Глава 38. Чудовища - страшные и не очень (1/1)

Мне не пришлось долго ждать Орсона и товарищей и почти сразу же их карета подъезжает к моей. Едва взглянув на старика, я понимаю, что он довольно взволнован. Он осторожно подходит к карете и я открываю дверь. Первым делом, Орсон протягивает мне пакет с лекарствами. - Все, что могу, господарь. - Благодарю тебя, друг мой. От этих лекарств у меня хотя бы жажда крови притупляется. Хотя, ее все равно окончательно не заглушить. У тебя что-то важное ко мне? Едва увидев его глаза, обращенные ко мне, я понимаю – важное, причем, чрезвычайно. Он осторожно касается моей руки, словно бы хочет поддержать, и потом тихо спрашивает: - Мой господин, простите мне мою бестактность, но я не могу не задать вам этот вопрос. Скажите, за последнюю неделю вы никого не убивали? Я качаю головой, грустно улыбаясь: - Нет, но я понимаю твой вопрос, Орсон. Есть новообращенные? - О, да – кивает старик. – Да, за последние несколько недель в городе много новых вампиров. Примечательно то, что они не стремятся убивать массово. По крайней мере, пока. Это очень странно. Несколько юных вампиров праздно шатаются по Лондону, ничего не делают, как будто ждут чего-то. Может быть, какого – нибудь сигала или еще чего-то в этом роде. - Уж не от наших ли злобных дам? – почти уверенно спрашиваю я, вспоминая горящие глаза Лукреции в нашу с ней недавнюю встречу. – Возможно, они готовят массовый кровавый праздник для нас. - Может быть – не очень уверенно, но соглашается Орсон. – Но Лукреция и, тем более, Эльжбетта, очень кровожадны. Очень, мы с вами это знаем. К чему им столько сдерживаться? Да и потом, Эльжбетта, если легенды не врут, регулярно принимает кровавые ванны. Не думаю, что она бы столько сдерживала себя. - Вы следили за нашими леди, Орсон? - Да, но не нашли ничего такого, за что можно было бы зацепиться. Они заманили несколько молодых женщин. Таких вряд ли кто-то хватится, потому что они либо нищие, либо из очень бедных семей, либо вообще сироты. Но проблема в том, что они убивают их. Они лишают их даже вампирского существования. И, честно говоря, я совершенно не понимаю, какова их цель. Они явно не планируют превратить этот город в обиталище ходячих мертвецов, да и вряд ли бы прибыли сюда только для этого.- Вы получали мое послание, Орсон? - Да, милорд. Мы были поражены тому, что вы отказали вашим кровавым сестрам в объединении усилий. Почему же, господарь? Это отличная возможность уничтожить Орден. Я отрицательно качаю головой: - Нет, это плохая затея, друг мой. Я уже понял, что есть куда более мощное орудие против Ордена Дракона – просто развалить его изнутри. К тому же, если мы нападем на них извне, они просто осатанеют. Я выжил чудом в первый раз, но второго шанса не будет. Ты же знаешь, друг мой, Джейн разорвет нас всех на части, она это может. Да и потом – слишком большая угроза, что пострадает Мина. - Мне думается, господарь, - задумчиво произносит Орсон, - что таким леди, как Эльжбетта и Лукреция не можем доверять даже мы. Они особенно кровожадны и опасны, и явно преследуют какие-то свои цели, нам не известные. - Да, именно так, Орсон. Что же мы будем делать с ними? - С вашего позволения, мой господин, мы могли бы заняться вампиршами лично. Мы думаем для начала попробовать убедить их убраться из Лондона, если же не получится, мы вынуждены будем их убить. - Хотите устроить в Лондоне резню снова? - О, это единственно возможный вариант, господарь, поверьте. Однако, мы не можем сделать этого, поскольку тогда навлечем на себя гнев Ордена и ввяжемся в очень опасное противостояние, ценой победы в котором будет ваша жизнь. Мы обдумали несколько вариантов, но так ни к чему и не пришли. Мы бы хотели спросить у вас совета, как нам быть дальше с нашими гостьями и другими врагами. Я закрываю глаза. Вранье, что вампиры не чувствуют