Но я так же знаю – от этого не отвертеться. Чего я хотел, на что рассчитывал, связываясь с нею? На то, что она станет исключением из правил, или что мне удастся долго скрывать от нее ужасную правду? Боже, какие глупости, видимо, меня действительно ослепила любовь, раз уж я посмел рассчитывать на что-то подобное. Я и без того чувствую себя донельзя мерзким, мне противен даже звук собственных шагов. Я обратил эту милую девушку в чудовище, в монстра, подобного себе, даром, что я ее не укусил, и мне все еще удается сдерживать себя. Лекарства закончились, я написал Джейн письмо, потому как во мне все еще не гаснет надежда на то, что здравый смысл в ней восторжествует над чувствами, и, выйдя на Хельсинга, она достанет мне лекарств. Этот гнилой червь не мог уничтожить все, у него обязательно где-то есть запасы, не иначе. Ни во что другое я и не поверю никогда. Поскольку надежды на такое развитие событий, очень желанное для меня, крайне мало, я попросил своего давнего друга, провидца из Африки, отыскать Хельсинга, и принести мне его отвратительную голову на блюде, дабы я смог украсить ею ворота усадьбы. Этот сценарий осуществим куда проще, да и надежды на него сильнее, хотя Альтур – настолько мерзкое чудовище, что связываться с ним было моей последней инстанцией, и он бы ни за что не согласился сделать для меня эту работу, не будь он моим должником. Мину же я решил увезти, едва только у нее получилось довольно крепко держаться на ногах. Она должна увидеть свое прошлое, надеюсь, побывав в местах, где мы сначала обрели свое счастье, а потом потеряли его, ей станет немного легче. Больнее всего от того, что она больше никогда не станет той Миной, которой была раньше. Теперь у нее появились эти чертовы способности, правда, пока еще не понятно, что же именно ей подвластно, однако, она отмечена до конца своей жизни. А я не могу помочь ей, не могу облегчить ее участь, чтобы моя любимая женщина не сошла с ума от того, через что ей предстоит пройти. Черт, как же это тяжело, куда тяжелее, чем я думал, потому что я наивно надеялся, что ее эта участь обойдет стороной. Она так умна и проницательна, и вплотную приблизилась к разгадке моей тайны, уверен, если бы не те страшные испытания, через которые ей пришлось самой пройти в последние дни, она бы уже наверняка знала, что именно я из себя представляю. Не знаю, чего мне хочется больше – чтобы она узнала, и я избавился от груза лжи и недоговорок, что воцарились между нами, или чтобы не знала никогда, продолжать ее ограждать от страшной правды, которую она может не принять никогда. Я знаю, я почти уверен, что как только она окончательно обнаружит, кто я, уйдет, убежит, сломя голову, и больше я ее не увижу никогда. Она не Джейн, для которой чудовища, подобные мне – обычная работа, и их Джейн видит куда чаще, чем живых людей. Вообще же, я крайне удивлен, почему Мина еще не ушла от меня, после стольких стен, которые мы так и не сумели разрушить. Сегодня в Лондоне снова дождь, ну да ладно. Мы отправляемся в путь, зайдя в вагон первого класса, где я тут же заказал завтрак для Мины и крепкий кофе для себя. Она еще не совсем оправилась после болезни, ее кожа немного бледная, но смотрит на меня она ясно и с улыбкой: - Ты покажешь мне места, где мы когда-то были счастливы, Алекс? - Конечно, любимая. Я должен был сделать это раньше, думаю. - Мне не терпится это увидеть. - Ты влюбишься в эту красоту. Потом с новыми силами можешь приступать к изучению своих странных пациентов, дорогая. - Я рада, что ты меня увез, Алекс – признается она. – Мне давно уже нужен был отдых, если честно. Это такая страшная и странная болезнь. Врач из