Глава 35. Беги, Мина, беги! (1/1)
От работы с книгами меня оторвал грохот. Подняв голову, я вижу ворвавшегося, как свежий ветер, Мильтона, с совершенно безумными глазами. Он тяжело дышит и открывает рот, как рыба. - Мина! Я встаю, протягивая ему руки, и он тяжело приваливается мне на локоть, от чего мы оба чуть не падаем. - Мина, Мина! – повторяет он, дыша так, словно не может надышаться перед смертью. - Боже, Уилл! – я вытираю испарину, покрывшую его лоб и щеки. – Объясни, что произошло, в конце концов! Он молча тащит меня за руку в коридор так, что у меня ноги заплетаются, и мы даже сшибаем наших пациентов, которые удивленно озираются, и он смущенно извиняется. Останавливаемся мы только перед носилками, на которых я вижу хрупкую, совершенно изможденную девушку, едва вышедшую из возраста ранней юности. Она лежит на носилках, сотрясаемая дрожью и громко, долго стонет. Я сразу же понимаю – это те самые пациенты, отмеченные неизвестной болезнью. Но у этой девушки еще одна отметина – огромные следы на шее, похожие на укусы, которые она яростно чешет. Склонившись над нею, я замечаю, что в уголках ее губ скопилась слюна и она весьма странного, желтоватого цвета. Когда я трогаю ее руку, кожа ее столь ледяна, что у меня самой холодеет все внутри. Но, дотронувшись до ее лба, покрытого испариной, я понимаю, что она горит: - Уилл! Ее нужно в реанимацию, немедленно! Скажи мисс Полти, чтобы подготовила капельницу. Чтобы расслышать, что она говорит, мне приходится склониться к самим ее губам: - Падшая… пад-шая – выдавливает из себя девушка. На мгновение наши глаза встречаются, и ее взгляд из безумного становится совершенно осознанным. Когда она смотрит на меня, в ней горит ужас: - Ты – жена чудовища! Чудовище! Я не успеваю как либо отреагировать, прежде чем ее ледяная цепкая рука хватает меня за горло. В ту же секунду я начинаю задыхаться, но попытки освободиться бесполезны. Я ничего не успеваю сделать, прежде чем сама начинаю гореть. Руки, которыми я пытаюсь оттолкнуть обезумевшую пациентку, начинают пылать и вскоре ее тело охватывает самый настоящий огонь. Я отшатываюсь и кричу, кричу, кричу! Покалеченное тело девушки лижут языки пламени и вскоре, не смотря на все попытки со стороны Уильяма и подоспевшей мисс Эмилии, потушить ее, на каталке покоится лишь обгоревший труп. Меня не держат ноги, и единственное, что я успеваю – схватиться за руку стоящего рядом Уилла, прежде чем жизнь покидает меня. Я открываю глаза от жгучего солнца, такого редкого для наших краев. Первые несколько секунд я пытаюсь себя убедить, что все это – только дурной сон, но – зря. Я знаю, как бы там не было – это я убила ту девушку. Голова раскалывается, словно ее разрубили топором на части и отчаянные попытки потереть виски своего результата не дают. Уилл стоит около двери, повернувшись ко мне спиной. Мои губы пересохли, и я облизываю их, чтобы выдать из себя хоть звук. Когда я зову его, то не узнаю своего голоса – он низкий, хриплый и какой-то совсем чужой. - Уилл! Он моментально оборачивается и бросается наперевес комнаты, ко мне. Глаза его сияют ярким, счастливым огнем, когда в каком-то порыве, он целует мою похолодевшую руку: - О, Мина, слава Всевышнему! Мы так за тебя испугались? Как ты себя чувствуешь? - Я сожгла ее, Уилл? – все еще хриплю, но кашлять мне очень больно. – Она сгорела? - Что? Мина, о чем ты говоришь? – Мильтон качает головой из стороны в сторону и трогает мой лоб, словно желая удостовериться, что я не брежу. – Я не понимаю. - Я сожгла ту девушку, да? – на своих щеках я