усталости. Она сейчас навалилась на меня тяжким грузом, так, что мне даже дышать сложно. Когда я прибыл в Лондон, все должно было быть куда проще. Я должен был истребить своих врагов, уничтожить проклятый Орден, и выйти победителем из этой кровавой битвы. Но я проиграл, и если буду продолжать дальше, рискую проиграть снова, даже с такими союзниками, как те, кто верой и правдой веками служит Черному Ордену. С другой стороны, я не могу не осознавать, какая угроза нависла над нами с Миной. Я в ловушке. Если я не соглашусь сотрудничать с кровожадными порождениями Тьмы, они объявят мне войну, не простив того, что отвергнуты, зря пришли на мой зов. Если же я соглашусь, обреку на себя гнев Ордена и осатаневшей от злости Джейн лично, и у меня нет никаких сомнений в том, что в этот раз она собственными руками раздавит и меня, и мою любимую женщину. Я не могу позволить допустить, чтобы с Миной что-либо случилось, вместе с тем, не могу потерять в Джейн союзницу, пусть и поневоле. Согласиться сделать что-либо сейчас, направленное против Ордена – означает подписать себе смертный приговор от его членов и той, что стала его главой некоторое время назад. Не согласиться, и вступить в союз с такими же созданиями ночи, как сам – означает никогда не найти путь к себе и подвергнуть опасности женщину, которую люблю. Посылая Джейн записку о том, что в городе разгуливают две опаснейших кровавых преступницы, я ожидал хоть какой-то реакции, но ее не было. Более того, похоже, Джейн понятия не имеет об этом, иначе я бы получил хотя бы намек на то. Тем временем, милая Мина все ближе приближается к разгадке меня, и наверняка скоро обнаружит во мне чудовище. Я откровенно растерян, я должен радоваться, что ей вскоре станет об этом известно, но, с другой стороны, если она узнает о том, кому доверила свою жизнь и судьбу, наверняка, возненавидит меня. Но если я буду продолжать позволять кровавым моим сестрам беспрепятственно гулять по столице, это лишь ускорит мой конец, и кончину города. И еще сильнее объединит усилия Ордена против меня и Мины тоже, благо, теперь блестящей Охотнице и ее подопечным даже не нужно будет искать логово Кольщика. Я все еще молчу, напряженно раздумывая о том, как лучше поступить в этой ситуации, пока Орсон не отвлекает меня от грустных мыслей, слегка коснувшись пальцами рукавов пальто: - Господарь, что вы скажете? Что нам делать с новоприбывшими? - Ждать их следующих действий, Орсон – едва сумел выдавить из себя я. – Это единственно возможное решение в такой ситуации. На некоторое время я уеду из города вместе с Миной, и если за этот период появятся новые жертвы наших леди, вы должны будете немедленно их уничтожить, хорошо? Но только когда я отдам соответствующий приказ, ясно? Ни в коем случае ни раньше, друг мой. - То есть, нам нужно только ждать и наблюдать за дамами, не так ли, мой господин? - Именно – киваю я. – Это – единственно верное решение на данный момент. - А что с Орденом? Мы обязательно навлечем на себя его гнев, когда предпримем попытку действовать – Орсон красноречиво смотрит на меня, и мы оба понимаем, кого конкретно он имеет в виду. Я киваю: - Я поговорю с Джейн, Орсон, обещаю. Нам нужно любой ценой заполучить ее в наши союзницы, не иначе. Нам нельзя связываться с таким опасным противником, как она, и ее другие Охотники. Пока мы еще слишком слабы, Лукреции и тем более, Батори, доверять нельзя, пока мы не изучим их истинных целей, а нам не хватает союзников по борьбе с Орденом. - Простите, господин мой, но мне кажется невозможным заполучить в союзницы такую даму, как Джейн Уизерби. Она будет мстить – сколько угодно – но с чего бы ей сотрудничать с нами? Я не вижу на то оснований. Я улыбаюсь. Оснований на это и правда мало, вероятность того, что однажды мы с Джейн окажемся по одну сторону баррикад, весьма низкая, но все же попробовать