Сицилии, Альфонсо, о котором я тебе рассказывала, называет ее вампиризмом, представляешь? О, конечно, я представляю лучше, чем она может подумать. Но озвучиваю только: - А ты, Мина? Веришь в существование вампиров и оборотней? - Нет, - мягко улыбается она, - как по мне, все это просто красивые легенды. Это слишком неправдоподобно, чтобы верить. Сказка какая-то, но наш доктор настаивает на своем. И Уилл ему верит, представляешь? Они обвешали весь мой кабинет чесноком, и всякими другими штуками, которые, по их мнению, защищают от вампиров. Она звонко хохочет, откидывая голову назад, мне же хочется только одного – перегрызть глотку назойливым поклонникам моей женщины. Теперь я наверняка даже не смогу к двери ее кабинета подойти, потому как, уверен, они все окропили святой водой, и повсюду у них висят распятия против нечисти. Мне больно от того, что она так беззаботно смеется. Бедная моя Мина, что же будет, когда ты поверишь? Взяв ее за руку, я спросил: - И все же – как продвигается твоя работа? - Мы с Уиллом абсолютно точно установили, что это болезнь крови. Сейчас пробуем новую сыворотку, которая должна привести кровь в нормальное состояние. Зараженные почти не спят, сон у них какой-то странный, похожий больше на летаргический, или что-то в этом роде. Но я заметила, что если им вколоть противовоспалительную сыворотку, то болезнь словно бы засыпает, если это можно так объяснить. Не знаю, очевидно это связано с тем, что начинаются другие процессы в крови, по-другому происходит кровообращение. Как – то так, наверное. - Ты станешь великим врачом, любимая – улыбнулся ей я. Это правда, и иногда я думаю, Мине стоит показать моих друзей из Черного Ордена. Может быть, она сможет помочь хотя бы новообращенным вернуться к человеческой жизни, и тогда это действительно будет новым словом в науке, и концом проклятого Ордена Дракона. Конечно, я бы хотел, чтобы она помогла мне, потому что никогда не желал быть кровопийцей, но, боюсь, это уже невозможно. Выпив чаю, Мина садится ко мне на кушетку, и припадает головой к моему плечу, такая маленькая, нежная птичка. - Поспишь? - Нет, я не устала, но мне немного холодно. Температура нормальная, не волнуйся, я мерила – предостерегая мой обеспокоенный вопрос, говорит она. И снова невольно делает мне больно, потому что уж кто-кто, а я не могу ее согреть, как бы не мечтал об этом. Однако, я накидываю ей на плечи свое пальто. - Когда мы приедем, я покажу тебе одно замечательное место. Я люблю туда приходить, когда бываю в родных краях. Там очень красиво, думаю, тебе должно понравится, милая. - Что это? – с интересом спрашивает Мина, смотря на меня. Наш замок. Наш дом, где мы были счастливы ровно до того момента, пока нас не испепелил Орден Дракона. Мерзкий, ужасный, проклятый Орден, сборище уродов, калечащее все на своем пути. Бродя иногда по нему, уже как турист, ибо, конечно же, я не могу объяснить людям, кто я, и что значит для меня это место, я словно бы вижу восхитительную красоту моей молодости, и те несколько лет счастья с Илоной, подаренные мне судьбой, единственное, что я так сильно ценю за всю жизнь, полную крови и боли, предательства и борьбы. Мне тяжело находится в замке, потому что я то и дело слышу ее смех, ее голос, и в каждом миллиметре стены ищу ее отражение. Но я не могу не приходить туда всякий раз, когда посещаю родную землю. Потому что никакая маска предприимчивого американского дельца не скроет мое истинное лицо. - Место, где Илона и Влад Цепеш были счастливы однажды - после короткой паузы, отвечаю я. Сегодня я так много и долго говорю – о том, какие прекрасные яблоки родит горная земля наших предков, и что я