чувствую слезы. - Нет, милая! Нет, девушке поставили капельницу. Она очень слаба и у нее температура, похоже, ее укусил волк или большая собака. Но она жива. Не знаю, что за ужас взбрел тебе в голову, но, когда ты начала расспрашивать ее, то упала в обморок. Ты проспала полдня, я позвонил мистеру Грейсону, он сейчас должен приехать за тобой и забрать тебя домой. Я попыталась встать, но это очень тяжело, куда тяжелее, чем я думала. Руки не слушаются, а в спину словно кол вогнали. Перед глазами по-прежнему все плывет, все устлано красными пятнами. Я не верю Уильяму. Долго я смотрю на свои руки, не в силах поверить, что не сожгла ими несчастную умирающую девушку. Но вижу я только обычные руки – сухие и очень белые, руки леди. Руки врача. Руки убийцы. Я качаю головой, пока она не начинает болеть: - Нет, нет, нет… Я убила ее, Уилл! Убила, я видела, как она горела! В немом отчаянии я пытаюсь встать, но замираю, успокоенная его теплыми объятьями. Он гладит меня по голове, как маленькую, и шепчет на ухо, чтобы я перестала волноваться. Но разве я могу не волноваться, если от моей руки умер человек? Я отстраняюсь от друга и обхватываю колени руками, раскачиваясь: - Я убила ее, убила! Я только хотела с ней поговорить, Уилл, только поговорить, и я тронула ее, а она сгорела. Я убила, убила, я чудовище! Уилл хватает меня за руку, пытаясь во что бы то ни стало привести меня в чувство. Я вижу шприц, мелькнувший у него в руках и швыряю подушку в него. - Не трогай меня! Отойди немедленно! Нужно позвонить в полицию и сказать, что я совершила преступление! Мне так страшно и плохо, что я начинаю выть, как загнанный зверек. Так плохо мне еще никогда не было за всю мою жизнь. Мне хочется умереть. Что со мной происходит? Разве я когда-нибудь думала, что смогу не просто обидеть, а убить невинного человека? Вокруг меня суетятся медсестры, испуганный доктор Мильтон потерял свою привычную решимость и пытается принять решение, как правильно поступить, а я вою и вою, как волк на луну и по моей щеке текут жаркие, соленые слезы. Голова ужасно болит и в ушах по прежнему страшный гул. Из объятий забытья меня вырывают чьи-то ласковые прикосновения. Я поднимаю глаза и узнаю знакомые острые черты моего любимого. Александр, приехавший по зову моего друга, нежно гладит меня по горящим щекам, ласкает волосы, накручивая завитки на палец, прикасается губами ко лбу: - Алекс! Мне хочется броситься ему на шею и жадно целовать его, но я не могу. Я так слаба, что не в силах поднять и пылинки, все суставы у меня сомлели и пальцы болят. Полными горя глазами, еще устланными пеленой слез, я горько шепчу: - Я чудовище, Алекс. Я монстр. Скажи, что со мной? В кого я превратилась, почему? На мое счастье, любимый не торопиться дать наколоть меня лекарствами. Вместо этого он крепко, но нежно, сжимает мою руку, и поглаживает другую длинными тонкими пальцами, которые сейчас чуть теплее, чем обычно. - Мина, - он нежно сжимает мое лицо в своих ладонях, - ты не чудовище, ты никого не убивала. Все это тебе показалось. Так бывает. Ты устаешь, любимая, не спишь уже несколько ночей. Все это – глупые игры твоего разума. Так нельзя, любимая. Давай мы сейчас поедем домой, ты отдохнешь и успокоишься. Пожалуйста! - Но я убила ее, Алекс! – Боже, почему мне никто не верит, все же видели, как из-за меня от нашей несчастной больной осталась лишь горстка черного дымящегося пепла, а Мильтон и мисс Эмилия даже пытались ее потушить! - Нет, Мина, это не правда! – с железной уверенностью в голосе говорит мой возлюбленный. – Девушка жива, она