переманить ту, что больше всего боится разоблачения, стоит. Во всяком случае, можно прощупать, уж не готовит ли Джейн своим красноречивым молчанием мне сюрприз. - Я попробую это сделать, дорогой друг, хотя ничего не обещаю. Но, вполне возможно, миледи поймет, что ей так же выгодно скрывать от собратьев наличие в столице столь кровожадных леди, как Борджиа и Батори, как и нам. Надо бы мне наведаться к ней в гости на досуге. Перед нашим с Миной отъездом. Пожалуй, сегодня я этим и займусь. А пока – следите за нашими гостями, Орсон, и будьте готовы убивать своих сестер по несчастью, если потребуется. А я пока что увезу Мину подальше отсюда. Нас не будет несколько недель, во время которых что-то должно проясниться. Телеграмму с указаниями дальнейших действий, Орсон, я пришлю вам позже. - Хорошо, господин мой – кивает старик, внимательно смотря на меня. Он улыбается и освобождает мою карету, направляясь по пути большой лондонской дороги. Я же приказываю кучеру ехать в знакомом направлении. Пора бы лично навестить леди Джейн и обеспечит более вежливую встречу, чем та, что была в последний раз. Я устало потираю глаза. Уилл заботливо кладет руку мне на плече и, вижу, улыбается: - Мина, перестань. Мальчик спит сейчас, ты все равно ничем ему не поможешь. Возможно, ему станет легче, он исцелится после твоих лекарств, а может быть, наоборот – они положат конец его мукам. Узнаем позже. Только теперь, почувствовав кровь на губах, я поняла, что все это время кусала губы. Я в отчаянии и совершенно не знаю, что мне делать. Столько времени прошло, пациенты все пребывают и пребывают, безумные, безудержные, а мы не только не изобрели еще лекарств, но даже не приблизились к разгадке, что же это за ужасная болезнь косит жителей Лондона, словно чума. Люди, попадающие сюда с этими симптомами, напоминают чудовища, да и только – с горячей кожей, горящим взглядом и бегающими глазами, они стонут и кричат в агонии, бьются в своей кровати в приступах неконтролируемой ярости и требуют крови. Они сильны, их практически невозможно остановить, а успокаиваются они только от ударной дозы наркотиков, после которой не все приходят в себя. Мне все это жутко не нравится. За последнее время это уже пятый такой случай, причем, сейчас они участились. Мы столько бьемся над этой загадкой, мы уже перепробовали все возможные лекарства, все имеющиеся у нас сыворотки, но - бесполезно. Люди умирают в страшных муках, причем, от наших лекарств еще сильнее, чем до них. Я использую ту же сыворотку, что когда-то в лаборатории профессора Хельсинга, чтобы мертвые клетки ожили, но безрезультатно. Я смотрю на нашего крохотного пациента, который, наконец, перестал биться в агонии, свернулся клубком и тяжело дышит во сне. Забылся, но не исцелен, и мне это не нравится. Маленький мальчик, ребенок, который страдает так, что лишь желаешь ему скорейшей смерти, воешь от бессильной злобы, не зная, чем помочь, но и смерть не торопится прийти за ним сюда. Томми привез сюда Уилл, доставил его на руках, горящего, как уголь в печи, и давящегося собственной слюной. Мне уже не нужно долго гадать, что это за болезнь, подобных пациентов я научилась определять с первого взгляда. Мы положили его на кровать, в которой еще несколько дней назад, от тех же симптомов умерла молодая девушка, и решили применить на Томми нашу новую сыворотку, создавая которую не спали несколько ночей. В какой-то момент, мальчик начал есть, его агрессия поутихла и в те минуты, когда он был спокоен, он рассказал мне, что его мать умерла при родах, отца он вовсе не знал, и живет в приюте. Все мои попытки расспросить о том, не происходило ли с ним что-то странное перед болезнью, пропали даром, поскольку мальчик почти ничего не помнил, кроме того, что он, как он говорил, вдруг начал гореть. То, что, судя по всему, это уличная болезнь, оптимизма нам не