Глава 39. Маленький монстр (1/1)

Я злюсь, потому что ни у одного живого существа на свете не хватит сил вытерпеть все, что со мной сделала Охотница. Конечно, я уже не совсем живая, скорее, наоборот, но это слишком ужасно, слишком жестоко, даже для меня. Лучше бы меня убили, а не держали в чертовой клетке взаперти, ничего не объясняя, в кандалах и изредка, проходя мимо моей тюрьмы, бросали на меня странные взгляды, в котором ненависть смешалась с раскаяньем, а сочувствие – с пониманием. У меня отобрали даже возможность того жалкого существования, которое я могла бы влачить, подобно всем новообращенным. Меня лишили всего, ограничив мое жизненное пространство узкой клеткой, по которой я шатаюсь из угла в угол, как чумная. Это так невероятно злит, что все мысли сосредоточены сейчас только вокруг этой дикой боли. Образ Мины отдалился, скрылся в глубинах памяти, теперь я просто изредка сжимаю рукой грудь, то место, где когда-то было сердце, потому что часто оно все еще ноет и болит, вероятно, по привычке. Я не знаю больше, что мне нужно, не понимаю своих желаний. Боль пронзила меня тупым клинком, иссушила, выморила, и ушла, оставив в сердце пустоту. Но сидеть в этой клетке просто невозможно, невыносимо, так не может больше продолжаться. Сидеть здесь, ничего не видя, ни о чем не зная, и не подозревая, как решат твою судьбу – ужасно. Еще ужаснее понимать, что, возможно, эта пытка никогда не закончится. И самое страшное – осознавать, что ты куда сильнее любой, даже самой сильной и ловкой Охотницы, но при этом, черт возьми, быть не в состоянии что – либо сделать против нее. Я тщетно пыталась несколько раз открыть клетку, разломать тяжелые прутья, и однажды мне это даже удалось. Но это заметила Джейн, и теперь я вынуждена быть не просто в наручниках, кандалы оковывают даже мои ноги, ограничивая и без того узкую площадь передвижения. Это стало моей окончательной, полной и абсолютной капитуляцией, но ведь злость осталась, она никуда не делась, наоборот, возросла и пленит мою и без того почерневшую душу. Мою дикую ярость прерывает легкий звук шагов по коридору, я вся обращаюсь в слух, потому что сразу поняла – идут ко мне. И это не Джейн, которая в последнее время вовсе делает вид, что меня не существует, а другая Охотница, леди Эмилия. К ней у меня ненависти нет, скорее, жалость, от того, что я знаю, и понимаю боль, которую она в себе носит, и чувствую эту боль так же, как свою. Но понимание того, что мы по разные стороны баррикад у меня, конечно же, есть, и это очень печально. Я сажусь в угол клетки, пытаясь унять разрывающий ушные перепонки звук кандалов при ходьбе, и внимательно смотрю на свои руки. Такая у меня появилась глупая привычка, с тех пор, как я стала пленницей. Не знаю, зачем я это делаю, но иногда мне кажется, что так мне становится легче забыть свою боль. Как будто мои ладони способны ее впитать в себя. Леди Охотница появляется в моем подвале, резкими, чеканными шагами, подходит к клетке, и внимательно рассматривает меня, как будто видит впервые. Как интересно, ее подруга всегда предпочитает кровавый красный, малиновый или гранатовый, а вот Эмилия выбрала своим цветом синий и его оттенки. Сегодня она несколько другая, чем всегда, на ее лице застыл суровый отпечаток какого-то решения, непреклонность и бескомпромиссность. Она смотрит на меня, склонив набок голову, как иной раз любуешься красотой, или рассматриваешь какую-либо диковинку, не зная, как к ней приблизиться. Какая удивительно горькая ирония, Люси, ты – диковинка. И на тебя смотрят как на экспонат даже те, у кого ты недоумения вызывать не должна. В конце концов, жесткие губы леди МакГоннагал разжимаются, и она без эмоций, произносит приказным тоном:- Пойдем, у меня есть дело для тебя. Я на мгновение оторопела, и пячусь назад от неожиданности. Мне это не послышалось? Это не плод моей воспаленной фантазии и я действительно могу отсюда ВЫЙТИ? Я недоверчиво смотрю на свою освободительницу. Мое теперешнее положение не предполагает доверия к Охотникам. Некоторое время мы буквально сверлим друг друга глазами, потом я произношу очень тихо, словно смакую каждое слово:- Это не шутка? Я правда свободна? - Относительно – кивает шотландка, смотря на меня исподлобья. – Под моим контролем, так что не особо обольщайся. Я все еще не верю в свое нежданное счастье, но выйти отсюда очень хочется, сильнее, чем мучающие меня подозрения относительно того, что же задумали две эти кровавые дамы сделать со