буду ее ими угощать, о лесах и горах, о чистых реках, в которых она будет купаться, как в молоке, моя любимая, что согревает мое охладевшее, замерзшее сердце, и о сладких виноградниках, хоть ни один из них не сравнится с моей любимой женщиной, с моей прекрасной леди, потому что ничто не может быть слаще ее губ и мягче ее сосков. Я говорю так много, как уже долго не говорил, а она слушает, улыбается мне и моим рассказам, но молчит, ничего не уточняет и ни о чем не спрашивает. Настал тот редкий миг, когда мы оба забываем о наших тревогах и горестях, их и так слишком, слишком много было и еще много будет, без сомнения. - Почему мне так уютно сейчас? Будто бы я и не уезжала никуда из твоей Валахии? – изумленно, как дитя, что только познает мир, спрашивает она, лаская мои пальцы в своей ладони. И ответ для нее может быть только один: - Потому что мы едем домой, любовь моя. Здесь куда холоднее, чем в Лондоне, который хоть и дождливый, но мягкий по климату, и Мина плотнее укутывается в теплое пальто. Нас встречает мой верный друг Маультон, человек, который следит за маленьким охотничьим домиком, что я купил лет семь назад только чтобы почаще приезжать сюда. - Добрый вечер, мистер Грейсон и мисс Мюррей – он учтиво склоняется в полупоклоне и протягивает Мине руку, помогая сойти на землю. Он приветлив и неизменно услужлив, как всегда общается весьма вежливо. Мне нужно быть благодарным судьбе, что он понятия не имеет, кто я, и как выглядела Илона, иначе нам бы не избежать неловкости. Мина угодила ботинком в грязь и залилась веселым хохотом. Моя вина, нужно было раньше предупредить ее, что грязь – беда этих просторов. До дому мы добрались великолепно – Маультон с нашими чемоданами и я, несущий Мину на руках. - Моя жена, Матильда, приготовила вам ужин, мистер Грейсон и мисс Мюррей. Чистое белье в шкафу у кровати, подушки можете выбрать по своему вкусу там же. Будут ли какие-то распоряжения? - Да, Маультон – киваю я. – Пожалуйста, приготовьте нам лошадей на завтра, я хотел бы отправится с моей спутницей на конную прогулку. И, будьте добры, узнайте, впускают ли еще в замок Влада Цепеша, я бы хотел совершить экскурсию. - Вы так увлечены стариной – выдыхает старик. – Я редко такое вижу. - Знание прошлого – это оружие в будущем, Маультон. - О, да. Я приготовил напитки на любой вкус, вы их найдете на кухне, сер. Для вашей дамы есть отличный чай, мой сын привез его из Индии, он очень ароматен и полезен для сна. - Благодарю вас, мистер Маультон – учтиво улыбается Мина, и по ответному взгляду своего слуги, я понимаю, что он абсолютно покорен ею.Стоило нам войти в дом, как Маультона и след простыл. Мина быстро снимает с себя одежды, переодевшись в домашнее платье, и тут же приступает готовить чай, с легкой, мечтательной улыбкой на лице. - Ты не голодна? - О, прости, - спохватилась она и смущенно улыбается. – Я буду чай, а ты, наверное, предпочел бы поужинать? - Нет, у меня голод совсем иного характера – я заметил, как она расплывается в довольной улыбке, с лукавой радостью посмотрев на меня. – Но чай тоже выпью с удовольствием. Матильда настолько великодушна, что испекла для нас прекрасные творожные булочки, которые Мина поглощает с особым аппетитом. Весело глядя на нее, я замечаю: - Ты знаешь, я обожаю твой здоровый аппетит. - Это намек, что мне нужно перестать много есть? – хохочет она. - Наоборот. Женщина должна есть. Она должна выглядеть аппетитно для мужчины. Не понимаю моды на эту нездоровую худобу, которая сейчас повсюду распространилась. Американки вовсе сошли с ума, помешаны на этом. Мина отставила чашку чая, и кокетливо смотрит на меня: - И что же, Алекс? Я для