прибавило, скорее, наоборот. Если эта гадость ходит по улицам, вскоре Лондон будет наводнен такими пациентами, и она все выкосит, как настоящая чума. Значит, нам нужно было действовать быстрее, но мы и понятия не имели, как приблизиться к разгадке этой болезни. Томми сейчас спит, поджав под себя ноги. Укрыв его одеялом, потому что его тело из горящего вдруг стало совершенно холодным, я оставляю его, выйдя вслед за Уиллом, который уже ждет меня в кабинете. - Мина, - он красноречиво смотрит на меня, указывая на нашего гостя – высокого мужчину, очень крепкого телосложения, смуглого, с довольно грубыми чертами лица, и посеребренными волосами, который сидит около двери и с интересом рассматривает меня, стоило мне только войти. – Знакомься, это наш гость, доктор Алонсо Кейтут Бьянко, он из Сицилии, и, полагаю, может нам помочь в решении нашей загадки. Сицилиец встал и целует протянутую ему руку: - Приятно видеть вас, наконец, мисс Мюррей. Прошу прощения за мою задержку, увы, были дела, которые требовали от меня безотлагательного вмешательства дома. Однако, теперь я здесь, и целиком и полностью в вашем распоряжении, дорогая. Вежливо улыбаясь, я наливаю ему полную чашку чая, и ставлю на стол тарелку ароматных булочек. Новый доктор накидывается на них с весьма недурным аппетитом, и я понимаю, что с дороги, наверное, он еще ничего не ел. - О, простите, мистер Бьянко, если вы голодны, я могу распорядится подать вам обед в нашей столовой – спешу исправить свою ошибку я. Однако наш доктор, улыбаясь, вежливо качает головой: - Не стоит, мисс Мюррей. Я поем в отеле, где остановился, а сейчас я бы очень хотел, чтобы вы подробнее рассказали мне о ваших странных пациентах, если можно. Предпочитаю точно знать, с чем имею дело, прежде чем преступить к работе. - Да, - живо киваю я, - пожалуйста, мистер Бьянко. - Зовите меня Алонсо, Мина. - Хорошо, Алонсо – немного смущаясь, киваю я. – Видите ли, такие пациенты начали поступать к нам несколько недель назад. Может, месяца два назад или чуть более. Симптомы одинаковы – высокая температура, при том, что кожа очень холодная, бред, очень агрессивное поведение, возможны галлюцинации. Они сильны в своей агрессии и обычно даже девушек приходится усмирять нескольким санитарам. Я обыскала все известные мне книги по медицине, но ничего подобного в них нет, никаких похожих болезней. Все пациенты уже умерли, кроме маленького мальчика. Его мистер Мильтон нашел на улице в ужасном состоянии и доставил к нам. Но… сегодня его положение значительно ухудшилось, и я боюсь, ребенка постигнет та же участь, что и его предшественников. - Я бы хотел взглянуть на мальчика – оживился Алонсо, вставая и надевая протянутый Мильтоном халат, который, впрочем, едва пришелся ему в пору. Мы с Уиллом спешим показать ему нашего больного, попутно осыпая его вопросами. - У вас уже есть идеи, что это может быть за болезнь? - Увы да, и молите бога, мисс Мюррей, чтобы мои подозрения не подтвердились. Я знала, что этот мор страшен, но неужто настолько? Уилл опередил меня: - Как вы думаете, что это? - Позже я вам все объясню, господа, а пока что, мне необходимо осмотреть мальчика – несется за нами на всех порывах ветра доктор Бьянко. В палате, где лежит Томми, картина нас застала совсем безрадостная. Он стремительно расхаживает взад-вперед и громит все вокруг себя. С невероятной силой, вряд ли возможной у десятилетнего мальчика, Томми разбрасывает мебель, ломает стулья, швыряет подушки, угрожающе рыча. И я готова поклясться на Библии, что вижу настоящие волчьи клыки у него во рту сейчас. Уилл подбежал к нему, готовясь сделать укол, но тщетно – через несколько секунд он уже отброшен буйным пациентом к двери. Тогда новый врач поспешил на помощь. С нечеловеческой силой он прижимает разбушевавшегося Томми к стене, высыпает из своих карманов какое-то зелье, похожее