мною. Поэтому я молча протягиваю ей закованные руки, и она освобождает меня одним поворотом ключа. Потом то же самое делает с ногами, и я не могу сдержать в себе радостного смеха, счастливого и беззаботного, почти как в моей человеческой жизни. Надо же, я и не думала, что такое возможно еще, мне казалось, я никогда больше такого не испытаю. Странно снова иметь возможность ходить, не ограничиваясь путами и кандалами. Первые шаги даются мне не просто, я, словно хищник, крадущийся к своей жертве, присматриваюсь и приноравливаюсь к этим позабытым было ощущениям. Теперь я знаю, как ощущается свобода. Леди Эмилия, решительно сложив руки на груди, смотрит на меня и громогласно объявляет: - Все, хватит. Лирические отступления закончены, Люси. Ты пойдешь со мной.- Куда? – я чувствую, как дрожит мой голос. От этой хищницы всего можно ожидать, вполне возможно, они задумали уничтожить меня. Но я просто так не дамся, пускай не надеются. Поэтому мне приходится обнажить клыки, показывая ей, что я буду сражаться, если понадобится, убью их. Я слаба сейчас, но не настолько, чтобы не справится с двумя женщинами, какими бы великолепными Охотницами они не были. Поэтому я насторожилась и жду атаки, дабы успеть отсечь ее быстро. Но леди Эмилия весьма спокойна, и довольно ровным тоном, произносит:- Тебе нужно принять ванну, и привести себя в порядок.- И вы больше не будете прятать меня в клетке? – не в силах поверить в происходящее, говорю я. - Если ты будешь вести себя адекватно и соответствующим образом – кивает женщина. – У нас для тебя есть некоторые весьма важные поручения, дорогая, и если ты хочешь жить, непременно их выполнишь. Ах, ну конечно, как я могла быть такой наивной, что поверила, будто бы моим врагам вдруг стало жаль меня? Глупая Люси, они просто задумали сделать из тебя свою марионетку. Первым моим порывом, когда я осознала это, было уйти, а еще лучше – вцепиться леди МакГоннагал в глотку, и раздавить жилу на шее. Это чувство было таким острым, что я едва не взвыла, не зная, как его подавить. Однако, уже в следующую минуту, подумала, что это совсем не лучший выход из ситуации. Если я хочу спасти себя, выйти из своей тюрьмы, и вновь обрести хотя бы жалкое подобие жизни, я должна пойти у них на поводу, и делать все, что мне прикажут мои тюремщицы. Я ничего не сказала, просто молча иду за ней, насколько понимаю, в ванную комнату. У меня мелькает в голове мысль о Джейн, чем же она сейчас занята, раз поручила меня своей дражайшей подруге. Наверное, спит с кем – нибудь, или тренируется. Она не смогла убить Дракулу, и с тех пор практически не выходит из тренировочного зала, вероятно, готовясь к нашествию врагов. Впрочем, какого черта меня вообще это интересует? Тебя освободили, наконец, Люси, пользуйся тем, что имеешь, раз не можешь достичь большего. Мои предположения подтверждаются, мы действительно пришли в ванную комнату. Охотница уже наполнила ванную водой, рукой приглашая меня принять ее. Идя к ванной, я испытываю страх от того, что уже почти позабыла ощущение горячей воды на своей коже. Интересно, каким оно будет теперь, когда кровь застыла в моих жилах навечно? Это чувствуется как-то по-другому, или нет? Я снимаю платье, потом нижнюю сорочку, оставаясь совершенно обнаженной, и опускаюсь в воду. Она действительно очень приятная на ощупь, и горячая. Странно, но вскоре мне начинает казаться, что мои кости немного согрелись, когда я натираю себя ароматной пеной, издающей прекрасный запах. Леди Эмилия присела на край ванной и замерла, рассматривая дверь, будто в ней есть что-то интересное. Купание, надо сказать, приносит мне потрясающее удовольствие, но любопытство побеждает мою расслабленность, и я, внимательно посмотрев на своего очаровательного палача, спрашиваю: - Так что же вы задумали, леди Эмилия? Не введете ли меня в курс дела? Мне кажется, я имею право знать, в каких целях меня решено использовать. Женщина медленно поворачивает ко мне голову и коротко, быстро бросает: - Шпионаж. - Вот как? – взлетают вверх брови. Я не удивлена этому, но весьма удивлена тем, что выбор пал именно на меня. Интересно, какой из двух моих тюремщиц он пришел в голову? – И за кем же нужно следить? - Тебе обязательно знать все и сразу? – несколько раздраженно бросает леди, окидывая меня гневным взглядом, но я парирую: - Я предпочитаю не тянуть в вопросе определения своей будущей судьбы, знаете ли. Так кто же жертва? - Джонатан Харкер – ледяным тоном сообщает мне моя