просто напугана и укушена кем-то, видимо, волком или огромной собакой. Сейчас она в реанимации, и в себя пока не приходила. Если ты не веришь своим коллегам, дорогая, поверь хотя бы мне. Я все еще не могу понять, как же так – все видели, что я лишила бедную девочку жизни, но теперь каждый это отрицает. - Уилл? Леди Эмилия? – зазывно восклицаю я. Наша новая медсестра осторожно подходит ко мне, подкрадываясь как кошка, и садиться на самый край постели. На ее лице играет легкая и светлая улыбка, но глаза серьезны и холодны. - Нет, мисс Мина, вы никого не убивали и не сжигали, что вы! Наша пациентка очень слаба и она действительно в реанимации. Но вы к этому не имеете никакого отношения, дорогая. Девушка действительно борется после укуса огромного пса или другого хищника. И единственное, что она нам сейчас сказала – что она гуляла ночью и на нее напали. - Но она горела, леди Эмилия, она горела! – я закусываю губы до крови, понимая, что мне совсем никто здесь не верит. – Я видела, как она горит и она сказала, что я чудовище. - Мина! – жарко обнимает меня Александр, и я погружаюсь в сонм его запахов. - Да, она действительно так сказала, мисс Мюррей – деловито кивает медсестра, все еще успокаивающе гладя мою руку. – Но все только от того, что она сама едва не сгорела в ту минуту, у нее ужасный жар и нам до сих пор не удалось окончательно стабилизировать температуру. Не стоит обращать внимания на бред страдающей больной, мисс Мина. Я перевожу взгляд с Уилла на леди Эмилию на Алекса. Такой беспомощной я себя еще никогда не чувствовала. У них в глазах одинаковое выражение – страх, что я что-то узнаю, бессмысленные попытки что-то от меня скрыть. Пытаюсь подняться с дивана, но настолько слаба, что даже рук своих не чувствую и снова рушусь, как карточный домик, на подушки. Я беру Алекса за руку, и от нее идет ледяной холод. Когда только я не притронусь к его пальцам, они вечно у него ледяные. У меня скоро голова взорвется от разных мыслей. В глазах моих, кажется, навечно застыло отчаяние - Кто вы? Кто вы все такие, Господи Боже? В голове все гудит и мне кажется, что я сойду с ума. Леди Эмилия осторожно прикасается к моему запястью и медовым тоном говорит: - Мисс Мюррей, пожалуйста, не волнуйтесь! Все в порядке. С девушкой все будет хорошо. Пожалуйста, забудьте все, что вы услышали от нее. Это не более, чем бред тяжелобольного человека. Не стоит воспринимать ее серьезно в том состоянии, в котором она пребывала и продолжает пребывать сейчас, хотя теперь ей получше. Взгляд, который любимый бросил на нее при этом столь красноречив и угрожающ, что я не могу его игнорировать. Боль от того, что от меня снова что-то скрывают, и мне опять чего-то не договаривают, пронзает мое сердце. У меня больше нет сил терпеть этот дешевый спектакль. Глазами я обращаюсь к последнему оставшемуся здесь человеку, который может мне что-то прояснить: - Уилл? Мой голос звучит жалко и умоляюще. Я даже не ожидала от себя такого. Мильтон упрямо сжимает губы и я понимаю: сейчас и он мне соврет. Он подходит ко мне почти на цыпочках и очень тихо говорит: - Нет, Мина, все в порядке, правда. Все хорошо. Девушка жива ты никого не убивала. Ты же знаешь, что это странная болезнь, мы пока никак не определим ее истоки и причины. Но не стоит, действительно, так убиваться из-за этого. Все будет хорошо. Тебе стоит поехать домой с мистером Грейсоном и несколько дней отдохнуть. Ты устала, Мина. А мы поработаем за тебя. Я устало закрываю глаза. - И ты с ними заодно, Уилл! Это горько осознавать и тяжело принять, но