тебя достаточно аппетитна? - Более чем. Она приподнимается, задвигает стул на место и, вплотную приблизившись ко мне, расстегивает несколько пуговиц на платье. Глаза ее при этом радостно сияют, словно звезды, а улыбка, озаряющая лицо похожа на хитрую искорку. - А так, мистер Грейсон? О, в Мине проснулась игривая кошечка? Нужно не упустить момент, и мне остается только гадать, что же моя чаровница придумала для меня еще? Поскольку я ничего не отвечаю на ее соблазнительный призыв, она подходит ко мне ближе, берет за руку и кладет мою ладонь на свою мягкую грудь. - Так как вам такое, а, мистер Грейсон? - Обворожительно, мисс Мюррей – и, прежде чем она успела опомниться, я поднимаю ее на руки и бросаю прямо на медвежью шкуру у камина, и под ее одобрительное хихиканье, падаю сверху. Мина обвивает меня за плечи, ее ладони путешествуют по моей спине, и, целуя меня в губы, в промежутках она все еще славно хохочет, моя теплая и ласковая женщина. - Навалился на меня, как медведь – в шутку бурчит она, хотя я и не думал наваливаться, напротив, поднялся на локте, чтобы ей легче дышалось. Я ничего не отвечаю ей, только ласково глажу нежное лицо, румяные щеки, и линию губ, приоткрытых и полных желания, а потом, склонившись лицом над ее лицом, целую их. Мина подается вперед, показывая мне, что она готова, что желает любви так же, как и я, такая чувственная и страстная сейчас, ее руки находят пуговицы моей рубашки и торопливо расстегивают их, стащив ее с меня, потом она так же быстро расстегивает молнию на брюках, подается вперед, когда я разрываю на ней платье и стараюсь стащить вместе с ним сорочку, и обвивает ногами мои бедра. О, Мина, как ей нравится быть со мной так, когда я вхожу в нее без предупреждения и она возбуждается уже во время любви. Моя чувственная, нежная возлюбленная, моя женщина, чья кожа пропитана запахом яблок из садов Валахии, ты все взяла из прошлого, и даже в любви осталась столь же запредельно чувственной и бесконечно прекрасной. Одним резким мощным толчком я вхожу в нее, она же издает довольный урчащий стон, прогибаясь подо мною, подставляя шею для поцелуев. Милая любовь моя, знаешь ли ты, как опасно для меня это место, где так не защищены крохотные жилки, что я чувствую умопомрачительный аромат твоей крови и всякий раз, целуя их, борюсь с чудовищем в себе? Но и сейчас я двигаюсь в ней, пока еще неспешно, покачиваясь, как корабль на волнах, губами терзая эти сладкие жилки и целуя крошечные родинки на горле. Она подается бедрами вперед, верный знак того, что хочет ускорения, и, конечно же, и это ее желание я исполню. Охватив ладонями ее нежное, взволнованное лицо, я двигаюсь в ней так быстро, как только могу, и она не просто стонет – нет, кричит в моих объятьях, шепча что-то бессвязное мне на ухо, и отдаваясь с таким жаром, словно бы в последний раз. И я уже чувствую приближение этого самого момента, вонзаюсь пальцами ей в спину, и кричу ее имя, не в силах удержать его на кончике языка, а потом падаю на ее влажную от пота грудь, все еще не покидая ее лона и не спеша выпускать из объятий. Ну и что, что сегодня все недолго, зато она со мною, а я с ней, и мы вместе слушаем звук дождя, начавшегося только что, и бьющего нам в окно. Мина все еще шумно дышит, а когда ей немного удается успокоить дыхание, кладет голову мне на плече и засыпает, подарив мне счастливую улыбку. В камине потрескивает огонь, мы все так же лежим на полу, и нам невозможно тепло друг с другом. И я смотрю на нее, спящую, умиротворенно дышащую, смотрю и любуюсь ею, накручивая мягкие локоны на палец. Спи Мина. Спи, моя волшебница. Нет ничего лучше, чем когда ты со мною рядом.