собеседница. - О! – срывается с моих губ, и, похоже, это – единственное, что я могу сказать сейчас. Откровенно говоря, новость не особо неожиданная. Я лишена счастья спать, поэтому ночью мне доступны разговоры двух гарпий о том, что происходит в их Ордене. И то, что Джонатан сейчас под сильным подозрением, я знаю, поэтому весьма спокойна. Я молчу, стараясь осознать, что чувствую сейчас. Ненависти больше нет, хотя еще недавно я была полна боли и страданий от того, что он увел у меня Мину, а потом использовал меня саму, и вышвырнул, словно помятый платок. Злости уже тоже нет, потому что я вряд ли могу злиться на него за то, что сама его соблазнила и подарила себя. Это было глупостью, но, какая разница теперь, когда мы по разные стороны баррикад особенно, когда от меня прежней, осталось только имя? Никакой, все равно. Так что же злиться? Нет смысла. Но вот презрение к Харкеру – это то, что у меня не отнять. Оно осталось и никуда не собирается уходить, да и зачем? Мерзкий, мелочный журналист, бедняк, чьи карманы всегда пусты, но амбициозен до крайности, и, наверное, возомнил себя королем мира. Орден завербовал его, потому что своих врагов лучше всего держать при себе, а он не раздумывая, согласился, ведь это его единственный шанс возвыситься, выйти из той грязи, в которой он живет. Вероятно, в мыслях он уже правит миром, и такая умная женщина, как леди Джейн, не может не понимать этого. Одно мне по – прежнему не понятно во всей этой странной истории – они знают, какие отношения связывают нас с Харкером, леди Уезерби была моим демоном-искусителем на пути моего грехопадения, случившегося в его объятьях, так почему же они выбрали для роли мстителя именно меня? - Вы думаете, он захочет что-либо знать обо мне после всего, что произошло? Черноволосая бестия пожимает плечами: - Нам нет никакого дела до того, что он там хочет, или нет. Ему придется примириться с твоим существованием, а ты, когда будет подходящий случай, обязательно попросишь у него прощения за содеянное. Дальше вам не обязательно общаться, но внимательно следить за Харкером, дабы разведать его планы на будущее, тебе будет нужно. И, помолчав, прибавляет:- Если, конечно, ты хочешь улучшить свое положение. Улучшить свое положение. Я пробую эти слова на языке, медленно смакуя их. Интересно, возможно ли улучшение в моей ситуации, если все равно никакой надежды нет? Мне предоставили такой маленький выбор – оставаться вампиром в клетке, или же иногда выходить погулять. И я, конечно, выберу второе. Поэтому я просто киваю, молча. Мы и так прекрасно поняли друг друга, обменявшись взглядами. Почувствовав, что вода вот-вот остынет, я покидаю ванную, и, укутавшись в легкий халат, следую за леди Эмилией. Та приводит меня в свою спальню, на ее постели уже ожидает корсет и платье нежно- голубого цвета, которое мне откровенно не по вкусу. Вероятно, моя товарка замечает это: - Что такое? Не нравится наряд? - Слишком бледный – поджимаю я губы недовольно. - Пора отвыкать ходить, как попугай, Люси. Ты теперь будешь одеваться, как подобает женщине. Девичьи игры закончились. Да что там игры, детство – вся жизнь закончилась, с горечью думаю я, провожая глазами тусклые, сдержанные цвета нового наряда. Наверняка, его выбрала для меня Джейн, я очень хорошо помню брошенные мне когда-то слова: ?Молодые девушки ходят, как павлины. Думают, что мужчин привлекает все яркое?. Я долго так думала сама, мне и сейчас очень нравятся яркие цвета, на самом деле я тоскую по ним, так же, как и по солнцу, которое вынуждена теперь ненавидеть. Но, пожалуй, она была права. Никакие яркие тряпки не помогли спасти нашу с Миной дружбу, ни, тем более, удержать Харкера. Он бежал от меня, словно побитая собака, в то утро, когда мы проснулись вместе. Поэтому я совершенно спокойно, даже несколько вяло, отдаюсь рукам леди МакГоннагал, которая помогает мне одеться. Надо сказать, платье мне весьма к лицу, хоть яркостью тонов не блещет. Красивое декольте, тонкая отделка, выгодно оттеняет бледность моей кожи. Судя по всему, моей визави наряд тоже пришелся по вкусу, и она уже помогает мне подобрать рассыпавшиеся по плечам локоны в высокую прическу. Я заметила, что она не зовет служанок, делает все сама и меня это довольно смутило. Странно, что мне даже в такой мелочи отказали. Я возвожу на нее глаза: - Вы делаете это сама, леди Эмилия? Почему бы не позвать служанку? Она украшает мою шею жемчужной нитью, и глаза ее иронично усмехаются:- Думаешь, Люси, я не понимаю, зачем