на сон-траву, и начинает что-то бормотать на неведомом нам языке, и нам уж было кажется, будто он тоже сошел с ума, как и ребенок, которого он взялся усмирять. Незнакомые нам слова льются, кажется, не из горла, но из души сицилийца, и в какой-то момент мне самой становится дурно настолько, что пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Я вдруг ощущаю, что горю сама, ноги становятся ватными, нечем дышать и, кажется, я вот-вот потеряю сознание. - Уведите ее! – коротко кидает лекарь, не глядя в мою сторону и Уилл поспешно удаляется в мой кабинет, ведя меня под руку. Кое-как мне удается все- таки прийти в себя, хотя я почувствовала такую жажду, что никак не могу напиться, хотя уже третий стакан, предложенный Мильтоном, почти осушен. Когда же я, наконец, напилась, Уилл ласково трогает меня за руку: - Мина, что с тобой? Как ты себя чувствуешь, все хорошо? Этого я пока и сама не знаю, но все же киваю утвердительно: - Да, я просто очень испугалась отчего-то. Я никогда не видела, чтобы так лечили людей, и это странно… и … страшно. - Именно поэтому, Мина, я и вызвал Алонсо сюда. Он знает то, что нам с тобой, увы, не доступно, и, возможно, сумеет нам помочь. Наше уединение прервано самим сицилийским врачем. Алонсо тяжело опускается на стул, не снимая халата и тоже жадно пьет воду, правда, не так много, как я несколькими минутами ранее. Когда он заканчивает, я радуюсь возможности задать ему вопросы, которые нас так сильно интересуют, но понимаю, что, вероятно, на его вопросы придется отвечать мне. Что ж, пусть так, только бы поскорее разобраться в этом запутанном деле. - Мисс Мина, что вы даете таким пациентам? - Сыворотку, образец которой вам послал Уилл. Мы ее усовершенствовали, теперь нам удалось ненадолго продлить жизнь таким пациентам, но они все равно умирают рано или поздно. Мы пока не можем добиться полного лечения, увы, хотя уже около полугода занимаемся этим. Алонсо задумчиво качает головой из стороны в сторону:- Боюсь, вы и не добьетесь успехов, мисс Мина, хотя ваши стремления в этом направлении весьма и весьма похвальны. - Что же будет с Томми в таком случае? И другими пациентами, которые могут появиться? Некоторое время лекарь задумчиво смотрит на нас, поочередно, словно изучая, думая, стоит ли рассказывать нам все, что ему явно известно. Потом Альфонсо все же решился , и очень спокойным тоном говорит: - Они умрут, мисс Мина, но поверьте, так лучше для всех здесь. И еще лучше, если вы их добьете, потому что в какой-то степени, подобные больные не умирают. Не знаю почему, но я тут же вспомнила ту девушку, что мы нашли с отрезанной головой у нас в морге. Это только лишь утвердило мои подозрения, что нашей медсестре, леди Эмилии, известно нечто такое, что мало кто знает. Но говорить об этом Бьянко я не стала. Вместо этого задала ему другой вопрос: - Почему вы так говорите, доктор Бьянко? Что это за ужасный недуг такой? - Это не недуг, мисс Мина. Все гораздо хуже. Я уверен, что вы имеете дело не просто с больными, но с новообращенными вампирами. Один из них сейчас лежит в палате, и только что я прочел древнюю кастильскую молитву, которая изгоняет из живого мертвеца остатки жизни… если это можно так назвать. Если малышу повезет, через несколько часов он будет уже мертв, и тогда я бы попросил вас совершить один из обрядов окончательного уничтожения вампиров. Так будет лучше, вы уж поверьте, поскольку без этого обряда на Лондон спустится вечная ночь. И творить ее будет он, и ему подобные, которые, вероятно, обитают здесь. Мало того, вы прибавите работы многим людям здесь, и вряд ли они вас за это поблагодарят. У меня голова кругом идет. Вампиры. Ночные чудовища, которые пьют кровь, не просто легенда, они еще и живут сейчас среди нас? Как такое может быть? Я понимаю, что вот-вот снова лишусь чувств, и это вынуждает меня крепче вцепиться