теперь и Уилл что-то от меня скрывает и недоговаривает, делает из меня круглую дуру. Мне становится смешно, и я начинаю хохотать. Я все смеюсь и смеюсь, бесконечно, никак не могу остановится. Мои щеки оросили слезы, жаркие, крупные, как капли лондонского дождя, но я не могу заставить себя не смеяться. Мне холодно и я жутко дрожу, кажется, началась лихорадка. Я злая. Мне хочется швырять мебель и царапать людям руки и лица, или даже кусать их. И отчего-то я не чувствую стыда из-за этого. Странно, но это именно так. Стиснув зубы, чтобы не разорвать их всех в клочья, я озлобленно повторяю: - Лжецы! Вы все лжецы и чудовища! Вы мне врете, глядя в глаза, думаете, я глупая или сошла с ума. Но я врач, если вы забыли, и я прекрасно понимаю, что мы имеем дело с чем-то неестественным. Я притягиваю к себе нашу новую медсестру и когда наши глаза встречаются, я вижу, что взгляд ее полон решимости: - Вы, леди Эмилия. Кто вы? На кого работаете? С кем вы связаны? За вашим невинным взглядом прячется тигрица, готовая разорвать всех, кто подберется к вашей тайне. А она у вас без сомнения, есть. И не говорите мне, что это не так, я не настолько слепа. Я встаю с дивана и, накинув кое-как на себя лежащее тут же, на стуле, пальто, выбегаю на улицу. Алекс бежит за мной столь стремительно, мне даже начинает казаться, что он буквально летит по воздуху, не иначе. - Мина! Мина, остановись немедленно! Перестань! Тебе нужно отдохнуть! Не убегай от меня! Чем больше он зовет меня, тем быстрее я бегу от него. Нет, хватит! Больше не видеть его глаз, я забуду все, что должна была сказать, снова увижу его голубые озера и прощу эту бесконечную ложь. Беги, Мина, беги! Снова начался дождь – ужасный и холодный. Земля под ногами мерзко чавкает, и грязь прилипает к ботинкам. Наверное, сегодня я совсем легко оделась, потому что холод заползает в каждую мою клетку, и скоро я превращусь в ледышку, не иначе.В какой-то момент мне становится невыносимо дышать и я беспомощно прижимаюсь к ледяной каменной стене, стараясь надышаться. Алекс появляется рядом, и холод его тела морозит меня еще сильнее. Осторожно, нежно, но твердо, он берет мое лицо в свои ладони и, проникновенно смотря мне в глаза, говорит своим низким, грудным голосом: - Мина! Перестань! Ты пережила шок, мне говорят, что к вам поступают странные пациенты, может, ты слишком испугалась. Пожалуйста, успокойся. Поедем домой, ты поешь и выпьешь чаю со мной. Пожалуйста, Мина. Прошу тебя! Ветер и дождь терзает мои волосы, путает их, и Алекс ласково их поглаживает, откидывая с моего лица. Мне, как всегда, хочется поверить, как я так часто себе это позволяла, прижаться к его груди и припасть к его губам. Но это означает только одно – снова обмануться, опять дать себя оскорбить этой бесконечной ложью, опять закрыть глаза на очевидное. Я отстраняюсь от него, хоть для меня это сродни пытке, и, пронзая его долгим взглядом, говорю пересохшими, воспаленными вдруг губами: - Это все так, Алекс, ты прав, конечно. Я устала. Но только кое о чем ты не сказал. Все эти странности начались с твоего появления в Лондоне. При этих моих словах взгляд Алекса становится таким больным и страдающим, что мое сердце замирает от горя. Но в этот раз я не должна отступить. Не могу. Я освобождаюсь из объятий любимого, и бегу по ночной мостовой. Дождь усиливается, каждый удар молнии рождает в моем сердце небывалую ярость, и я бегу еще стремительнее, так, что только цвета мелькают перед моими глазами. Алекс все еще стоит там, где я его оставила, прислонившись к холодной стене.