тебе нужна служанка, а? Хочешь полакомиться? Не отказалась бы, про себя подумала я, сложив на груди руки. Но вслух ничего не говорю. Леди Охотница же подходит ко мне и осторожно приподнимает подбородок так, что наши глаза теперь на одном уровне, и я не могу посмотреть куда – то еще. Ее прикосновение сильно, я словно попадаю в плен, и, оставайся бы я человеком, обязательно почувствовала бы боль. Но я вампир и теперь ощущаю только легкое давление ее пальцев на подбородок. Она вновь заговорила спокойным, почти ледяным голосом: - Послушай внимательно, дорогая, что я тебе скажу, и сделай правильные выводы. Ты – по- прежнему пленница, не более. Ничего не изменилось. Ты теперь под особым контролем – моим, и леди Уезерби. И если что-либо пойдет не так, клянусь небесами, я оторву тебе голову прежде, чем ты успеешь об этом подумать. Запомни, Люси, тебе отказано в самостоятельности действий. Ты должна бы уже привыкнуть, что даже дышишь только с нашего позволения. Охотница выпускает мое лицо из плена пальцев. Урок окончен. О, конечно же, я лишь марионетка в руках кукловодов. Как я могла подумать иначе? Как могла понадеяться на большее? Леди МакГоннагалл завершает последние приготовления, украшая мои волосы все тем же жемчугом, и отведя несколько секунд, чтобы полюбоваться результатом своей работы. Вероятно, она осталась довольна, но я понимаю, что все еще не знаю, к чему именно меня готовят, поэтому спрашиваю, как на духу: - Что же мне предстоит теперь? - Для начала мы с тобой просто прогуляемся по городу. Ты должна, наконец, появиться в обществе, дабы заверить его, что с тобой все в порядке, поскольку уже поползли слухи в виду твоего долгого отсутствия. Думаю, мы обязательно встретим кого-то знакомого, и твоя задача попасть на прием в любой дом. Там обязательно соберется вся знать, и Харкер тоже будет там. Легенда очень проста: после похорон матери, тебе необходимо было залечить душевные раны, и ты уехала в Шотландию, где некоторое время жила в моем особняке. И, да, я - давняя подруга твоей матери. Я медленно качаю головой из стороны в сторону, пытаясь осмыслить услышанное. Глупый план, но, думаю, для высшего света, куда меня непременно потащат, вполне логичный и приемлемый. Лондонская знать не особо привыкла задумываться, и готова принять любую мало-мальски правдоподобную легенду. - К чему такая спешка? – вскидываю голову я, все еще не понимая этого. - Чем раньше мы рассекретим Харкера, дорогая, тем лучше. У тебя теперь превосходное зрение и очень острый слух. Воспользуйся этим сполна. Итак, вздыхаю я, меня теперь превратили не просто в марионетку, в машину для убийства. Отныне меня будут использовать, как подсадную утку, как щит, и во всем мире нет ни одного человека, который бы меня пожалел. Бедная Люси, как же страшно окончились твои земные муки, в мыслях сокрушаюсь я, чувствуя отголосок слез на ресницах. Если бы я еще умела плакать, конечно же, разрыдалась бы прямо сейчас, не медля. Но я теперь не умею. Как и спать, чувствовать боль, радоваться. Ничего не умею больше. Леди Эмилия протягивает мне флакон духов, и я награждаю себя несколькими каплями. Их аромат едва уловимый, цветочный, но мой обостренный нюх с наслаждением его впитывает в себя. Охотнице понадобилось куда меньше времени, чтобы завершить свой туалет. Она всего лишь подкалывает волосы шпильками, убирая густую копну с лица, одевает черные перчатки, и протягивает мне легкую шаль цвета молока. Я бросаю последний взгляд в зеркало перед выходом из комнаты, успев отметить, что мои скулы заострились, а взор стал пламенней. Не знаю пока, нравятся ли мне такие перемены.На улице нас уже ждет карета и Хоупкинс, верный кучер леди Джейн, отворяет перед нами дверцу. Мне всегда было интересно, какая карета у блистательной Уэзерби, и сейчас я не могу не отметить ее богатство. Изнутри она оббита красным бархатом, и весьма комфортна. Видимо, даже здесь леди Джейн не изменяет своей изощренной страсти к крови и всему кровавому. Леди Эмилия садится напротив меня, и, склонившись так, чтобы только я слышала сказанное, шепчет: - И помни, Люси, я всегда рядом. Я не отойду от тебя ни на минуту. Так что не носи в своей хорошенькой головке планы побега, и не вздумай делать то, что я запрещу. Иначе тебя ждет участь куда печальнее той, что ты еще недавно испытала Надеюсь, ты все поняла, милая? Я молчу, отвернувшись к окну. Конечно же, я все поняла, и мы едем в свет – мой палач, и я , Люси Вестерна. Маленький монстр.