руками в стол и глубже дышать. Уиллу, вероятно, эта теория показалась совершенно невозможной, и он медленно качает головой из стороны в сторону: - Вампиры? Новообращенные? Бред. Это всего лишь глупые легенды, и только. Они не могут существовать, это же совершенный абсурд. - Потому что есть люди, которые не хотят, чтобы все остальные знали об их существовании, милорд – твердо сказал доктор Бьянко, которого подобная реакция на его заявление вовсе не смутила. Не знаю, почему, но мне тут же пришли в голову строчки из дневника профессора, в которых Хельсинг говорит о некоем Ордене Дракона. У меня потеют ладони, потому что сейчас я окончательно осознала, в какую беду вляпалась, и это страшно. В моей жизни происходит не просто что-то нехорошее, но ужасное. Но об этом я предпочитаю пока молчать. Мне надо со всем разобраться самой. Уилл все еще настроен скептически по отношению к словам нашего заграничного коллеги, я вижу это по его довольно ироничной улыбке, что бегает у него по лицу. Мне бы очень хотелось верить, что это просто легенда, страшные сказки и не более, но серьезный взгляд доктора Бьянко, обращенный на меня, утверждает обратное, и так я окончательно понимаю – все это – правда. Страшная, непостижимая, не доступная уму, но правда. Я вцепилась руками в поверхность стола так, что пальцы просто деревенеют. Голова гудит, я чувствую почти тоже самое, что тогда в опере, когда встретила леди Уизерби, или пару месяцев назад, когда меня, больную и сломленную, домой забирал Алекс. Такое ощущение, будто кто-то копается у меня в мыслях, и требует все это забыть. Становится душно и очень тяжело дышать. Это явно симптомы приближающегося обморока, но нет – сегодня я не дам себя сломать, кто бы не старался это сделать. Я встаю и осторожно, очень медленно, иду к двери. Мне нужно подышать свежим воздухом и подумать. Мои коллеги тут же обеспокоенно спрашивают, практически в два голоса, не плохо ли мне, и не нужно ли чего –нибудь принести, но я отказываюсь от их помощи. Я не безропотный цветок и не инвалид. Раз уж у меня появились такие приступы, мне нужно научиться справляться с ними самостоятельно, не надеясь ни на кого. Едва очутившись на улице, я будто подкошенная, падаю на лавку, потому что без опоры мне не справиться, и так сильно тру виски, что они пошли красными пятнами. Ужасно, что мне в который раз приходится это переносить, а я, доктор, даже не знаю, что это за недуг, чтобы хоть немного помочь себе. Я борюсь с этим странным чувством, но за ним приходит другое, нечто более шокирующее – невероятное возбуждение. Я плохо соображаю, скорее чувствую, что вся горю, и у меня отчего-то возникло полное ощущение того, что в моем лоне сейчас бьется мужчина в последние секунды нашей любви. Это странно, необъяснимо, и не постижимо уму, но – о Боже милостивый! – я нахожу себя на той же скамейке, но с влажными пальцами, пропитанными собственным вкусом, совершенно потную и с растрепанными волосами. И я настолько разомлела, что даже идти не могу. Когда я все же усилием воли заставляю себя подняться, меня уже бьет горячий озноб, а тело охватила приятная истома, что ноги и руки запутываются. И я с удивлением и с ужасом вынуждена признать – у меня только что был оргазм, да еще и такой силы, какого я даже с Алексом никогда не испытывала. Воровато оглядываясь по сторонам, я спешно удаляюсь из этого места. Мне нужно домой, сегодня я уже не могу сюда вернуться. Страшное осознание того, что, возможно, я живу вовсе не с человеком, а с монстром, терзает мою голову, и порождает такую ярость, что хочется кричать и колотить руками в стенки кареты, как безумная. И я совершенно ничего не могу поделать с этим чувством.Живя с чудовищем, я сама превращаюсь в монстра. Отрицать это теперь столь же бессмысленно, как и то, что земля круглая. Я трясусь от бессильной злобы, но так же и от страха, что гложет меня, забирая в свое царство. Сегодняшний день не просто прошел в пустую, он принес мне четкое осознание того, как я едва держусь на краю пропасти и как тяжело мне балансировать, чтобы не упасть. Визит к Джейн ничего мне не дал. Она уехала и ее не было дома по меньшей мере, неделю. Мне не лгали, я знаю, потому что в доме не было ее свежего запаха, только приглушенный. В таком случае, вероятно, она не получила моего предупреждения о том, в какой опасности находится город. Или же получила и планирует использовать это по своему. Мне ли не знать, как легко Джейн может отомстить за свое разбитое сердце, уничтоженное тщеславие и сломанную гордость, воспользоваться тем, что город снова наполнен нечистью и убить меня. С чего я вообще решил, что она будет на моей стороне? Поверив в ее любовь, забыв на какое-то время, на что способна обманутая женщина, которой предпочли другую? Увы, это не конец сегодняшних поражений, как я смог убедиться. Мина узнала о существовании вампиров и я уверен, она догадалась, кто я. От этого страшнее всего. Я пытался как всегда стереть ее мысли – жестоко, ужасно, но я правда ничего не могу поделать с этим, потому что знаю – я потеряю ее навсегда, стоит только ей заговорить о моей тайне. Но она научилась сопротивляться вмешательству и сделала это мастерски. Я очень быстро понял, что мне поставили шах и мат. И это ужасно. Теперь только от одной мысли о ее лице, искалеченном болью и гневом, я схожу с ума. По мере ее приближения домой (я знаю, что скоро она будет здесь, в Карфаксе), мне все тяжелее сдерживаться. Я почти готов отпустить ее, и потом я просто умру. Но, может быть, так всем будет легче. И все же мои мысли не покидает уверенность в том, что нам необходимо спрятаться, уехать хоть на какое-то время подальше отсюда. Я понимаю, что таким образом просто оттягиваю момент разрыва, но это даст мне хотя бы слабую надежду защитить любимую женщину от врагов – человеческих и не очень. Мрачные мысли мои прерывает сама Мина, ворвавшаяся в дом, как порыв свежего ветра. Я поднимаю на нее глаза, готовый к чему угодно – к атаке, агрессии, слезам, страху, боли, неудобным вопросам. Но то, что я увидел, заставило меня на миг прекратить дышать. Моя нежная Мина сейчас вовсе не похожа на девушку, которую я знаю. Непокорные волосы змеями расползлись по голове, закрыли горящие красные щеки. Глаза лихорадочно блестят, сухие губысжаты в тугой узел, верхние пуговицы блузки расстегнуты, и она буквально рвет ее на себе, как человек, которому не хватает воздуха. Она демонична, мой ангел, но она и прекрасна. Мина кидается мне навстречу так, словно не видела меня тысячу лет, и мы уже через секунду забываемся в этой внезапно нахлынувшей отчаянной страсти. Мы любим друг друга так, как еще никогда раньше, до этого, и ее крики перекрывают шум внезапно распоясавшейся грозы. Мое признание тонет в ее стонах, моя боль – в родинках на ее теле и в уголках ее воспаленных губ. Мне сладко, странно, страшно и больно всякий раз, как она царапает мою кожу ногтями, раздирая ее почти до крови. Ее шумное дыхание ни на миг не стихает, когда она уже почти готова сдаться в плен последнему аккорду нашего наслаждения, и вот Мина падает мне на грудь, словно раненная птица, потная и жаркая после любви, закрыв глаза и не спеша откидывать со щек сбившиеся в колтуны локоны. Дождь затихает, раскаты грома звучат все глуше, тише, удаляясь от нас подальше, как будто бояться заглянуть сюда, во внутрь, а мы все еще лежим, пытаясь отдышаться, отбиться от этого внезапно случившегося порыва страсти. Мина смотрит на меня своим чистым ореховым взглядом, в котором так глубоко затаились черти, и, кусая губы, спрашивает, почти умоляя, чтобы я промолчал: - В какое же чудовище, Грейсон, я с тобой превратилась? И я молчу. Потому что действительно не знаю, что ей сказать.